Если в августе пойдет снег

Риша поправила рукава белой блузки и расстегнула верхнюю пуговицу, демонстрируя, будто невзначай, край татуировки на груди. Я быстро отвел взгляд. Мы просто друзья. Друг не должен так пялиться.

– Не будь таким же скучным, как они. Пожалуйста. – В ее глазах проскользнула искренняя мольба.

Поддаться или отстоять свое решение? Мы слишком мало знакомы для того, чтобы ее слова слишком много значили для меня. Почему я так переживал из-за мнения этой девушки?

– Учительница биологии может испортить тебе жизнь. Никто не осмеливается прогуливать ее урок.

Услышал ее усмешку. Она наверняка подумала, что я просто ботан, который боится осуждения учителей.

– Рик, разве я похожа на тех, кто равняется на других и боится прогулять биологию, которая никогда в жизни не пригодится?

Она слишком самоуверена и упряма. Интересно, если расскажу ей правду, она сдастся и вернется со мной в школу?

– Биологичка – моя мать, – на одном дыхании сказал я. – У нас очень сложные отношения. Не хочу вдаваться в подробности. Но если кратко, то она та еще ведьма. Превратит в тыкву сперва меня. Потом – тебя.

– Ты боишься собственную мать? – в ее голосе больше не было иронии, и это радовало меня. Но говорить об особенностях наших семейных взаимоотношений совершенно не хотелось. По крайней мере, в такой момент.

– Сделай, как я прошу. Вернемся в школу.

– Ты можешь вернуться один. А я останусь с ребятами. – Риша застегнула блузку до самого воротничка и шагнула к машине Вадика.

Упрямая. Невыносимая. Какой толк возиться с ней? Я хотел пойти на остановку и вернуться в школу. Один. Но не мог.

– Что мне сделать, чтобы ты вернулась со мной в школу? – прокричал вслед.

Риша убрала руку от двери машины и повернулась ко мне.

– Обещай все рассказать.

Зачем ей это нужно? Зачем забивать голову чужими проблемами?

– Нечего рассказывать.

– Окей. Пока, Рик, я безумно скучно провела последние два часа. – Риша открыла дверь авто и бросила на заднее сидение сумку.

– Подожди. Я все тебе расскажу. Но только не сегодня. Хорошо?

Представляю, как жалко выглядел со стороны. Но я боялся оставлять ее здесь. Боялся, что у нее будут проблемы в школе.

– Садись. Вадик довезет нас до школы.

Я покорно поплелся к машине.

Я не успел захлопнуть дверь, как Вадик, нажав на газ, тут же сорвался с места. Ему не нравилось происходящее. Не нравился я. Но он тоже, как и я, не мог отказать Рише.

Я включил телефон, проигнорировав миллион пропущенных звонков и сообщений от Арса, и взглянул на время. Мы доехали до школы за десять минут.  Успеем на информатику и биологию.

Риша наклонилась к Вадику и поцеловала его в щеку. Его осунувшееся печальное лицо озарилось легкой улыбкой. Я снова уткнулся в телефон, чтобы спрятать свой неловкий любопытный взор. Девушка сняла с его головы очки и зацепила за край воротничка блузки.

– Верну вечером.

– Заберу через пару часов тебя, – Вадик интонационно выделил последнее слово.

– Не надо. Хочу прогуляться. Приезжай вечером.

Последнее слово, видимо, всегда остается за ней. Риша взяла сумку и открыла дверь. Я повторил за ней, спеша поскорее убраться отсюда подальше.

Глава 7

Риша

Оставшийся вечер я провела одна. Питер практически всегда был для меня амбассадором одиночества. С кем бы я ни прилетала сюда, по обыкновению ощущала в душе легкую грусть от того, что рядом все равно нет человека, способного понять меня на все сто процентов.

Мэтч случился лишь однажды. Пять лет назад. Но та поездка закончилась печально. Поэтому не стоит о ней вспоминать.

Вообще до восемнадцати лет я ездила в Петербург с родителями. Большую часть поездки они встречались со своими друзьями, ходили по музеям и театрам. Иногда брали меня с собой. Но чаще я днем слонялась по городу одна, заглядывая в первые попавшиеся заведения и музеи. Мне нравилось изучать этот город интуитивно, не следуя пресловутым планам и маршрутам. А еще нравилось то, что родители доверяли мне и спокойно отпускали даже на вечеринки в клуб. Единственное, что от меня требовали, – быть всегда на связи и высылать номер такси, на котором возвращаюсь в наши апартаменты поздним вечером.

