Пальто

Костя тогда не понимал всей глубины их взаимоотношений. Да и в целом ему было наплевать. Главное, что они отправятся на море. А там он непременно будет плавать с дельфинами, валяться на пляже и объедаться мороженым.

И они полетели. В самолете Костя с гордым видом уселся возле окна и несколько часов с открытым ртом смотрел вниз, предвкушая, как расскажет деревенским пацанам о том, что видел.

Море встретило их солнцем, теплом и ароматами из ресторанов. Отец снял небольшой домик в первой линии и десять дней они провели именно так, как представлял себе мальчик, с той лишь разницей, что дельфинов видел он лишь издалека.

На одиннадцатый день отцу через знакомых передали страшую весть. Он куда-то отлучился, а затем вернулся мрачнее тучи.

– Люба… Беда, – прохрипел он не своим голосом.

Мама схватилась за сердце и рухнула в кресло. Отец подбежал к ней и крикнул:

– Костя, принеси воды!

Пока он, испуганный, искал стакан и наливал воду, мама пришла в себя.

– Кто? – спросила она с испуганным видом.

– Что значит кто? – растерялся Лев Максимович.

– Ну, говори, кто умер! – мама закинула в рот таблетку и залпом выпила стакан воды.

Отец побледнел и выругался себе под нос.

– Люба! Етить твою мать! Никто не умер! Тьфу тебя! – взревел он.

– Так ты ж сам сказал, что беда! – удивилась мама. – А теперь говоришь, что никто не умер. Разве можно тебя понять?

– Люба! Ё-мое! Ну вот умеешь ты это все по-своему, по-женски, переиначить! – отец злился от того, что разговор пошел не в то русло. – Живы все. Другое случилось.

– Так что же, Лёвонька? Не томи.

– Беда, Люба, беда. Гараж сгорел. Совсем сгорел. Дотла сгорел. Ничего не осталось. Игнатьич успел два трактора выгнать, а дальше пожарные не пустили.

Мама закрыла лицо и заплакала навзрыд, будто кто-то действительно умер.

– Ой, за что ж это господь так с нами? – вопила она.

Косте хотелось провалиться сквозь землю. Будь его воля, он бы и второй раз сжег эти проклятые трактора, лишь бы они не стояли между ним и самыми счастливыми днями в жизни.

К вечеру мама успокоилась. Отец сделал несколько звонков и выяснил, что первоначальной причиной считается поджог. С одной стороны это пугало, но с другой в этом виделась возможность получить компенсацию по страховке.

Утром Лев Максимович улетел домой, а Костя с мамой остались доживать последние дни отдыха. Но море уже не казалось таким привлекательным, дельфины вызывали лишь раздражение, а мороженое совсем не лезло в горло. Казалось, весь мир рухнул. Они пробыли остаток дней и вернулись в родную деревню.

К тому моменту выяснилось, что причиной пожара действительно был поджог. Но было это делом рук конкурентов или же захотел отомстить кто-то из бывших работников, не ясно. Так и или иначе, без наличия виновных страховая сводила все к самоподжогу. Отцу было отказано в выплатах. Он попытался судиться, но проиграл. Ведь кто он такой, чтобы тягаться с таким гигантом, не имея доказательной базы и рычагов давления.

С тех пор дела пошли на спад. От новых земель пришлось отказаться, потому что обрабатывать их было нечем. Новая техника пришла с большим опозданием, из-за чего на следующий год отец не смог собрать урожай вовремя. Клиенты стали разрывать с ним договора. Чтобы погасить задолженность перед банком, отец распродал часть техники и отдал за бесценок часть земель, принадлежавших ему на праве собственности. На жизнь, конечно, еще хватало, но о перспективах можно было забыть. За два года сражений за свое хозяйство, бесконечного поиска заемных средств, обиваний порогов и судов многие знакомые и партнеры отвернулись от семьи. Льва Максимовича это подкосило и он беспросветно запил.

Проснулся Костя от звука будильника. Нащупав рукой телефон, смахнул кричащее сообщение с экрана и откинулся на спину. Он уже стал забывать, как трудно было жить с родителями последние совместные годы. Ссоры и скандалы были тогда обычным фоном подростка. Костя мечтал скорее закончить школу и свалить в город, чтобы начать жить самостоятельно.

Так и получилось. Уже давно он жил отдельно и чувствовал себя вполне счастливым вплоть до вчерашнего дня, когда Ксюша в почти бессознательном состоянии вернулась после ночи с “Чмом”.

Он заглянул в спальню и увидел, что девушка все еще спит. Ей на работу только к десяти. А у Кости с утра планерка на базе, поэтому быстро собравшись, он выпил кофе и спустился вниз.

В другие понедельники, несмотря на всю строгость шефа, он иногда позволял себе приходить на собрание с небольшой задержкой. Начальник молча здоровался кивком и прощал ему эту оплошность из-за его трудолюбия. Но сегодня Костя не хотел неловких сцен на кухне, поэтому ушел поскорее.

Не дожидаясь лифта, он сперва пошел быстрым шагом вниз по ступенькам, а затем, набрав скорость, побежал не в силах остановиться. На лестничных площадках он, держась рукой за перила, делал прыжок и по дуге приземлялся уже на следующий пролет. Доводчик подъездной двери был разомкнут, и Костя с лету вылетел во двор. Ноги, коснувшись асфальта раз, а затем другой, вдруг потеряли сцепление и он, поскользнувшись на замерзшей с ночи лужице, грохнулся на спину. Тупая боль обдала все тело.

