Страсть на старте

Теперь я могу заполучить любую, однако хочу лишь одну.

Я жажду почувствовать эти пухлые губы на своих. Мечтаю поднять ее и погрузиться в нее как можно глубже, а потом сжать округлую задницу и притянуть к себе. Услышать звуки, которые она будет издавать. Ее голос вынуждает меня вести себя как собака, которая всегда готова слушать хозяина.

Иногда она издает тихий стон – от разочарования или редкого смеха, – и я представляю, что этот звук является результатом моих действий… Федра теряет контроль, позволяя страстному стону срываться с губ, пока я дразню ее языком.

Прогоняю эту мысль и поднимаю чемодан, держа его перед собой и стараясь выглядеть естественно, пока приказываю члену успокоиться.

Нам навстречу идет высокая женщина с седыми волосами, на ее лице ни следа улыбки.

– Я Елена. У меня для вас машина. – Затем разворачивается и направляется к парковке. Мы с Федрой обмениваемся взглядами.

– Наверняка она отлично готовит, – громко шепчет она.

– Хочется надеяться, что в этом у нее мастерства больше, чем в умении вести беседу. – Мы обмениваемся многозначительными улыбками, и атмосфера между нами становится более дружелюбной, что не может не радовать. Елена подходит к синей «Альфа-Ромео Спайдер».

Затем вручает мне ключи:

– Машина господина Франке рассчитана лишь на двоих пассажиров. Меня заберет сестра. Я заеду к ней, а через три часа вернусь в коттедж, чтобы приготовить ужин. – Она достает из плетеной сумочки лист бумаги и протягивает его Федре: – Инструкции.

– Ого. – Федра разворачивает листок. – Маршрут на бумаге. – Переводит взгляд на меня и ухмыляется: – Даже не подозревала, что они все еще в моде.

Елена отрывисто кивает, а потом возвращается в здание аэропорта.

Кладу наши сумки в багажник и протягиваю Федре ключи:

– Хочешь повести?

Рыжие брови удивленно приподнимаются:

– Ты не шутишь?

– Ты отличный инженер, предположу, что и водитель из тебя хороший. – На ее губах появляется улыбка.

– Ой, перестань подлизываться. – Забрав ключи, она закатывает рукава и идет к водительскому месту. – Пристегнись, красавчик. – Звучит как издевательство, но я не стану спорить.

* * *

В конце концов мы оказываемся в белоснежном коттедже с низкими деревянными арочными проходами, витражными окнами и полом из мозаичной плитки. По прибытии мы выбрали спальни, Федра поставила свой чемодан в самую маленькую, потому что та дальше всех от моей. Потом она несколько часов подремала, а я взбодрился по-своему: переоделся в спортивную одежду и бегом преодолел около триста ступеней от залива Амуди до поселка Ия.

После этого я долго принимал душ, во время которого, каюсь, некоторое время думал об очаровательной мисс Морган, представляя на месте своей руки ее.

Суровая Елена оказалась бесподобным поваром. Сидя на заднем дворе, с которого открывается вид на Эгейское море, мы с Федрой наслаждались спанакопитой, долмой, хтипити, хлебом, оливками, финиками, а еще распили бутылку пино-нуар.

Теперь, лежа в шезлонге, я любуюсь потрясающим закатом и наблюдаю за тем, как яркие цвета исчезают в море. Музыка волн убаюкивает, и я почти засыпаю, но тут Федра возвращается из своей комнаты, куда ушла переодеться после ужина.

Видя ее наряд, выпрямляюсь. На ней та же туника, но теперь она дополнена оранжевой юбкой длиной до щиколоток. На плечи накинут тонкий плед, в вечерней прохладе исполняющий роль шали. Она без обуви, и я не могу отвести взгляд от ее ступней.

– Что? – Федра отодвигает свой шезлонг подальше от моего, а потом садится. – Перестань пялиться как идиот.

Не могу сдержать тихий смешок.

– Просто никогда не видел тебя в юбке.

Она одергивает ткань, чтобы прикрыть ноги.

– Во всем виновата Елена, из всей моей одежды только у этой юбки есть эластичный пояс.

– А как же пижамы?

– Я сплю без пижамы, – она произносит это с закрытыми глазами, но когда осознает, что именно сказала, резко распахивает их.

– Я тоже, – мой голос неожиданно низкий.

Федра смотрит на меня, а затем подтягивает ноги выше и поправляет юбку.

