У них будет жизнь

Но пока они были здесь, под крылом родителей, под крышей уютного отчего дома, в дали от всего грязного, порочного и плохого. Несмотря на малую численность, школа в этом селе функционировала, сюда свозили много детей из соседних деревень, где образовательных учреждений давно не имелось. Все друг друга знали, ведь новички в этих краях были редкостью. Скорее наоборот, чаще из них убывали. И вот, однажды, 1 сентября среди знакомых лиц мальчишек и девчонок, повзрослевших и изменившихся за лето, появилось много незнакомых. Опрятно одетые, приветливые, на первый взгляд хорошо воспитанные, они пока еще держались особняком. Новички появились сразу в нескольких классах, даже в выпускном, где учился в тот год Дима, что само по себе удивительно, практически уникально. Откуда взяться новеньким в таких Богом забытых местах? Но даже в самых очевидных правилах бывают исключения. Именно таким и оказалась вновь прибывшая в их класс девочка. Невысокая ростом, худенькая, скромная, даже немного запуганная, она стояла недалеко от Димы. Из-под длинных темно-русых ресниц сияли чернильно-синие глаза. Именно сияли, потому что от них исходило такое тепло и свет, что хотелось вглядываться в них вновь и вновь. Белоснежная, чистая и нежная, как бархат, кожа, длинные русые с пепельным оттенком волосы создавали образ русской красавицы. Тонкая талия, изящные руки, идеально прямая спина, кротко и не гордо поднятая голова – всё в ней говорило о каком-то благородном происхождении. Не тронутое косметикой лицо ненавязчиво свидетельствовало о скромности и придавало определенную индивидуальность. Местные девочки, которые активно пытались насладиться прелестями, как им казалось, уже взрослой жизни, были иными. Макияж, яркая помада, короткие стрижки, юбки намного выше колен – вот они, атрибуты подростковой, абсолютно «зелёной» зрелости. Ещё вчерашние девчонки, носившие длинные косы, неброские наряды, позволявшие себе пользоваться губной помадой пастельных тонов только на школьные праздники, сегодня превратились в несколько вульгарно одетых девиц. Это не делало их плохими и распутными, так выражались попытки повзрослеть раньше времени. Ведь жизнь наша устроена таким странным образом, что, едва вступив в подростковый возраст, мы стараемся быстрее стать взрослым, а потом с теплом и ностальгией вспоминаем детские годы. Когда рождается ребёнок, молодые родители считают часы: когда пойдет, когда заговорит, когда переступит порог школы, потом ждут выпускной, поступление в вуз, а когда вдруг понимают, что любимое дитя безвозвратно повзрослело, оплакивают ушедшее время.

Преображенские девчонки и мальчишки не исключение – торопятся приступить к взрослой жизни, покинуть родное гнездо, даже не представляя, сколько раз потом, выйдя в ту саму желанную взрослость, будут вспоминать родительский дом, его тепло, заботу и покой, который не подарит больше ни один уголок мира. Хотя нужно сказать, что перебои с интернетом и отсутствие кабельного телевидения положительно сказывались здесь на подрастающем поколении. Их первые неумелые попытки к макияжу, легкому флирту, как бы взрослой одежде начинались только к выпускному классу. А для современности это уже прогресс, городские ровесники выпускников познают это гораздо раньше.

Были, впрочем, девчонки, которые и вовсе не следили за собой, но они настолько были неухоженные и неприятные, что вряд ли молодые люди стали бы направлять на них взоры. Новенькая же – совсем другое дело, без яркости и вульгарности, но с каким-то очарованием, ореолом чистоты и красоты одновременно. Ее шарм и прелесть были такими сдержанными, скромными, едва заметными, но очевидными, что как маленькое черное платье Коко Шанель, привлекали всё сильнее. Пять парней из немногочисленного сельского выпускного класса мигом обратили на неё внимание, да так, что взгляд не могли оторвать. Она же не смотрела ни на кого, то ли по причине воспитания, то ли из-за скромности и боязливости. Начинается учебный год, а значит, что скоро директор школы Зоя Павловна, очень хороший и строгий руководитель, что придает ей еще большей бесценности, заставит девчонок позабыть про косметику и короткие юбки, введя их в привычное учебное русло. Как бы то ни было, новенькая эта всё равно очень отличалась от других.