Наверное, мне безумно повезло с родителями. По крайней мере, об этом всегда талдычили все знакомые, даже Рик. Ведь каждый подросток мечтает о том, чтобы к нему не лезли с лишними расспросами и нравоучениями. Но порой просто не хватало их вовлеченности в мою жизнь. Банальных вопросов за завтраком или ужином: «Как дела?», «Что нового?». Я не могла винить их в том, что они не соответствовали моим ожиданиям и не любили меня так, как бы мне хотелось. Но я в тайне всегда завидовала Рику. Его мать хоть и была той еще стервой, но она хотя бы по-настоящему волновалась за его будущее.

Единственной родственной душой, которой я могла когда-то довериться на все сто процентов, была бабуля. Пока она была жива, мы все вечера проводили вместе. Ба рассказывала о своей молодости. О том, как встретила дедулю на вступительных экзаменах в политехническом институте. И о том, как долго он ее добивался. Бабуля всегда твердила мне, как важно сохранять дистанцию с тем, кто тебе действительно нравится, и оставаться для этого человека книгой, концовку которой невозможно предсказать. «Так и только так ты оставишь памятный след в его сердце. Только так тебя будут любить целую вечность. А меньшего никогда и не жди», – говорила мне ба.

Бабуля научила меня не бояться чужого мнения и вымышленного авторитета людей старшего возраста. Она всегда твердила, что цифры в паспорте говорят лишь о годах, проведенных на Земле, а не мудрости, приобретенной в течение прожитых дней. Мудрецом может являться смышленый юнец, прочитавший тысячу книг и способный анализировать информацию, а самым глупым человеком – мужчина преклонного возраста, который привык доверять сплетням и который просто не умеет складывать логические паззлы в своей голове.

Бабуля всегда являлась для меня эталоном ухоженной привлекательной женщины. Она каждый вечер накручивала свои рыжие локоны на горячие бигуди, чтобы весь следующий день не ходить с растрепанными волосами. Носила серьги, подвеску и кольцо из натурального жемчуга. Напомаживала губы алой помадой. Красила ногти красным лаком. Мазала руки кремом с запахом роз. Носила туфли на невысоком каблуке. И отутюживала перед прогулками свои шелковые платья в пол. Мне казалось, ее гардероб бесконечен. Ведь ни разу я не видела ба в одном и том же наряде.

Бабуля легко находила общий язык со всеми. Я всегда поржалась ее изумительным коммуникативным навыкам. Мои одноклассники из первой школы ее просто обожали. Она всех с радостью принимала в гостях. Поила жасминовым чаем и угощала свежеиспеченными круассанами с черничным вареньем. Помню, как без суеты, вальяжно она разливала чай по белоснежным фарфоровым чашкам с золотистой каемкой. Как ее длинные, чуть дрожащие пальцы касались блюдец. Как она с улыбкой слушала гостей и убирала за ухо вьющиеся пряди волос. Я мечтала так же очаровывать людей, как она. Своим поведением, умением слушать и, кончено же, говорить. Говорить так, чтобы все смотрели на тебя с замиранием в сердце и с сиянием в глазах.

Баба Зоя навсегда останется в моей памяти. Ароматом вишневых сигарет, которые она выкуривала в день штук по шесть. Песней Майи Кристалинской «Твои глаза». Крепким объятием нежных рук, в которых было столько любви, сколько я никогда и ни от кого не получала. Шелестом страниц сборника стихотворений Роберта Рождественского. Потрепанная картонная закладка до сих пор лежит на странице с ее любимым стихотворением «Когда любил».

«…(Богово – богу,

а женское – женщине

сказано,

воздано.)

лю!

(Ты покоренная.

Ты непокорная…

Воздуха!

Воздуха!)…»

Оно, как нельзя лучше, описывало ее и то, как к ней относились мужчины. Боготворили. Внимали каждому слову и жестам. Любили без остатка.

После смерти деда ба в свои 54 года не осталась без мужского внимания. Она ходила на свидания, общалась с разными мужчинами. Но никто по-настоящему ее так и не очаровал, как дедуля. Поэтому вплоть до своей смерти, в 63 года, она оставалась вдовой, не обремененной повторным браком.