– Я разговаривала с Мо, – сообщает она, явно желая сменить тему, а не обсуждать, что мы оба предпочитаем спать обнаженными. – Он еще несколько дней пробудет в Швейцарии. Он… – Она прикусывает нижнюю губу. – Встречается с кем-то. – Понятия не имею, почему она говорит мне это. Я предположил, что отсутствие Эда Моргана связано с бизнесом, но в тоне Федры чувствуется напряжение.

Судя по всему, она ждет, что я поинтересуюсь деталями.

– Да? Новый спонсор?

– Нет-нет, – она раздраженно вскидывает руку. – Ничего такого.

В свете угасающего заката я украдкой изучаю ее. Брови нахмурены, и возможно, это всего лишь игра света, но она кажется печальной.

Мне становится не по себе, когда ко мне приходит важное и пугающее понимание, что после ужина она вполне могла остаться в своей комнате. Однако все-таки пришла посидеть со мной, мужчиной, которого ненавидит, и все равно пытается что-то рассказать.

Для меня это колоссальная ответственность. Каждую неделю я сажусь в машину стоимостью двенадцать миллионов долларов, и, даже зная, что могу случайно впечатать ее в стену, чувствую меньшее давление. Оказанное Федрой доверие кажется более хрупким и ценным.

– Встреча? – решаюсь продолжить я. – Не по вопросам бизнеса?

Глядя на море, она качает головой и туго наматывает одну из завязок на тунике вокруг пальца. Затем разматывает ее и опускает руки, позволяя им повиснуть.

– С… с доктором, – запинаясь, едва слышно лепечет она.

Молчу, размышляя о том, что это может означать, затем беру ее руку, наклоняюсь и целую костяшки пальцев.

– Dragă, с твоим отцом все будет хорошо. Он под присмотром.

Хоть и довольно медленно, но Федра убирает руку, а потом смотрит мне в глаза.

– Надеюсь. Мо говорит, доктор Бруннер один из лучших.

– Уверен в этом, – ободряюще улыбаюсь я. – Но я имел в виду твои надежные руки.

* * *

Когда следующим утром в девять часов я спускаюсь на кухню, Федра уже там, наливает себе в чашку остатки кофе. На ней шорты цвета хаки и майка на бретельках, открывающая лопатки. Обуви нет, а волосы убраны наверх и закреплены золотистой заколкой в форме листа.

– Есть еще кофе? – подходя ближе, спрашиваю я.

От нее пахнет мылом, но волосы сухие, от них исходит приятный мускусный аромат, несвойственный свежевымытым волосам. Мне до боли хочется обнять ее и прижать к себе, а потом погладить узкую талию.

– Будет, если сделаешь сам, – отвечает она и игриво ухмыляется.

Я считаю это своего рода провокацией, поэтому, когда она пытается уйти, хватаю ее за руку и тяну назад.

– Бессердечная женщина, украла последнюю чашку.

Она пытается убрать от меня кружку, и моя ладонь скользит по обнаженной коже.

– Прекрати! – смеясь, приказывает Федра. Пытается отступить в сторону, но натыкается на стойку. – Боже, Арделян, отпусти…

Интересно, она не против, что мы буквально прижимаемся друг к другу?

Ее лицо раскраснелось, зрачки зеленых глаз расширены.

– Отдай эту чашку мне, – прошу я. – Потом я приготовлю еще кофе.

– А может, раз ты так сильно любишь кофеин, не стоит валяться в постели до девяти? Я встала в шесть, ленивый кретин. К тому же уже попила из этой чашки. Она официально моя. Уяснил?

Мы замираем, я смотрю на Федру с высоты своего роста. Она быстро дышит, и тогда мой взгляд падает на изгиб ее груди. Затем на полные розовые губы, которые она тут же облизывает и встревоженно хмурится, между бровями появляется морщина.

– Что ты делаешь? – спрашивает она.

Чуть смещаюсь.

– Любуюсь тобой. – Нежно сжимаю ее запястье и притягиваю руку ближе. Накрываю сжимающие кружку пальцы. Потом поднимаю наши руки и делаю глоток. – Официально она теперь моя, – повторяю ее же слова.

Она качает головой, своей прямотой разрушая момент случайно возникшей необузданной страсти.

– Арделян, это не романтическая поездка. Просто длинное совещание в конференц-зале, только без гарнитур.

– Я в курсе, – добавляю в голос немного дразнящих ноток.

– Мы просто должны, ну, знаешь, поболтать. Почувствовать себя комфортнее.