Всю торжественную линейку Дима простоял как вкопанный, глядя на незнакомое девичье личико. Кто она? Откуда? Почему сюда? И надолго ли? Роились мысли в его голове, не давая покоя и отвлекая от происходящего. Парень заинтересованно разглядывал длинные, как будто посеребрённые ресницы девочки, шикарные, чуть волнистые волосы, глубокие синие глаза, какие-то васильковые, словно цветочное поле в разгар лета. Он так увлекся, что чуть было не «проспал» момент, когда нужно было выносить на плече первоклассницу, которая даст первый в новом учебном году звонок. Хорошо, что соседская дочка Катя, рыжеволосая, сияющая как солнышко, шустрая девчонка, всё это время державшая Диму за руку, начала дергать за неё и активно кричать о том, что надо идти в центр толпы.

После первого звонка все разошлись по кабинетам. В выпускном Димином классе училось теперь 8 человек, из них пять мальчишек и три девчонки. Ребята вошли в знакомое, даже родное помещение, в котором немного пахло краской и побелкой после летнего ремонта. Они расселись по своим обычным местам, в классе стояло всего пять парт, так как кроме выпускников здесь бывали только десятиклассники, которых было также в пределах десяти человек. Классный руководитель Диминого класса, Татьяна Леонтьевна, была уже шесть лет как на пенсии, но преподавала на 0,5 ставки русский язык, литературу и еще несколько факультативных уроков, чтобы не сидеть дома. Интеллигентная, одетая в черное платье с белым кружевным воротником, стройная для своего возраста женщина, как обычно сидела на своем учительском месте. Ребята мгновенно разбрелись по кабинету. Алексей Дергунов и Ниночка Ахметова сразу заняли первую парту первого ряда, вот уже три года они были в нежных юношеских отношениях первой любви. Сергей Хлопотунов и Максим Самышкин сели за ними. Закадычные друзья с первого класса не мешали друг другу и более того, в чем-то даже помогали. Второй ряд начинался с Оли Филипповой и Артема Залевского. Он – слабенький в учении троечник, она – отличница, их союз по парте вполне корыстен. Дима и его одноклассник Тимофей сидели за разными партами, поодиночке. Когда-то из-за Наташеньки Демичевой, которая благополучно уехала из поселка вместе с родителями год назад, Тимофей устроил драку с Димкой, хотя тот был совершенно ни при чём. Наташа, на три года старше мальчишек, была девушкой несколько легкомысленного поведения, оставалась на второй год, серьёзности в ней не наблюдалось вовсе. Доступной ее назвать было нельзя, но вот морочить головы парням она очень любила и умела это делать. Пару месяцев она крутила роман с влюбленным в нее без памяти Тимом, но потом перекинулась к другому парню. И по ошибке подозрение пало на Диму. Причиной переживаний действительно был Дима, но другой! Архипов, парень вообще из соседнего села. Добрая соседка Наташи сказала Тимофею, прождавшему возлюбленную больше часа у закрытых ворот, что она ушла гулять с Димкой. Парень, не дослушав, с каким, подорвался, словно ошпаренный, за девушкой, бросив букет осенних садовых хризантем прямо на проезде. Поспешил он к Диме – однокласснику, зная, что Наталья раньше ему нравилась, и сразу же решил, что возлюбленная проводит время именно с ним.

На самом же деле, Дима был из тех парней, которые воспринимали девушек, как подруг, самых настоящих, искренних, близких друзей, или же вовсе не общался с ними. Иногда, как любому нормальному шестнадцатилетнему парнишке, ему нравились девушки, но пока ни одна из них не ответила ему взаимностью. Наташа же больно обидела его, выбрав друга и объяснив это тем, что Дима еще маленький, глупенький мальчишка. Через пару недель Тимофей узнал всю правду, но будучи самовлюбленным «нарциссом», выросшим под крылом мамы и бабушки, вину свою не признал, с тех пор бывшие друзья не общались.

Татьяна Леонтьевна, с присущей ей сдержанностью, встала из-за стола и представила новенькую, которая осталась стоять посередине кабинета. Одна, скромная, прячущая глаза, смущённая новым коллективом, она стояла, словно на обозрении перед всем классом, беззащитная и робкая.

Классный руководитель доброжелательно посмотрела на неё, немного приобняла за плечи и сказала:

– Знакомьтесь, это Анастасия, она приехала сюда со своей семьей из далекого города Ростов-на-Дону. Будет учиться с вами до самого выпускного бала. Прошу любить, жаловать и не обижать.

