Изменённые

Все тело покрыто глазами, как нарывами. Они открываются больно, мучительно. И пока не нарастет чешуя, чтобы прикрыть их, очень больно, и так много видишь…

***

Наутро тяжесть одиночества не проходит. Мадам Таисия повязывает фартук, складки жесткие, как крылья ангелов, закатывает рукава, обнажая бледные, пухлые руки с голубыми реками вен, и принимается за шоколад. Растирая какао-масло, приговаривает: «Есть только сейчас. Никакого потом. А прошлого мы не помним».

Синее пламя от горелки медленно, нежно нагревает миску чуть ли не до крика, плавится тугое масло, смолотые на ручной мельнице бобы, просыпаются сверху пылью и тленом. Деревянная лопаточка подталкивает самые строптивые куски к полному единению. «Один должен раствориться в другом», – приговаривает Таисия.

Мраморный прилавок, на него Таисия льет густую смесь, смешивает и пробует, раскатывает и посыпает то солью, то перцем, ложку сахара, две ложки сахара, чашку сахара. Трудно доставать ингредиенты. Они на вес золота. Отмеряет их весами, с тяжелыми, как слезы Созданий, гирьками.

И тайный ингредиент из темно-синей бутылочки. Одна капля на кувшин. Посредник. Агент. Опасный, если переборщить. Но Таисия отмеряет каплю твердой рукой. И размешивает деревянной ложкой с длинной ручкой. Стук об стенки выходит мягкий, подушечный.

Она в раздумьях. Подносит теплую, тонкую костяную фарфоровую чашку к губам. Ты можешь не пить. Ты можешь в этот раз пожалеть себя и ее. Но одиночество ужасно. Это то, о чем предупреждал наставник. А она не верила, потому что не могла вообразить себе одиночество. Она почти никогда надолго не оставалась одна. И разве она одна сейчас? В кафе с утра до вечера люди. Она занята мелкой, плескучей болтовней. Отпускает сладости, считает деньги, болтает и болтает, обсуждая деревенские сплетни.

– Не делай этого, – выстукивает в виске мысль. – Ты гробишь себя. Ты ничего не добьешься. Лишний раз сделаешь себя несчастной.

Себя? А ее? Эту девочку с зелеными глазами, которые яростно сверкают и остры, как стекло?

Она держалась. И хорошо держалась с последней Волны. И обещала – больше никогда. И вот у нее в руках чашка шоколада, и она уже подносит ее к губам, она уже касается ее края. Теплый, тонкий фарфор, кажется, можно ухватить край зубами и откусить как печенюшку.

Близкие люди становятся частью твоего сознания. А что ближе тебе, чем ты сама? Ты близка и бесконечно далека. Потому что у тебя есть только сейчас, даже не сегодня, а один миг – сейчас. Ты переходишь от мига к мигу, но ты теряешь нить. Она рвется в пальцах, от мига к мигу. Пучок рваных нитей у тебя в кулаке к вечеру. И ночь рассеивает нити по ветру. Их надо прясть заново с утра, пока еще призрачно темно, пока не наступил час рассвета, который все вновь расставит по привычным местам. Привычка – наша большая беда. Но преодолеть ее можно только хитростью, взломом. И правильно сваренный шоколад одна из таких отмычек.

Таисия вытряхивает каплю из темно-синей бутылочки прямо в чашку. Для того, что она задумала, раствор в кувшине слишком слаб.

Она делает глоток. Густой, тягучий напиток. И одиночество отступает из сердца, разрозненные части, как осколки, собираются в единую мозаику, узор к узору, и линии разреза исчезают. Разбитая чашка срастается, будто живая.