Баба Зоя умерла, когда мне было 14. Я запомнила тот день навечно. После школы я решила сразу отправиться в гости к бабуле. Дождь барабанил по крыше такси, в которое я прыгнула, чтобы поскорее очутиться у нее дома. По радио играла песня группы Nickelback «If Today Was Your Last Day». Мысленно, глядя в запотевшее окно, я представляла, как ба завернет меня в терракотовый плед, заставит надеть на ноги шерстяные колючие носки и предложит горячего чаю. От предвкушения предстоящей встречи хотелось, чтобы водитель забыл про правила дорожного движения и ехал по шоссе на полной скорости, игнорируя все красные сигналы светофора. Сунув водителю в руку сто рублей, я выпорхнула из машины и ринулась к подъезду. Еще на первом этаже я уловила запах горелой выпечки. Сердце загромыхало в груди.

Запыхавшись, я взбежала на второй этаж. Забарабанила в дверь. Спустя годы я все еще помню, как от удара об железную дверь саднили костяшки пальцев. Дрожащими руками я выпотрошила сумку, вывалив все ее содержимое на бетонный пол в подъезде. Я хотела поскорее найти ключ и попасть в квартиру. От волнения лишь с третьего раза попала ключом в замочную скважину. Когда со всей силы рванула на себя дверь, запах горелого хлеба с новой силой ударил в нос. Я сощурила глаза, чтобы дым не разъел глаза. Хотя слезы уже успели орошить лицо. Не разуваясь, я побежала на кухню. Ба лежала на полу. Полы ее черного атласного платья в белый горох касались красной лужи. Лужи крови.

После прибытия скорой помощи за мной приехала мама. Впервые в жизни она оказалась рядом в такой нужный и такой трагичный момент. Она молча увела меня из квартиры, посадила в машину и увезла домой. Помню, как я, задыхаясь от нехватки воздуха, плакала весь оставшийся день, лежа на кровати в своей комнате. А под ночь просто выключилась от бессилия.

Утром мама сказала, что у бабули случился сердечный приступ. Падая на пол, она ударилась головой об угол стола. Поэтому под ней было так много крови.

Весь следующий год я училась жить без бабы Зои. Несколько раз ноги машинально вели меня к ее дому. Мне не хватало ее улыбки. Запаха вишневых сигарет и вкуса черничного варенья. Мне не хватало ее тихого присутствия рядом.

Но однажды я решила жить как она. Радоваться каждому дню. Флиртовать. Влюбляться. Наряжаться. Быть для других людей глотком воздуха, без которого невозможно существовать.

Я до сих пор не знаю, какая личность доминирует во мне. Бабулина – озорная, смелая, прямолинейная, строптивая, загадочная, непредсказуемая. Или моя – тихая, слабая, жертвенная, ведомая. Но я благодарна ей за то, какой я стала. Без нее я бы просто пропала в этом сложном мире.

Через год после смерти ба я познакомилась с Ромкой. Он учился со мной в одной школе, но только на два класса старше. Ромка в свою очередь познакомил меня с Вадиком. А Вадик – со всей остальной компанией.

Мне нравилось быть единственной девушкой в компании парней. Они не завидовали, не распускали сплетни, не притворялись. И дарили все свое внимание только мне. Именно поэтому я никогда не дружила с девчонками. Меньше всего на свете хотелось соревноваться с кем-то, доказывать свое превосходство. В то время как дружба с парнями всегда давала понять – я и так самая лучшая.

Лишь один раз в моей системе случился сбой. Это было в Питере. Я еще никогда так быстро не отказывалась от собственных убеждений и не разочаровывалась вновь от того, что все-таки всегда была права. Женской дружбы не существует. Существует лишь крепкая связь с парнями, которые искренне любят тебя как друга и поддерживают во всем.

Когда из-за переезда нашей семьи в другой район я перевелась в гимназию и встретила в первый день Рика, то сразу поняла: он станет моим самым лучшим другом.

Я сразу же уловила восхищение в его глазах. И робость. Невинную робость, о существовании которой не подозревали ни Вадик, ни остальные парни. А когда Рик. Скромный и неуверенный в себе Рик заступился за меня на глазах у всего класса, я окончательно убедилась в том, что мы будем вместе. Тогда впервые после ухода бабули я ощутила какую-то волшебную кармическую связь с совершенно не знакомым человеком.

