Страсть на старте

Федра принюхивается, чуть морща свой усеянный веснушками нос.

– Почему от тебя воняет сиропом от кашля?

– Энергетический гель. Предполагалось, что вкус вишневый, но оказалось, не совсем. Хочешь попробовать? – Наклоняю голову, как бы предлагая поцеловать меня.

В ответ она смеряет меня ледяным взглядом.

– Спасибо, но оставь свои губы и мнение насчет вкуса спонсорского продукта при себе. Тебе положено притворяться, что вкус божественный, даже если на самом деле больше похож на задницу Сатаны. И не дай бог кто-то сфотографирует, как ты сосешь что-нибудь другое.

Двери лифта открываются, и я жестом предлагаю ей пройти внутрь. Затем нажимаю кнопку этажа команды «Эмеральд». Двери закрываются. Чуть расставляю ноги и сцепляю руки за спиной, словно позирую для рекламы.

В голове мелькает мысль, что я привык постоянно позировать и едва помню, как вести себя естественно. Возможно, именно это и чувствуют женщины.

Смотрю на Федру, но она отводит взгляд.

– Ты наверняка обрадовалась, – говорю я, – что в отеле есть отдельный тренажерный зал для женщин.

– Нет, я считаю, это глупо и неправильно.

– Да?

– Как будто так они говорят: «Не волнуйтесь, милая леди! – растягивает она слова, имитируя манеру речи ковбоя. – Я спасу вас от страшных мужских взглядов!» Абсурд!

Озадаченно качаю головой:

– Так женщины не против таких взглядов или наоборот? Насколько помню, ты постоянно жалуешься, считая это проблемой.

– Спасибо за оказанное доверие и разрешение говорить от лица всех женщин, – язвит она. – Нет, я не хочу, чтобы мужчины пялились на меня, но меня возмущает, что под предлогом заботы о моей безопасности меня решают спрятать в отдельном спортзале. Спасибо, я могу постоять за себя. Если какой-нибудь гондон будет таращиться на меня, я велю ему завязывать, иначе пообещаю воткнуть в глаз вилку.

– Тогда попрошу Хавьера, который отвечает за кейтеринг, спрятать вилки. И, наверное, «гондон» это версия «придурка»…

– Наверняка часто приходится слышать такое, – тихо произносит она.

– Но слово странное.

– Да, это еще один способ назвать подобную личность.

– Что касается заявления, будто ты не нуждаешься в защите, понимаю твое негодование по поводу такого снисходительного отношения…

Она фыркает:

– Да неужели?

– …но позволь не согласиться. Женщина не должна уметь защищаться, это мужчинам стоит следить за своим поведением.

– Похоже, ты упустил всю суть. Проблема в языковом барьере?

– Я учился в британских школах, и у меня превосходный английский. А как у тебя с румынским?

– Ценю попытки самовлюбленного плейбоя учить меня феминизму. Ты законченный сексист, и сам это знаешь.

– Скорее в чем-то старомоден, а в чем-то весьма прогрессивен.

– Полторы недели назад ты представил меня той фифе из бара как дочь твоего босса, «мисс Морган», а не как чертова инженера.

– Ты сказала «фифа»? – усмехаюсь я. – Ну и кто из нас сексист?

Надо отдать Федре должное, кажется, она немного смутилась.

– И эта женщина, – продолжаю я, чувствуя прилив адреналина от желания воспользоваться чужой ошибкой, как бывает на трассе, – тогда призналась, как сильно ее пугают друзья с дипломами, ведь сама она этим похвастаться не может. Так что я представил тебя так не чтобы принизить твои достижения, а чтобы помочь ей расслабиться.

Лифт останавливается на нашем этаже, и двери открываются. Я придерживаю их, пока мы смотрим друг на друга.

Хмыкнув, Федра наконец выходит.

– Очень круто, – невозмутимо отвечает она. – Но ты все равно не улавливаешь суть. Меня не нужно спасать. Я предпочитаю сама решать проблемы.

– Ты любишь конфликты, а возможно, даже специально ищешь поводы для недовольства.

Она закрывает лицо руками, а затем злобно смотрит на меня сквозь пальцы.

– Завязывай. Женщинам не нужны причины для злости, потому что постоянно, буквально каждый день, случается какая-то хрень. И с чего мне вообще сознательно хотеть злиться?

– Потому что гнев будоражит кровь. Но позволь сказать тебе вот что: если я злюсь за рулем, результат обычно не самый лучший. Интересно, гнев – это единственная сильная эмоция, которую ты себе позволяешь?

