Ведьмаки XVII века

Отец Анастас перевёл прямой взгляд серых глаз на Григория, отчего даже тот почувствовал какую-то неловкость. Повисла пауза, после чего священник промолвил:

– Несите бедняжку в дом.

Василь аккуратно поднял на руки Графиру и понёс вслед за Анастасом в дом, в котором жила братия. Григорий обогнал его и, поравнявшись с отцом, начал того расспрашивать:

– Отец Анастас, можно задать Вам несколько вопросов?

Тот задал встречный вопрос, отворяя низенькую дверь домика, выглядящего аккуратно, но бедно:

– Вы же всё равно узнаете, что хотите, ведь так?

Пантелеймон торопливо вмешался в разговор:

– Князь просил помогать гостям во всем. Выбор невелик, отец Анастас.

Священник нахмурился и кротко ответил старику:

– Выбор есть всегда, Пантелеймон. Всё спросится с нас по поступкам. А как поступать – выбирает только человек.

Извозчик смутился и неловко что-то пробормотал под нос, попросив благословения у Анастаса. Тот смилостивился над старичком и отпустил его с Богом. Затем встал в углу горницы в небогатой хатенке с маленькой печью и задал прямой вопрос:

– Вы хотите спросить меня об отце Онуфрие?

Григорий осторожно кивнул согласно и добавил:

– Именно. Хотел спросить – как он умер, и не было ли ничего необычного в последние дни перед его смертью?

– Может, поначалу, несчастной поможем? – голос человека в рясе не терпел возражений.

Василь положил Глафиру на лежанку и покачал головой:

– Она спит. Скоро жар пойдет. Тогда и надо будет будить. До нашего приезда позаботьтесь. И пока жар будет – помогите. А сейчас можете хоть из «Собаки» своей стрелять у неё над ухом – она не проснётся.

Отец Анастас недоверчиво посмотрел на казака и перевёл взгляд на Григория:

– Ну если только так… Не знаю я ничего такого про Онуфрия. Разве что мучался он животом, потому как пил он последний месяц из колодца, который приказано было очистить и закупорить. Приказать – приказали, но ворот не забрали пока что. Вода там плохая стала. Никто не брал её в нём уже давно. А Онуфрий после обедни носил воду оттуда. Я его останавливал. А он как будто не слышал. Потом скрутило его под вечер, а наутро – и совсем не стало, – Анастас перекрестился, – упокой, Господь, его душу. Братия говорит, оттого и помер он.

Григорий нахмурился и настойчиво продолжил расспросы:

– А ещё? Ещё что-нибудь было странного в его поведении?

Василь мрачно подал голос:

– Про мор. Говорил ли что-нибудь про мор он?

Анастас бросил гневный взгляд на казака и насупился:

– Говорил. Ему внушение делали. Негоже о таком говорить. Бесовщина всё это. И вранье. Он тут вообще про какую-то женщину с коромыслом вечно говорил. Мол, преследует его она. Искушает. Братия подумала – болен он стал на старости, тут ведь этих с коромыслом ходит – не перечесть. А он всё твердил про ведьму, прости Господи.

Григорий поднял брови и внимательно посмотрел на Анастаса:

– Что за женщина? Он не описывал её никак?

– Да нет. Ничего не говорил. И вообще, замкнулся он в себе. Последние полтора месяца был сам не свой, как начал о ней говорить. Больше ничего и не скажу.

Огарков кивнул головой:

– Спасибо и на этом, отец Анастас. Пойдем мы. Вечером будем тут. Василь…

– Будьте осторожнее, – священник вдруг смягчился, – Народ не любит чужаков у нас, а сейчас так вообще – того и гляди слобода на слободу пойдёт. После сегодняшнего – некоторые, поверьте, захотят, чтобы Вы поскорее уехали обратно в Москву.

Григорий усмехнулся:

– Мы тут не задержимся дольше положенного. Пойдём, Василь.

