Восьмой район

– Нельзя, – раздалось с соседней кровати.

Я показала язык в ответ.

– Вообще, она права, Магда. Вот тут в правиле номер два сказано: нам нельзя прикасаться друг другу. Я знаю, как ты любишь обниматься, и мы что-нибудь придумаем. Надо ходить друг за другом по светящимся огонькам, с нами постоянно будут те люди в черных шлемах. Постарайся их не злить, договорились?

Магда кивала.

– Они будут нас чему-то учить. Хотя чему нас с тобой можно научить? Мы же умом не блещем.

Магда хрюкнула.

– Пятое правило. Обучение: ярус нулевой. Отсек один – теоретические занятия. Отсек два – Пирамида. Целый ярус нам отвели, видишь. И пирамиду какую-то. Обучение проходит с пяти до семи ноль-ноль, с одиннадцати до пятнадцати ноль-ноль и с семнадцати до двадцати ноль-ноль. Опоздание к указанному времени влечет наказание. Три опоздания приравниваются к строгой ошибке. Так что, – я старалась говорить как можно веселее, – учиться придется по-любому. У нас дома учиться не любили, так тут заставят. Что еще? О, не обманули, кормить будут все-таки. Шестое правило: питание каждого члена группы производится строго по установленной индивидуальной диете. Нарушение диеты и попытка присвоить чужую еду считаются строгими ошибками. Нарушение порядка, в том числе разговоры в столовой, считается строгой ошибкой. Установленную диету вы узнаете после изучения данных правил. Вот бы картошки жареной давали! Вкуснятина! Когда ты последний раз ела картошку? Помнишь, золотистая такая, во рту тает.

Желудок заурчал. Магда пропела свое «Я-я-я».

– Пищу принимают: ярус минус восемь. Отсек АА. Блок ноль шесть. Завтрак в восемь ноль-ноль, второй завтрак в десять тридцать, ужин в шестнадцать ноль-ноль. Неплохо, совсем неплохо. Правило седьмое: отбой. На вечерние водные процедуры отводятся дополнительные пятнадцать минут в любое время с двадцати тридцати до двадцати одного тридцати. Приходить в блок для водных процедур в вечернее время младшие дети должны по пять – семь человек в сопровождении одного Стирателя. Отбой в двадцать один тридцать. После этого покидать спальный блок строго запрещено. Разговоры в ночное время запрещены. Ну да… Детское время, все по полкам. Магда, ты что, уже спишь? Потерпи, пара правил осталась.

Я пощекотала ее, отчего она радостно закопошилась, на нас зашикали.

– Правило восьмое: потеря или порча планшета считается строгой ошибкой. При переходе в среднюю возрастную группу планшет заменяется индивидуальным браслетом, содержащим биометрические и кодовые данные. Хочешь браслетик?

Магда быстро закивала.

– Правило девятое: в случае плохого самочувствия одного из членов группы остальные дети должны незамедлительно сообщить об этом Стирателям. Скрытие плохого самочувствия считается строгой ошибкой. Симулирование болезни считается строгой ошибкой. Ох, Магда, не знаю, что ты будешь делать, притворяться нельзя… Попытка пройти в медицинский отсек самостоятельно считается строгой ошибкой. А мы же помним, что значит ошибка?

Магда задержала дыхание.

– Правильно, ликвидация. Смерть, Магда. Но мы с тобой выживем, я обещаю. Не для того мы выдержали Церемонию, – я выплюнула это слово. – Не для того… – Я хотела сказать, не для того я выжила, но передумала. – Не для того мы обе здесь. Я обещаю тебе жизнь, Магда…

Девочки слышали мои слова. Мы плакали, переживания выплеснулись в тихие слезы. Мама однажды сказала, что настоящее горе тихое. Одиночество выжигало в нас дымящиеся раны, заполняло их горем и осознанием, что ничего не будет как прежде. Пусть наши дома унылы, бедны, а семьи не отличались добротой и привязанностью, мы хотели домой.

Буквы последнего правила расплывались.

– Хм… Магда, я даже не знаю, как тебе объяснить. Тут сказано… тут сказано, что у нас больше не будет имен. – Я быстро заглянула в планшет Магды, ее экран показывал то же самое. – Магда… – голос сорвался. – Слышишь, я больше не Яра, а ты не Магда.