Сплочённая деревенская ребятня, которая с первого класса училась вместе, естественно, сложно воспринимала новенькую девочку в своих рядах. Но слово классного руководителя для них было законом! Она имела такой человеческий авторитет в глазах ребятни, что поспорить с её наказом никто не мог!

Далее Татьяна Леонтьевна предложила Насте выбрать место в классе. Выбор был само собой невелик: сесть за парту с Тимофеем или с Димой. Она посмотрела на Диму, потом на Тимофея, в глазах ее в этот момент отобразилось глубокое раздумье. Минуту спустя девушка направилась быстрым шагом к парте Тимофея. Дима как-то равнодушно на это отреагировал, совсем не задумываясь о том, почему так вышло. Он не видел в ней никакого интереса, да и вообще парнем был незаносчивым, совсем не думал, что весь мир должен крутиться вокруг него.

На самом же деле, причина, которая подвигла Настю сделать шаг именно в сторону Тимофея, довольно проста: посмотрев на интеллигентного Диму, в отглаженной рубашке, с галстуком, типичного выходца семьи работника культуры, образования или медицины, она испугалась. Да, испугалась, что он будет высокомерным и совсем не захочет такого соседства за партой. Тимофей же был иным: полноватый мальчишка с круглыми щеками, в растянутом свитере, грязноватых кедах; в нём она сразу увидела «крестьянского сына» в самом хорошем смысле, ведь сама была теперь почти такой же.

Когда-то у её отца была своя ветеринарная клиника, жили они в большом городе Ростов-на-Дону, но потом конкуренция стала большой, и папа Насти – Владимир Николаевич – был вынужден закрыть клинику. Идти работать за очень скромную зарплату в государственной больнице для животных или же к другому хозяину ему не хотелось, и тогда он решил уехать в деревню, где жили его родители, заняться сельскохозяйственным бизнесом и разводить скот. Деревня их оказалась в непосредственной близости к границе с Украиной, и там в 2014 году стало неспокойно. Тогда семья решила перебраться в центральную часть России к родителям мамы семейства, Татьяны Дмитриевны. Она, кстати, была дочерью так называемых староверов. Ее мама, Мария Константиновна всю жизнь была дома, не работала, хотя получила профессию швеи, но с удовольствием шила на заказ. В семье, с подачи главы, придерживались строгих ортодоксальных канонов, ведь он тоже был представителем старообрядчества.

Каноны эти перешли в семьи детей, в том числе и к Непряхиным – родителям Насти. То есть вся их семья жила по очень непростым, ортодоксальным законам их религии. За отца Насти – Владимира Николаевича, ее выдали замуж по договоренности родителей, как было раньше принято. Да, мама Насти, Татьяна Дмитриевна, в молодости была очень хороша всем: и яркой внешностью, и воспитанием, и кротким нравом скромницы, и навыками молодой хозяйки. Так и понравилась она будущему супругу, он об этом сказал своим родителям, а уж те посватались по всем традициям! Папа Татьяны Дмитриевны был очень строг, мама безмолвна, единственное верное мнение в семье – мнение отца. Иного хода событий в этой семье быть не могло. Молодой ветеринар Непряхин сразу понравился отцу избранницы: такой же своенравный, властный, по его мнению, настоящий мужчина и глава семьи. И не ошибся: в гнездышке Непряхиных жизнь потекла по тем же нравам и принципам: отец семейства всё держал в своих руках, дети росли с пониманием этого и знали только такой ход семейной жизни, как истину в последней инстанции.

Хотя ничего плохого в этом не было: растили шестерых детей, пять девочек и долгожданного сына Никиту, младшенького. Девочек с юных лет приучали к хозяйству, и замуж они выходили вполне приспособленными. Сына приучали к мужскому труду, даже к верховой езде, и в свои 7 лет он уверенно держался в седле.

Старшей в семье была Екатерина, двадцати пяти лет от роду, она уже сама дважды была мамой; в 19 она вышла замуж строго за избранника, выбранного отцом, до свадьбы им нельзя было даже целоваться, всё её образование ограничилось техникумом по профессии кондитер. Сейчас она жила в далеком городе Сыктывкаре.