Оба напарника вышли из дома и немного отошли от него, после чего Григорий остановился посреди обширного двора и, убедившись, что поблизости никого нет, негромко заговорил с Лазаревым:

– Тебе не кажется, что отец Анастас чего-то недоговаривает? Я, конечно, могу понять, что нас тут не любят, но отец Онуфрий был не такой человек, чтобы так о нём говорить. Я его помню. Вряд ли он за два года настолько выжил из ума. Да ещё и женщина эта какая-то. Много тут пробелов. В одном лишь уверен полностью, женщина с коромыслом – не выдумка.

Василь полюбопытствовал:

– Почему это?

– Потому что письмо от него с просьбой о помощи пришло месяц назад. Две недели быстрой почты до Москвы.

– В то же время, когда и женщину эту видеть начал? – догадался казак.

– Именно. По времени сходится. Только вот баб этих с коромыслами тут столько, что бессмысленно искать её. А шарахаться от каждой – не хочется. Да и не уверен я, что её кто-то кроме него видел.

– Думаешь, она это и была?

– Ведьма?

– Ну да.

– Не знаю, – задумчиво протянул Григорий, – может и не она сама. Ведьма, скорее всего, тут в крепости давно. Понимаешь, сколько всего могло за это время произойти?

– Понимаю. Мы к послушнику теперь?

– Да, давай-ка наведаемся к нему, да и остановимся, наверное, в хате Онуфрия. Мне так спокойнее – поближе к церкви.

Оба товарища подошли к телеге, и Григорий приказал Пантелеймону следовать вместе с ними. Темноборцы направились ко второму от угла дому. Повозка со всем их скарбом катила следом.

Подойдя к воротам, Григорий громко постучал:

– Даниил! Даня! Даниил! Открывай. К тебе на постой.

Через мгновение дверь избы отворилась, и оттуда вышел худосочный отрок в рясе. Он посмотрел на Григория, затем на Василя, отчего тут же весь сжался и робко залепетал:

– Не можно! Совсем не можно.

Григорий нахмурился:

– В чём дело?

Даниил ответил:

– Голова не велел.

– Какой голова?

– Стрелецкий голова…

– Так-так-так, – разозлился ведьмак, – час от часу не легче и всё интереснее. И что же он тебе сказал?

– Сказал, бесовский хвост за Вами вьётся. Говорит, пока его стрельцы не уйдут – не пущать никого.

Григорий и Василь удивленно переглянулись. Значит, в хате Онуфрия непонятно откуда непрошеные гости. Огарков наконец-то разглядел под глазом Даниила большой синяк. Врёт малец.

Темноборец тяжело вздохнул и повернулся к товарищу:

– Действуй… А ты, Пантелеймон, обожди пока.

Василь махнул рукой на протесты отрока и, отступив назад, примерился и резко ударил каблуком сапога в стык ворот. Створки разлетелись в стороны, сломав старый и уже совсем рассохшийся засов – перекладину.

Казак вошёл широким шагом внутрь двора. В хате послышался шум и из дверей на него выскочили двое стрельцов, явно взбешённые тем, что им помешали в их тайном деле. Первый налетел на свинцовый околыш, который Василь достал из кармана широких портов. Второй удар выбил дух из стрельца, а казак, резко разворачиваясь, схватил его за предплечье и рванул на себя в сторону, загораживаясь телом нападавшего от его товарища. Тот замешкался, и этого хватило, чтобы Василь поднырнул под первого стрельца и, почти распластавшись, будто в танце – врезал второму нападающему сапогом в колено. Бедняга согнулся и с резким криком схватился за ногу, чем дал темноборцу несколько секунд, чтобы добить первого нападавшего. Казак выбил у него воздух из лёгких несколькими ударами колена в живот и свалил с ног финальным ударом в челюсть.