Глаза Магды разбегались. Я обхватила ладонями ее лицо:

– Слушай и запоминай, иначе тебя убьют. Ты не Магда, ты теперь, – я смахнула правила с экрана, чтобы увидеть, – М-591. Я не Яра, смотри на меня, я – Х-011.

Девочки вокруг плакали.

– Повтори! – потребовала я.

Магда еле шевелила языком. Я заставляла ее повторять снова и снова.

– М-591, Х-011.

«Интересно, есть ли где-то другой мир, свободный от слез и страха, – думала я, засыпая. – Где нет Ковчега и нас тоже нет…»

Над кроватями светились наши новые обозначения – мы превратились в код.

Глава 3

Распорядок дней

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие.

Зигмунд Фрейд

Поесть нас не отвели. Пока мы не считались полноценными жителями Ковчега, ресурс на нас не растрачивали. Магда все время твердила свои буквы и цифры, запоминала. Она путалась, меняла цифры местами, я коротко поправляла, постепенно голос ее зазвучал глуше. Магда сползла с моей койки, пошатываясь, залезла на свою, планшет забыла. Я перевернулась на другой бок, продолжила изучать свой планшет. Должно же в нем быть что-то, кроме правил.

На гладком мягком экране обнаружилось несколько папок. Палец проваливался в едва ощутимый изгиб, папка открывалась. В них содержались схемы доступных нам ярусов, обозначение разных сигналов тревоги, ранги шлемоносцев: черные – Стиратели, зеленые – медицинский персонал, оранжевые – служба чистоты, отмеченные глазом с треугольным зрачком – какие-то наблюдатели. Последние два вида мне еще не встречались. Ковчег больше путал, чем давал ответы. В другой папке я нашла длиннющий список кодов, имена отсутствовали. Это дети, скрытые шифрами, – все, кто когда-либо попал в Ковчег. Стояла и конкретная дата: 08.01.2201. Первая проведенная Церемония и снова мое любимое число восемь. Некоторые коды алели, я решила, что это погибшие. Другие были прозрачно-серые. Я насчитала несколько выделенных жирным шрифтом, не более тридцати.

Пальцы устали листать бесконечный список, я вернулась на главный экран и полезла в папку в самом углу. «Декоративные дети» – гласило название. Что-то смутно знакомое… В нашей колонии ходила байка о том, что когда-то детей украшали, но не кольцами и сережками. Им заменяли природный цвет глаз, добавляли лишние позвонки для роста, что-то делали с ногтями, чтобы светились в темноте. Такие дети почти не болели, они считались новым витком развития человечества – совершенными людьми. Их было много, куда больше, чем простых людей, но природа взбунтовалась. Появилась какая-то страшная болезнь, и все украшенные дети заразились. Болезнь грозила перерасти в эпидемию, народ выходил на улицы, требовал лекарств и защиты. Декоративные дети погибли, остались обыкновенные. Так гласил первый вариант легенды. Его подавали с моралью: не нужно выделяться, живи и будь как все. Меня он устраивал, но мои братцы любили вторую версию. О том, что разбушевавшаяся природа не остановилась на болезнях и устроила Катаклизм невероятной силы, серию подземных толчков, извержений, гигантских волн, вычистила с поверхности Земли мутантов. А под конец устроила Взрыв прямо там, где позже сформировалась наша колония. Если бы не Ковчег, создание лучших умов и добрейших сердец, детей бы не осталось вовсе.

Я нажала на папку с надеждой узнать, какая версия ближе к истине. Она оказалась пустой. Я пошарила на кровати в поисках планшета Магды. Но на экране ее планшета подобной папки не было вовсе. Я приподнялась. Другая девочка лежала на расстоянии вытянутой руки. Она натянула покрывало на нос, виднелись только карие глаза и широкие брови.

– Эй, эй! Не отворачивайся. В твоей штуке есть папка «Декоративные дети»?

Она нырнула под одеяло. Я уже собиралась встать и проверить сама, но под одеялом тускло засветился экран.

– Нет.

– Жаль. – Что я еще могла сказать. Пустая папка действовала мне на нервы, но приставать к каждой девочке я не собиралась.

– Я теперь N-130, – сказала она, вернув одеяло на нос.

– Я Х-011. А она, – я указала через плечо на храпящую Магду, – M-591.

– Меня зовут Надин. – Одеяло чуть сползло. Я разглядела ее круглые щеки и красивые полные губы.

– Яра.

