У них будет жизнь

Дмитрий поймёт это потом, как и многое другое, важное и ценное. А пока, в свои семнадцать юных лет, он просто полюбил её, да, вот такой, первой, казалось бы, несерьёзной любовью, выросшей впоследствии в чувство всей жизни. Она изменила его к лучшему, научила бороться за свое счастье, не сдаваться, идти за ним, не бояться быть отвергнутым, ведь в конце жизни мы все будем жалеть о том, чего не сказали, а не наоборот, как бы удивительно это не казалось в юности. Потом, не сейчас, но он поймёт это.

А пока он просто ловил где-то внутри души своей какое-то незнакомое, но такое приятное, сладкое чувство, такое необъяснимое в словах, но очень тёплое, всеобъемлющее, захватывающее его с головой в свое пламя, да, именно пламя, разгоравшееся от какой-то незримой искры, промелькнувшей между ними.

Все мысли его постепенно начала занимать только она; всегда, повсюду, именно она стала тем самым главным, ради чего хотелось в школу утром, тянуло выйти на улицу вечером, под любым предлогом пройтись в сторону её дома. И даже строгий отец не пугал, не заставлял отказываться от этих прогулок. И каждый раз хотелось взглянуть на окна их дома, чтобы уловить её взгляд: а вдруг именно в эту минуту она смотрит в окно, надеясь увидеть его?

Так пролетела серая и на редкость дождливая в тот год осень; пушистые, воздушные, похожие на огромные пуховые шали, снега легли в конце ноября, как будто нарядив землю в подвенечный наряд. Чистыми, белыми, яркими стали поля за Преображенкой и лесополоса позади неё, и даже тесные сельские улочки преобразились. Эта нетронутая белоснежность заставила заиграть мир иными красками: праздничными, нарядными, жизнерадостными. Деньки неумолимо побежали к Новому году, окна домов стали уютно наряжаться огоньками, так тепло горящими по вечерам. Дома и дворы преобразились: где-то появились гирлянды, где-то красовались наклеенные белые снежинки, где-то и вовсе сквозь струящиеся тюлевые занавески появлялись очертания новогодних ёлок. Неповторимый дух праздника, разрисованный красками сельского уюта, душевного тепла, неподдельной человеческой радости, наполнил село. Словно приоткрывалась дверка в наше детство, пусть для кого-то и очень далёкое. Легкий и светлый покров праздничной сказки плавно накрывал Преображенку, сначала витая в воздухе, паря над этими уютными, маленькими домиками, в каждом из которых текла своя жизнь, такая удивительная и неповторимая. Кто-то ждал новогоднюю ночь, кто-то долгие выходные, кто-то визит родственников или, напротив, свой отъезд из села, а школьники неизменно ждали своей главной сказки – новогоднего школьного бала.

Глава 6. Бал

Новогодний бал – особенное событие в жизни села и школы. В этот день в маленьком поселке начинала кипеть совсем другая жизнь: с самого утра царила суета. Из районного центра приезжала парикмахер, Наташа, совсем юная, но проворная, быстрая и талантливая. В её руках почти любые волосы как будто сами собой собирались в причёску, да притом очень красивую, какую-то необыкновенную. Каждой своей клиентке она умела подобрать именно ту, которая ей пойдёт и украсит. Каждое творение для неё было не просто работой, а произведением, новым рекордом, чем-то неповторимым. Именно за это Наташе были готовы заплатить почти любые деньги, но заполучить именно её в день выпускного бала или свадьбы. Наташа была родом из соседней деревеньки, а здесь у неё жили родственники – тетя Люба, фельдшер, и дядя Паша, её муж, водитель школьного автобуса. Ещё утром праздничного дня бала родственник привозил её. Неповторимое сонное спокойствие деревенского выходного зимнего утра, несмотря на то, что многие односельчане уже вовсю были заняты работой со скотом, нарушаемое лишь редкими криками петуха или мычанием коровы, прерывалось гулом машины, хрустом приминающегося снега. Потом громко хлопала дверь советской вазовской «семерки» и раздавались спешные шаги. Дальше неизменно скрипела калитка, хрипло лаял немолодой пёс по кличке Пират. Это означало старт праздничного дня, весёлых хлопот, радостной суеты, которая приходит сегодня в наши дома всё реже, только в моменты больших событий!

Так в день бала приезжала Наташа, буквально ненадолго она заходила в дом Пашковых – своих родственников, живущих через три дома от семьи Димы.