Другой несчастный с растянутым, как минимум, коленом был схвачен в стальные тиски рук казака. Лазарев поволок стрельца в дом, оглядываясь по сторонам – вроде бы никто не обратил внимания на потасовку за высоким забором. Улица не людная. Григорий показал Пантелеймону кулак и сделал знак, чтобы тот молчал. А затем шагнул следом за напарником. Даниил хотел было проскользнуть мимо него на улицу, но ведьмак не дал ему этого сделать и, схватив в охапку, потащил в дом.

Стрелец сопротивлялся как мог, но казак, натасканный в секретном отделе приказа, так сдавил ему шею, что тот через полминуты уже еле трепыхался. По злобному взгляду Даниила Григорий понял, что именно этот вояка и поставил фингал несчастному послушнику. Огарков осмотрелся и поинтересовался:

– Что они искали?

Вид у избы был ужасный. Всё что можно было разбить или оторвать – всё было разрушено и ободрано. Зола из печи валялась по всему полу. «Гости» явно что-то искали, решив, что послушник – лёгкая добыча и его можно запугать – кто послушает забитого юнца? Да и пригрозить можно, что не доживёт до завтрашнего дня – тут на южных окраинах менталитет очень суровый и жизнь волчья.

Даниил пожал плечами:

– Не знаю, барин…

– Григорием меня зови. А это – Василь. Нас отец Онуфрий вызвал. Да жаль не свиделись с ним…

Послушник изумлённо поднял глаза:

– Так это Вы? Вы же из Москвы? Он говорил про Вас! Постоянно говорил! Всё ждал до последнего дня.

Огарков остановил тираду юнца и промолвил:

– Василь, я за вещами.

Казак лишь промычал в ответ, заканчивая приматывать пленного стрельца к лавке своим же поясом под укоризненным взглядом послушника.

– Распоясаться – плохая примета, – подал голос Даниил.

– Ты в приметы верь поменьше. Поверь, это не самое страшное… – ответил Василь, заканчивая с испуганным мычащим стрельцом, во рту которого была грязная печная тряпка.

– Как же Вы так? А что воевода скажет?

– У нас особые полномочия от воеводы… Тем более, что-то подсказывает мне, что никто не знает о том, что эти двое тут, – подал голос вернувшийся Григорий.

Он поставил на стол тюк, и, развернув его, вытащил небольшой резной, обитый кожей ларец. Крышка подалась вверх, и внутри оказался целый набор различных склянок с занятным разноцветным содержимым. Трубки, пробирки, колбочки. Даниил с жадным любопытством наблюдал за действиями Григория. Тот же взял небольшой пузырек и попросил:

– Воды.

Послушник тут же метнулся в сени, принеся ковш с водой. Капля тёмно-зелёной эссенции из пузырька растворилась в воде, и по её поверхности пошла беловатая грязная пена.

– Открывай… – скомандовал Григорий.

Василь сурово двинулся в сторону стрельца. Наклонился над ним и посмотрел в глаза, доставая из-за пазухи пистоль:

– Смотри. Здесь тяжёлая пуля, если выстелю – половины головы лишишься. Понял? Не смей шуметь.

Стрелец в ужасе замотал головой.

Казак вытащил тряпку у него изо рта, и служивый тотчас же заверещал, отчего получил удар от Лазарева и снова начал жевать грязное полотно.

– Ты чего, дурак? Русского языка не понимаешь? – казак взвел курок, и добавил, – А может, другое какое зелье тебе дать? Превратишься, скажем, в ящура о семи хвостах, а?

Глаза стрельца округлились, и он исступленно замотал головой.

Григорий с укоризной посмотрел на напарника:

– А ты потом удивляешься, чего из нас демонов местные строят!

Василь ухмыльнулся и кивнул на казака:

– Зато действует. Вот и умница. Открывай рот. Глотай.