– Мне страшно! – Надин говорила, почти не разжимая губ, комкала одеяло, глаза блестели от слез. – Что теперь с нами будет?

Она всхлипывала. Ее слова звенели в ушах.

– Я не знаю. – Я не умела лукавить, я сама боялась следующего мгновения, не говоря уже о следующем дне. – Мы еще живы. Раз они присвоили нам такие сложные цифры, не пожалели планшетов, значит, мы им для чего-то нужны. – Я выковыривала из себя поддержку. – Я обещала Магде, что мы выживем. Хочешь, тебе тоже пообещаю?

Когда мама особенно сильно ругала меня, я умудрялась точно так же находить в себе силы, желая при этом умереть.

– Для меня ты всегда будешь Ярой. Не забывай, пожалуйста, я – Надин.

Свет отключили. Видимо, решили, что остаток дня нам лучше спать. Они оказались правы, зал погрузился в дремоту посапывающих носов. Я пялилась в планшет, боролась со сном, но в итоге поддалась усталости и впечатлениям. Засыпая, я обещала девочке напротив, что для меня она навсегда останется Надин. Как я умудрилась наобещать столько всего?

Утро началось с падения с кровати. Прозвучал сигнал побудки. Я перекувыркнулась через край узкой койки и встретилась с полом. Приземление отдалось шлепком – так шмякается со стола гнилой помидор. Я как раз чувствовала себя битым помидором, бока ныли. Магда уже ретировалась к своей кровати и старательно произносила имя и фамилию. Стены выдавали девочкам одежду на новый день.

– Назови код, – подсказал кто-то, Магда почесала лоб и тихо произнесла свои цифры.

Стена выплюнула полотенце и что-то вроде прозрачных туфель. Магда с силой потрясла руку помощницы и прибежала ко мне, держа полученное высоко над головой.

– Тебе нельзя трогать других, – напомнила я вместо доброго утра, – и меня тоже не трогай.

Над нами постепенно светлел потолок. Без окон мы не сможем узнать, какое сейчас время суток: наступил новый день или это все одно бесконечное вчера. И почему надо вставать в четыре утра? Я и дома вставала рано, но солнце хотя бы уже взбиралось на небо. А теперь ни неба, ни солнца, ни сна.

– Х-011. – Я поборола желание постучать в стену.

Помимо полотенца и странных туфель, в утренний набор входили нижнее белье, штаны и рубашка, маленький зеленый кубик с надписью «средство по уходу за ротовой полостью» и кубик голубой, чуть побольше – «средство по уходу за телом». Зубы чистить я не любила. Зубная паста считалась у нас дефицитным продуктом, приходилось выдавливать по крупинке раз в неделю, а я отличалась умением намазать на палец полтюбика. «Завидуй, Макс, весь кубик для меня одной. Твои короткие ручки не дотянутся до моего затылка».

Девочки выстраивались в ряд. Хотели попасть в душ в первую смену. Двери разъехались. Вошли четыре Стирателя. Они разделили нас: в душ отправилось двадцать человек, мы с Магдой среди них. Двое Стирателей впереди, двое замыкают. Коридор извивался, огибал какое-то большое круглое помещение. Я шла пятнадцатой или шестнадцатой, вертела головой. Стены и потолок коридора – соединение гибких металлических пластин, которые стыковались с некоторым наложением, – походили на чешую. Мы шли по вывернутой наизнанку змее. Учителя с Ковчега однажды рассказывали необразованным детям историю о том, как человека проглотил кит. Он спасся в одной из камер желудка или кишки, жил там, даже книжки читал. А нас съела змея. Чешуйки мерцали голубыми прожилками. Я протянула руку, прожилки оказались холодными и мягкими. Свечение чуть угасло от нажатия.

– Х-011, руки по швам!

Я вытянулась в струнку. Стиратель, непроницаемый в своем шлеме, остаток пути шел рядом. Дотронуться до стены не считалось строгой ошибкой, решила я. Значит, можно пробовать, искать границу и балансировать на ней. Что еще получится? За что не накажут или накажут несильно?

Душевая пахнула горячим паром.

– Раздеться, выбрать полки, запомнить. Новые вещи на полку, старые в контейнер. Натянуть обувь. После принятия душа она высохнет и испарится. Средства дезинфекции открывать под потоком воды. Не помогать друг другу. На утренние водные процедуры у вас ровно пятнадцать минут.