В тот момент я, конечно же, не думала, как все поменяется спустя каких-то восемь лет.

Завтра утром я отправлюсь в ту самую кофейню, чтобы поговорить с ним и попробовать все исправить. Я просто не верю, что Рик мог настолько измениться за два года. Что он мог забыть нашу с ним историю и все перечеркнуть.

Глава 8

Рик

– Латте с корицей, пожалуйста, без сахара.

Каждый раз вздрагиваю, когда слышу это пресловутое «латте с корицей, без сахара». Сколько еще месяцев или лет должно пройти, чтобы я выбросил из памяти название ее любимого напитка? Чтобы сердце перестало тревожно биться в груди, когда я слышал из пролетающего мимо авто случайный трек The Neighborhoods?

Я сбежал в любимый город Риши не для того, чтобы вновь встретить ее. Я лишь хотел понять, почему она полюбила его. И почему не смогла полюбить меня.

А после я хотел начать все с чистого листа. Оставить позади завышенные родительские ожидания на свой счет. Предательство матери и отца. Погрузиться с головой в любое другое занятие, желательно, далекое от медицины. Попробовать полюбить жизнь, найти собственные смыслы существования, в отрыве от отца, матери и, конечно, Риши.

Кто ж знал, что она вновь ворвется в мою жизнь. Риша всегда была ураганом. Стихийным бедствием, внушающим одновременно страх и восхищение.

Вчера я прождал ее в ресторане пятнадцать минут. И ушел. Не оглядываясь. Так, как не делал прежде. Наверняка Риша ожидала другого исхода. Что я прожду ее час, половину ночи, следующие сутки – вечность. Но все изменилось с тех пор, как я приехал в Питер. Я больше не могу и не хочу идти на поводу ее желаний. Потому что два месяца назад встретил Киру. Прекрасную девушку, с которой так спокойно и хорошо.

Тогда, два месяца назад, пасмурным июньским днем, в свой выходной я решил прогуляться по Невскому проспекту, слушая в наушниках подкаст про русскую литературу 20 века. Пока ведущая сокрушалась о недооценённом таланте Довлатова, я не заметил, как свернул на Литейный проспект и зашел в первую попавшуюся кофейню, чтобы взять горячий флэт уайт. Бросив беглый взгляд на меню, я поставил подкаст на паузу и невольно стал свидетелем чужого разговора. Парень и девушка обсуждали квартиру Анны Ахматовой. Как я понял, они возвращались с экскурсии музея, расположенного во дворе соседнего от кофейни дома.

Так я совершенно спонтанно оказался в Фонтанном доме, купил аудиоэкскурсию и начал бродить по квартире, в которой когда-то жила великая российская поэтесса.

Обшарпанные белые стены, запах слежавшихся простыней и квашенной капусты, которую, конечно же, не готовили в этих стенах лет сорок точно, но которая почему-то отпечаталась в воздухе, свел меня с ума за считанные минуты. И я поспешно, минуя все комнаты 44 квартиры, покинул ее, сдав аудиогид пожилой даме, ожидающей посетителей на выходе. На пролете второго этажа я увидел брюнетку низкого роста. Ее темные волосы были спрятаны в горловину черного бадлона, пальцы перебирали провода наушников, а сама она с закрытыми глазами что-то шептала себе под нос. Я понял, что нагло пялюсь на нее только тогда, когда какая-то женщина, спускающаяся с третьего этажа, слегка толкнула меня в плечо.

– Извините, – зачем-то первым извинился я перед дамой в красном пальто, толкнувшей меня. Та даже не обратила на извинения никакого внимания, продолжив медленно спускаться по лестнице. Зато незнакомка у окна распахнула глаза и с испугом посмотрела в мою сторону.

– Извините, – повторил я, обращаясь уже к объекту своего пристального внимания.

Девушка смущенно улыбнулась и протянула мне один наушник.

– Хотите послушать?

Меня словно ударило током. Я искренне надеялся, что там не трек The Neighborhoods. Такое дежавю я точно не пережил бы.

Я неуверенно шагнул в ее сторону и вставил наушник в ухо. Дежавю. Но не то, которого я так боялся.

Девушка слушала тот же подкаст о литературе, что и я. Я сразу же узнал хриплый, слегка монотонный голос ведущей. Стоп. Я уже слышал этот голос. Несколько секунд назад.

– Это ваш подкаст?

