Ведьмаки XVII века

[2] 13 августа 1657 года временно воеводой был назначен Семен Петрович Львов. Ромодановский в этот день отправился в Переяславль на переговоры с гетманом Выговским.

Глава 4. Крутится-вертится

…Тётка подошла к лучине, которая скудно освещала убранство небогатой хаты и зажгла от неё свечу.

– Жаль твоих мамку с тятей, Гришенька… Подрал их зверь неведомый. Прогневали мы лесного духа. На всю деревню проклятие легко.

Григорий съёжился от страха на лежанке, обняв босые мальчишеские худые колени. Рубаха с дырами висела на худом мальце, как на пугале. Руки были мокрые. От слез, которые он вытирал весь вечер.

– Отче Степан говорит, нет никакого духа, – подал голос мальчишка.

– Есть дух, есть, – покачала головой тетка Маруся, – Сама его видела. Жуткий такой.

– Нельзя видеть то, чего нет, – решительно упёрся малец, уронив ещё одну слезу.

– Можно, Гришутка. Только надо знать – как смотреть, – глухо пробормотала тётка, озабоченно переставляя горшки, – … так, этот себе возьму, хороший, угу, а этот сейчас подойдёт.

– Будем есть? – робко спросил Гриша.

– Будем-будем, бесенёнок мой. Сейчас вечерять будем.

– Я не бесёненок, – упрямо буркнул мальчик и неожиданно истово перекрестился.

Тётка повернулась к нему и улыбнулась. Глаза женщины блеснули чернотой в свете лучины. Гриша от неожиданности вздрогнул.

– И бесы есть, Гришенька. Только они не страшные. Они даже ласковые бывают.

Мальчик насупился. Тётка протянула руку за глиняной глубокой миской:

– Пожалуй нет, эта сейчас получше будет.

Рука её странно изогнулась, и мальцу показалось, что пальцы тёти неожиданно стали на мгновение костлявыми, как у старухи. От неожиданности он вздрогнул, помотал головой и присмотрелся к руке тётки. Показалось. Да и какая старуха. Его тётя Маруся – первая красавица на деревне. Только в девках давно ходит. Ни за кого замуж не идёт. А родителей нет, чтобы настоять. Отец, человек мягкий, как остался за главу семейства – не настаивал, чтобы шла за кого-то. Сама же Маруся была кровь с молоком. Длиннющая толстая чёрная коса. А фигура ладная настолько, что все парни нет-нет, да и бегали на речку подглядывать за ней. А потом со знанием дела ходили и снисходительно ухмылялись перед мальчишками постарше Гриши.

Тётя подошла к окну и закрыла ставни. Затем закрыла второе окно. Журчание сверчков с улицы прекратилось. Свеча перестала трепыхаться от ветерка, а тени в хате застыли на месте.

Маруся подошла к своей котомке, развязала её и бережно достала что-то, замотанное в дорогую парчу. Гриша удивлённо наблюдал за её действиями. Он отродясь такой красивой ткани не видел ни на ком в их деревне. Только на купце на городской ярмарке в прошлом году, когда его отец взял с собою. Тётя развернула скользящую нежную парчу. В ней оказался спрятан длинный широкий кинжал, обильно украшенный рисунками. На конце рукояти поблёскивал чёрный камень. Он будто поглощал свет, который падал на него. Ни одного блика от лучины или свечи не отразилось на матовой поверхности.

Маруся взяла клинок и миску. А затем подошла к лежанке Григория. Опустилась на колени. Внутри мальчика неожиданно заметалась тревога, и он невольно дернулся к стене.

– Не бойся, – губы Маруси сложились в странную неприятную улыбку, отчего Грише стало только боязнее.

Тётка положила кинжал на постель и вдруг резко схватила его руку, запростав вверх рукав широкой рубахи. Мальчик попытался пискнуть, но замер, взглянув в глаза женщины. Иссиня-чёрная смола вместо прекрасных и некогда карих глаз мгновенно сломила его волю. Чёрные глаза Маруси приковали его взор и Гриша оцепенел в немом ужасе.

Кинжал скользнул по руке мальца, направляемый рукою тети. Тёмные капли оросили миску.

– Вот так, – удовлетворённо прошипела Маруся, – Молодая кровь. Ты, Гриша, теперь один оденёшенек, душа твоя больше опоры не имеет. Нет больше твоих родителей. Но ты не бойся. Это не больно. Как я испью твоей крови, ты больше не будешь один. У тебя будет новая семья. А через меня, крови твоей испившей, и хозяин мой, дух лесной, сильнее станет.