Зрачки в ее зеленых глазах похожи на бусинки.

– Знаешь что, Арделян? Иди на хрен.

Сказав это, Федра резко поворачивается и быстро подходит к двери своего номера, затем нажимает кнопку на телефоне и разблокирует ее. Зайдя внутрь, хочет захлопнуть за собой дверь, но мешают пневматические доводчики.

Когда я возвращаюсь к себе, меня начинают мучить угрызения совести за то, что подначивал ее. В некотором смысле я всего лишь оправдывал ее ожидания, пытаясь соответствовать придуманному ей образу. Но, вспоминая выражение ее лица, я начинаю беспокоиться, что кроме негодования на нем промелькнула и обида.

Принимаю душ, затем открываю ноутбук и начинаю писать письмо.

Кому: [e-mail]

От кого: [e-mail]

Тема: Я осел

Тема письма говорит сама за себя. Пожалуйста, прими мои извинения. Тот комментарий был неуместен.

Руки зависают над клавиатурой, пока я раздумываю, не добавить ли еще что-нибудь. Затем печатаю слова, желая увидеть их на экране и насладиться чувством облегчения оттого, что выражаю их.

Но не исключено, что я прав. Если так, мне жаль. Ты великолепная, пылкая, красивая женщина и достойна любой страсти, которую может подарить жизнь.

Сразу же удаляю это и пытаюсь найти другие слова для откровенности.

Я не умею извиняться. Я рос чувствительным и вдумчивым ребенком, а дядя обычно проявлял строгость. Полагая, что мне удастся избежать его гнева, я извинялся за каждую упавшую ложку, но вскоре уяснил, что он считает это признаком слабости и проявляет лишь еще большую жестокость.

Перестаю печатать, а потом снова удаляю последнюю часть. Добавляя имя после первых трех предложений, я нажимаю «Отправить». Утром вижу ответ, он пришел через несколько минут после того, как я заснул прошлой ночью, читая «Норвежский лес» Харуки Мураками.

Кому: [e-mail]

От: [e-mail]

Тема: Ты точно полный осел

Получишь прощение, если в воскресенье снова наберешь двузначное количество очков.

И остается лишь гадать, поступила ли Федра как я – написала что-то более откровенное, а позже удалила.

5. Бахрейн

Федра

Сегодня утром я не в настроении для препирательств с Арделяном. Приехав на трассу для субботней квалификации, я уже была выжата как лимон. У отца усилились головные боли, и сейчас ему делают компьютерную томографию головного мозга. Когда он признался, что его мучает тошнота и ему трудно сохранять равновесие, я вспылила и настояла, чтобы он отправился к врачу.

Будучи простым мальчишкой из глубинки Каролины, он считает, что лучший способ справиться с болезнью – не обращать на нее внимания. А еще переживает, что слухи могут дойти до спонсоров команды. Вчера мне едва не силком пришлось заталкивать его на самолет в Швейцарию, но я справилась.

Лишь мы с Клаусом знаем, почему Мо сегодня здесь нет, и я едва выдерживаю это давление.

Поднимаю микрофон на своей гарнитуре.

– Что за хрень вытворяет Кос? – Хмурюсь и, прикрыв рот ладонью, смотрю на мониторы.

Да, похоже, Космин позволяет Оуэну Бирну на машине команды «Истон» обогнать себя.

Снова опускаю микрофон.

– Космин, – произношу я. Мой тон говорит сам за себя, но ответа нет.

Бросаю взгляд на Ларса. На его лице тревога, словно его больше беспокоит напряженность в нашем с Космином общении, а не странное поведение водителя.

– Космин, – резче повторяю я. – Хватит тащить Бирна на буксире.

– Принято.

Я жду, пока они проедут шикану[8] и снова окажутся на прямой, но Космин не сбрасывает Бирна с хвоста. Он позволяет своему отстающему товарищу получить преимущество или просто поступает так, потому что хочет досадить мне?

Стиснув зубы, выразительно смотрю на Клауса, одновременно желая и не желая, чтобы он вмешался и сам поговорил с Космином. Обычно он не встревает без веской на то причины. На его лице ни единой эмоции, но я подозреваю, что это проверка. И я проваливаю ее.

– Ты это видишь? – рычу я, злясь на Космина, а еще на себя за то, что теперь кажется, будто я не могу справиться с ситуацией. – Если ему так хочется, чтобы об него вытирали ноги, может просто остановиться и не продолжать гонку! Почему он не слушает?! – Бью ребром ладони по другой.

