Принуждение жизнью

Видно, сердце одного из них не выдержало. Рядом с нами остановился обшарпанный москвич, водитель велел затолкать велосипеды на заднее сидение, они не влезали, и пришлось двери оставить открытыми, самим с собакой разместиться, как только сможем. Юлька с Букетом спереди, я залез на велосипеды. Так и доехали до города, а там потихоньку добрались до домов.

Перед последним десятым классом, когда заканчивалось лето, но погода ещё согревала теплом, решил, начиная с этого теплого времени, приезжать ранними утрами на велосипеде в парк, что раскинулся на берегу Ловати, и нырять в воду с пристани пристроенной лодочной станции. Решил, я буду это делать каждый день, даже когда начнутся школьные занятия, невзирая на погоду, в дождь, в снег до покрытия реки льдом. Буду проявлять характер и закаляться.

Я так и делал, приезжал ранним утром, быстро раздевался и нырял в воду, болтался в воде несколько минут, выскакивал, обтирался прихваченным полотенцем, одевался и быстро уезжал. Так продолжалось до снегов. Вода обжигала ледяным холодом. Теперь всё больше требовалось решительности и воли, чтоб собраться с духом и нырнуть в морозную воду. Вот уже и люди стали надевать теплые куртки, скоро лед покроет реку, и у меня стало пропадать желание раздеваться и нырять. Наконец, оно исчезло совсем. Эксперимент закончился. Но в будущем он очень пригодился.

Я раздумывал, куда пойти учиться после школы. Хотелось заняться философией, и даже нашел подходящий то ли институт, то ли университет в Харькове. Только отец был против, надо учиться на инженера. Только такая специальность даст устойчивость в жизни. Значит, надо ехать в Москву, поступать в технический ВУЗ, где есть общежитие. Выбрал, приехал, сдал документы, поселили в общежитие, стал экзамены на пятерки. Был принят.

И вот первый курс. На ту пору наш Никита Сергеевич с обличающей фамилией Хрущёв (Хрущ – жук вредитель) решил провести над нами эксперимент, первый и как потом оказалось, последний. Он решил, что не получится из студента путного инженера, если не познает все прелести рабочей жизни. Поступило указание распределить первокурсников по предприятиям на рабочие специальности, пусть работают и учатся, не сокращая при этом полагающуюся программу занятий. Отчислять сразу, если студент не выдержит нагрузку, не справится с работой или с учебой. Стипендию не платить, должны зарабатывать на предприятии.

Меня направили на ближайший к общежитию механический завод «Компрессор». Можно дойти пешком. Работа в две смены. Если дневная, то в 6 утра подъем, бегом на завод, смену отработать, быстро вернуться в общежитие, переодеться, бегом в столовую поесть и бегом на занятия в институт. А если смена вечерняя, то наоборот, утром отучиться, пообедать и бегом на завод работать до ночи. А завтраки и ужины, тут уж кто как сможет. Половина курса работало в две смены, половина – только в одну. Это создало для деканата проблему, как при этом организовать учебный процесс для всех. В моей комнате жили ещё трое ребят, они работали в одну смену, потому мы практически не пересекались. Я вставал при звуках курантов по радиоточке, когда они ещё спали, или приходил с работы ночью, когда они уже спали. Сна постоянно не хватало. Однажды вечером, придя с занятий, упал замертво на кровать и очнулся, когда услышал куранты, тогда была первая смена, быстро влез в робу и помчался на завод. Когда туда пришел, на проходной не пустили, сказали, что первая смена будет утром, а сейчас пробило только полночь. Вот какие куранты меня разбудили. Пришлось возвращаться, чтоб после короткого сна повторить этот путь.

Курсовые, лабораторные и прочие домашние работы надо было выполнять в выходные. Тиски были закручены полностью. В ожидании отсева было принято завышенное число абитуриентов. Однако, отсев превзошел все ожидания. Ребята, девчонки ломались, уходили. Многие бросались в поликлинику, чтоб получить больничный. Симулировали болезни, набивали на градуснике температуру, но в поликлинике уже было указание проявлять повышенную бдительность, потому что такие будут приходить, и никакой мягкости не следовало проявлять. За ними был свой контроль, и поблажек никому не было.

На заводе приставили к револьверному станку, вытачивать из литых болванок цилиндры для последующего доведения их до нужных размеров на токарных станках. Заводские к нам относились, как к бессмысленной и временной шелухе. Станок, к которому меня приставили, был подготовлен к вывозу на слом, стоял приготовленный у ворот для проезда локомотива. Для меня его подключили к электросети, залили маслом с эмульсией и локомотив притащил груду болванок. Показали, как управлять станком, что нужно делать, как затачивать резцы. Определили норму, которую надо выполнять. Зарплату положили минимальную, ученическую. Её хватало только на еду.

Револьверный станок, – это вращающийся шпиндель слева, в котором закрепляется деталь, в середине суппорт, где закрепляются резцы, справа поворотная бабка, в отверстия которой вставляются нужные сверла или резцы, эта бабка может наезжать на вращающуюся деталь и высверливать середину или растачивать её. И все это происходит при непрерывном поливании мыльной эмульсией, поступающей из специального рожка. Эмульсия разбрызгивается вращением, и всё одеяние человека сверху донизу покрывается этой жижей. Есть защита, но она не спасает. А робу обновят только через полгода. В такой замызганной робе я ходил от общежития на завод, чем экономил время на переодевание в заводской раздевалке.