Глава 2 Мемориз Читера

– Куны, тяны, растаманы, приветствую. Запасайтесь винишком. С вами сэр Читер Рэй. И сегодня мы, расследуем с вами очередной эко-миф, сказочки о траве. Вы видели буквы !WWW!, написанные на стенах и на земле краской, кровью, мочой. Чем там еще пишут? Эти надписи, якобы предупреждают нас о том, что здесь опасно, здесь трава. Туда не ходи, трава тебя кусь! Ай-яй-яй! Будет головка бо-бо. Очередная пугалка, чтобы нечто скрыть: биологическое оружие, очередной вирус, разработанный в лаборатории, экономическую дыру и полную политическую несостоятельность. Или трава – просто химера, ничто, чтобы мы сидели дома и не смели высунуть нос, так как всюду буквы, они повсюду, всюду опасность. Не наступай. Не ходи. Не смотри. Но буквы всего лишь буквы. И Читер это докажет. После доказательства – выпить. А мне можно и до…

И он опрокидывает в рот полбокала чего-то мутно-красного. Вино? Гранатовый сок? Разбавленная кровь?

Жизнь Читера – жизнь множества экранов. Какой он? Этого не подскажет даже прозрачное зеркало. А уж черные зеркала содержат только подмигивающие образы. Он перекрашивает волосы встроенными фильтрами, пририсовывает стрелки, меняет цвет глаз. Он говорит то высоким голосом, то низким, то растянуто, то скороговоркой. Он бежит на месте или скользит с горы. Он смеется мультяшным смехом, липсингит под модные песенки. Лихо таньчит на быстрой перемотке. На его аватарке – вызовом пирамида из букв W. Он заберется на эту пирамиду. Он утопчет ее ногами. Он сломает эти стебли, тянущиеся из земли и прорастающие в умы живых человеков.

***

Читер живет в большом городе. Читер любит сталь и бетон, нависающие над головой глыбы. Он любит горячий асфальт, и любит продавливать в нем следы. Он переносит всю тяжесть на одну ногу и даже чуточку подпрыгивает, чтобы отпечаток был глубже. Самое сладостное – вытягивать ногу, чувствуя, что асфальт не хочет отпускать подошву, приклеивается к ней присоской-поцелуем.

Читер играет в игру. Приложение на одном из его телефонов устанавливает время, к которому он должен прибыть по адресу и передать то, что заказывали. Город строит препятствия на каждом пути, потому что приложение лишь абстрактно учитывает пробки и погоду, но никак не может просчитать дураков, которые бросаются Читеру под ноги или перебегают дорогу перед его скутером. Иногда, чтобы поспеть вовремя к заказчику, нужно бросить дело о наезде и скрыться с места происшествия. И Читер так и делает, потому что время и тысячные доли крипты важнее. Ты не дотянешь до бонуса, если будешь слишком человеколюбив.

Возможно, он в розыске, потому что слежка повсюду. Штрафы списываются автоматически, он даже не заглядывает в штрафное приложение. Но, как справедливо считает Читер, он сошка настолько мелкая, что ловить его – себя не уважать, никто не станет терять ценное время, которое можно перевести в более весомую крипту. Сколько дадут за Читера 0, 00001 – смешно, стоит из-за этого рвать задницу, даже приподнимать ее с эргономического кресла не стоит.

Читер играет в игру колючей зимой, топкой весной, под дождем и под снегом, под рвущим барабанные перепонки ветром с залива. И успевает записывать рилсы и вилсы для сервисов погоды и транспорта.

– Ветрено в нашем городе кролика Питера. Сам кролик поджал хвост и ищет толстовку потолще с глубоким капюшоном. Опля, всплывающая ссылка, следуйте по ней за белым кроликом. Не мерзнете!

Что-то вроде этого. Часто он даже не фильтрует ни слова, ни картинку. Бегом-бегом, иначе проиграешь. Читер считает мудрость «алгоритмы не переиграешь» уделом слабаков. Да, против тебя целая армия, которая, стоит ей отметить твой успех, тут же подкручивает, подвинчивает, затягивает гайки потуже, но ведь и ты не начинаешь все с начала. Ты кролик стреляный, и если еще бегаешь, а не носят тебя, как шапку, то жизнь удалась. Пусть веревки-гуны пытаются поймать тебя в свои сети, но ты же кролик, прыгай высоко!