– Мне очень комфортно. – Кровь приливает к члену, из-за чего он дергается, полагаю, Федра чувствует это.

– Космин, – шепчет она. – Мы, – и удивляет, толкаясь ко мне бедрами, чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, – не можем вернуться в команду с этим. Клаус рассчитывал на другой итог.

Легонько провожу костяшками пальцев по ее плечу.

– Кажется, нам нужно проникнуться доверием. Разве есть лучший способ?

– Правила на запрет отношений существуют не просто так: никакого близкого общения между членами команды, а также с журналистами, инвесторами или спонсорами. Совершенно четкие и понятные условия.

Федра замолкает, вглядываясь в меня, и я жду, когда она отстранится, но она по-прежнему прижимается ко мне.

– Тебя тогда не было в команде, – продолжает она, – но три года назад Рис начала встречаться с техником, работающим в «Эмеральд». Все закончилось тем, что ему пришлось уволиться.

Я вздыхаю:

– Да, но…

– Мы придерживаемся программы, ясно? – Федра поднимает кружку с кофе и прислоняет ее к нижней губе, но не делает глоток. Интересно, она таким образом хочет удостовериться, что я не стану инициатором поцелуя, который явно назревает?

– Никакого флирта, это слишком рискованно, – настаивает она. – Мы должны просто обсуждать любимые фильмы, пить пиво и смотреть футбол, рассказывать, кто какие любит цвета. Всякая подобная дружеская ерунда.

Федра отстраняется, и мое тело уже тоскует по ней. Едва касаюсь ее плеча, и она замирает.

– Я уже говорил, dragă. Мой любимый цвет – белый.

Боюсь, если не сделаю что-то особенное, она быстро забудет этот момент, так что касаюсь губами ее плеча.

– И однажды, когда признаешься, что надела ту белую блузку для меня… получишь награду.

7. Санторини

Федра

Когда мы идем по узким мощеным улочкам Ия, на Космина обращено столько взглядов, что мне начинает казаться, будто нас узнали. Неужели в этом крошечном греческом городке так много фанатов «Формулы-1»? А потом я замечаю: все они женщины. Причина, по которой к нему приковано столько внимания, – его красота.

Schatzi, слушай голос разума, а не сердца. Напутствие Клауса звучит голосом Джимини Крикета, предупреждающего, что надо вести себя хорошо. Поэтому мозг ругает сердце, а оно, словно припавший к земле хищник, настаивает на том, что необходимо выцарапать глаза женщинам, которые пялятся на мужчину, по вине которого я возбудилась всего несколько часов назад.

Да, обычно мне не нравятся блондины, но сегодня Арделян меня просто убивает.

Пока мы изучаем магазины и киоски Ия, я наблюдаю за ним и вижу, что женщины делают то же самое. На нем белая рубашка навыпуск с закатанными до локтей рукавами, джинсы с закатанными штанинами и – боже, помоги мне – серые конверсы.

Я сама почти всегда предпочитаю конверсы и балдею, когда парень тоже носит их. Можно было бы предположить, что, желая произвести на меня впечатление, он купил их недавно, но они потертые и стоптанные. Космин не сделал ничего особенного и все равно при этом выглядит чудесно, от талии вверх – как сексуальный шафер на свадьбе, а вниз – настоящий модник.

Он разглядывает стоящие на столике маленькие керамические шкатулки, покрытые глазурью цвета окружающего нас моря. Ветер колышет его волнистые волосы, на макушке они чуть длиннее, а когда он проводит по ним рукой, зачесывая назад, я представляю, что он касается моих волос. Хватает их. И тянет достаточно сильно, чтобы…

Вот дерьмо. Невинная фантазия быстро вышла из-под контроля. Маленькая мечта стремительно переросла в нечто большее.

Я обречена.

Здравый смысл подсказывает, что мы с Космином оба настолько напряжены, что в течение недели все будет просто охренительно, а потом нам захочется придушить друг друга, и команда пострадает. И напоминание о том, что он настоящий самодовольный засранец, совсем не помогает.

Космин покупает керамическую шкатулку, а потом изучает наборы расчесок для волос на другом столе.

– Помоги мне, – просит он. Затем показывает на две из них и спрашивает: – Какой из них лучше подойдет к такому цвету волос? – И указывает на свои.

– Ты настоящая прекрасная принцесса, – дразню я.

– Забавная шутка. Это для моей сестры Виорики – она похожа на меня. Только в волосах немного седины.