В этом году всё произошло по тому же сценарию, как обычно, без отклонений. Разве что мороз стоял страсть какой! Трескучий, звенящий, такой, когда изо рта при малейшем звуке идет упругий пар, снег громко хрустит под ногами, а вечером вся деревня курит трубами домов, четкий, даже какой-то жёсткий дымок поднимается к небу ровной, словно нарисованной струйкой. В такую погоду особенно накатывает праздничное настроение Нового года и Рождества, на душе становится радостнее и светлее, словно сказка детства для всех оживает где-то рядом.

Всё шло по сценарию. Уже перед обедом в окно кухни Дима увидел, как худенькая высокая Наташа, укутанная в старенькую шаль–паутинку, в черной дублёнке выше колена, шерстяных рукавичках и в тёткиных валенках бодро топала с белоснежного пригорка сельской дороги со своим чемоданчиком парикмахера в руках. Позади, где-то там, за поворотами ленты кипенно-белой зимней дороги, такой яркой, сияющей в мороз, такой, какая, бывает только в селе, потому что на неё не сыплют реагенты, песок или ещё что-то, появился едва различимый силуэт красной машины. Он быстро приблизился, Наташа, слыша гул мотора, шустро спрыгнула на нерасчищенную обочину. Это Сивко, семья местных предпринимателей. Наташа улыбнулась и помахала знакомым. А Дима всё ждал, в какой же дом она свернёт, но девушка прошла мимо их дома, и парень быстро выбежал на крыльцо, вроде чтобы поздороваться с Наташей, ведь все её тут знали.

– Добрый день! – крикнул он вслед девушке.

– О, привет! – ответила она с улыбкой, быстро обернувшись, и продолжила идти дальше.

Странно, ведь все девчонки из школы живут либо на другой улице, либо напротив. Куда же она побежала? – подумал Димка. Наталья миновала разъезд на лесополосу и…свернула в сторону пустыря, где теперь живёт семья Насти в недавно построенном ими доме. Неужели она всё же пойдет на бал? Именно эта мысль сейчас единственно и верно терзала разум молодого человека! Сам он, правда, не понимал, почему это его так волнует. Он постоял, подышал морозным воздухом; так и не разобравшись в своих эмоциях, мыслях и ощущениях, подытожил момент одной мыслью: ну да ладно, впереди сложный день, пора и самому собираться.

Опустились зимние сумерки, такие быстрые и морозные. Словно разом уронившие на посёлок кусок чёрного бархата, тяжёлого и плотного. Небо стало почти чёрным, яркие звёздочки, так ясно видневшиеся в морозный вечер, блестели, словно в сказке, усыпая всё небо. Какой чудный вечер для новогоднего бала! Вдоль улицы зажглись редкие фонари, из окон домов струился уютный электрический свет, такой тёплый и необъяснимо гостеприимный, словно зовущий зайти. Дима вышел из калитки и пошёл по хрустящему снегу, нос мгновенно защипало и немного заложило, щёки начали гореть. А вот и окна школы, такие красивые: абсолютно из всех лился праздничный свет, а наряженная во дворе ёлка так ярко переливалась огнями электрической гирлянды! Толпа родителей на входе, а внутри гул, точно в пчелином улье: разговоры, смех, цоканье каблуков, шорох платьев. А воздух весь пропитан запахами духов и лака для волос.

Новогодний бал – это событие, которого ждала вся маленькая сельская школа. Ребята два месяца репетировали танцы, готовили наряды, делали маски. К этому дню все окна школы одевались вырезанными из бумаги узорами и снежинками, лестницы и коридоры украшались мишурой и дождём. Одним словом, была просто сказка! Их, детская или уже юношеская, но такая родная при воспоминании уже сейчас. Потом, когда они покинут отчие дома, при мыслях об этом сердце каждого из них будет блаженно ёкать в груди, а дыханье радостно прерываться, словно вы летите в пропасть, а ветер подхватывает и несёт наверх! Ощущение этого, родного, своей единственной малой родины и дома. Чем его измерить? Как объяснить? Как понять то тепло, которое разливается по всему телу и, наверное, душе, при воспоминании об этом месте, о своей семье, о родном крае. Мы начинаем ценить его, когда становимся взрослыми, покидаем отчий дом, хотя в детстве так торопимся это сделать! Вот улыбка сама собой появляется на лице при этих мыслях. Потом, спустя много лет, будет время, когда при таких воспоминаниях к горлу будет подступать комочек боли, и слезы сами собой навернутся на глаза, но это потом…а пока все близкие рядом и живы, нужно просто ценить каждый момент, каждый вдох, каждую минуту. Незаметно наступит время, когда этого не будет, и они, сегодняшние дети, сохранят в сердце лишь одно – эти самые воспоминания, и драгоценнее их не будет ничего!