В душевой они за нами не наблюдали. Вода оказалась обычной водой, но била жесткой струей. Содержимое кубиков пахло приятно, но не особо мылилось. Обратно по коридору, однако, мы шли свежие и окончательно проснувшиеся. Круглым помещением, вокруг которого вился коридор, оказался лифтовой холл, там нас ждали оставшиеся девочки. Позже, испытав на себе первый день обучения, я поняла, что в душ лучше попадать во вторую смену.

Ковчег состоял из сплошных огромных однообразных отсеков. По крайней мере, нас водили по таким. Мы сбились в кучу перед входом.

– Сегодня вы заходите отдельно от других возрастных групп. Новичкам полагается ознакомительное время. Однако после теоретического урока – на занятиях в Пирамиде – придется поработать. К вам подойдут медики, они расставят вас по местам. Вы не должны покидать индивидуальных платформ. Вы не должны вступать в контакт со старшими детьми. Вы не должны помогать друг другу. Любое нарушение может привести к ликвидации. Учтите, в Пирамиде присутствуют Стиратели. Более того, за первым днем новичков следит сам Старший Стиратель. Он докладывает о каждом лично Лидеру Ковчега. Воля его да вдохновит нас! От вас ждут результатов.

Кто-то из девочек поднял дрожащую руку. Черные шлемы переглянулись.

– Спрашивай!

– Кто такой Лидер? Мы увидим его?

– О личности Лидера Ковчега вы в полной мере узнаете на теоретических занятиях. Встреча возможна лишь для тех, кто достигнет положительных результатов. Это первый и последний раз, когда мы отвечаем на ваши вопросы. В правилах ясно сказано: со Стирателями общаться запрещено. Ты, – он указал на девочку, решившуюся спрашивать, – запомни, второго шанса не будет.

Стиратели запускали по пять человек. Я оказалась вместе с Магдой, Надин, она, кстати, и спрашивала про Лидера, и рыжебровой девочкой. Магда дернулась было сжать мое запястье, но передумала.

Первое занятие запечатлелось в памяти, я слушала всем телом, не только ушами, но и глазами, кожей. Как оказалось, не стоило напрягаться, последующие занятия нам повторяли одно и то же. Учитель, высокий и стройный, смотрел на нас со злостью. Его взгляд колол, даже кусал, отрывал кусок и в образовавшуюся рану вливал порцию ненависти. Я не помню, смотрели ли учителя с подобным отвращением раньше. Нет, не смотрели, внизу они закрывали лица так же, как медики и распределители. Здесь наставник лица не скрывал. В дополнение к колючим глазам он владел прорезающим мозг голосом.

– Запомните раз и навсегда: своими жизнями вы обязаны нашему Лидеру, вдохновляющему своим примером, и Старшему Стирателю, великому ученому. – Он закатил глаза под тонкие брови. – Ковчег дает возможность вам, грязным и пустым, наполниться смыслом – создать будущее, в котором люди не познают горя. Горе исходит из лишних знаний и лишних претензий. Они порождают движения души, провоцирующие безумные поступки: распри, войны, желание жить счастливее других, властвовать над другими, быть лучше соседа, быть важнее мира. Человек не может быть важнее человечества. Но сейчас не об этом. Как вы все знаете, раньше общество было совсем иным. До Катаклизма, из которого нас вывела Лидер и ее небесный Ковчег.

Он говорил долго, многие клевали носом, Магда спала с открытыми глазами – способность, выработанная годами. Я слушала, потому что с детства задавала вопросы, например: «Что было до?», «Кто придумал Церемонию?», «Почему произошел Катаклизм?», «А почему сейчас не выращивают апельсины на земле?», и не удовлетворялась ответами. Вопрос про апельсины важнее других, их Ковчег выдавал семьям, чьи дети прошли отбор. Они, оранжевые и ароматные, считались настоящим даром небес. Однажды один почти оказался у меня в руках. Сейчас оставалось лишь очистить информацию от шелухи восхвалений Лидера и еще больших – Старшего Стирателя. И держать мысли про апельсины при себе.