Вторая в семье – Ольга, ей сейчас ровно 20, она осталась у родных в Ростове-на-Дону, чтобы завершить обучение в колледже на учителя русского языка, ей уже тоже определён супруг, и, окончив учёбу, она отправится к нему в село на территории Краснодарского края. Настя третья, она понимала, что следующая на очереди, в лучшем случае отец даст ей пару лет на образование после школы и тоже лично выберет жениха. Елизавета, или как её звали в семье – Лизонька, была на два года младше, перешла в восьмой класс. Она от рождения была очень болезненна, появилась на свет недоношенной. Из-за частых недугов она пошла в школу на год позже.

За ней следовала Мария, шаловливая, неспокойная, самая непростая и доставляющая хлопоты девчонка, она даже внешне не похожа на маму. Четыре старшие сестры просто копия Татьяны Дмитриевны в молодости: светловолосые, стройные, изящные и с волшебным цветом глаз, каким-то васильковым, словно полевой цветок. А Маша – коренастая, невысокая, с резкими скулами и узковатыми глазами – папина дочка! И нрав у неё такой же взбалмошный, резкий, немного грубый, как у главы семейства. Ох, и страдали от него порой все: и жена, и дочки, и малолетний сын!

Дети в этой семье воспитывались в строгости, отец их более всего боялся соблазнов мирских, таких как алкоголь, наркотики, свободные отношения. Поэтому, переехав ближе к родителям супруги, решил отправиться в глубинку, для пущей безопасности подрастающих деток. Девочки мастерски готовили, были хорошо воспитаны, даже помыслить не могли о добрачном грехе, одевались скромно, косметикой им было запрещено пользоваться. Все девочки в семье были, как ангелочки: голубоглазые, светловолосые, очень открытые и добрые. Но семья долго ждала появления сына, которому сейчас было только 7 лет, Бог долго не давал такой радости их дому. Но свершилось, Никита, как две капли воды похожий с четырьмя сестрами, уже умел держаться в седле, выходил с отцом на огород, помогал в доме, насколько мог. И в этом году переступал порог школы. Поэтому в ту осень в скромной сельской школе прибавилось сразу четыре новичка: в первом, четвёртом, восьмом и одиннадцатом классе. Все они были очень скромно, но торжественно одеты, опрятны, собраны и скромны.

Но вернёмся в класс, где начался первый в новом коллективе урок для Анастасии, так, кстати, её звали дома, подчеркивая красоту имени. Она сидела, чуть дыша, не сводя глаз с классного руководителя и не глядя на своего соседа по парте. Тимофей же не мог оторваться от Насти: её длинные, казалось, серебристые на просвет ресницы завораживали его. Розовые, словно нарисованные губы, манили, а тёмно-синие глаза и вовсе заколдовывали молодого человека. Он понял, что неравнодушен к ней с первого взгляда. Девчонки смотрели на неё, как на врага народа: с завистью, осуждением, некоторые с любопытством. Первый день пролетел незаметно, за ним второй, третий, и так прошел месяц.

Это было тогда, не так уж и давно, просто «до», в другой какой-то жизни.

Глава 3. Преображенская осень

С приходом осени и учебного года жизнь словно ускорилась: сначала пришла пора спелых, словно разрисованных краской, яблок и алой рябины, настойчиво напоминающих об уходе лета и приближении холодов. Жара спадала, а воздух наполнялся характерным запахом осени, таким приятным и необъяснимым. Потом плавно желтели листья на деревьях, разукрашивая лес всполохами огня, загорались алые ягоды калины и боярышника в садах. Наступали ранние закаты, осенние сельские вечера, наполненные уютом и теплом. А всполохи становились все ярче, лес переодевался из зелени в сухое золото. Дорожка от ворот школы к дверям устилалась кленовыми жёлтыми листьями, словно ковром, что придавало ей красоты и торжественности.

Потом польют первые осенние дожди, жители села незаметно переоденутся из жакетов и свитеров в пальто и куртки, вооружившись зонтами. Потом дни станут мрачными, небо серым и однотонным, воздух холодным и свежим, а лес оголится, сбросив всю листву на землю. Будут печально мокнуть под дождём черные голые ветки, затем на них появятся застывшие капли – знак прихода первых заморозков. Потом морозец коснется своим дыханием листвы, щедро покрывшей своим ковром землю в лесах, садах, обрамляющей дорожки и тропинки. Она немного застынет, разрисуется белыми морозными узорами, станет хрупкой. Пусть вскоре эти кружева первого инея сойдут, оставив листву почерневшей и некрасивой, но все будут ждать чего-то волшебного, а точнее – снега.