Я впился в ее лицо глазами. На коже девушки не были и грамма косметики. Такое вообще возможно в 21 веке?

– Мой скромный подкаст. Кира Есина.

Она протянула руку. Коротко подстриженные ногти. Никакого лака. И украшений.

– Рик. То есть Эрик. Фаворский. Фанат вашего скромного подкаста.

– Впервые оффлайн общаюсь со слушателем. Да еще и в таком месте. Любите творчество Анны Андреевны?

Кира монотонно, но очень уверенно говорила – так словно брала у меня интервью. Она глядела прямо в глаза и сматывала двумя указательными пальцами наушники.

– Если честно, забрел сюда совершенно случайно. Пока бесцельно скитался по Невскому в долгожданный выходной.

– А я собирала материал для нового выпуска. Как вам, кстати, отрывок, который я дала послушать? Посторонние шумы не слишком отвлекают?

– Наоборот. Такая запись кажется живее, чем студийная вышколенная заготовка.

– Это вы про мой монотонный монолог, посвященный эмиграции Бродского?

– Простите, но его я так и не дослушал.

– Не извиняйтесь. Я тоже.

Мы одновременно засмеялись. И так я понял, что с этой девушкой можно быть собой и не пытаться подобрать правильные слова.

В тот же вечер мы оказались в моей квартире на Лиговском проспекте. Я снимаю однушку на шестом этаже с окнами на проспект.  До самой ночи мы пили на балконе вино, слушали Сплинов и говорили о поэзии 20 века. Точнее, Кира говорила. А я слушал и восхищался ею. Ее хриплую монотонность прерывал лишь шум, доносившийся с Лиговского: лязг автомобильных шин, смех и гулкие разговоры прохожих, которые, словно были так же пьяны, как и мы.

Той ночью я понял, что Кира полная противоположность Риши, именно это мне и понравилось. Кира ненавидела кофе, мюзиклы, вычурную одежду и макияж. Она не старалась понравиться мне. Говорила то, что думала, смело шутила и прямо смотрела в глаза.

В половине второго ночи мы стояли у кованных ворот моего дома и ждали такси. Кира посмотрела мне в глаза и взяла за руку.

– Вино, ударившее в голову, говорит, что безумно хочет поцеловать тебя.

Я не успел ничего ответить. Кира коснулась холодными губами моих онемевших от питерской прохладной ночи и внезапности происходящего губ.

– Извиняться не буду. – После легкого касания наших губ Кира отстранилась и снова посмотрела в глаза, в которых, вероятно, маячили страх и растерянность. – Эрик, ты мне нравишься. Если согласишься завтра пойти на свидание, сгорю от радости и обзвоню всех подруг, чтобы рассказать, какого классного парня можно встретить в музее. Они мне, конечно, сразу не поверят. Но позже я вас обязательно лично познакомлю.

Я согласился. И посадил Киру в такси. С того дня мы встречались каждый вечер. А вчера я впервые ее обманул, сказав, что иду на собеседование в другую кофейню. Ради девушки, с которой меня больше ничего не связывало, кроме порабощающих и убивающих воспоминаний.

Я не доложен был соглашаться на встречу с Ришей. Не должен был идти в ресторан и ждать ее, как прежде. На что я надеялся? На то, что Риша придет в точно назначенное время? И скажет, что скучала все эти годы? На полном серьезе, который так ей не свойственен.

– Латте с корицей, без сахара, и флэт уайт для парня, который меня вчера продинамил.

Звонкий голос, словно пощечиной, вернул меня в реальность. Риша. В лучах утреннего солнца ее кудрявые рыжие волосы полыхали огнем, точно являясь дополнительным источником освещения для нашей кофейни.

Я хотел было по привычке извиниться. Но вовремя вспомнил, что она сама виновата в несостоявшейся встрече.

– Я прождал пятнадцать минут.

– В Питере вечером пробки. Тем более, девушка имеет право на опоздание.

– Девушка, да. Но не друг.

Я взял со стойки белый стаканчик и повернулся спиной к Рише, чтобы приготовить ее долбанный латте. Точнее, попытаться его приготовить, дабы не выдать волнение, которое тремором трепыхалось в пальцах рук.

– Просто друг, возможно. Но я же больше, чем просто друг. Фаворский, с тебя ужин и ночная прогулка по каналам.