Когда у Читера назревает проект, он включает на смарте с игрой «невидимку», а сам смарт передает другу-камикадзе и уезжает на несколько дней или на месяц, туда, куда зовет его сердце. Штука в том, что камера в смарте хочет видеть Читера и только Читера, без «невидимки» ему не слиться из игры даже на время. Система не прощает предательства – вечный бан, но сначала спишется вся крипта.

В этот раз друг-камикадзе слишком уж упорно отказывается.

– Не, Чит. Они в тот раз чуть не засекли меня, – он раз за разом прокручивает мемориз, чтобы до Читера дошли его аргументы. – Глянь архив. Я, наверняка, тебе и тогда говорил. Да ты не почекал. Думаешь, твой канал не просматривается? Видно же, где ты был и что делал. Достаточно одного синхрона…

– Никто не станет заморачиваться с синхроном, – пренебрежительно отвечает Читер. – Синхронить можно тех, у кого от миллиона голов. А моих голов всего триста тысяч.

– Но ты растешь, Чит. Голов триста, это шестьсот тысяч глаз даже при самом скромном подсчете, у половины из них еще головы, кроме своих, еще глаза. Вот уже миллион.

– Миллион глаз, не голов!

– Они синхронят и по глазам. В тот раз я почувствовал, что они смотрят на меня, вглядываются, а твой «невидимка» запаздывает и отбрасывает тень. Вот на эту тень они и нацелились, мне приходилось ехать боком, чуть не свешиваться на сторону, ходить перекошенным, чтобы не попасть в поле видимости, не мелькнуть в тени.

– Ну, извини за неудобства. Крипта-то вся твоя. Вывел?

Тот кивает.

– Чего тогда в претензии? А «невидимку» потестим, может, где код мутировал. Почистим его, на ноги поставим. Сегодня же займусь. Сейчас, – он берет еще один запароленный, со всех сторон сейфный смарт.

Впрочем, «сегодня» он говорит по старой лингво-привычке, невозможно с легкостью заняться тем, чем хочешь, вчера или завтра. Вчера – это распаковывай архив, а завтра – ты и не вспомнишь о своих планах, если не заглянешь в смарт. Но бывает и так, ты смотришь записи, но не понимаешь, почему для тебя это важно? Это надо сделать? Но зачем? Может, уже и не надо. Ведь это было вчера – протухшие файлы. А сегодня надо жить моментом. Есть только миг…

Именно по этому Читер ведет канал и сохраняет видео. Немногие сохраняют. Слишком много крипты за место на сервере. Он этакий динозавр среди своих. Но для того, чтобы выращивать проекты, не выколупывать бабочек-однодневок, а выращивать по-настоящему большие, ты должен обращаться к архиву. Но сделать что-то ты можешь лишь сегодня, сейчас.

Читер подбирается к каждому проекту медленно, кругами. Проговаривает, рисует, пишет мемориз, шутит на все лады. Чтобы хотя бы по количеству мемориз и видео было ясно, тебя волнует тема, для тебя она важна, проект нужно довести до конца.

Но риск велик.

***

Читер знает, не только доставка следит за ним. Из города просто так не уедешь. Официального запрета нет, но нет и возможности. Самолеты не летают, поезда не ходят, а электрокары и бусы бегают в пределах городской черты. Он доезжает до предпоследней остановки, а дальше идет пешком, откапывает заранее припрятанный рюкзак с аппаратурой. А за стеной в особом месте стоит компактный вездеход с присобаченной солнечной батарей.

