Светлая память

Я в страхе закрываю дверь, смотрю напротив в сторону окна, инстинктивно оценивая, успею ли добежать до него и броситься вон. Ведь так или иначе, это какой-то фантастический мир, полусон, а значит, и у меня здесь могут появиться сверхспособности.

«Только вот с этой что делать?» – думаю на ходу я и понимаю, что она ничего не чувствует, мое сознание во мне, значит, боль буду чувствовать я.

Я быстро кидаюсь к окну, открываю его и замечаю, что за мной и вовсе никто не гонится, шум заведенной бензопилы прекращается, и за дверью становится подозрительно тихо.

Мое сердце продолжает бешено колотиться. Я смотрю вниз с окна, оценивая свою прыгательную способность, но понимаю, что нахожусь на четвертом этаже здания. И все вокруг более чем похоже на реальность.

Спустя минуту раздается лаконичный стук в дверь.

«Надя? Если это вино, она тоже должна была умереть!… Хотя действие одного бокала на её организм будет минимальным… Но если это сильный яд? К тому же, умирать последними – свойство многих Надежд».

И в какой-то момент «моя спящая взлохмаченная подружка» решает пошевелиться.

"Значит, я… она точно жива".

Опять стук.

Моя копия едва отрывает своё заспанное отекшее лицо от клавиатуры и лениво направляется к двери.

Я мигом отлезаю от окна и преграждаю ей дорогу.

«Ээээ, подруга, это очень нехорошая идея…»

Но она проходит сквозь меня и открывает дверь.

Я зажмуриваю глаза, поскольку чувствую, как страх внутри меня усиливается, а от ожидания опасности появляется жуткая тревога. Затем, слегка приоткрывая левый, вижу, что на пороге комнаты стоит соседка Надя.

«Марта, доброе утро, мы тут с Олей собираем деньги на моющие средства, коврик для ванной и швабру, по 10 долларов с каждой…»

«Ну это уже точно похоже на Надю… Жива и здорова! Какая радость… 10 долларов с каждой? Что за живодерня?! – мысленно возмущаюсь я, – Уж лучше бы там был тот чудак с бензопилой. Это более безопасно, чем отдавать мной же заработанные деньги, да ещё на что? На швабру? Если бы только она сама мыла полы… Я имею ввиду соседку. И как мы эту швабру делить-то будем при выезде, или это добровольное вложение в благоустройство?»

«Да, хорошо, я отдам Оле завтра. Она говорила мне о том, что в субботу пойдет закупаться», – слышится в ответ, и дверь поспешно закрывается.

Тогда я подбегаю к двери вновь, дергаю за ручку… Но то, что я вижу там, оказывается чуть менее неприятным расходов на моющие и швабру в 10 долларов: из двери ко мне тянутся обжигающие языки красно-желтого пламени.

«Что происходит в конце концов? – думаю я, – Я что, все-таки умерла и наблюдаю за прожитой жизнью со стороны? Но должны вспоминаться лучшие моменты моей жизни…

Всплывающие предсмертные картинки, согласно информации из сети, о том, о чем жалеют люди перед смертью, должны заставить о чем-то пожалеть. Так и знала: не нужно было сдавать деньги на швабру перед смертью! Но стойте, это ведь происходит в настоящем времени, это не моё прошлое… Где мой духовный наставник? Я ничего не понимаю!» Я закрываю дверь с огнем и начинаю искать в комнате то, что свидетельствовало бы о моей смерти как в фильме «Битлджус».

«Здесь есть какая-нибудь методичка для недавно почивших или недавно усопших юристов? Вход в подземный мир? Может, отодвинуть дощечку деревянного пола под кроватью?» – озираюсь я и ничего не вижу, кроме недавно прочитанной мною книги Ф. Моччиа «Три метра над уровнем неба: трижды ты».

При этом все кажется настолько реальным, даже рыжий таракан, быстро перебирающий своими тощими лапками, правдоподобно сбегает от меня за шкаф.

«Значит, тараканы все-таки колонизировали эту местность… Надя меня убьет, повторно… А, может, он мой духовный наставник? Эйй… Кто-нибудь скажет мне о том, что здесь происходит?! Что со мной? Может, у вина истек срок годности?… – подхожу к ранее опорожненной бутылке вина, стоящей под столом, нагибаюсь и пытаюсь разглядеть его этикетку, – Э нет, написано «до октября 2025»».