Костя открыл глаза и посмотрел вверх. Его взгляд скользнул сперва по подъездному козырьку, затем пробежался по фасаду здания и остановился на знакомом окне, в котором горел свет: Ксюша встала, дождавшись, когда он уйдет. От этого стало еще больней.

Некоторое время он лежал так, представляя, что умер. И, возможно, лучше бы так и было, ведь он не в силах вынести такое предательство. Ксюша там сейчас, возможно, пишет Витьку сообщение и договаривается о новой встрече, а он здесь: безвольно валяется у подъезда под окнами Степки-алкаша.

Костя приподнял голову и осмотрелся. Случайных зрителей его позора не оказалось. Он встал и отряхнул одежду. Хрен с ней, с этой Ксюшей. Если она, дура, и вправду была этим имбицилом, то стоит сперва понять, насколько у них все серьезно.

Костя сделал пару шагов и почувствовал боль в ноге. Вряд ли перелом, но болит сильно. Работать сегодня будет тяжело. Придется Телегину отдуваться за двоих. Он сделал еще несколько болезненных шагов и вдруг вспомнил девочку-студентку из субботнего происшествия. Впервые за прошедшие сутки страданий на его лице показалась улыбка. Теплая волна из груди пробежалась по всему телу. А ведь ей тоже было больно, когда он на нее наехал. И как же потом им было хорошо. Он чувствовал в ней простоту и искренность. Чистота ее мыслей казалась не наивностью, а благородным качеством, которое сейчас редко встретишь. То состояние, которое он испытывал рядом с ней, невозможно было передать словами. В ней не было дерзкой сексуальности Ксюши, не было вызывающего и цепляющего на крючок гонора, не было эпатажа и всезнайства. Она сама знала себе цену, но не никому ее не озвучивала. Такая простая и в тоже время потрясающая особенность.

Костя еще раз взглянул в окно. Свет погас. Видимо, Ксюша легла спать дальше. Он выдохнул и зашагал настолько быстро, насколько позволяла ушибленная нога. Из соседних подъездов выходили первые заспанные люди. В конце дома Костя вдруг уперся в того мужика, которому врезал в квартире Степана. Их взгляды встретились. Мужик приветственно кивнул и повернулся боком, давая пройти. Костя ответил ему улыбкой и прошел мимо. Все его мысли теперь были о субботней встрече и той студентке. Сейчас он пожалел, что не взял ее номер. А ведь стоило хотя бы поинтересоваться, как она себя чувствует.

“Какой там у нее адрес? Морская, 32?” – размышлял Костя, вспоминая длинную девятиэтажку. Даже если он захочет ее отыскать, то это будет очень непросто. Да и захочет ли она с ним общаться, это вопрос.

Вдруг в кармане завибрировало. Он вздрогнул и остановился. Достав из кармана телефон, прочел сообщение от Ксюши: “Ты где?”. Захотелось швырнуть телефон об асфальт. Он еще раз взглянул на окно, которое вместе с десятками другими зияло черной пустотой. Также было сейчас и в его сердце, только дыра размером с эту проклятую девятиэтажку.

Глава 7

Тянущийся бесконечно долго учебный день подошел к концу. Алина сложила конспекты в сумку и осмотрелась по сторонам. В огромной поточной аудитории оставалось несколько задержавшихся отличников, обсуждавших прошедшее занятие. На задних рядах обнималась любвеобильная парочка. Кривцовой не было видно.

Весь день Алина думала о произошедшем утром. После встречи на крыльце Светка так и не явилась на занятия. Разные мысли крутились у Алины в голове: от боязни какой-нибудь пакости со стороны оскорбленной одногруппницы до страшных мыслей о том, что та что-нибудь с собой сделает.

Она вышла из аудитории и отправилась на третий этаж. Седовласый преподаватель с открытой дверью ожидал студентов, склонившись над столом.

– Григорьева, проходите, – пробормотал он не глядя.

Алина робко вошла и достала папку с бумагами:

– Аркадий Романович, я принесла вам курсовую.

– Григорьева, вы впереди планеты всей. Как всегда, похвально! Вся ваша группа брала бы с вас пример, – улыбнулся он, не поднимая взгляда. – Кладите, кладите. Я сегодня же займусь вашей работой.

Алина осторожно положила курсовую на край стола и, стараясь не шуметь, тихими шагами заскользила к выходу.

– Григорьева! – окликнул ее преподаватель.

– Да, Аркадий Романович, – отозвалась она.

Он оторвался от работ, повернулся и снял очки. Лицо его казалось заплывшим и усталым. Алине стало жалко этого строгого, но хорошего человека, которого студенты за глаза называли “Кашей” – производным от уменьшительно-ласкательного варианта его имени – Аркаша. Помассировав переносицу, он вдруг спросил:

– Скажи-ка мне, Кривцова ведь в твоей группе?

– Да, – отозвалась Алина тоненьким от напряжения голоском.

– В общем, передай ей, что если не пересдаст мне зачет до конца недели, вылетит из института. Я ей это гарантирую. Сколько можно терпеть ее выходки? Борис Валентинович на нее жалуется, Елена Павловна тоже недовольна. Уж не знаю, как она с ними решает свои вопросы, но передо мной у нее задолженность еще с зимы. Если бы не мать, давно бы вылетела. Так и скажи!

Алина знала, что мама Светки Кривцовой – Ольга Леонидовна – заслуженный детский хирург, коих во всей стране по пальцам одной руки сосчитать можно. Всю жизнь посвятившая себя медицине и спасшая сотни, если не тысячи жизней, она слыла живой легендой. Руководство университета было радо тому, что у них учится ее дочь, и временами приглашало выступать перед студентами. В такие моменты Светка ходила королевой. Она гордилась матерью и при любой возможности кичилась ее связями.