И этот зимний вечер – он тоже вспомнится им не раз, где-то вдали, потом, уходя всё дальше, покрываясь толщей времени и других событий. А тогда в воздухе витал какой-то неповторимый уют украшенных школьных коридоров, тепло новогодних гирлянд в кабинетах, наряженных к празднику, так просто, но так неповторимо. Эта радость праздника, который все они ждали, простого и искреннего, не облаченного в помпезность и дорогостоящую спесь того, что модно, престижно и совсем не важно. Пройдет время, и каждый из них вынесет в непростую взрослую жизнь именно это тепло, сохраняя его в сердце, и ещё много раз поблагодарит жизнь за то, что оно было.

Дима будет вспоминать потом, как в этот вечер открылись двери в зал, они со Светой, подругой детства, вошли первой парой под звуки полонеза и встали в начало зала. Им были видны все входящие пары, которые шли друг за другом. Мелькали пышные разноцветные платья, локоны, причёски. Да, они, их знакомые с детства девчонки, были хороши. Но тут появилась она. Легкая, как облако. На ней не было пышного платья, как у других. Напротив, белое, воздушное, прямое, как-то невесомо сверкающее в свете люстр. В нём она казалось еще нежнее и изящней. Высоко поднятая голова, диадема в пепельных шикарных локонах, никакой косметики, только ослепительная, юношеская, нетронутая красота – она вся была другая. Такие розовые, не обесцвеченные жизнью губы, белая кожа, такая красивая, без всякой пудры. Огромные глаза и длинные от природы ресницы, на её лице не было следов румян и помад! Её лицо было свежим и чистым, таким непорочным, каким бывает только в юности и только у неискушённых жизнью девушек. Ангел, облачко, что-то неземное…сердце Димы забилось быстрее, дыхание блаженно перехватило, он не мог оторвать от неё взор. Такое парень испытал впервые. Это чувство было сильнее всех тех теплых симпатий, которые он чувствовал к ней последние пару месяцев.

Спустя несколько минут Настя и Дима прошли навстречу друг другу в полонезе, и тут молодой человек ощутил, как его всего прожгло странное, отравляющее чувство, болезненное и обидное. Ревность! Да, именно она. Настя танцевала с влюблённым в неё Тимофеем. А вдруг это что-то значит, а вдруг он ей небезразличен, почему она именно с ним? – мелькали в голове его резкие и болезненные мысли, словно всполохи пламени, обжигающие юное сердце! Он тонул в них и не понимал их природу, откуда они произошли, почему от них так больно и ужасно на душе. Вечер неумолимо нёсся вперед, время летело, бежало, как во сне, утекало, подобно песку меж пальцами.

Они танцевали, играли, веселились, но мысли Дмитрия были только с ней. И вот когда объявили финальный вальс, он всю волю собрал в кулак, быстрым шагом направился к ней и пригласил. Их взгляды вдруг встретились, и он внезапно увидел, как она взволнованно дышит, как дрожат её чуть приоткрытые губы в невозможности молвить ответ. Грудь её мерно, но так быстро поднималась под белой тканью платья, она начала быстро переводить взгляд куда-то вниз и парень понял: да, он ей небезразличен! Спустя, наверное, полминуты, показавшейся ему вечностью, она тихо, полушёпотом молвила желанное «да». Он положил руку на её тонкий стан и всем существом своим ощутил это сумасшедшее волнение, этот трепет, эту неуловимую эмоцию. Она была во всём: в бегающем взгляде, в прерывистом торопливом дыхании, в лёгкой дрожи по телу, в её холодной маленькой ручке с тонкими и длинными пальцами, которую он так крепко сжимал в своей руке сейчас, когда они кружились в вальсе по всему залу. Именно тогда Дима осознал: она только его, и никакая сила не сможет вырвать её у него в этой жизни. Она кружилась, ее локоны парили в воздухе вслед за поворотами и вращениями хозяйки, на кончиках длинных русых ресниц как будто мерцали блёстки волшебства, он видел её словно в замедленном кино. Какая-то неземная, волшебная, невесомая, плывущая над залом и этой суетой. Ощущая её запах, её бархатистую тонкую кожу, её тяжелые густые волосы он понимал, что все это такое родное, словно они знакомы дольше их всей, тогда ещё совсем юной, жизни. Это было выше всего земного, тоньше и воздушнее всего небесного, что-то более хрупкое, чем сами облака, чем снежинки за окном.