– В начале прошлого века разразилась опустошительная война. Правительства разных стран внедряли в общество систему контроля. Люди распределялись на ранги. Экономически выгодные, обладающие выдающимися талантами или уникальными знаниями, имеющие стабильно высокий доход или тесные связи с важными людьми относились к первой категории, благонадежных. Второй сорт – неблагонадежные – делились на потенциально приемлемых и неприемлемых. Наличие отличного здоровья, крепкого тела и, что важнее всего, податливости к внедряемому контролирующему чипу делало людей приемлемыми, им позволялось размножаться, трудиться, доживать до определенного возраста. По достижении установленного рубежа им полагались гуманные похороны. Неприемлемые – больные, слабые, тяготеющие к преступной деятельности или излишнему свободоволию – отправлялись на перевоспитание в особые зоны.

«Какие?» – чуть не перебила я, но одумалась. Ни к чему привлекать к себе внимание учителя в первый же день.

– Число людей в этих зонах достигло предела, неприемлемые прорвали периметр, и волна недовольств захватывала город за городом. Подняли головы те страны, в которых система контроля не работала в связи с малым бюджетом. Они говорили о невозможности подчинения большинства населения планеты и о вреде самой идеи морального и физического превосходства человека над человеком. Как водится, каждый сплотился возле себе подобных. Оружие одних превосходило оружие других. – Учитель то и дело тяжело вздыхал, словно собственные слова ему давно приелись. – Не буду углубляться в кровопролитие тех лет, скажу главное: в ходе этой войны тратились важные ресурсы – люди, способные работать на благо общества, если бы их направили на верный путь; земли, которые пригодны к жизни и возделыванию; вода, без которой нам всем трудно жить. Думаю, даже вы это понимаете.

Про воду, землю и благо общества мы понимали. Я уж точно. В нас это вдалбливали. Работа на благо общества тем важнее, чем меньше пригодных для жизни земель и меньше воды. Поэтому работали мы с раннего детства. Мама, как и многие, ковырялась в земле. Всходы, которые давали их труды, сложно было считать урожаем, поэтому она никогда не говорила «я возделываю землю» или «я ухаживаю за землей», нет – она именно ковырялась. Том пытался быть хоть как-то полезным, а потому делал все и сразу: бегал на подхвате, подай-принеси бинты, старые лекарства, судно, позови нужного человека, сгоняй за водой. Макс работать не любил, но обожал пускать в ход кулаки. Он попеременно бил то ни в чем не повинных людей, то тех, кто пробирался к шахтам узнать, как там родные, отправленные на поля, то тех, кого заподозрили в воровстве, кто не выполнял норму по работе. Но право наказывать он получил совсем недавно, года за полтора до моей Церемонии, его силу заметили. До этого он просто чесал кулаки о подвернувшихся бедняг. Я иногда помогала маме с прополкой, поливом, сбором урожая. Иногда вместе с Ханой по ночам шила и штопала одежду под руководством матери Магды. Иногда просилась в обходы – выискивать среди мусора вокруг нашей колонии что-то полезное. Обходы организовывали редко, потому что все ценное уже давным-давно нашли. Марк не работал вовсе. Его мама не заставляла.

– От множества стран на планете остались руины, жители объединялись в одном городе, так наступил период великих городов. – Учитель монотонно и со вздохами утягивал нас в прошлое. Настоящее прошлое, не то, что внезапно накрыло меня посреди его рассказа. – В одном таком городе сохранились технологии и светлые умы, донесшие до остальных смысл равного счастья для всех. Работайте и живите, укрепляйте общество и существуйте спокойно, соблюдайте свод правил, одинаковый для всех, и все будете довольны. Долгое время жизнь восстанавливалась. Часто разрушительные войны становятся толчком к возрождению и расцвету. Расцвет наступил. Люди получили защиту, крышу над головой, очищенную воду, медицинское обеспечение, единый уровень доходов. Утопия стала близка как никогда. Но человеку скучно жить, когда все хорошо, когда все одинаковы. И люди, получившие доступ к развитой медицине, придумали, как выделиться. Наука позволила значительно сократившемуся населению жить дольше, а главное, качественнее с помощью изменения генетического материала. – Учитель приободрился, но лишь слегка. – Уберем ген алкогольной зависимости, ген умственной отсталости, уберем наследственные заболевания. Добавим катализаторов роста, чуть расширим возможности мозга, улучшим иммунитет. Как здорово быть лучше, чем тебя задумала природа! Но вернемся к тому, что людям всегда всего мало, если их не контролировать. В этот раз своим ведущим мотивом они выбрали моду. Моду на декорирование человека. Можете себе представить, по улицам ходили люди с золотой кожей и с горящими в темноте глазами!