Тем временем другая я, будем называть ее Мартой, принимается печатать очередную главу книги. И в момент, когда её пальцы стучат по клавиатуре, энергично отбивая название главы «Первое заседание – первая встреча», я чувствую слабость в ногах, головокружение, картинка перед моими глазами смазывается, а вскоре и вовсе потухает.

***

Спустя минуту я вновь прихожу в сознание. Но я не дома. Кажется, это суд, да-да, точно суд. А это, кажется, я, другая, иду с только что подшитым делом опрашивать граждан, ожидающих, когда их запустят в зал заседаний (кабинет судьи).

«Серьезно? Я? Не может быть… У меня здесь рост метр семьдесят пять, стройные ноги, пухлые губы, большая упругая грудь, это не я…»

Фигуры граждан и вовсе обезличены, совсем не вижу черт лица, они как будто все смазаны. Передо мной только громко говорящие на каком-то непонятном языке силуэты.

– По делу, назначенному на 11:00, в кабинет № 18 есть кто-нибудь? – неуверенно уточняет, предположительно, моя копия.

– Да, мы! – взбудоражено отзывается черноволосая девушка, и тут же в зоне моего видения появляются ее миловидные черты лица, толстые черные стрелки, наращённые ресницы и волосы, большие карие глаза, длинные наращённые ногти.

«Это же она! Бывшая парня моей мечты! Она что, тоже умерла? И почему это тоже? Я, вроде как, ещё жива… Но она точно того! Такая бледная… Хотя, в принципе, я знала, что так и произойдет: по словам ответчика, она много «дрифтила» и «голливудила». Там уже давно пора… – думаю я и внимательно смотрю на проходящее перед моими пятидесятикопеечными глазами представление, – Но почему мы опять в суде? Что происходит? И если это суд Божий, то давайте эту черноволосую бестию засудим первой!».

В какой-то момент я решаю подойти ближе к двери кабинета и рассмотреть детально силуэты граждан, которые, предположительно, будут присутствовать при нашем линчевании. Но, как только я подхожу ближе, черты лиц сидящих не делаются более узнаваемыми, их вообще трудно разглядеть на пустых лицах.

«Что все это значит?» – в растерянности стою я, пока моя улучшенная версия обращается к истице:

– А ответчик?

И эта черноволосая дамочка, имитируя крайнюю степень безразличия, тыкает пальцем в сидящего и неприметного хамелеона-мужчину. Мужчина, который раньше как будто слился со стеной, тут же меняет окраску, и его силуэт становится более заметным, однако черты лица по-прежнему отсутствуют.

В этот момент я ощущаю некую радость и почему-то узнаю в мужчине парня моей мечты. Моя улучшенная версия тоже довольна: сегодня она не облажается перед судьей, так как все стороны по делу на месте.

Затем Марта из потустороннего, совсем непонятного, но в то же время немного знакомого мне мира торжественно приоткрывает дверцу в кабинет судьи, и я в смятении шагаю за ней.

В кабинете за своим темным крашенным столиком восседает серьезная судья с мягкими и приятными чертами лица в наряде Поттеровского профессора Снейпа, она внимательно изучает материалы дела. Черты ответчика по-прежнему обезличены. Я пытаюсь вглядеться в них, но не получается, его лицо без глаз, без носа, без губ, без щек просто застыло на месте в ожидании.

Я обхожу вокруг него, чтобы идентифицировать его и понять, в конце концов, что здесь происходит, но все же нахожусь в недоумении.

– Я хотела бы заявить о том, чтобы в отсутствие моего представителя дело не рассматривалось, – произносит истица.

«Вот это богатые люди… Даже после смерти адвокатов нанимают… Надеюсь, Плотский тоже здесь, – думаю я и всё еще стою как вкопанная, – Так, Марта, погоди, истица – она, ответчик – он, кто тогда ты?».

И я смотрю на свою копию, старательно и быстро записывающую паспортные данные сторон.

«Что-то мне кажется, что сегодня я слегка не в себе… Они что, тоже не видят меня? – думаю я и пытаюсь ударить ответчика по жопе, – Боже, до чего странный сон? У него совершенно нет жопы! Или теперь его жопа тоже вне зоны моего доступа?».

Тем временем судья отклоняет просьбу истицы, поскольку «сейчас идет предварительное судебное заседание, на котором стороны определяются с доказательствами по делу».

Затем я слышу голос бывшей супруги ответчика, она отвечает на вопросы судьи, но я не могу понять их инопланетный язык судопроизводства по делу. Их диалог похож на цокот мух.