Вальс закончился, ему казалось, что он танцевал его не дыша, один раз вдохнув в начале и выдохнув в конце, не слыша музыки и всего происходящего! Она присела в поклоне, снова посмотрела в глаза партнера своими бездонными, прозрачными, как небо, голубыми очами. Он понял, что сейчас произошло что-то необъяснимое, гораздо выше земной материи и жизни, что-то сильнее их, какое-то чудесное единение душ, которое разбить уже просто нельзя.

Объявили конец бала, парня словно бросило в мелкую дрожь. Настя быстро вынула из его ладони свою тонкую ручку и направилась в гардероб. Он мчался за ней, едва дыша!

– Настя…Настенька…позволь я тебя провожу. Уже поздно и темно, скоро выключат фонари! – она остановилась, обернулась, также робко посмотрела в глаза, еле совладав со своими дрожащими губами, нежным, тихим голоском промолвила:

– Прошу не обижаться и не расценивать это как что-то плохое, но меня ждёт батюшка, я должна идти к нему, он у меня строгий.

– Как скажешь! Всё понимаю, – парень быстро снял её пальто с вешалки и развернул к ней, чтобы Настя сразу поняла, что он желает поухаживать за ней и помочь одеться.

– Сначала шаль… – звонким высоким голоском промолвила она и быстро повязалась. А уж потом приняла пальто и после снова посмотрела на Диму. Они были совсем рядом, он ощущал её дыхание и тепло губ. Она застыла, неподвижно глядя на него. Время остановилось, мгновения отменили сейчас свой бег. Она, еле справляясь с волнением, чуть слышно сказала:

– Благодарю за вальс, я ждала этого приглашения. Мне пора.

Настя быстрым шагом, стуча каблучками своих белых нарядных сапожек, направилась к выходу, он смотрел вслед. У самой двери она обернулась и помахала рукой, глядя так нежно, так любовно, что стало понятно – это самое начало большой и серьёзной истории, это навсегда!

В гардеробе царил шум, разговоры, буря эмоций, кто-то переобувался. Дима же, быстро схватив куртку и накинув её на бегу, вылетел на окрепший почти ночной мороз из духоты теплого помещения школы. Настю, и правда, ждал отец, одетый в тёмный большой тулуп, он выглядел в свете единственного на территории школы фонаря ещё более грозным, чем обычно. Услышав хруст снега и хлопок двери, он обернулся, недовольным взглядом окинул его и сразу взял за руку дочь, которой явно было сложно идти в длинном платье и на каблуках по снегу. Молодой человек всё понял и шёл позади, не приближаясь к ним слишком. Настя что-то щебетала про бал, танцы, как ей всё понравилось.

Впереди шла гурьба бабушек, простоявших у окон школьного спортзала весь бал и ставшая его сторонними зрителями. Они по-доброму обсуждали, какие мы красивые, и как бы им хотелось сейчас вернуться в свои 17 лет…

Из школы вышла шумная толпа девчонок и мальчишек, из-под девичьих пальто и пуховиков виднелись праздничные платья, мальчики почти все ушли в ботинках, поэтому скользили по морозному снегу; слышались смех, болтовня, крики. Но это все было словно не рядом, не с ним, не касалось его вовсе. Он был не здесь. Тугие струйки дыма из труб домов, запах топящейся баньки где-то, ощущение этого вечернего сельского спокойствия после шумного праздника! И сверкающий, сказочный снег, переливающийся каждой частичкой своей. В окнах домов уже виднелись наряженные ёлки, создавая какой-то уют и праздничность. Дима неспешно, словно плывя в пространстве, зашел в калитку, закрыл ее изнутри, еще раз посмотрел вслед Насте с отцом, и зашел в дом, где ждала мама. Она выбежала из комнаты в халате, с накинутой на плечи старой шалью. В доме вкусно пахло.

– Ну как? Хорошо повеселились? Кушать будешь? Я голубцы там сделала!

Он был все ещё не здесь, поэтому просто кивнул отрицательно головой, снял обувь, куртку и направился в комнату.

– Всё просто прекрасно, но извини, устал, спать пойду! – мама что-то поняла, скромно улыбнулась и снова ушла в комнату, где на стене отражались блики от работающего телевизора.