Конечно, есть риск, что аппаратура в завалах рухнувшего дома, повредится. Он находил в даркнете ролики с истекающими черной слизью планшетами и камерами, но уверен, что это монтаж, анимация не лучшего качества. Читер верит в удачу, удалось же ему связаться с людьми, которые пообещали дать ему вездеход.

А еще Читер мечтает увидеть стену. Но совсем не уверен в ее существовании. Он идет с рюкзаком и с первыми лучами рассветного солнца видит ее. Она золотая. Она сверкает на солнце. А при приближении он видит, что стена, как решето. Местами золотые слитки вынуты или стена оплавлена и зияет прогалами.

Глядя на стену, трудно поверить в то, что говорят жителям городов каждый день. А говорят, что ничего страшного с миром не случилось, что все в порядке и под контролем. Если все хорошо, то кто станет строить вокруг города золотую стену? А потом откажется от постройки и бросит, не завершив?

Он записывает мемориз. Снимает краткое видео. Даже на видео стена блещет и режет глаза.

И тогда Читера охватывает ощущение подделки всего вокруг. Ему кажется, что игра в доставку, стримы и вся его привычная жизнь – фикция. Что-то происходит по-настоящему, но он не знает, что именно. Возможно, в парке, куда отправляли стихийных, найдутся ответы на вопросы.

***

Парк обнесен колючей проволокой. Плакаты !WWW! наколоты на «колючку», стоят, вкопанные таблички на палках. Некоторые покореженные W лежат на земле, сорванные ветром.

– Люди верили в то, что это настоящий этнический парк, заповедник, – Читер включает аппаратуру для стрима: экшн-камера на голове, камера на палке и еще устройство для зума и переключения камер, а еще и свой смарт он держит наготове. – Но по легенде сюда ссылали стихийных. Якобы пару десятков лет назад на свет начали появляться дети с необычными способностями. Они могли взаимодействовать с природой на магическом уровне. Вызывать дождь, разжигать огонь щелчком пальцев, – короче, делать бесполезные фокусы, которые никому в городе не сдались. И их переселяли на природу, чтобы они не путались под ногами. На самом деле, конечно, под видом стихийных отселяли несогласных с правительством. Недовольные, прочь! Позже эти зоны стали использоваться как места отдыха. Потому что вокруг природу загадили изрядно, а здесь была благодать. Поселенцы открыли отели, пляжи. Стали подстраивать свой быт под этнический антураж, чтобы туристы шли косяком.

Стрим уходит в эфир. Если промедлить, неизвестно, что может случится с материалом, сможет ли он его использовать. Но если все будет хорошо, если мемориз не подведут, то смонтированная версия тоже будет кстати. У такого контента своя аудитория. Но большинство, конечно, смотрит «в живую», здесь и сейчас.

Другое дело, что пугали – в парке нет сети. Он привез с собой передатчик, уловитель спутникового вай-фая, в надежде, что тот «добьет». Но на самом деле просто понадеялся на удачу. Кто не верит, тот и не получает. А он верил. И трансляция запустилась, чудом или вопреки, а может благодаря, пес его знает, и разбираться не хочется. Сигнал прерывался, аппаратура давала помехи, но в целом – видно и слышно – норм.

– Здесь и сейчас ваш непокорный Читер Рэй. Итак, посмотрим, где-то здесь, судя по планам, была деревня друидов. Друиды – как я вычитал в Вики-Вики – и вы тоже сможете это прочесть, чуваки, которые поклонялись деревьям. У каждого дерева есть дух. Эй, дух, привет, – Читер стучит по стволу. И дерево отвечает стоном.

Читер отпрыгивает. Изображение скачет.

– О, черт. Не заметил. Видите, на дереве система примитивной сигнализации. Веревки, банки, трещотки. А наверху. Что бы вы думали? Вот так раритет. Домик на дереве.