Беру две расчески и подношу их к голове Космина.

– Вот эта классно смотрится.

Из-за такой близости мне хочется коснуться его волос и узнать, какие они на ощупь. Остается надеяться, что мое учащенное сердцебиение незаметно сквозь тонкую рубашку.

Космин покупает набор и старомодное ручное зеркало. Пройдя половину магазинов, мы оказываемся около кондитерской. Из нее доносится аппетитный аромат, а у входа стоит розовощекая пожилая дама с подносом, на котором лежат экземпляры для дегустации.

Она не говорит по-английски, и Космин пробует обратиться к даме на французском, который она понимает. Он говорит ей что-то, указывая на меня, в ответ на это она вскидывает бровь и кивает, улыбаясь.

– Эй, так нечестно! – смеюсь я. – Что у вас за секреты?

– Никаких секретов, – почти смущенно отвечает он. После берет что-то похожее на помадку с кусочками печенья и подносит ее к моему рту. – Я представил тебя как мою красивую подругу.

Клаус был прав: он не раз говорил, что в Санторини есть что-то волшебное. Потому что за каких-то двадцать четыре часа Космин вроде как стал мне другом.

Внутри меня словно идет борьба: с одной стороны, я опасаюсь, что после присоединения к команде в Китае взаимопониманию придет конец, а с другой – меня пугает, что оно может продлиться дольше.

Я открываю рот, и он кладет туда конфету, касаясь моей нижней губы. Затем сам берет кусочек и, смакуя его, прикрывает глаза, из-за чего длинные золотистые ресницы трепещут, порождая пугающие мысли. Потом он распахивает глаза, и я вижу в них отражение собственных мыслей.

– Что думаешь? – спрашивает он, глядя на меня. – Райский вкус, да?

Незаметно провожу языком по зубам, слизывая шоколад.

– Черт возьми, да. Очень вкусно.

Космин задает женщине вопрос, и она удивленно смеется. Улыбается и кивает, затем уходит внутрь помещения.

– Что ты сказал?

– Что мне нужно отправить десять килограммов… – Он замолкает. – Семье в Румынию. – Потом обнимает меня за плечи и ведет в магазин.

Уже собираюсь ляпнуть, что у него не настолько большая семья, но тут понимаю, что он, скорее всего, отправляет конфеты в приют, которым они с сестрой управляют.

Должна признать, меня трогает его непринужденное поведение при выборе подарка. Он даже не пытается красоваться.

Ладно, признаю. Очко в пользу павлина.

В кондитерской я жестом показываю на стеклянную витрину, где лежит длинный рулон шоколадного десерта с печеньем.

– Там сказано, лакомство называется mosaiko. Можно поискать рецепт в интернете. Десять килограммов будут стоить целое состояние.

Космин пожимает плечами:

– Зато все обрадуются.

Наблюдаю за тем, как он сообщает женщине адрес для доставки, затем с помощью карты платит двести восемьдесят пять евро за десерт, семьдесят за доставку и округляет до четырехсот пятидесяти евро, включая в сумму чаевые. Женщина рассыпается в благодарностях и в подарок вручает нам пакет сладостей.

– Ты осчастливил эту женщину, – говорю я, когда мы идем по дорожке.

Он протягивает мне открытый пакет, и я качаю головой. Он достает одно лакомство, покрытое орехами, и засовывает в рот.

– Хорошо, – произносит с конфетой во рту. – Счастье никому не помешает.

Сердце стучит быстрее, и я отвожу взгляд.

– Вряд ли она ожидала получить чаевые, особенно настолько щедрые. У тебя большое сердце.

– И не только сердце, – заявляет он и подмигивает.

Закатываю глаза:

– Я знала, ты не продержишься весь день и обязательно начнешь вести себя как неандерталец.

– Хм… – Засовывая в рот кончик большого пальца, он слизывает след шоколада. – Может, перекину тебя через плечо и отнесу в свою пещеру.

* * *

Мы сидим за столиком во внутреннем дворике, в который я упираюсь рукой и кладу подбородок на ладонь, взгляд скользит по шахматам, затем по Космину.

Снова двигаю короля.

– Ничья.

– А может, и нет. – Он двигает свою фигуру.

Мой король спасается, уходя влево.

– Вряд ли. Давай заканчивать игру.

– Ты можешь допустить ошибку.

– Исключено.

Он вздыхает:

– Не люблю проигрывать.