И он придет, да, сначала робко и несмело, подобно человеку, впервые заглянувшему в гости к малознакомым людям. Каким-нибудь обычным утром или даже с ночи, он упадет мокрыми белыми хлопьями, какими-то тяжелыми и неуклюжими, но покроет ту же листву белым тонким ковром, снова делая нарядной! У всех появится приподнятое настроение, а через час-другой, снег сойдет, растает, словно и не был, оставляя слякоть и лужи, но это потом. А пока в Преображенке царствовал конец сентября!

В городе люди всё время бегут куда-то, торопятся, живут по принципу от работы до дома и от дома до работы. Там притупляются чувства, слабеют и вовсе теряются родственные и человеческие связи, забываются церковные праздники, да и светские теряют свой вкус. Бег, суета, некогда остановится и увидеть, что происходит вокруг. Заметить красоту времени года, посмотреть на спящие улицы рано утром, ощутить первый утренний туман, порадоваться первому снегу или напротив, первым побегам растений по весне. Кажется всё одинаково: серый асфальт, трамвайный звонок, высокие здания, их окна. Хотя, конечно, это не так. Даже в городе, глядя на окно с улицы, можно представить, кто там живет: неопрятная злоупотребляющая алкоголем семейка или любители уюта и чистоты, молодая новоиспечённая ячейка общества или одинокая пожилая дама. А вслушавшись в жизнь города, можно уловить чей-то крик отчаяния или смех, радость праздника или шепот тайны. Но делать это просто некогда: утром люди спешат на работу, вечером стоят два часа в пробке, наспех ужинают, готовят еду на завтра, в лучшем случае часок проводят у телевизора вместе, а то и просто молча идут спать. И так по кругу…

Необыкновенно хороша летняя городская ночь, наполненная светом фонарей, причудливы маршруты дождевых ручейков на окнах в серый ненастный день, необыкновенно красивы городские цветы, не зря же про них сложена песня. Но это могут заметить лишь единицы: особенно проницательные, чувствительные, небезразличные к миру люди. А остальным некогда…суета, дела, беготня, заботы, обязательства.

В селе же всё по-иному: человеческие чувства, отношения, поступки и характеры – всё на виду. Горе и радость, любовь и ненависть, похороны и свадьбы, всё тут переживают вместе. К новым людям приглядываются, изучают, смотрят. А времена года, изменение погоды, всё ощущают сердцем и душой. Ведь не нужно стоять в автомобильных пробках. А год в деревне вообще подчинен периодам земледелия: посев, рост, урожай, подготовка огорода в зиму. Да, это очень интересно, наблюдать, как в апреле на земельных участках появляются люди, которые вскапывают землю, что-то сажают, потом первые всходы, цветение садов. Всё село словно покрывается белым невесомым облаком лепестков: яблони, вишни, сливы, всё цветёт. А потом начинают появляться первые завязи огурцов, маленькие зелёные помидоры. И, наконец, долгожданный урожай! Незаметно наступает время, когда кисти рябины алеют, а поздние яблоки румянятся под первым снегом, огороды перекапывают в зиму. Весеннее тепло вечеров меняется летним зноем, потом серыми дождями и всполохами осенней листвы в лесу, наступает время грибов. И только потом врывается белый, чистый снег, воздух становится кристальным, даже обжигающим, а все кругом нарядным и кристально белым, как наряд невесты! Но до этого еще далеко.

Пока жители Преображенки копали картошку, подготавливали огороды, солили капусту. Школьники вливались в ритм учёбы. В местных лесах шарили целые «грибные десанты», места тут в этом смысле знатные. Местные жители лет с семи, ну, самое позднее с десяти, умеют отличать грибы благородные от ядовитых, маслята от опят, а подберёзовики от груздей. Спектр грибов в здешних лесах водился огромный: рыжики, лисички, грузди. Маслята и опята почти не считали за грибы, их ежегодно тут было великое множество. А вот настоящей ценностью были грибы «дорогие». Белые, крупные, на высокой ножке, они бывали не каждый год. Как говорят заядлые грибники: как олимпиада, через 4 года жди их. Но этот год выдался именно таким – «дорогим грибным». Не иссякал человеческий поток в леса. Ходили только местные, так как городские не знали про это «сокровище», да и вообще, не ездили в такую глушь.