После опроса истицы судья приступает к опросу ответчика. И в этот момент я четко вижу перед собой его глаза – карие добрые с обесцвеченными бровями.

«Да, это точно он, парень моей мечты!» Я чувствую тепло внутри.

«Ох, Марта только не говори, что ты влюбляешься… Но что за черт? Почему здесь всё так размыто? Почему я нахожусь словно… словно в картинке, которую рисовал шестилетний мальчик? Она неполная. Где детали? О чем говорят эти люди?»

– Я хотел бы решить спор полюбовно, – спокойно произносит ответчик, и моя теплота внутри усиливается, появляются интерес и радость.

«Откуда эти чувства? Я ничего не понимаю из их диалога, это всего лишь отрывки…» – опять думаю я, в то время как слово «полюбовно» эхом отзывается в кабинете судьи, как в мультфильме «Шрек 2», когда Шрек начинает читать личный дневник Фионы.

Затем пара исчезает, а я застываю в неком непонимании происходящего.

–Ты знаешь, кто это ? – отзывается судья к моей копии.

– Нет… – слышится в ответ.

– Это учредитель фирмы, которая предоставляла ветеранам машины на девятое мая, – отвечает судья на свой же вопрос, и меня резко выбрасывает из ее кабинета в свой рабочий. Моё недоумение продолжается.

– Это у Вас сейчас был процесс с той, что вчера бегала с ходатайством о переносе рассмотрения дела на другую дату, потому что не с кем оставить ребенка? – слышится рядом голос коллеги предпенсионного возраста.

«Кажется, я знаю ее. Это же Алена Георгиевна… Только почему она похожа на отъевшегося Юргена Фогеля из фильма «Красавчик 2»? Возможно, это ее новые передние вставные белые зубы оставили в моей памяти такой след… Стоп-стоп… Память… это прошлое? Это… мои воспоминания?… Они так выглядят?» – начинаю пугаться я.

– Да, ее адвоката сегодня не было, поэтому она суетилась. Ну она такая… И двух слов без представителя связать не могла, – слышится в ответ от моей копии.

И я чувствую самодовольную нотку.

– Присмотрелась бы ты к ее муженьку, Гасилова… – улыбается мой кабинетный Юрген Фогель, так, что у меня появляется такое ощущение, будто бы мне в глаза посветили фонариком, – Глядишь, влюбится в тебя и женится.

Я чувствую дикое смущение и желание.

«Ага, влюбится в меня, а женится на другой… Точнее, даже не влюбится. Хотя стоп! Почему я чувствую то, что чувствует моя копия?» – думаю я, и какая-то внешняя сила резко выбрасывает меня из этого кабинета и из этого воспоминания.

Теперь мне спокойно. Я дома, в своем родном городе, сижу с мамой на кровати. Мама пишет планы уроков, а моя копия – печатает протоколы судебных заседаний.

«Истица неспокойно вела себя на фирме, поэтому ее и вынесли…» – старательно вбивает Марта текст протокола.

«Эх, двоечница, не «вынесли», а вывели. Потом твоя судья улыбнется, конечно, но все же будь грамотнее», – ловлю себя на мысли я, как вдруг ощущаю пустоту и свободу одновременно: мама выходит на кухню готовить. Тем временем моя копия включает музыку ответчика из сети на своем ноутбуке. В комнате съемной однушки с пестрыми синими обоями звучит грустный реп. На странице ответчика красуется статус про страсть, «в которой раньше сгорали оба». Но текст статуса я не могу увидеть полностью.

«Её любят» – эхом отзывается у меня в сознании.

«Так, эту картину я уже где-то видела… Это моё прошлое… Меня носит по моим воспоминаниям из прошлого… Но зачем? – думаю я, – Может, я должна что-то изменить? Не встречать ответчика, к примеру? Предотвратить этот цирк… Но как ? Это ведь невозможно. В этом мире я призрак, и меня не видит никто».

Тем временем моя копия листает фото ответчика. Я чувствую усиливающуюся симпатию, грусть, зависть, сочувствие, одиночество, боль, отчаянье и страх, что в любой момент в комнату может войти мама. На экране монитора их совместное фото с отдыха, на котором истица и ответчик в одинаковых по стилю очках и «серых штанишках». Марта закрывает страницу ответчика, а я чувствую сожаление, зависть, смирение и принятие.

Затем я пытаюсь встать с кровати и открыть дверь на кухню, где находится мама, но меня мгновенно выбрасывает в новое воспоминание.