Клаус подходит ближе и обнимает меня за плечи, затем снимает гарнитуру.

– Schatzi, на тебя смотрят, – говорит он мне на ухо и сжимает плечи, а потом уводит меня от стены ямы.

Рядом с треком очень шумно, так что разговаривать нормально не получается, но мы общаемся без слов, потому что хорошо знаем друг друга.

– Прости, – произношу я одними губами.

Он касается запястья, а потом указывает большим пальцем за плечо и на пространство между нами: Поговорим позже. Я киваю, затем поднимаю ладони, продолжая извиняться. Он отвечает знакомым жестом: стучит по груди, затем поднимает ладонь вверх и постукивает по лбу.

Слушай голос разума, а не сердца.

Он знает, насколько я вспыльчивая, и уже много лет напоминает о необходимости сдерживать порывы.

И тогда я велю сердцу заткнуться, как и другой части тела, которая слишком бурно отреагировала на сон с участием Космина.

* * *

– И он не просто отказывается подчиняться, – жалуюсь я Клаусу за ужином, – вдобавок к этому Арделян хвастун, который вечно посылает смешанные сигналы. Если бы он знал, что такое совесть, и вел себя соответственно роли придурка, коим и является, я бы смогла ненавидеть его, и, возможно, у нас бы не было таких проблем с общением. Я бы знала, чего ожидать!

Болтаю не переставая, поэтому паста примавера стоит практически нетронутая. За те восемь лет, что мы с Клаусом проработали вместе, ему не раз приходилось выслушивать мои жалобы на работу, семью, мужчин и дискриминацию. Сегодня вечером он, как обычно, с хирургической точностью орудует ножом и вилкой, расправляясь с рыбой и тушеными овощами, пока я разглагольствую сначала о своем беспокойстве за папу, а теперь о Космине.

– Вот он ведет себя как мерзкий кобель или упрямый мудак, который не желает слушать своего гоночного инженера, а потом берет и выкидывает какую-нибудь праведную хрень вроде той истории с пьяной девушкой или помогает потерявшемуся ребенку в Мельбурне.

– Космину пришлось нелегко. Скорее всего, он сам не до конца понимает себя.

На это я фыркаю:

– Да-да, конечно, тяжелое детство избалованного ребенка, который рос с богатым дядюшкой. Уверена, малышу Косу приходилось хромать по Бухаресту в одном ботинке.

Вилка Клауса зависает в воздухе.

– А что, твое детство можно считать счастливым лишь благодаря наличию денег? Нет. Твой отец любил тебя. Родители Космина умерли. Уже лет десять я слежу за успехами Космина, еще с тех пор, как он выступал в KF1. У Андрея Арделяна была репутация жестокого человека. Ходили мерзкие слухи.

Подцепляю вилкой часть своей уже остывшей пасты.

– Какие именно?

– Не предназначенные для женских ушей.

Я бросаю вилку на тарелку.

– Теперь и ты решил проявить высокомерие и скормить мне эту хрень.

Он медленно берет кусочек рыбы и смотрит на меня, будто принимая решение.

– Поговаривали, что он выставил девственность сестры Космина на аукцион… среди соратников… когда ей было пятнадцать. – Он прижимает к губам белую льняную салфетку, затем прочищает горло: – И что он лично «обучал» ее.

Мой желудок сжимается.

– Охренеть.

– Не исключено, что все это лишь отвратительная выдумка.

– Сомневаюсь, что кто-то стал бы выдумывать такое.

– А еще он с легкостью применял силу. Однажды мой друг присутствовал на банкете и стал свидетелем того, как молодой официант лишился глаза. Андрей Арделян влепил парню пощечину тыльной стороной ладони, а на одном из пальцев было кольцо.

– Обалдеть. – Я гоняю пасту по тарелке.

– Schatzi, – мягко продолжает Клаус. – Тебе не понравятся мои слова, но я хочу, чтобы ты выслушала их и доверилась мне.

Крепче сжимаю вилку.

– Ты один из лучших гоночных инженеров в своем деле, и «Эмеральд» повезло, что ты работаешь с нами.

– Мне уже не нравится начало, – шучу я, затем подцепляю кусочек брокколи и кладу его в рот.

– Но если вам с Космином не удастся найти общий язык и установить взаимопонимание, в этом чемпионате «Эмеральд» лишится очков. Я разочарован твоим нежеланием вести себя как профессионал, каким я тебя знаю.