Наступил обычный осенний вечер пятницы: ранние туманные сумерки опустились над Преображенкой, за этой нависшей пеленой неспешно возникали теплые огоньки окон. Все стремились быстрее вернуться в уютные дома и не выходить оттуда без веских причин. Ведь октябрь в деревне не самое весёлое время: размытые грязные колеи дорог, чавкающие от каждой проезжающей машины или ступающей ноги. По ним можно было пройти только в резиновых сапогах. Дожди лили уже третий день, немного утихали и снова начинались.

Стемнело, долгий осенний дождь занимался над селом, звонко капающий по листьям деревьев, уже рыжим и желтым, типично осенним. Было что-то уютное в этой погоде. Здесь не было ни реки, ни пруда, до ближайшей трассы было далеко, километров 15-18, так что сельский пейзаж различался только погодой и временами года. Разве что звуки железной дороги доносились из соседней деревни за Ведьминым озером. Темное низкое небо опускалось на дома, словно вот-вот заденет своей серой тканью крыши.

Семья Кривцовых собралась на ужин за общим столом. Тепло потрескивал камин, окна снаружи покрылись рябью капель, мелких и серых, которые словно затянули стекло какой-то холодной тканью. Рябина под окном словно плакала. С крупных, алых ягодных гроздей как слёзы падали дождевые капли, медленно и грустно, тонкоствольная рябина гнулась от порывов ветра, гнулась, но не ломалась. Уж такая судьба у этого женственного деревца. При всей это серости и промозглости, проникавшей, казалось, везде, пронизывающей душу насквозь и нагонявшей тоску, осень в деревне довольно уютное время. Время теплого травяного чая, ароматных яблок, выпечки и ранних закатов. А значит, семейных вечеров после окончания сезона огородов и садов, и если в семье царило счастье, то сейчас наступал момент его полного осознания и ощущения, вдыхания полной грудью! Ну а уж если ячейка общества несчастна, то это явление круглогодичное! Глядя на рябину под окном и этот нескончаемый дождик, глава семейства сказал:

– Жаль, собирались в выходные за грибами. Их в лесу тьма, наверное, да только не пройти – не проехать.

– Ну, ничего, дома дел полно, – ответила задумчиво смотрящая куда-то за окно Надежда Анатольевна. В ответном взгляде Димы прочиталось верное разочарование. Но он промолчал.

Дело в том, что каждое сезонное событие здесь очень ждут. Летом огороды, урожай, выезды на шашлыки, весной День Победы, когда всё малочисленное село вопреки пессимистическим настроям многих жителей, пусть скромно, но выходит на праздничное шествие. Затем последние звонки, выпускные. Каждого школьника здесь знают с рождения. Соседские мальчишки и девчонки растут на глазах. И вот вчерашние малышки предстают юными леди в шикарных нарядах, а недавние мальчишки становятся настоящими кавалерами в праздничных костюмах. Зима: новый год, катание на коньках, Рождество, святочные гадания! А вот осень – это грибы! И особенно жалко, когда под щедрыми дождями они вырастают, да так много, что хоть косой коси! Но там же, «на корню» сгнивают, потому что некому за ними в непогоду прийти – подходов нет!

Вот и в этот год многие отчаялись пополнить свои погреба банками с долгожданными любимыми грибочками, которые любой стол царским сделают!

Вечер незаметно перешёл в ночь, непроглядная тьма повисла над Преображенкой, только дальний одинокий фонарь в поле за селом хоть как-то освещал местность. Но на смену дождливому закату пришел ясный, по-осеннему чистый рассвет. Всю ночь дул сильный ветер, деревья клонило к земле, ужасающе завывали его порывы по всей деревне. И тучи унесло дальше от села. Яркое солнышко озарило всё: крыши домов, желтеющие сады, влажную пока еще грунтовую дорогу. Все стало иным, радостным, ярким, веселым. Так, например, листья рябины под окном Кривцовых алели, как всполохи огня, такие знакомые разноцветные астры в палисадниках и садах как будто подняли головы от земли и радовались солнышку, а капли вечернего ливня блестели на них, как бриллиантики. Осенний жёлтый лес, стоящий поодаль от села и как ковер покрывающий небольшие горы, отделённый от Преображенки степью, загорелся золотом! Мир стал разноцветным и нарядным. Но земля была ещё влажная, поэтому субботу пришлось провести за привычными домашними делами, а вот в воскресенье, на следующий день, сельчане активно двинулись в лес по грибы.