Маруся отпустила руку мальчика, и тот сжался в комок, с ужасом наблюдая за происходящим. Боли он и правда не почувствовал. Хотел было закричать, но не смог.

А тётка, тем временем, отложила кинжал и прильнула к краю миски. На мальца накатил жар и он упал на лежанку. Перед глазами, словно в больном бреду, мелькали странные картины. Летающие над болотами острова, а в болотах тех гнездилась всякая жуть, Перевёрнутые города, чудовища, коих людской глаз никогда не видел. Крики, рык и скрежет когтей какофонией заполонили голову мальчика и прервались так же резко, как и начались из-за грохота распахнувшейся в хату двери.

Маруся резко повернулась и зашипела не по-человечьи. На пороге возникла громадная фигура в рясе.

– Уйди от мальца, погань! – пророкотал незнакомец.

Тётка схватилась за миску, где ещё оставалась красная влага. Треск выстрела, вспышка, и миска разлетелась вдребезги. Запахло порохом. Маруся заверещала и вдруг, подпрыгнув, побежала по потолку в сторону неведомого спасителя. Тот запустил громадный разряженный пистоль прямо ей в голову. Попал. Тётка сверзилась вниз и прыгнула вперед. Но громила неожиданно прытко увернулся, рубанув по твари палашом. От визга нечисти у Гриши заложило уши. Он упал с лежанки и зажал их ладонями. А затем пополз под лавку.

В хате гулко бахнуло. Сверкнула яркая вспышка. Затем рядом упала Маруся, уставившись на Гришу чёрными глазами. Из них медленно уходила тьма, уступая привычному и красивому карему цвету. Только взгляд тётки стал остекленевший и неживой. Григорий зажмурился, а через несколько секунд почувствовал, как его достают из-под лавки сильные руки.

– Ну, ты чего, малец? Всё уже позади, – раздался тихий бас, – Не бойся.

Мальчонка открыл глаза. Первое, что он увидел – длинная окладистая борода. Живые яркие серые глаза смотрели на него с заботой и теплотой.

За спиной у здоровяка послышались шаги. В хату вбежали несколько мужчин в кольчугах. На плечи их были накинуты чёрные плащи.

– Мертва тварь?

– Да, всё закончилось.

Григорий с трудом разлепил высохшие губы:

– Ничего не кончилось.

– Что это он такое говорит? – нахмурился один из мужчин.

– Ты о чём? – ласково спросил темноборец, держащий на руках Григория

– Дух лесной. Она для него кровь мою… – мальчик всхлипнул.

– Тихо – тихо, – погладил его по голове один из вошедших.

– Я такое видел! – мелко затрясся в ужасе мальчик, всхлипнув и уткнувшись в бороду спасителя.

– Что делать с ним будем, Евстафий? – спросил выбритый наголо воин. Он спрятал свой палаш в ножны, и устало опустился на сундук, – Мальчонка навь увидел. Прикоснулся к ней. Родителей его нет. Душа человеческая за веру, да за родных всегда держится.

Евстафий тяжело вздохнул и задумался. Прошёлся с мальчиком, словно пушинкой, по хате и заявил:

– Оставлю. Буду учить.

– Ведьмаком, значит, хочешь сделать? Редкое это дело. А если не получится и зачахнет?

– А ты что предлагаешь? – пробурчал здоровяк, – У тех, кто навь видел, только два пути. Или к таким, кто в лесу засел там, – Евстафий мотнул головой в сторону околицы, за которой раскинулся лес с неведомым духом, – Или в ведьмаки светлые.

– И кто на себя возьмет его? – нахмурился бритоголовый.

Евстафий посмотрел пристально в глаза Григорию. Затем улыбнулся, отчего даже борода стала шире. Морщинки у глаз пробежали мелкой сеткой.

– Ну что, малец, как зовут-то тебя?

– Гриша…

– Нарекаю тебя, Гриша, своим сыном. Будешь мне помощником. Так и будет у тебя опора. А веру итак не сломить, если душой чист. Уж ты мне поверь. И ты мне опорою теперь будешь.

По лицу мальчика побежали слезы.

– Ну ладно тебе! Полно! А то будешь реветь громче грозы.