Несмотря на то что я ожидала услышать это, слова все равно больно жалят. Глядя в свою тарелку, я гоняю спагетти, пытаясь понять, что лучше: извиниться или броситься в атаку. Самое неприятное – это то, что я понимаю: Клаус прав.

Не успеваю придумать достойный ответ, как он продолжает:

– Из ста двух очков, которые распределяют по результатам гонки, – говорит он с присущей ему спокойной настойчивостью, – как минимум двадцать полагается «Эмеральд». Согласны ли мы с этим?

– Да, – выдавливаю еле слышно, потому что слишком нервничаю, даже чтобы смотреть на него.

Он тянется через стол и берет меня за руку.

– Хорошо. И ты знаешь, что некоторые компании проводят выездные мероприятия для сотрудников? С разными занятиями для, хм, «единения» команды?

Меня охватывает ужас, и я поднимаю голову.

– Угу, да. Слащавая чушь. Пожалуйста, не надо делать из нас «дружную гоночную команду» и заставлять всех участвовать в таком.

– Я не планирую заставлять участвовать в этом всех. Дело касается лишь вас с Космином.

Убираю руку и делаю глоток воды, пытаясь убить Клауса взглядом, как одна из жутких ядовитых жаб.

– Очень смешно. Я не стану этого делать.

– Станешь. Короткая поездка после Гран-при на следующей неделе. Две ночи в Греции, на острове Санторини. Остановитесь в моем коттедже.

Уже открываю рот, чтобы выдать еще одно возражение, но вижу, как Клаус хмурится. Они с женой часто проводили отпуск в том доме на Санторини. Сейчас он редко бывает там, и это честь, что он посылает меня.

Я обожаю Клауса, поэтому не могу ранить его отказом.

– Спасибо. – Выдавливаю улыбку, которая вряд ли затрагивает глаза. – Очень… великодушно с твоей стороны. Там ведь больше одной спальни, верно?

– Это дом в своего рода деревенском стиле, но он большой. Четыре спальни, помимо спальни Елены, моей экономки и отличного повара.

Клаус отпивает вино, изучая меня. Я отодвигаю тарелку, потому что аппетит пропал.

– Неприязнь между тобой и Космином, – мягко говорит он, – разрушает важнейшую связь между гонщиком и гоночным инженером. Команда – это своего рода семья, Schatzi. Ты ведь сама знаешь.

– Мы были семьей, когда за рулем сидели Аугусто и Арво, – буркаю я.

– Времена меняются. Ты очень оперативно реагируешь на постоянно обновляемые показатели, но при этом крайне строга по отношению к Космину. И твое отношение ставит его в тупик.

– Он так сказал? – В груди что-то сжимается, когда я представляю, как Космин говорит обо мне.

– Это совершенно необязательно, я и сам все вижу. – Клаус крутит бокал с вином. – Поездка пойдет на пользу вам обоим. Я хочу, чтобы вы провели время вместе. Гуляли, разговаривали, обедали, ходили по магазинам, любовались достопримечательностями. Узнайте друг друга и проникнитесь доверием, которого вам так не хватает.

– Он явно сделает что-нибудь вульгарное или грубое, например предложит сыграть в покер на раздевание.

– Я уже дал ему указание не шутить с тобой на этот счет. И уверен, ты в состоянии устоять перед соблазном, потому что обычно не увлекаешься блондинами.

– Ты сначала поговорил с ним? Какого хрена?

Клаус поднимает руки:

– Лишь потому что выпал удобный случай.

– И что он ответил?

– Он упрямился, однако я его переубедил.

Клаус снова тянется ко мне, и я позволяю ему коснуться моей руки и сжать ее.

– Ты многим пожертвовала ради своей работы. Мало кто переживает об успехе команды так же, как ты. Пожалуйста, пойди на еще одну маленькую жертву.

Тоже сжимаю его руку.

– Хорошо. Но если Арделян попробует приставать ко мне, сам станет жертвой, я брошу его в вулкан.

* * *

Ожидаю, что во время полета на Санторини Космин будет доставать меня, например оккупирует подлокотник или начнет отпускать тупые шутки на тему «Клуба десятитысячников»[9], но он ведет себя необычно сдержанно. Подозреваю, что причина в происшествии на финальном круге.