Глава 3. Последующие заседания.

Я опять оказываюсь в суде. Вечер. В коридоре у кабинета судьи собралась толпа обезличенных.

Я ощущаю радость, шок, желание и интерес. Моя копия Марта, по-прежнему, длинноногая фотомодель, в коротком черно-сером офисном платье уточняет, кто явился в процесс и докладывает об этом судье.

Затем мы все перемещаемся в кабинет. Люди все также обезличены. Только Марта, судья и адвокат истицы изображены четко.

Судья предлагает высказать свою позицию по делу короткому платью и черным аккуратным чулкам. Чулки пребывают в замешательстве. Представитель истицы произносит: «Давайте я выскажу позицию своей доверительницы. Я будто зрю ей в голову». Адвокат хитер и смышлен. Я чувствую симпатию.

Светлый батин свитер ответчика сидит на стуле, напротив Марты и на инопланетном языке шёпотом обсуждает позицию по делу с силуэтом своего адвоката.

Поочередно в кабинет как на бал у сатаны в произведении М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» по приглашению Марты входят разные персонажи, среди которых мать истицы – широкобедрый силуэт в черном парике. Она говорит о том, что работает директором одной из местных фирм.

Я чувствую зависть. Говорит о том, что ответчик любил её дочь и приходил к ней в больницу с букетом красных роз. Моя зависть утраивается, вместе с ней я чувствую нотки отчаянья. Говорит о том, что, когда ребенок истицы находился в больнице, ответчик приходил его проведать.

– Это совместный ребенок? – спрашивает среди всей этой суеты, похожей на свадьбу в деревне, судья.

– Это ребенок моей дочери, но ответчик относился к ней как к своей родной дочке. Она и сама недавно стала называть его «папой».

Я чувствую боль в груди, зависть, разочарование и тихое отчаяние.

«Я не хочу это чувствовать еще раз! Я не выдержу! Зачем я здесь? – злюсь я и пытаюсь открыть дверь из кабинета судьи, но, сделав это, вижу перед собой огромную черную бездну, – Что ж? Если это сон и здесь я бессмертна, то так тому и быть!»

Я делаю шаг в пропасть, ощущая огромный страх, и проваливаюсь вниз, но уже спустя пару секунд вновь, как ни в чем не бывало, вхожу в кабинет судьи.

«Что это за фокусы такие? Почему я не могу очнуться? Я в коме?»

– Дочка жаловалась мне на то, что он не платил ей зарплату, – невозмутимо продолжает свой свободный рассказ широкобедрый силуэт в черном парике.

В поле моего зрения мигом появляются красные щеки ответчика.

«Ааа, так все-таки чувство стыда тебе знакомо, красавчик мой невидимый?» – обижаюсь я и ощущаю интерес к тому, что говорят о парне моей мечты знакомые ему люди.

В какие-то моменты русскоязычный набор текста опять переходит в инопланетный лепет, среди которого слышится: «Испортил мне ребенка». Я чувствую безразличие к оценочным суждениям матери истицы.

– …Я уступила им свою квартиру… – продолжает свой занимательный рассказ черный парик.

Я чувствую зависть и недосягаемость объекта моего повышенного интереса.

«Ну, конечно, дети богатых родителей», – ловлю себя на мысли я, совершенно не понимая, как выбраться из этого кабинета.

В потоке свидетелей в зал судебного заседания заносит близкую подругу истицы, а точнее – ее силуэт в розовом платье из недорогой ткани (у меня есть такое же платьишко, которое я выкупила за копейки на рынке у армян). Платье обрамляет весьма нестройную фигуру с большим бюстиком и кольцевым, как у гусеницы, животом, а инопланетная речь свидетеля приобретает нотки глупой женской игры.

Я ощущаю собственное интеллектуальное превосходство, но дикую зависть к тому, что у истицы есть подруга.

Ответчик нервничает от ее пояснений, ему неприятна эта особа, и он не хочет состоять даже в словесной связи с ней. Поэтому он с неким раздражением задает свидетелю вопрос:

– Извините, но я Вас первый раз вижу. Видели ли Вы меня вживую когда-нибудь?

– Я слышала Ваш голос по телефону, когда разговаривала с истицей, поэтому понимала, что Вы находитесь рядом.

– Прошу прощения, – отзывается судья, – Это было в вечернее время суток?

– Да, а ещё я видела ответчика в гипермаркете «Магнит», он вместе с истицей выбирал суши. Поэтому они вели совместное хозяйство после развода.