– Ничья – это не проигрыш.

– Но и не победа, – бормочет он, глядя на доску.

– И это нормально! Мы просто хорошо проводим время.

– Победа – это весело. И я надеюсь отвлечь тебя. – Он прищуривается, пытаясь смотреть на меня соблазнительным взглядом. – Мне говорили, у меня чарующие глаза.

Я фыркаю:

– Арделян, ты слишком часто слышишь подобное. Именно поэтому ты такой надменный придурок.

Он откидывается назад и изучает меня.

– И ты все еще придерживаешься этого мнения после двух дней, что мы провели вместе?

– Не совсем, но такой уж у тебя имидж. Именно таким тебя видит мир.

– Все любят негодяев. – Он поднимает бокал и допивает вино.

Пытаюсь держать себя в руках, но, в отличие от него, я выпила три бокала, и слова все же вырываются:

– Ты любишь себя?

Он на секунду замирает, а потом ставит бокал на стол.

– Почему ты спрашиваешь?

– А почему ты отвечаешь вопросом на вопрос?

Он делает вид, будто собирает ворсинки с рукава толстовки.

– Мне не нравится этот вопрос.

– В смысле, ты не хочешь на него отвечать? – уточняю я.

– Правильно, – натянуто улыбается он. – Задай другой. Только и тебе придется ответить на него.

Делаю медленный вдох через нос и, поджимая губы, с шумом выдыхаю.

– Ладно, отчасти ты усложняешь мне задачу, так делала мама, когда разрешала мне разделить угощение пополам с сестрой, но Эйслинн позволяли выбирать первой.

Сделанные из ракушек музыкальные колокольчики колышутся на ветру. Внизу под нами шумит море.

Я смотрю на него:

– Чего ты боишься?

– Хм, этот вопрос нравится мне не больше первого.

– Да ладно, неужели ты ждешь, что я спрошу что-то незатейливое, типа: «Насколько большой у тебя член?» Отвечай откровенно, иначе не вижу в этом никакого смысла.

– Хочешь посмотреть? – шутит он и тянется к пуговице на джинсах, делая вид, что собирается встать.

– Космин! – смеюсь я.

Он снова устраивается в кресле, и мы смотрим друг на друга.

– Хорошо. Я боюсь… как в той книге про маленьких людей и дракона… Там еще был хоббит. Дракона звали…

– Смауг, – подсказываю я.

– Отлично, да. У этого дракона не хватает одной чешуйки. Он боится, что кто-нибудь убьет его, попав в это единственное слабое место. – Космин проводит рукой по волосам. – Именно этого я и боюсь.

Я хмурюсь:

– Кажется, было не совсем так. Дракон не боится, что кто-нибудь его убьет, попав в это единственное слабое место. Он не знает, что у него нет чешуйки.

– А я помню так.

– Весьма показательно. И ты намеренно говоришь расплывчато, не уточняя, что это за «слабое место». Вот твой настоящий страх.

Он пожимает плечами, притворяясь, что хмурится. Дотянувшись до ножки своего пустого бокала, поворачивает его, а затем бросает взгляд на меня:

– Твоя очередь.

Я издаю смешок.

– Парень, ты получаешь столько же, сколько отдаешь. Я не планирую откровенничать. Я боюсь пауков.

– Все боятся пауков.

– Эй, ты первый начал. Хочешь попробовать еще раз?

Повисает тишина, и я не могу понять, думает он или дуется. Я даже как будто злюсь, хотя не понимаю причину.

Черт, мы выполняли все инструкции Клауса. Вместе ели, ходили по магазинам, смотрели телевизор и ели попкорн, выпивали, болтали о всякой ерунде, привыкали друг к другу. Любимая еда Космина – сыр. Любимая книга – «Бледный огонь» Набокова. Мы оба любим Боуи.

Его любимый цвет белый.

Я встаю и щелкаю пальцем по королю.

– Ты выиграл. Теперь у нас не ничья.

Иду в коттедж и поднимаюсь наверх, намереваясь приготовиться ко сну. Утром мы поедем в аэропорт. Все вернется на круги своя.

Отлично, мне все равно.

Бешусь, чистя зубы и со злостью глядя на свое отражение. Почему я так разозлилась? Чего ожидала? Я вообще не стремилась к этому дурацкому «сближению».

Выхожу из ванной комнаты, по дороге заплетая перед сном волосы, и тут замечаю, что у комода стоит Космин.

– Какого хрена ты забыл в моей комнате?