Из-за ставен со стороны леса послышался тяжёлый надрывный вой. Дождь полоскал деревню так, словно хотел её затопить. В бедной хатке, в окружении своих товарищей, по скрипучим доскам ходил темноборец, качая на руках названного засыпающего сына…

Григорий проснулся от неожиданного холодного прикосновения. Сон, тяжёлый и неприятный из его детства, как рукой сняло. Вздрогнув от необычного ощущения, он открыл глаза и понял, что Василь, молча и не церемонясь, решил разбудить его краем лезвия сабли, которую казак протянул через проход между их лежанками.

Ведьмак с недоумением посмотрел на своего спутника и подметил про себя, что солнце уже начинает подниматься, но ни один петух не закричал. А, точно, тут же почти нет домашней птицы. Петухов то уж точно…

Протерев спросонья глаза, Огарков сел на настиле и вздрогнул, уставившись на дверной проём, куда молча указал напряженный Василь.

По порогу то влево, то вправо, катался ровный клубок ниток. Замысловато скрученные серые нити еле заметно дрожали. Шар неслышно ударялся о дверные косяки, «пробегая» между ними по идеально ровной траектории.

Василь тоже сел на лежанке, выставив впереди себя саблю. Противный скрип ссохшегося дерева под его массой раздался как гром посреди тишины гостевой хаты. Клубок застыл на месте, словно услышал этот громкий звук. Затем неуверенно проник внутрь комнаты и, сделав медленный ровный полукруг, развернулся и выкатился в сени.

Оба напарника, молча переглянувшись, вскочили со своих мест, стараясь как можно меньше шуметь, и ринулись вслед за клубочком.

Серый хитросплетенный комок не торопясь прокатился по дощатому настилу сеней и мягко спрыгнул по ступеням крыльца. Ведьмак был готов поклясться, что клубок именно спрыгнул, а не упал. Как живое создание. Темноборцы проследовали за шаром, который между тем выкатился под первые лучи только начинающего вставать солнца. Он остановился посреди двора неподалеку от ошарашенной хозяйки дома, которая уже хлопотала над утренней трапезой для гостей. Женщина всплеснула руками и с ужасом прижала руки к груди.

Клубок вдруг задвигался по кругу, очерчивая замысловатый путь. Григорий шепнул Василю:

– Тащи ларец…

Казак кивнул головой и начал медленно отступать в тень сеней. Однако клубок на словах Григория вдруг остановился, словно услышав ведьмака, и затем резко рванул с места мимо хозяйки двора, по пути начиная немного раздуваться. Женщина завизжала от страха и потянулась за вилами, до этого мирно опиравшимися на стену сарая.

– Стой! – только и успел крикнуть Григорий, бросившись к селянке.

Но было уже поздно.

Женщина схватила вилы и, размахнувшись, с остервенением вонзила в катящийся на неё клубок.

На миг уши заложило. Клубок задрожал, пригвоздённый к земле, и заверещал на всю округу с леденящим душу завыванием. Нечеловеческий крик, переходивший на визг, оглушил Григория и заставил броситься на землю, закрывая уши. Следом около порога хаты упал Василь, зажимая уши. Лицо его перекосило от ярости.

Клубок вдруг принялся с дикой скоростью разматываться, не прекращая верещать. Хозяйка гостиного двора изо всех сил пыталась оторвать руки от вил, которые прошли через шар и вошли зубьями в мягкую землю. Казалось, будто неведомая сила приковала её ладони к древку, а металлические острия замуровались в камень, а не просто ушли в почву.

Нити клубка приобрели чёрный как смоль оттенок и в мгновение ока обвились вокруг древка вил, закручиваясь всё быстрее и ползя к рукам селянки. Первые «червяки» проникли под рукава сорочки, и женщина перестала кричать от ужаса, упав без сознания на землю и выпустив наконец-то свое «оружие». Нити клубка снова стали серыми и потеряли свою подвижность, просто застыв грязными волокнами, будто их просто так выбросили посреди двора уже давным-давно и забыли про них.

Визг прекратился.

Слух постепенно возвращался к Григорию. Василь встал и шатающейся походкой пошел в сторону женщины. Вокруг раздавались крики горожан, спешивших к гостиному двору. Ворота быстро снесли мужики, и небольшая толпа вбежала внутрь, застыв около входа. Василь мутными глазами посмотрел на зевак, стоя над лежащей без сознания женщиной. Из толпы раздались бабьи возгласы:

– Убили! Ироды, Глашку убили!