«Так-так, может расскажешь ещё, как эта парочка кормит друг друга с ложечки?» – опять злюсь я, понимая абсурдность запоминания данной личности и ее пояснений.

Затем она пафосно покидает зал судебных заседаний, прощаясь с истицей при помощи поцелуя в щечку.

Меня тошнит в прямом смысле слова – «Хорошо, что я призрак и никто меня не видит, можно и не притворяться».

Судья, по всей видимости, тоже глубоко ошарашена свободой действий участников процесса.

В зале заседаний внезапно появляется свидетель Усопшев. Он обезличен. По складкам кожи с расширенными порами я вижу, что он возрастной, но не могу разобрать то, о чем он говорит. Я ощущаю сонливость и отсутствие интереса.

За Усопшевым быстро следует друг ответчика – высокий бородатый руководитель фирмы, по наименованию похожей на фирму ответчика.

– Ответчик не ночевал у истицы после развода, с вещами он часто ездил на футбол, – слышится среди иноземного лепета мужской грубоватый бас.

«И кто тут прав – не понять. Одни говорят, что ответчик после расторжения брака вел с истицей совместное хозяйство, другие – что нет. Подготовились. А правда где-то посередине. Жаль, не вижу их выражений лица, чтобы определить, кто же все-таки лжет, – думаю я, но досматривать это шоу до конца желания не имею, – Вот тебе и свойство памяти. Невозможно вернуться туда и увидеть все так, как это было в реальности… Даже лица и те стерлись. Другое дело – собственное восприятие событий… Его я почему-то помню хорошо».

Затем в зале заседания появляется силуэт волосатого кудрявого подростка (похоже, он в состоянии опьянения). Судья не замечает, что подросток еле держится на ногах. Ответчика это веселит. Я опять чувствую радость и веселье, как будто мне передали его по «Wi-fi».

– Да, истица выпивала. Мы с ней часто ездили в бар «Метелка». Она взяла у своего мужа, нашего директора, машину, и мы попали в аварию в тот же вечер…

Я ощущаю разочарование. Выходит, Марта волнуется, ей не нравится, что таким безответственным девушкам попадаются такие хорошие парни, как ответчик. Вместе с тем, образ ответчика продолжает быть обезличенным.

Затем в зале заседаний появляется отец ответчика, представленный безликим силуэтом сухонького старика с седыми волосами. По всей видимости, ответчик очень похож на своего отца: такой же неприметный и незапоминающийся и в таком же свитере. Так, мы все узнаем о том, что отец ответчика разведен с матерью.

А я чувствую некий испуг. Наверное, Марта переживает от того, что и в этот раз «яблоко от яблони может упасть недалеко».

– Я отдал сыну свое дело: пусть учится жить, – слышится в кабинете.

А я мигом ощущаю внезапные разочарование и зависть.

Затем свидетели исчезают, представитель истицы просит у судьи высказать позицию по делу после выступления свидетелей, и до меня среди прочего непонятного мне словоизвержения доносится следующее:

– Пока выступали свидетели, я проанализировал телефонные соты из сведений, предоставленных мобильным оператором ответчика, и хочу пояснить, что после расторжения брака ответчик неоднократно в ночное время суток находился по месту жительства истицы. Например, сентябрь … 1, 7, 11, 14, 15, 18, 25, 28 числа, согласно представленным данным, тянет сота по месту жительства истицы. Октябрь…

И тут моя Марта окончательно падает духом. Я чувствую боль, разочарование и безнадегу.

Ответчику, очевидно, не нравятся эти слова, и он молниеносно реагирует на них:

– Я могу в следующее заседание принести сведения о своей геолокации. Я не был у нее ночью ни в сентябре, ни в октябре…

Мое настроение не улучшается, я чувствую разочарование: Марта, очевидно, верит представителю истца, да и ответчик не похож на того, кому безразлична судьба его бывшей супруги; определенно, между ними всё ещё есть какая-то нерушимая связь.

Судебное заседание подходит к концу, судья на инопланетном языке, похоже, объявляет перерыв и назначает день нового слушания по делу.

Затем я слышу слова ответчика:

«Я хотел бы ознакомиться с материалами дела».

Я чувствую оживление, радость, симпатию, ожидание встречи и желание.

«Что ты творишь, Марта? Он тебя погубит…»

«13 февраля подойдете к моему секретарю в кабинет», – в спешке бросает судья, и я опять вылетаю из кабинета, а залетаю уже прямиком в четырнадцатое февраля» (ознакомление с материалами дела было смещено из-за моей нерасторопности, но тогда я полагала, что наша встреча в День влюбленных – не что иное, как судьба и очередной знак свыше).