Чубатый вытащил кляп и залил воду из ковшика в рот стрельцу, заставив того проглотить всё до последней капли, и похлопал по макушке:

– Вот видишь, всё просто. Молодец! Засекай, Гриш.

Григорий уже перевернул песочные часы, закрепленные внутри ларца. Спустя минуту стрелец совсем успокоился и лег на лавке, будто по струнке. Василь махнул небрежно пистолем Григорию:

– Гриш, готов он. Теперь уже не сбрешет…

Григорий подставил поближе табурет и наклонился над пленным:

– Как зовут?

– Антип.

– Слушай, Антип. Ты сюда только с товарищем шёл?

– Да.

– Кто-то ещё знает о том, что Вы тут?

– Нет, барин.

– Зачем Вы сюда пришли.

– За деньгами.

– Сколько.

– Сотня целковых.

Василь аж поперхнулся:

– Сколько?

– Сотня…

– Не брешешь?

– Вот те крест, эх не могу, руки связаны.

Григорий спокойно проговорил:

– Да правду он говорит, сыворотка уже подействовала. Откуда у Онуфрия с только денег, Антип?

– Он их стрелецкому голове нашему обещал, если тот ему поможет. А я подслушал. А когда Онуфрий помер, мы с Тарасом решили забрать деньги.

– И зачем он обещал такие барыши Вашему голове?

– Какую-то бабу с коромыслом хотел изловить.

Огарков поглядел на Лазарева многозначительно и спросил:

– Антип, а откуда у Онуфрия сотня целковых?

– Не могу знать, барин.

Григорий обернулся грозно к Даниилу и пристально посмотрел на него:

– Не заставляй то же самое делать. Как с ним. Ты вроде неплохой хлопец. Откуда у отца Онуфрия столько денег?

Даниил испуганно замотал головой, расширив от ужаса глаза. Ведьмак ещё смотрел где-то несколько секунд на него и потом отвернулся:

– Дела… Дела, Василь. Чем дальше, тем всё интереснее. Только баба эта – везде. И все про неё говорят, но никто её не видел… Не удивлюсь, что тут каждый второй про неё слыхал. Только искать почему-то не хотят. Странно это всё. Даниил!

– Да, пан Григорий.

– Колодец знаешь, к которому отец Онуфрий ходил последние дни?

– Знаю, конечно, только негодный он уже давно.

– Это я уже понял. Проводишь?

– Провожу…

Вся троица вышла из дома. Василь буквально выпихнул наружу стонущих стрельцов и погнал их прочь пинками под пятые точки. Тот, кто что был под воздействием сыворотки, при этом улыбался как блаженный, поддерживая своего избитого подельника.

– Представь, Гриша, чего он там сейчас своим товарищам расскажет! – захохотал Василь, глядя вслед шатающейся парочке.

Но Григорий не ответил. Он смотрел в сторону дороги, ведущей к колодцу. За угол одной из хат быстро скользнула бесформенная тень…

Глава 6. Мгла наступает

Колодец находился в тупичке, упиравшемся в глухие тыльные стены старых хат. Их срубы выглядели так, словно там уже давно никто не жил. За постройками чадил дым смолокурни и был слышен звон наковален. Это шумел кузнечный двор в расположении служилых людей. Скорее всего, местных переселили отсюда, а хаты использовались под склады для редко доставаемого хлама.

Григорий осмотрелся и, задрав голову, уставился на одинокое окошко на втором ярусе храма. Вообще церкви и храмы со вторым ярусом были редкостью, а тут, в приграничье встречались и того реже. Но тут был. Новый каменный красавец высился над крепостью.

Ведьмаку показалось, что он увидел в окошке какое-то шевеление. Будто кто-то отпрянул назад – в тень. В любом случае, Григорий решил, что гоняться за каждым шорохом или движением он не станет. Нужно видеть всю картину в целом и не проглядеть никаких важных деталей, чтобы раскрыть дело. Тем более, в делах с нечистью, поймать слугу навьей твари было только половиной забот. Часто люди, прислуживающие таким исчадьям, мгновенно теряли память при поимке, падая без сознания. Или умирали, как только их запирали в камере. Тем более, ведьма, кто бы она ни была, абсолютно точно знала о присутствии двух темноборцев в крепости.