Читер не верит в траву. Он верит в засранцев, которые объявляют пандемию на ровном месте и фигачат всех шприцами, лишь бы провести социальный эксперимент. Сам он на такое разводилово не попался. Хоть ему, как игроку доставки, пришлось сделать прививку в те вирусные времена, своим подписчикам Читер наврал, что схитрил, купил сертификат с рук.

Потом его документы проверяли под микроскопом, а у него дважды брали анализ крови на титр. И требовали опровержения на канале. И вот тут-то проявился весь подлючий характер Читера – он записал опровержение, даже скинул его в мемориз, и прислал скрин ответственным органам со вчерашней датой. И они могли найти его лишь в мемориз. Они и нашли и посмотрели, и даже пальцы вверх поставили. А больше никто его не видел. Ну, а потом, как водится, все забыли, а Читер мемориз потер. В общем, не так-то уж и нужно было им его опровержение.

– Нас вечно подставляют, – отдувается Читер, взбираясь на дерево. – Работу называют игрой. Эксперименты над обществом – пандемией. Вспышку атипичного энцефалита – травой.

Ручную камеру пришлось оставить внизу. А обычный смарт Читер сунул в задний карман джинсов. Давненько Читер не лазил по деревьям. И тут же зачесалась ладонь заглянуть в мемориз, поискать по хэштегу, выяснить: лазил – не лазил. Он обрывает вот такие внезапные желания, а то из мемориз головы, как птица страус, не вытянешь, а жить надо здесь и сейчас.

Домик на дереве оказывается шалашом из веток с настилом из досок. И Читер задумался о том, почему он помнит, что такое домик на дереве, но не помнит, лазил ли по деревьям он сам. И это бы тоже скинуть в мемориз, ему захотелось прямо до дрожи, потому что это то, что он хотел бы поисследовать в новом стриме – вывихи памяти.

– Ты помнишь коллективное, но не помнишь личное, – бормочет Читер, ставя голосовую метку, надеясь, что он потом найдет по ней отрывок и вырежет в отдельный мемориз проекта.

В домике он обнаруживает запас сухарей. Читер залихватски прикусывает угольной черноты кусок. Зуб чуть не обломал.

Комок грязного тряпья в углу оказывается самосшитой куклой с лицом, нарисованным черным маркером. Кукла скалит зубы, кровожадина.

И тут начало мерцать.

Читер называет эту чертовщину «эффект экранов». Будто один экран был наложен на другой, и изображение дальнего проступает на ближнем. С ним такое случалось. Он объяснял это усталостью глаз и мерцанием сотен экранов вокруг.

В этот раз он видит сквозь настил пола то, что происходит внизу, под деревом. Парень в белых одеждах нежно, как младенца, принимает сверток, отвязав его от веревки. Мальчик и девочка в белых рубашках до пят входят в поле зрение Читера. Они обнажают руки, по которым вдруг начинает течь кровь.

Читер, как и многие из его поколения, не выносит вида крови. А потому дергается, нога заплетается за ногу, и он шлепается на задницу, хорошо хоть не в прозрачную дыру. В заднем кармане хрустит смарт.

Он осторожно выглядывает из шалаша, свешивает голову вниз, но под деревом, понятное дело, ничего не происходит, кроме пустоты. Подобные эффекты в городе не вызывали недоумения. Но тут-то нет экранов. Как всегда при мерцании Читер ощущает тошноту. Не стал с ней бороться и наблевал под дерево, гостиничный «шведский» завтрак пополз по шершавому, изрытому морщинами, стволу.

Из кармана Читер выгребает раздавленный смарт.

– Жаль старичка. Был он верным другом.

Но смарт еще жив, светится разбитым оскалом, хоть кристаллы и потекли, цвета переливаются радугой.

– В облаке заблокирую, – он отправляет команду блокировки устройства.

Кладет тряпошную куклу на середину настила, поверх – сдохший смарт, а на него надкусанный черный сухарь.