Мужской голос прервал её:

– Жива она, что не видишь?

– Седая! Седая совсем, – женщина, стоявшая в первом ряду, перекрестилась и округлила в страхе глаза.

– Это они вот приехали и тут же снова бесовщина началась! Всё чужаки виноваты, я Вам говорил! Наверное, их черкасы позвали! – один из стрельцов распалялся перед остальной толпой.

– Зачем Вы приехали? – из толпы послышались агрессивные выкрики.

Григорий не обращал внимания на привычные уже ему угрозы и ругательства от местных. Он подбежал к хозяйке гостиного двора и открыл сумку, с которой никогда не расставался. Темноборец успел прихватить её с лежанки, когда оба товарища выбегали за клубком. Григорий достал длинные, странного вида щипцы-ножницы, отливающие ярким серебряным блеском, и поддел остатки клубка. Убрал скатанные нити с руки женщины и прижал пальцы к шее. Пульс есть. Спит. Из-под платка выбивалась полностью седая прядь волос. А встречала их хозяйка будучи темноволосой. Глаза закатились вверх, отчего казалось, что вместо лица была довольно жуткая мертвая маска с белками в открытых глазах. Но в том, что Глафира сейчас непробудно спала – Григорий не сомневался.

Толпа тем временем угрожающе приближалась, а её недовольство и крики нарастали. Больше всех старался подбивать остальных всё тот же стрелец со съехавшей набекрень шапкой. От него несло сивушными парами, но горожанам, похоже, было наплевать на это. Разум оставлял их, и речи пьянчуги казались истиной.

Василь ступил вперёд и положил ладонь на рукоять сабли. Жилистое запястье слегка напряглось, и лезвие скользнуло из ножен. В долю секунды описав перед собой серебряный вихрь, казак вытянул руку с саблей в сторону толпы, давая понять, что не подпустит их ближе, а желающим навредить двум товарищам – не поздоровится. Горожане опасливо остановились, но стрелец на этом не унялся. Он выпучил глаза на Василя и забормотал:

– Да я… да тебя… Пристрелю, собака.

Он было потянул свой мушкет, дабы засыпать в него порох, но Василь выхватил из-за пояса пистолет и, взведя курок, направил дуло в сторону груди стрельца, сухо прокомментировав:

– Не успеешь, это англицкий пистоль. Порох там уже есть.

Стрелец смекнул, что он ни при каких раскладах не успевает зарядиться и замолк, возмущенно сопя и поглядывая то на казака, то на толпу, пытаясь найти там поддержку. С физически развитым бойцом явно разбойничьей наружности связываться никто не хотел.

Григорий поднял на руки спящую Глафиру и понес её в дом, на ходу бросив:

– Пантелеймона сюда. В церковь её надо. А потом – в дом к Онуфрию.

Василь обвёл суровым взглядом толпу и громко возвестил своим баритоном:

– Пантелеймона-извозчика знает кто?

Ответом ему было молчание. Казак перевел пистоль на стоящего рядом мужика, который вчера встретился им по пути и чистил затину:

– Ты вчера с ним говорил. Знаешь – где он?

– И что если знаю? Зачем он Вам? Ещё и на него порчу наведут. А что, если не скажу? – вызывающе спросил затинщик.

– Князю не понравится это, – усмехнулся Василь.

– Да откуда ты знаешь?

– Посторонись! А ну в стороны все! – раздался юный вздорный голос того писца, который вчера провожал обоих темноборцев на гостиный двор.

Толпа разошлась в стороны, и он ступил внутрь двора, держа на поводу двух лошадей:

– Вот, гости дорогие, привёл я…

Голос Прошки оборвался, когда он увидел Василя, широко расставившего ноги для устойчивости и целящегося в толпу.

– А что тут у Вас за… – залепетал юнец, мгновенно теряя спесь.

– А ты полюбуйся что «гости дорогие» тут натворили, да князю передай, пусть рассудит! – огрызнулись на писца из толпы.

– Пантелеймон нужен нам. Несчастный случай, – ответил Василь, даже не думая опускать пистолет, – Прикажи расходиться всем. И жить теперь будем внутри малого города.

– Но ведь не положено… – робко пожаловался Прохор.

– Если меня во сне прирежут твои свинопасы, я к тебе буду по ночам приходить, – с угрозой в голосе процедил Василь, а затем с усмешкой клацнул страшно белыми зубами. Да так, что звук был слышен во всем дворе.