Он пробился с восьмого места на третье и только преодолел последний поворот. Команда обезумела от понимания, что может занять место на подиуме. Но потом что-то случилось с системой рекуперации энергии, которая должна была дать Космину дополнительный заряд мощности. Сейчас, пока мы сидим в первом классе с Мимозами, машину разбирают и выясняют, что пошло не так.

Диагностика неполадок – неотъемлемая и важная часть «Формулы-1». Автомобили «Формулы-1» отличаются друг от друга дизайном, каждая команда создает их с нуля. Разнообразие в конструкции и проводимые в течение сезона обновления могут способствовать возникновению проблем… именно так обычно и бывает. Нам необходимо всегда держать руку на пульсе.

С тех пор как мы поднялись в воздух час назад, Космин не выпускает из рук iPad, на котором читает информацию о компьютерной системе автомобиля и делает пометки, создавая перекрестные ссылки. Думаю, в этом мы с ним похожи – когда что-то идет не так, его волнует только поиск решения проблемы. Он настолько сосредоточен на деле, что за все время сделал лишь один глоток бесплатного коктейля и с тех пор не притрагивался к нему.

Опустошив свой бокал, я забираю его коктейль.

– Твое здоровье! – дразню его, поднимая бокал. Он тихо хмыкает и проводит пальцем по экрану, переворачивая страницу. – Оставь эту работу волшебникам технического отдела, – вздыхаю я. – Вряд ли тебе удастся найти что-то, что они упустили.

Он не отрывается от экрана.

– Может, и нет.

– Не исключено, что поломка машины даже не имеет отношения к программному обеспечению.

– Согласен.

Потягивая коктейль, изучаю его профиль. Вьющиеся светлые волосы карамельного оттенка спадают на лоб, он прижимает одну ладонь ко рту и сердито смотрит на экран, наклонив голову набок.

Кожа с легким оттенком загара чуть обветренная, но ровная, словно у него никогда в жизни не было прыщей. Бесит. Нос длинный и прямой, а благодаря идеальным ноздрям он всегда кажется настороженным. Даже его глупые уши красивы.

– Откуда ты знаешь, что дело в программном обеспечении? – спрашиваю я.

– Если бы проблема была исключительно в механике, я бы почувствовал. Но если проблема в коде, дело обстоит иначе.

Откидываю спинку кресла чуть назад и в сторону.

– Хм, уверена, скоро мы все узнаем.

После второго коктейля я ощущаю легкость и счастье. Даже не думала, что мне захочется брать отпуск, пусть и короткий, ведь в начале девятимесячного сезона куча дел. И еще меньше мне хотелось застрять в коттедже у залива Амуди с этим придурком. Но шампанское подсказывает, что я смогу развлечься: если Космин скажет или сделает глупость, у меня будет отличная история для Нат.

Подключаюсь к Wi-Fi, чтобы написать ей сообщение.

Я до сих пор не призналась, что знаю, кто тот таинственный незнакомец, который писал ей в Мельбурне. Надеялась, что она разоткровенничается сама, но она пока хранит молчание. Признаться, ее скрытность меня задела. Из-за сказанного тогда Космином я оказалась в неудобном положении. Все равно у Наталии с Клаусом ничего не выйдет. Причина не только в том, что он не сторонник серьезных отношений, вдобавок к этому он питает особую неприязнь к журналистам. И все же хочется верить, что ей удастся пробить его броню, к тому же он хотя бы не очередной женатый обманщик, сочиняющий истории о предстоящем разводе… Нат и без того слишком часто попадались такие типы.

Она хороший человек, а не какая-то подлая разлучница. Причина в том, что она настроена слишком оптимистично и склонна верить одним и тем же избитым фразам.

Я печатаю сообщение:

Привет, подружка. Ни за что не догадаешься, где я. Лечу в Грецию с Дракулой.

В поле ответа сразу же появляются три точки.

Нат: Боже! А я ведь знала, что ты к нему неравнодушна.

Я: Что? Нет. Вообще-то я прикалываюсь. То есть отчасти. Я правда лечу с ним на Санторини, но никаких амурных дел. Сугубо деловая поездка.

Нат: Да что ты говоришь! И кто еще едет с вами?

Я: Только мы. Клаус заставляет нас «сблизиться», потому что моя очевидная неприязнь мешает работе. Мы будем проникаться доверием и обсуждать наши эмоции, ха-ха.

Нат: Может, построите шалаш из палок, как в сериале «Голые и напуганные»?

Я: Фу, нет, гадость.