– Что мы с вами, куны, тяны, растаманы, поняли про этот домик на дереве? Как и в прошлые времена подобное сооружение было детским убежищем. А куда же, спросите вы, делись все детишки, которые играли с тряпочками и грызли сухари? Разумеется, самый легкий ответ – их захватила трава. Только пока мы с вами лично не увидим травушку-муравушку, не познаем ее чудодейственных свойств, не поверим, можете не сомневаться. Таблички-пугалки, предостерегалки – это Читера с толку не собьет. Кстати, заметили, что надпись !WWW! – это отсылка к древней сети? Мол, трава опутала мир как виртуальная паутина. Теперь-то мы зовем сеть сотами, а не паутиной, но ценю попытки умников связать символы в мозгу среднего чела, придать им исторической значимости, что еще раз доказывает, это информационный конструкт, фейк, никакой травы не существует. Что мы видим? «Колючку», оцепление, заборы, все те же !WWW! – таблички. А трава? Травы мы, дорогие мои, не видим.

– А вот мне подсказывают, – мизинцем он пошевелил капельку наушника в ухе, – что трава может уходить, а потом возвращаться. Ну, не знаю. Ходячие деревья, бродячая трава. Зомби-леса. По мне так сказки. Но автор коммента задонатил сотую крипты, так что я порассуждаю об этом еще две минуты.

Читер рассуждает и пыхтит, пока спускается вниз, держась за найденную в ветвях веревку, опираясь ногами на ствол дерева. Веревка оказалась гнилой гнилью, и он полетел вниз, однако, приземлился не на задницу, что было бы логично, а на бок и больно ушиб локоть.

Зрители вдоволь наржались, глядя как Читер орет и материться, прыгая по лужайке. Как он матерится еще сильнее, наступив в свою же блевоту. Донаты потекли рекой. В наушнике дзынькало беспрерывно.

***

Читер идет на берег моря, надеясь заснять светящуюся рыбу. Рыба-светлячок давно стала легендой. Он даже палку по дороге выбрал длинную, прочную, чтобы ворошить водоросли и баламутить воду.

Но сколько он не шуршит, не шлепает, рыбы не приплывают. Затаились, а может, вымерли. А, может, никогда не существовали, а все светящиеся поделки из рыбьих костей: брелоки, гребни, веера, – безделушки, выкрашенные люминесцентной краской. В глазу экшн-камеры плещутся мутные волны, забегая за спину друг друга, на берегу, как бороды, закопанных в песок старцев, стелются водоросли.

– Тянем-потянем, вытянем старикашку! – усердствует Читер. Но лишь остается с бурыми протухшими хвостами в руках. Их он с размаху забрасывает обратно в море, но они неуклонно приближаются к берегу, качаясь на волнах, как в насмешку.

Тропа ведет Читера прочь от берега, в деревню, к жилым постройкам. Сбивая дыхание, от быстрого шага, от без остановки вещает:

– Здесь была рыбацкая деревня, судя по жилищам, в японской традиции. Кому пришло в голову, после запрета на путешествия, создать вот такие резервации с условной культурой? Пес его знает. Точно не мне. Зачем все эти раскрашенные подделки? – он тычет пальцем в бумажную перегородку в стене. – Как только они жили в этом убожестве? Конечно, зимы уже не те, что раньше. Сугробами не заметает. И все равно, как представлю себе тяночек с замерзшими синими коленками, так хочется их пожелать, тьфу, пожалеть, взять под теплое крыло.

Читер проходит крошечную деревушку, заглядывая в каждый уцелевший дом, вывод его неутешителен, о чем он тут же сообщает зрителям:

– В общем, не обносить этот поселок колючкой нужно и таблички прибивать, а сравнять тут все бульдозером. А если боятся, что к морю сунутся и промысел незаконный начнут, так бетонный забор на пляже вполне их остановит. Ах, да трава же ням-ням бетон! – иногда Читер сбивается с дурашливого тона, но одумавшись, тут же вворачивает словечки к месту и не к месту. – Только вот травы мы с вами, куны, тяны, басурманы не видели. Фу, Читер… – он нарочито прикусил на камеру язык. – Никогда не говорите «басурманы». Лучше выбрать гендерно-нейтральное слово. А не, тьфу… В смысле национально-безоценочное.