Прохор даже моргнул испуганно и забормотал:

– Да, все как скажете. Как скажете. За Пантелеймоном сейчас же пошлю. А Вы – расходитесь все! Живо. У гостей грамота от князя Григория Григорьевича! Приказано всячески помогать им!

Народ нехотя расходился, ругаясь вполголоса. Стрелец ненавидяще бросил взгляд на Василя, который всё ещё спокойно стоял посреди двора с саблей в одной руке и с пистолетом в другой. Когда последний «посетитель» оказался за воротами, казак отжал курок и сунул огнестрел за пояс, отправив со звонким стуком клинок обратно в ножны. Заглянул в поварню, принюхался и юркнул туда, появившись уже с дымящимся горшком, придерживая его с помощью рушника и бормоча под нос что-то похожее на: «не повод для бывши нежрамши». Зайдя внутрь дома, он застал Григория за тем, что тот положил Глафиру на лежанку и снял платок. Полностью седые волосы заставили вздрогнуть даже Василя.

– Такого мы ещё не видели…

Огарков кивнул согласно, печально смотря на бедняжку:

– Да, сильная очень ведьма. Если это она. Такого моментального действия на расстоянии я ещё не видел. Но я уверен, что такие вещи не делаются через одного человека. Ты же слышал, как клубок закричал?

– Слышал, – кивнул головой Василь и убрал со лба мешающийся сбившийся чуб.

– Так вот, я думаю, что эта ведьма действует как кукловод. Мне про похожее рассказывали.

– И? – непонимающе поинтересовался Василь.

– Значит, клубок – кто-то в этой крепости. Вряд ли за её пределами. Только так могла воздействовать. Да ещё и не напрямую, а через другие предметы. Через вилы те же.

– Думаешь, она подчиняет кого-то себе?

– Именно, и эти люди – полное отражение тех вещей, которые видим мы.

– Значит, у кого-то теперь в этой крепости…

– …след от удара вилами, – закончил за товарища Григорий.

– Мне вчера казалось, что я видел что-то катающееся рядом с конюшнями.

– Скорее всего, клубок уже был тут вчера, – Григорий крепко задумался и добавил, – и о том, что мы будем жить тут, именно в этом дворе – знали заранее.

Василь присел рядом, запуская ложку прямо в горшок и игнорируя укоризненный взгляд Огаркова, проговорил:

– Значит, нам надо найти раненого в грудь.

– Причём очень сильно раненого. Своими ногами он бы не ушёл. И на одиночной лошади бы не удержался. Сто к одному, что он был поблизости от клубка. Или у него есть помощники.

– Тогда его будет не так сложно найти.

– А вот тут – сомневаюсь. Во-первых, уверен, что ведьма не глупая, и человек этот уже не в крепости. А на работы в поле и вообще поутру тут много кто в поле отправляется – мог и выехать. Во-вторых, начнём искать – спугнём.

Василь недовольно и нетерпеливо застучал ногой:

– Ну и что тогда будем делать?

Григорий посмотрел на спящую хозяйку дома, постаревшую внешне лет на десять, и проговорил:

– Не будем пока менять наши планы – нужно осмотреть дом Онуфрия и поговорить с его послушником. И ещё, нужно встретиться с Пантелеймоном. Старичок – наша единственная надежда узнать тут что-либо. Вряд ли кто-то тут захочет выкладывать нам всё как на духу. Приказ князя это хорошо, но с нежеланием местных говорить, его грамоты ничего не сделают.

Глава 5. Загадка Онуфрия

Пантелеймон явился через двадцать минут. Телега вкатила во двор и остановилась около крыльца гостиной хаты. Ямщик слез с повозки и с опаской покосился на Василя. Похоже, слухи разносились по крепости со скоростью, близкой к скорости света…

– Утро доброе, барин! – поприветствовал старик Григория, который выносил на руках Глафиру, – Ох, что же, и правда Глаша то совсем плохая?

Пантелеймон запричитал и начал торопливо поправлять солому в телеге, будто спящей невероятно крепким необычным сном хозяйке гостиного двора было до этого дело. Старик, добрая душа, явно расстроился. Охая и ахая вокруг поседевшей и постаревшей женщины, он мимоходом бросил Григорию:

– Тут уже говорят, что Вы приехали из Москвы людей сжигать.