Нат: Парень просто ходячий секс. И не отнекивайся.

Я: Помнишь серьги с рубинами, которые я унаследовала от бабушки Дороти? Те самые, которые, как ты утверждаешь, надо подарить тебе, потому что они потрясающе подходят к твоему цвету волос? Если Арделяну удастся залезть ко мне в штаны, серьги твои.

Нат: Жаль, если ты лишишься семейной реликвии, поэтому предлагаю следующее условие: если не переспишь с ним до Сильверстоуна, серьги останутся у тебя. В запасе целых три месяца. НО ТЫ ВСЕ РАВНО НЕ УСТОИШЬ.

Я: Идет. А теперь пойду немного вздремну перед Санторини. Люблю тебя, стерва.

Я блокирую экран телефона, а потом убираю его в карман сиденья и внезапно слышу смешок.

Вот черт.

Он прочитал нашу переписку. Мое лицо вспыхивает.

А потом вижу на лице Космина привычную ухмылку.

– Все в порядке, dragă, – тихо говорит он мрачным голосом. – Когда лишишься сережек, я куплю тебе новые. – Потом откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. – И подходящие к ним бусы. Тебе пойдет жемчуг.

6. Санторини

Космин

Когда Клаус рассказал о предстоящей поездке на Санторини, я ясно дал понять, что презираю эту идею, но в душе обрадовался – как ребенок, которому предстоит поход на ярмарку.

Я эксперт по части сокрытия эмоций, хотя Федра считает меня эмоциональным экстравертом. Как и все, кроме Виорики, которая слишком хорошо понимает, что нам пришлось оттачивать подобное мастерство, пока мы жили с дядей Андреем. Будь у меня выбор, я бы предпочел иное амплуа, вот только жизнь вынудила крепко держаться за созданный образ, который я, подобно фокуснику, являю окружающим, вводя их в заблуждение.

Мы выходим из самолета, и я принимаю равнодушный вид. Когда настаиваю на том, что возьму чемодан Федры, она злится и пытается отобрать его. Тогда перекидываю свою спортивную сумку через плечо, а другой сжимаю ручку ее чемодана. Касаюсь ее носа указательным пальцем, подбадривая, как капризного ребенка:

– Позволь мне побыть джентльменом. – Иду к зданию, и Федра пытается успеть за мной.

– Ага, но хочешь совет? Не смей снова трогать мой нос. Вряд ли получится нормально переключать передачи с четырьмя пальцами.

На ней бледно-голубая туника, которая подчеркивает отблески рыжего в волосах. Завязки на вороте свободно развеваются на ветру. С этого ракурса я вижу усеянную веснушками грудь и гладкую кожу на ключице. Заметив мой взгляд, Федра стягивает ворот завязками. Торжественно распахиваю перед ней дверь, на что она замирает, хмурится и только потом заходит в здание.

– Пожалуйста, давай воспользуемся советом Клауса и будем держаться в тени, избегая внимания прессы, – обращается она ко мне. – Я знаю, для тебя это несколько необычно, но я серьезно. Постарайся не красоваться, словно ты какой-то секс-бог. Для разнообразия попробуй вести себя иначе.

– Цель поездки в том, чтобы мы лучше узнали друг друга.

Она закатывает глаза:

– Я уже знаю о тебе все, что нужно.

Ощущаю в груди отголоски боли, словно попал на шумовую полосу на трассе. За ней следует гнев. Ладно, нет смысла пытаться ей что-то доказать. Глупо вообще было думать, что между нами может быть нечто большее.

Но я все равно хочу ее.

Уже несколько месяцев длится моя страсть по отношению к Федре Морган. Меня возбуждает ее бурный темперамент и очаровывает блестящий интеллект, а напускная невосприимчивость к моему обаянию – словно вызов. Никак не могу сдержаться и постоянно провоцирую ее, пытаясь узнать, какая она настоящая. Как и я, чаще всего она носит маску, и на то у нее есть собственные причины. Подозреваю, что мы похожи сильнее, чем ей кажется, словно связаны невидимой нитью, как горячая и холодная стороны Венеры. Если Федра оказывается настолько близко, что мне удается почувствовать запах ее кожи и волос, похоть лишь усиливается. И не в привычном мне беззаботном виде, когда на повестке дня стоит лишь наслаждение. Напротив, это мучительное всепоглощающее влечение, подобного которому я не испытывал с четырнадцати лет, когда был мальчишкой, готовым наброситься на любую женщину, но все они были недоступны.