Из заколоченного досками отверстия колодца тянуло сыростью. С одного края нескольких плашек не было. Туда же уходила цепь, тянущаяся от длинного плеча и двойного вОрота с ручкой.

– Тут он и брал воду. ВОрот не сняли с цепью. Так что отче, как я ему не говорил – ходил сюда, – грустно вздохнул Даниил.

– Колодец как колодец, – пожал плечами Василь. Затем посмотрел на ведьмака, – Гриш, чувствуешь что-нибудь?

Григорий задумался. Прошёлся вдоль каменной кладки. Заглянул внутрь. Прикрыл глаза и сосредоточился на своих ощущениях. Тишина. Ни малейшей вибрации. Ни слабого шёпота нави. Ведьмак открыл глаза, макнул палец в лужицу между камней, и щёлкнул над проёмом. Капля полетела вниз, быстро плямкнув в темноте о гладь воды.

– А что он должен почувствовать? – недоумённо спросил Даниил.

– Ничего, Данила. Это мы так. О своём. Может, попозже, увидишь, – ответил ведьмак.

– Ох, лучше на такое не смотреть, – усмехнулся Василь, – У товарища моего зубы отрастают! И хвост – как почует вражину. А потом прыгает на неё и…

– Хватит напраслину возводить! – отмахнулся от него Григорий, и повернулся к оторопевшему послушнику, – Ты вот что мне скажи. Что-то ещё Онуфрий говорил про этот колодец?

– Сказал, что по всей крепости вода отравлена, и только здесь хорошая. Мол, мощи святого какого-то в земле лежат рядом. И оттого вода чистая. Он и ругаться ходил к князю. Да только тот его слушать не схотел. Отправил к городскому голове. Тот своей этой головой покивал и отпустил отче ни с чем. Сказал, что вода просто затхлая. И чтобы отец Онуфрий не вводил в сомнение всех остальных в крепости.

– А ещё что говорил?

– Да навроде и всё. Только твердил постоянно мне, что, дескать, умные да начитанные люди приедут к нам скоро и во всём разберутся. Да так странно. Смотрел на меня и повторял. Раз пять сказал. Или шесть. За несколько дней. Словно что-то ещё сказать хотел.

– Начитанные говоришь? – переспросил Григорий.

– Ну да.

Григорий хмыкнул и взялся за вОрот.

– Ладно, давайте пока колодец этот проверим.

Цепь с лязгом начала разматываться. Василь посмотрел на потуги напарника и покачал головой:

– А если вода тухлая.

Григорий перестал крутить ручки, услышав, как ведро с плеском ударилось о воду, а затем с глухим бульканьем перевалилось на камень-грузило и ушло под воду.

– Не думается мне так. Давай рассудим. Отец Онуфрий написал про ведьму. И она явно тут есть. Это так?

– Так, – качнул чубом Лазарев.

– Значит, когда Онуфрий писал письмо, то был в полном рассудке. Данила, отче тебе не казался сумасшедшим? Или больным? Бормотал может себе что-то?

– Нет. До последнего дня он вообще, как и всегда ходил. Только радовался перед смертью пару дней, что наконец-то Вы приедете. Ну и ругался с Анастасом и братией из-за того, что не верят ему.

– Вот. А я могу добавить, что отец Евстафий про Онуфрия говорил, как про ученого и умного человека, который свой рассудок ежели и потеряет, то только от удара татарской саблей по голове. Но там и так и так без шансов, – добавил Григорий, – Значит. Водичку-то мы попробуем. На меня она не подействует, если зачарована, а если плохо станет, так мы живот вылечим быстро…

– Почему это? – полюбопытствовал Даниил.