Огарков, глотнувший в этот момент из ковша колодезной воды, даже поперхнулся от услышанного, а вот казак усмехнулся и подлил масла в огонь:

– И на вертеле их жарить будем. Да, Гриш?

– Не неси ерунду. А то и они такую же околесицу нести тоже будут повсюду.

Старик обиженно забурчал:

– Да ну что Вы, барин! Как можно. Я молчок.

Григорий забрался на телегу и скомандовал:

– Давай к хате отца Онуфрия. А Глафиру по пути – в церковь. Пусть батюшка помолится за здоровье её. Вечером будем будить, – Григорий многозначительно посмотрел на Василя.

Пантелеймон хлестанул вожжой лошадей, и они медленно потянули повозку со двора в сторону ворот внутренней крепости. Огарков ловил на себе злобные и настороженные взгляды местных жителей. Да, тут каши с народом не сваришь. Запуганы сильно. Только странно – чем же. Козьма сказал лишь про нескольких сожжённых черкас. А ощущение такое, будто тут через каждый второй двор – порча.

Телега проехала по дороге две большие слободы, в которых проживали рейтары и пушкари. Всё те же похожие друг на друга хаты, за исключением домов начальников. Когда деревянные частоколы остались позади и Пантелеймон свернул на главную дорогу, ведущую к проездным воротам внутренней крепости, Григорий подсел к нему поближе и негромко заговорил:

– Пантелеймон, ты где живешь то?

– Дык в ямщицкой слободе, барин. На окраине тут около вала.

Огарков переглянулся с Василем и продолжил:

– И проезжают утром через одни ворота же?

– Ну да, конечно.

– Видишь всех, кто выезжает?

– Нет, барин. Всегда сменщики в поле едут – со слободы выезжают по десять человек. Дворами. Ну, ещё сторожи. А там уже – кому надо, те из крепости уходят.

Ведьмак недовольно нахмурился, но тут же, сообразив, снова задал вопрос:

– Пантелеймон.

– Ау?

– А жена, напомни, у тебя есть, ты же говорил?

– Есть, конечно, карга старая, – с улыбкой сказал старик.

По-видимому, к супруге он относился всё-таки нежно, а говорил так только в шутку и чтобы «не потерять лицо» перед мужиками, мол, под юбку загнали.

– А она чем занимается? На ямщицкой службе вроде неплохо же платят? Да и ты давно на службе этой.

– Неплохо, это правда, барин. Дома она. Но больше языками цепляется с соседками.

– Понял. Слушай, Пантелеймон, спроси у неё, кто на телеге сегодня с утра выезжал из ворот.

– Так мало же кто – все со слобод вообще побежали к Вам на гостиный двор. Потом все разом поехали в поля. После схода.

– Схода? – нахмурился Григорий.

– Ну стрельцы там выступали потом перед народом, мол так и так, гнать надо Вас. Потом приказчик пришёл от князя и сказал всем в поля ехать. А так все обсуждали, что на гостином дворе было. Там как заверещало, как запищало – жуть, – старик начал воодушевленно жестикулировать.

– Тем лучше, что много кто позже поехал. Ты спроси у своей жинки. Получишь за это лишнюю копейку. Спросишь? Хорошо?

– Конечно, барин.

– Держи пока, – Григорий легонько подбросил монетку, которую старик поймал с неожиданной для себя прытью.

– Премного благодарен. Всё узнаю – всё скажу обязательно.

Василь лишь покачал головой – мол, очень ненадёжный вариант. Всего не усмотришь. Григорий и сам понимал это, но одновременно знал, что круг поиска надо будет хоть немного сузить, а для этого нужно было использовать любую возможность.

Телега снова минула главные ворота деревянной крепости. Над крышами домов стала видна церковь. Стало немного спокойнее. Телега проехала по главной улице и свернула в сторону церкви, проезжая мимо её строения.

Около входа Пантелеймон остановил повозку и громко позвал:

– Отец Анастас!

Священнослужитель не заставил себя долго ждать, выйдя к путникам. Высокий детина со спутанной бородой и спокойным взором серых глаз предстал перед нашими героями, спрятав в рукава сложенные вместе руки.

Он глухо пробасил:

– Здоров буди, Пантелеймон. Какими судьбами?

Старичок указал на Глафиру:

– Да вот. Порча приключилась с Глашей. Барин, – ямщик кивнул на Григория, – попросил за здоровье хозяйки побеспокоиться.