Парень сел на кровать, не снимая костюма, не включая свет, и сразу принялся смотреть на улицу и думать, что сейчас ощущает она, что творится в девичьей влюбленной душе. Когда они снова увидятся. Он смотрел туда, в тёмную даль, откуда утром бежала парикмахер Наташа. Любовался кружками фонарного света на снежной дороге, качающимися вместе с фонарями от порывов лёгкого ветра. Болтовня и гоготание на улице стихли, как и скрип снега под ногами торопящихся домой до отключения уличного света мальчишек и девчонок. Так он просидел с полчаса, а потом свет на улице резко погас, все погрузилось в непроглядную тьму, даже комната. Не снимая одежды, он лёг на кровать поверх покрывала и сладко уснул. Все сны его с этого дня были пропитаны первыми сильными юношескими чувствами: он ложился в кровать раньше обычного и думал о Ней, вдыхая сладкий и волнительный аромат влюблённости полной грудью. Утром он просыпался опять с мечтами о ней, с прерывистым дыханием, сладкими мыслями, что вот-вот они снова увидятся.

На каникулах они с ребятами из школы много гуляли, катались на лыжах, коньках, ходили в лес, но только не она. Настя была дома, под строгим надзором отца, выполняя домашние дела. Каждый раз, проходя мимо её окон под любым предлогом, Дима как бы невзначай глядел на них. И иногда на втором этаже видел её, застенчиво смотрящую на улицу, словно ожидающую его…она кротко и скромно махала ему, как только их влюбленные взгляды пересекались.

Потом, когда началась школьная пора снова, Дима каждое утро нёсся в школу, чтобы увидеть её. То притяжение, которое возникло между ними, было неудержимым, между ними быстро вспыхнул бурный роман. Он был удивительным: они много разговаривали, общались, пересекались взглядами, но при этом не прикасались друг к другу, не говорили откровенно о своих чувствах и отношениях, только намёками, иносказательно, но им самим и всем вокруг было понятно, что между ними творится.

Мобильного телефона и страниц в социальных сетях у неё не было – запрещал отец. И они общались письмами, такими романтичными, такими драгоценными и редкими сегодня. Она прятала их дома, очень укромно: в шкафу за своей одеждой, в коробочке от духов, которые ей подарил на день рождения Дима. И её ответные письма всегда пахли ими. О переписке знала только её сестра Ольга и берегла Настю, как могла, от отеческого гнева.

У них даже не было первого поцелуя, так удивительно, в юношеском возрасте, когда душа горит первыми сильными чувствами, так хочется дотронуться до своего избранника, ощутить тепло тела, рук, губ, сдерживать себя, общаясь на расстоянии.

Время летело, сошли снега, наполнив Преображенку звонкими ручьями. Дни стали длиннее, ночи короче, солнце теплее и ярче, воздух наполнился запахом весны, а птицы вернулись с юга. В огородах закипела посевная работа, подготовка участков к новому сезону. А для них, без пяти минут выпускников, всё ближе становился тот волнительный рубеж. Рубеж, когда они простятся с детством и начнут взрослую жизнь. Чем ближе был этот момент, тем больше Настя думала, что делать, как связать судьбу свою с Димой. И вот в одном из писем, в начале мая она написала очень мало, но уверенно и однозначно:

– Перед Последним звонком хочу стать твоей, и телом, и душой. Это не обсуждается, только так мы сможем остаться вместе, иначе отец выдаст меня замуж за другого. Это каменный век, но в нашей семье только так.

Дима ответил ей:

– Если только ты не будешь об этом жалеть, я в своем решении уверен. Вместе навсегда.

Так они договорились о ночи, когда станут одним целым, в чем-то взрослее, но сольются воедино, чтобы никто и ничто их не разлучили.

Глава 7. Майская ночь

Это удивительное время, когда земля ещё не раскалена летним зноем, но воздух уже теплый и чрезвычайно пьянящий. Пропитанный одновременно запахом цветущей сирени, яблонь, вишни, ландыша. Май – время, когда весна встречается с летом.

В открытое кухонное окно дома Непряхиных лились вечерние трели соловья, ни один лист в темноте сада не двигался, просто какое-то затишье перед бурей. Где-то размеренно стрекотал сверчок. В прозрачно-розовом, хотя уже темневшем небе над Преображенкой появлялись, словно призраки, черные тени туч. Они мрачно и устрашающе подплывали к селу. Душный воздух словно нёс в себе какое-то напряжение, невидимое, но ощущаемое каждой клеточкой тела. Какое-то предчувствие: что-то должно случиться, произойти.