– Потому что не берёт меня ни сглаз, ни порча, ни заклятье какое другое, – сухо пробормотал Григорий, снимая показавшееся на глаза ведро.

А затем принюхался к воде. Потрогал рукою и будто прислушался к ней.

– Нет. Точно никакого заговора нет.

И сделал глоток.

Василь внимательно смотрел на товарища. Даниил и вовсе наблюдал за Григорием со священным ужасом. Будто тот должен был тотчас обернуться волком и ускакать прочь в степь.

– Вполне себе нормальная вода, – крякнул ведьмак и вытер обшлагом рукава усы.

– Это же хорошо? – посветлел лицом послушника.

– Это очень плохо, Данила, – нехотя буркнул Василь.

– Почему это? – удивился отрок.

– А ты подумай, – невесело усмехнулся Григорий.

– Ну, если отец Онуфрий прав и вода в колодце нормальная, значит…

– Значит? – посмотрел на него ведьмак.

– Если отче прав, то остальная вода в крепости…

– Отравленная. Вполне может быть. Если он не ошибся тут, то вполне мог быть прав и в том, что яд как раз в других колодцах вокруг, – закончил за него Василь.

– Ужас! – испугался послушник.

– Конечно ужас, я её пил, – заворчал казак.

Ведьмак махнул рукой:

– В малых дозах пока безвредно. Я ничего не почувствовал. Природные силы воду чистят, потому что природа свет любит и жизнь. А навь – это смерть. Однако, рисковать не будем. Если ведьма взялась долго отравлять воду в колодцах, то что произойдёт в крепости дальше – никому не известно, – заключил Григорий, – Сдаётся мне, она сразу много козней тут начала. Чтобы наверняка. Вопрос только зачем ей это? Редко ведьмы вылезают сейчас, боятся. Людям жизнь портят ровно столько, чтобы силу свою поддержать. А тут нет. За целую крепость взялась. Главную по всему разряду Белгородскому.

– Надо всем срочно об этом рассказать! – воскликнул Даниил.

– Тише ты, орешь как оглашенный! – шикнул на него ведьмак, – Ничего мы рассказывать не будем. А скажем, что вода из этого колодца попала в другие. Чтобы ходили теперь с ведрами на речку. Ничего, подводы пустят конные, подвезут.

– А почему нельзя сказать, что, наоборот, везде она отравлена, а тут – хорошая? – показал на колодец рукою послушник.

– Потому что, насколько мне понятно из речей братии и прочих людей, все считают наоборот. Онуфрию не поверили – и нам не поверят. Народ тут крутой нравом. Уж я то, поверь, знаю. И ведьму спугнём. Она итак уже за нами и уши и ноги приставила. И ещё будет щупать нас с Василем на зуб – на что мы горазды. Да и не лучшие из нас сейчас гонцы для таких новостей после вчерашнего.

– Стрельцы сегодня обсуждали, что Тишка-пьяница много про Вас рассказывал с утра в стрелецком стане. И многие поверили.

– Вот именно. И я об этом. А нам ещё надо стрелецкого голову проведать. Расспросить про Онуфрия. Что за клад из сотни целковых, и куда он делся, кстати? Запомни Данила, никому ни слова, ни о чём! С этого часа помогаешь нам. Хочешь найти виновника в смерти Онуфрия?

– Хочу, – насупился отрок.

– Ну, вот и сговорились. Близок ты с ним был?

– Как с дядькой родным.

– Вот и ладно. Это мне как раз хорошо понятно и близко. Значит, твой интерес – хранить пока эту тайну до поры до времени.

– Понял, барин.

– Барином меня можешь не звать. Зови Григорием. А теперь беги до Пантелеймона. Пусть разворачивается. Соберём вещи и поедем к князю.