Теперь уже заинтересовались все – перестали притворяться спящими, подняли головы.

– Процедура так и называлась – корректирование, занимались этим специалисты – корректоры. Процедуру проводили во время внутриутробного развития, старшие поколения подобные трансформации переносили крайне… эм… критически. Но с детьми все обстояло иначе, – учитель странно улыбнулся, – в них, – он не сказал «в вас», – будущее. И казалось бы, все прекрасно. Будущее одинаково красиво, здорóво и умно. Но мы снова и снова упираемся в человеческое нежелание спокойствия. Нашлись ярые противники декорирования. Общество разделилось на декоративных и стандартных. Вновь распад. Разделение привело к созданию особой зоны для стандартных. По их инициативе, надо уточнить. Именно по вине стандартных людей произошел Катаклизм, из которого нас спас Ковчег. И продолжает спасать столько лет. – Учитель обвел нас гордым взглядом.

– Не может быть! – воскликнула я и с ужасом поняла, что возмутилась вслух.

– Как это понимать? – Учитель так удивился, что кто-то из детей осмелился высказаться, что не зачитал правило поведения и не объявил наказание за нарушение, а лишь указал на меня пальцем.

– Как они сумели взорвать полпланеты? Обычные люди? – выпалила я. Раз уж не удержалась, надо воспользоваться моментом, прежде чем накажут.

Внезапно ко мне присоединилась девочка с кодом Q, цифр ее я не вспомнила:

– Что такого было в этих зонах?

– Мрак души и разума. – Учитель закатил глаза. – Именно из мрака рождается насилие и разрушение.

– Значит, у них были технологии? – не унималась я. Девочки переглядывались, а та, что носила код Q, кивала. – Оружие?

– Ты забываешься. – Учитель не смотрел на меня. – Назови свой код.

– Х-011.

– Ты забываешься, Х-011. – Он потер переносицу. – Я учу, вы слушаете, вопросы не разрешаются.

– Но вы недоговариваете. – Я определенно вела себя глупо.

– Вы должны запомнить – здесь не школа, не дом, не восстановительный центр.

«Какой восстановительный центр?» – опять прогремело во мне, но я вовремя захлопнула рот.

– Это Ковчег, он дает вам шанс выжить. Прошлый мир умер в огне, порожденном гордыней человеческой, сгорел вместе с различиями и зонами, войнами и внеконтрольным человечеством. И причина Катаклизма сгорела вместе с ними.

Я смотрела учителю прямо в глаза, видела, как краснеют его бледные щеки и лоб.

– А теперь, – сказал он холодно, – мы споем гимн нашему великому Лидеру. Мы будем петь его в начале каждого урока.

Мы повторили гимн двенадцать раз.

В Пирамиде, где нас ожидала вторая часть обучения, над нами возвышались ярусы, сквозь темные полы виднелись очертания людей, в середине ближайшей грани – небольшой балкон. Там стоял мужчина в белом. Остальные сновали между нами вперемешку с медиками, блестели черные и зеленые шлемы. На том, что оглядывал нас с балкона, шлема не было. Я прищурилась, чтобы разглядеть его лицо, издалека оно напоминало пожухлое яблоко. Я хотела есть: мне мерещились то апельсины, то яблоки.

Прибывающих расставляли в шахматном порядке. Магда оказалась впереди на два ряда, Надин осталась за спиной, рыжебровая – через три человека справа от меня. Девочку Q, что тоже пообщалась с учителем, поставили в самый первый ряд. Маленькую и костлявую, которая первой подошла ко мне вчера, остановили по левую руку от меня. Платформы зажигались белым матовым светом, стоять следовало в центре. Из правого угла вырос монитор обтекаемой формы. Я сжалась, из платформы полезли щупы, похожие на те, которыми меня пытали в лаборатории. Медицинский персонал закреплял их на наших запястьях, подводил к вискам, подсоединял к пояснице. Щупы оканчивались овальными присосками, холодными и будто живыми. Они скользили по коже, устраивались поудобнее, сжимались, нагревались от контакта с телом, растворялись, заняв нужное место. Мы превратились в марионеток и ждали, когда же нас дернут за ниточки.

– Приветствуем новые лица Ковчега! Все вы – наши дети, единственная ценность разрушенного мира. Вы – спасение и будущее, вы необходимы для нашего процветания. Вы – сила, что возродит человечество и даст ему возможность искупить ошибки прошлого!