– А узнаешь ли ты, Читер Рэй, траву, когда ее увидишь? Спрашивают меня в ухо. Вот, и сочный донат с глазурью не забыли приложить. Это приятно. Знайте, растаманишки, донатами я питаюсь и на них канал кручу-верчу, развиваю, одним словом. Больше подписок – больше лайков – больше донатов – вот и сыт ваш песик Читер Рэй. Афф-Афф! Итак, узнаю ли я траву? А чего же ее не узнать? Или, думаете, вляпаюсь по самые орехи? Подкинете баблишка на лечение? Может, и вляпаюсь вам на радость. Но пока этой самой коварной субстанции я не наблюдаю. А разговоров-то было, я и мемориз записывал, что в парках, откуда эта гадина и полезла, все устлано травой, непроходимый ковер. Каждый, кто войдет, умрет. Но кроме обычной растительности, я ничего такого не наблюдаю. Деревья и мелкая травичка, местами пожухлая. Где те сине-зеленые щупальца, которые выбрасываются из-под земли, хватают неудачников и неплательщиков алиментов, связывают их жгутами и через рот и нос забираются им под череп, чтобы свить там слизкие черные гнезда? Нету, нету, дамочки и господочки. Сам бы хотел сей взрывной контент предложить вашим закисшим умам, но нету, откуда же взять.

– Что будет, если меня поймает полиция? Ах, умник, ты уже, небось, наряд вызвал?! По геолокации пробил? Ну, что будет? Оформят, штраф выпишут, под грязны рученьки выведут, пинка под зад дадут, крипту спишут. Ничего страшного. Это вас, просидевших дыры в диванах, запугали тем, что шаг вправо, прыжок – влево, расстрел или тюрьма. Но это лишь для того, чтобы вы не шастали по миру, а сидели на попах ровно. А у Читера Рэя попа все равно кривая, как ты ее не усаживай, не выравнивай…

– Ах, еще в карантин меня посадят! – он снова шевелит каплю наушника в ухе, связь не очень, прерывается. – Ну, наверное, посадят, раз табличек они столько понатыкали. Ну, просветят башку. Крематорий мне заманчиво светит? Ох, уж сэры, пэры, гандон-льеры. Читер-бургер вам захотелось на открытом огне? А уж это вряд ли, как не крути.

***

Он облазил весь парк. Все четыре деревни. Устал, как собака. Аккумуляторы разряжены и пауэрбанки пусты. Кошелек потяжелел от донатов. Удачно он постримил сегодня. Самое лучшее сесть вот так, одному на каком-то крыльце из полусгнивших досок, и смотреть, как солнце опускает красную ладонь в воду. Тени вытягиваются на земле, как небесные сосны. Холодает. Сырой соленый воздух промывает легкие.

Самое время записать пару мемориз для нового проекта. В такое время приходят лучшие мысли. Как он там говорил? Он находит метку, прокручивает запись: "Ты помнишь коллективное, но не помнишь личное". И добавляет в новый мемориз – вывихи памяти. Вот это он давно мечтал поднять. Только никак было не ухватить мысль. Сейчас можно не кривляться, а спокойно поразмышлять. Здесь хорошее место для размышлений. Тихо, даже плеск воды не слышен. В городе трудно, там всегда суета, всегда шум.

Читер честно пытается вспомнить хоть что-нибудь из детства. Ну, вот лазил ли он по деревьям? Где могли быть эти деревья? Запрещал ли кто-нибудь ему лазить? Стояли ли под теми деревьями грозные таблички? Наказывали ли его за непослушание? Кто наказывал?