Оля ещё мыла посуду, убирала что-то в холодильник, а ребята уже готовились ко сну. Еще минут пять, и Оля, точно мама, пойдёт их проверять.

Настя тихо расправила кровать, не снимая уличной одежды, легла и закрыла глаза, словно уснула, накрылась одеялом с головой. Но она точно знала, что там, в тёмной глубине заброшенного колхозного сада, её ждет Дима. И она точно знала, что ждать он будет столько, сколько нужно. Девушка, казалось, не дышала. Как чуда ждала того момента, когда с легким скрипом откроется дверь её небольшой спальни, войдёт сестра, проверит и сама поспешит ко сну. И вот случилось: дверь скрипнула, быстрая и узкая струйка света из коридора просочилась в комнату Насти, послышалось тихое дыхание Ольги. Девушка, оставшаяся за старшую, увидела обычную ночную картину сестринской комнаты. Она спит, окно открыто, по комнате разливается пробивающийся из-за облаков лунный свет, холодный и белый. На шкафу висит парадная форма и ленточка выпускника. Всё готово к Последнему звонку, но Ольга решила проявить бдительность. Аккуратно, ступая только на носочки, она подошла к кровати, чуть приоткрыла одеяло, чтобы убедиться, что Анастасия там, а потом закрыла обратно. Настя лежала не дыша, боясь хоть чем-то себя выдать. Напряжение внутри неё готово было, как шаровая молния, разорваться и брызнуть наружу бурей эмоций. Но она держалась из последних сил, боясь случайно открыть глаза, в которых не было ни грамма сна. Сердце девушки бешено билось в предвкушении судьбоносной ночи, которая навсегда изменит её жизнь. Она с нетерпением ждала, когда же сестра уйдет из её комнаты. А та, как назло, принялась рассматривать висящую на двери шкафа вешалку с парадной формой к завтрашнему дню. Наконец, шаги спешно направились обратно к двери, раздался скрип и последовала тишина, шаги пошли дальше по коридору.

Настя открыла глаза, тихо, босяком прошла к двери, аккуратно приложила ухо. Сестра ещё делала обход по младшим, потом раздались её шаги, идущие в глубину коридора, звук закрывающейся двери и….тишина. Настя подождала минут пятнадцать, чтобы убедиться, что Оля спит, также невесомо прошла к кровати, сложила подушки так, чтобы изобразить видимость её присутствия, укрыла их одеялом и направилась к открытому окну. Девушка в предвкушении встречи выглянула и посмотрела вниз, под окно, там стоял Дима с букетом яблоневых цветущих веток в руках. Едва увидев в окне любимую, он просиял такой яркой улыбкой, словно встретил настоящее чудо. Девушка аккуратно села на подоконник, перекинула ноги вперед и решительно спрыгнула в руки возлюбленного, легко, воздушно, словно облачко. Все делалось необыкновенно тихо, даже как-то неестественно, будто в немом кино. Дима сразу вручил цветы возлюбленной, страстно поцеловал её. Они пошли через сад, чтобы не разбудить собаку. Влюбленные решили идти через задний забор участка, минуя центральную калитку, где как раз обитал грозный Полкан – огромная немецкая овчарка. Дима первым перелез через сетчатый забор, Настя аккуратно приподнялась и подала ему руки, легко подпрыгнула, но, перелезая, уронила букет яблоневых веток, попытавшись его поймать, непроизвольно толкнула ногой маленькую фигурку ангела, украшавшую двор. Статуэтка упала на забор с характерным звоном, гулко отозвавшимся в тишине. Парочка переглянулась, присела за забор. В доме вспыхнул свет, значит, Ольга проснулась от звука и решила посмотреть, что случилось. Больше всего молодые боялись, что девушка решит лично спуститься и проверить двор. Но этого не произошло, Оля выглянула из окна дома, ничего не увидела и снова выключила свет. Молодые люди увидели, что отблеск оконного света, так ярко упавший на ночные ветви деревьев, пропал, и пустились бежать. Они бежали, не оглядываясь, до самого края сада. Анастасия была похожа на настоящую лесную нимфу: её длинные, волнистые русые волосы были распущены и развевались по ветру, холщовый домашний сарафан придавал ей особой сказочности, а босые, изящные ноги, почти невесомо ступавшие по земле, дополняли образ лесной волшебницы.