Глава 4. Ознакомление с делом.

Мой секретарский кабинет. Марта стоит возле стола коллеги в ожидании ответчика. Минуту назад она украдкой от Алены Георгиевны заглядывала в зеркало и поправляла свои небрежно расположившиеся на плечах всё ещё немного пушистые волосы. Одета она в новое розовое платье, купленное на рынке у армян, её волосы второпях набигужены, а на ногах у нее тяжелые, как и ее трудовые будни, сапоги на каблуках.

«О нет, я не хочу проживать всё это опять. Я устала. Устала колесить по воспоминаниям! Кажется, мне уже дурно, откройте кто-нибудь окно!».

Я быстро подхожу к окну, открываю его и вижу пропасть, на дне которой глубокий океан.

«Ну, океан, так океан… – гляжу я вниз и решаю прыгать, но внезапно меняю решение, – О нет, только не акулы… Что это такое?».

Я как дух, которому, очевидно, запрещено покидать место дислокации. Но и сделать я не могу абсолютно ничего: я невидимка в этом мире воспоминаний, я могу только слепо созерцать и чувствовать. Сейчас я чувствую волнение, ожидание и страх, у меня потеют ладошки и мне кажется, что меня опять тошнит. Я пытаюсь открыть дверь своего кабинета и, когда делаю это, из тьмы прямо на меня в мое рабочее чистилище ныряет ответчик, он целенаправленно проходит мимо.

– Добрый день, да, Вы по делу… Отлично… Оно готово, вот, – Марта вручает ему недавно подшитое дело для ознакомления, тот усаживается на стул возле стола её коллеги и начинает изучение предоставленных материалов. Я волнуюсь. В это время Марта пытается создать вид бурной трудовой деятельности, спрятавшись за компьютером, но её подзывает к себе кабинетный Юрген Фогель из фильма «Красавчик 2» и просит помочь со вводом информации об административных делах в базу данных.

Марта неохотно выходит из-за стола, пытаясь впечатлить ответчика.

Я ощущаю страх, неловкость: похоже, Марте нравится прятаться от ответчика за монитором рабочего компьютера. А я чувствую себя так, как будто меня только что раздели.

Вскоре в кабинет заходит коллега помоложе, черты лица которой выражены чётко и почти не искажены свойствами памяти: темные не очень густые прямые волосы, средней толщины и объема губы, продолговатое лицо с четкими математическими пропорциями, карие глаза. Она шепчет Марте на ухо: «У него дорогой телефон и хороший парфюм».

Я ощущаю дикое смущение. Но всё ещё не могу увидеть ни телефон, ни лицо ответчика, ни даже его одежду. Очевидно, моя копия слишком много уворачивалась от парня, потому как совершенно ничего о нём не запомнила, кроме его физического присутствия в кабинете. Когда между ответчиком и Мартой встала коллега помоложе, мне стало гораздо легче и спокойнее: похоже, Марта волнуется.

«Неужели ты думаешь, что он прибарахлился ради встречи с тобой? Какая глупая девочка, – думаю я о Марте, чувствуя то же, что и она: восхищение, надежду и теплоту, – Меня сейчас стошнит. Ты ведь даже не помнишь, как он выглядит. Откуда такие чувства? Так нельзя! Спускайся с небес на землю – мигом!».

Марта любопытно и неловко выглядывает из-за плеча коллеги и замечает, что ответчик изучает не протокол, который она старательно готовила дома, а лист дела, в котором содержится фотография из паспорта его бывшей супруги.

Я ощущаю разочарование, ревность.

«Серьезно? Марта, ты это серьезно? Ты ведь и так видела, что он её любит, остановись ради всего святого! И я должна это все проживать повторно? В чем смысл? В моих страданиях?»

Затем ответчик уходит, Марта открывает лист дела с паспортными данными истицы, смотрит на её симпатичное фото и тяжело вздыхает.

«Да, я помню, как в то время выглядело фото в моем паспорте. Я делала его в десятом классе средней школы. Причем, чтобы сэкономить на фотографе, обрабатывала фото самостоятельно. Помню эти отсутствующие как будто обгоревшие во время пожара брови, белую печь позади, которая была фоном, и мои сухие рыжевыкрашенные локоны. По внешним данным я явно уступала этой девушке…»