Он указывает на керамическую шкатулку:

– Оставляю шкатулку. Я выбрал ее для тебя. – Он сжимает губы, словно пытается сдержаться и не сказать больше.

Мне хочется подойти ближе, но я сдерживаюсь и складываю руки на груди, глядя на него.

Проходит несколько минут, и наконец напряжение покидает его плечи, и он вздыхает.

– Возможно, я озвучу не все страхи, – продолжает он, – но сегодня я боялся, что если признаюсь, что это подарок для тебя, ты скажешь не покупать его. А вечером, когда мы играли в шахматы, боялся, что ночь закончится. Вот почему я не хотел ничьей. Ведь тогда игра подошла бы к концу.

От его слов мое сердце замирает.

Подхожу к комоду, и Космин делает шаг назад, освобождая для меня место. Я провожу рукой по прохладной крышке шкатулки. Сине-серая глазурь напоминает цвет глаз Космина.

Улыбаюсь, горло сжимается.

– Спасибо. Она замечательная.

– Как и ее новая хозяйка.

Даже не осознаю, что тело подает какие-то сигналы, тем не менее Космин считывает их. В течение секунды, пока он придвигается ко мне, я ожидаю страстного поцелуя в стиле старых фильмов: что он запрокинет мою голову назад и прижмется губами к моим.

Вместо этого он обхватывает мою талию так, словно делает это не впервые. Словно он часть меня. Упирается лбом в мой, и я вижу, как длинные золотые ресницы снова опускаются, как тогда, когда он ел шоколад.

Именно я наклоняю голову и набрасываюсь на его рот. И, боже, как же приятно касаться этой полной нижней губы! Мы двигаемся нежно, ищем новые ракурсы, касаемся друг друга губами, словно глазами, изучая каждую мельчайшую деталь, чтобы запечатлеть ее в памяти. Ведь оба понимаем: у нас есть лишь они – воспоминания.

Космин ласкает меня руками и прижимается ко мне бедрами. Я чувствую, насколько он возбужден, и тело словно прошибает током. Он – именно то, чего мне не хватает, и потребность в нем просто непреодолима.

Он не пытается настаивать на продолжении, и все равно я откуда-то знаю, как все будет, если я позволю: уверенные движения бедер, соприкосновение влажных тел, когда он входит в меня, а потом толчки и ритм, подталкивающий нас обоих к экстазу.

Внутри все трепещет, но я призываю на помощь рассудительность и отстраняюсь. Еще никогда не была так сильно возбуждена, хотя мы едва касаемся друг друга.

С удивлением отмечаю, что Космин быстро дышит и улыбается, глядя на меня.

– Нет? Боишься проиграть серьги Наталии?

– Боюсь, что лишусь не только их, – шепотом признаюсь я. Он скользит руками по моей спине, потом по рукам, касается талии, а затем снова двигается вверх. Большие пальцы касаются моей груди, на которой нет лифчика, и соски сжимаются до боли. Я разрываюсь: с одной стороны, мне не хочется, чтобы он уходил, а с другой – я надеюсь, что он быстро исчезнет, и тогда у меня будет возможность забраться под одеяло и закончить то, что он начал.

Космин касается моей шеи, дразняще проводит большим пальцем по моей челюсти, а затем в последний раз прикасается губами к моим. После этого отступает назад, а я заставляю себя не опускать взгляд и не смотреть на то, чего лишаю себя.

В попытке не упасть кладу одну руку на комод и закрываю глаза, пытаясь успокоить пульсацию выше и ниже пояса. Я слышу его шаги, когда он направляется в коридор, но не открываю глаза… знаю, что если увижу, как он уходит, попытаюсь остановить его.

А потом из-за угла доносится его голос:

– Спокойной ночи.

8. Китай

Середина апреля

Космин

Поездка на Санторини была ужасной идеей, и я иррационально зол на Клауса. Поцелуй тоже был ужасной идеей, но тут я, что вполне разумно, зол на себя. А еще Федра приходит ко мне во сне и наяву.

Я чутко сплю – необходимость оставаться настороже была заложена еще в детстве. Дядя Андрей творчески подходил к обучению и любил повторять, что настоящий мужчина должен быть готов в любой момент достойно отреагировать на ситуацию и проявить находчивость.

Это началось еще на Санторини: каждый раз, когда я просыпаюсь, в памяти всплывает образ Федры. Она мерещится в череде прохожих, снится в эротичных снах.