– Он, поди, уехал с утра на Оскол, собирать полк. А дальше на Переяславль пойдёт.

– Тогда к Семёну Петровичу поедем, раз князь его за себя поставил. Дело у меня для него есть важное. Только по пути около пары колодцев остановимся, надобно кое-что приготовить…

***

У князя Львова они оказались не первыми посетителями. Принимал он всех во дворе. Невысокий Семён Петрович взгромоздился на помост, стоявший у подножия резной лестницы, ведущей на первый этаж воеводского дома. Но даже при этом его голова не дотягивалась до нижней кромки каменного цоколя, уже кое-где облупившегося. В посольских да воеводских домах и теремах более крупных городов за такое челядь уже бы высекли. Но тут, в приграничье, никто не обращал на такие мелочи внимание. Здесь каждая пара рук – работает в поле или в мастерской, стараясь успеть сделать как можно больше до очередного набега татар, или похода против поляков. А что касается служилых, так каждый боец на счету. Возвратился из сторожи, немного отдохнул, и на стены в караул. Или в охрану обоза купцов. Или со срочной депешей в другую крепость. Работы навалом, жизнь тяжёлая, хоть и более вольная.

Пара купцов уже уходила, о чём-то недовольно бормоча. Видно, не удалось в этот раз выбить никакой выгоды. А торговля в приграничье была всегда богатая. Здесь даже в уездной крепости Валуйке, знаменитой «крепости за чертой» какое-то время содержалась соляная казна для обмена пленных.

Последним посетителем перед темноборцами был худощавый жилистый селянин. Стоял он крепко, словно старое сухое дерево. Обветренное лицо прямо обращено к князю. Крепкий хозяин, отметил про себя Григорий. А тот, тем временем, говорил:

– Княже, Христом-богом тебе прошу. Помоги. Да ежели не справляются лекари, и если Анастас ничего не может сделать – везти надо Глафиру в Оскол, там хороший лекарь. Он бабку мою от таких недугов спас…

Василь посмотрел на Григория и покачал удрученно головою.

А воевода, тем временем, отвечал просителю:

– Нет, Тихон, и не начинай опять. Болезнь Глафиры, суть неизвестное что-то. Гости Григория Григорьевича сказали её при храме держать пока. И воевода приказал делать то, что они просят. Закон они не нарушали. Значит, и слово князя Ромодановского мы менять не можем.

– Да что они понимают-то, чужаки эти? – воскликнул Тихон, сжимая свой кушак.

– А вот пусть они нам и ответят… – громко произнёс князь, разглядев за спиной Тихона троицу посетителей.

Хитёр. Взял, да и переложил всё с больной головы на здоровую. Но это он зря.

Внимание всех посетителей переключилось на Григория с Василем. А Данила совсем потух и постарался слиться с местностью. Оба купца даже остановились, с любопытством прислушавшись к разговору. Григорий про себя усмехнулся. Больше глаз и ушей ему как раз, на удивление, и надо в этот раз.

– Слушайте, уважаемые люди славного города Белгорода. Вот, – и он поставил свой ларчик на землю, открыл его и достал оттуда стеклянный пузырек с какой-то мутью, – Проба воды из колодцев в крепости нашей!

Василь толкнул его в бок и кивнул на вытянувшиеся лица дворовых:

– Какая проба, ты чего мелешь? – зашипел он.

Григорий кашлянул и продолжил:

– Вода из колодцев здесь в этом сосуде.

Лица разгладились. Девки-стряпухи с воеводского двора даже закивали головами, мол, понятно всё им. И было понятно минуту назад.

Князь же, наоборот, нахмурился, не чувствуя ничего хорошего. А ведьмак, тем временем, заливался соловьем, щедро разливая елей по ушам.

– Прав был отец Анастас и вы все. Грязный колодец около кузнего двора. А вода подземная из него в другие колодцы попала. Так что теперь они отравлены. И пить эту воду не можно.