Риша, как всегда, была непреклонна. Я не видел ее лица. Но знал, что она улыбается. И ни капельки на меня не обижается, на самом деле.

– Не могу. У меня свидание.

Я поставил стакан на подставку и повернул рычаг на аппарате. А затем повернулся к стойке и сунул ей прямо в руки соломенную трубочку.

– Лёнь, доделай маленький латте без сахара, с собой, – попросил я напарника, который нес грязные чашки от столика возле окна. Лёня молча кивнул, потому что задолжал мне не один стакан латте за то, что я не раз его выручал, прикрывая его прогулы перед управляющим.

– Я даже не назвала день. – Риша сделала паузу, после которой ее звонкий голос стал ниже, а прежняя веселость пропала. – Рик, ты не можешь меня бросить одну в Питере. Тем более, в такой момент…

Риша сжала соломинку пальцами. Своими хрупкими тонкими пальцами, на ногтевой пластине которых сиял красный лак. Ничего не меняется. Передо мной та же Риша, что и восемь лет назад. Я не помню, чтобы она когда-то изменяла этому цвету.

– Что случилось?

– Я развожусь с Деном.

Сердце чуть не вырвалось из груди. Кажется, на мгновение я перестал дышать. Но вибрирующий в кармане телефон спас меня. Я рассеянным взглядом посмотрел на экран. Кира. Пишет, что хочет, чтобы мы встретились с ее друзьями. Сегодня вечером.

– И если сегодня вечером я снова останусь одна, то просто умру на подмостках набережной Фонтанки. Рик, ты мне очень нужен. Я без тебя не справлюсь.

Риша опустила взгляд. Я взял со стойки латте, который приготовил мой напарник.

– В восемь заеду за тобой. Только не опаздывай. Латте без сахара. Очень горячий. Не обожгись.

Она взяла стакан из моей руки и коснулась, словно невзначай, моего запястья пальцами.

– Рик, ты лучший.

Риша широко улыбнулась. Так, слово вовсе не грустила минуту назад.

– В восемь. Не опаздывай, – крикнула она у выхода из кофейни, не оборачиваясь. И за секунду пропала в потоке людей на Невском. Так, будто ее здесь никогда и не было. Лучше бы ее и правда здесь никогда он было. Я пропал. Я снова пропал из-за Риши.

Глава 9

Риша

Я хотела быть честной с Риком. Правда. Но когда услышала, что он собирается с кем-то на свидание вместо того, чтобы встретиться со мной, соврала. Во благо. Во благо нашей прошлой и будущей дружбы.

Я знала, что Рик не бросит меня в тяжелый период. Будет рядом – поддерживать и утешать, как прежде.

Я еще не вынесла окончательный вердикт по поводу наших отношений с Деном. Брак – это чертовски сложно, особенно в момент, когда ты должна решиться на развод. Я думала, штамп в паспорте – полнейшая ерунда, формальность. Но какое-то сакральное значение он все же несет. А еще он показывает, насколько хорошо ты умеешь играть в командную игру и укрощать не только собственные капризы. Готова ли пойти на уступки во благо чего-то большего – общего счастья. Хороши ли понимаешь и принимаешь другого человека, доверившегося тебе. Способна ли принадлежать ему и только.

Я шла по Невскому, вглядываясь в серые тучи, нависшие над городом. Обхватив двумя руками стаканчик с латте, я пыталась согреться. От питерской августовской прохлады не спасал даже колючий шерстяной кардиган, напоминавший по внешнему виду пальто.

Через полчаса у меня должно состояться собеседование. На вакансию корректора в маленьком издательстве. Редактор, мужчина с приятным голосом, назначил мне встречу в ресторане Del Mar, возле Гостиного двора. Попросил взять с собой портфолио и рекомендации от предыдущего работодателя. Ни того, ни другого у меня не было. Но я надеялась покорить его харизмой и обещаниями работать без выходных. Я правда хотела с головой окунуться в работу, чтобы забыть, зачем на самом деле приехала в Питер.

Я вошла в заведение, утонувшее в розовых стенах и желтых китайских фонариках, качающихся под потолком. Мужчина в черном пиджаке, сидевший в центре зала за круглым столом, на плетеном кресле, махнул мне рукой. Я посмотрела на свободные столики возле панорамного окна с видом на Невский. Почему он не разместился там?

Я села на такой же плетеный стул напротив мужчины. Стол был рассчитан на четыре человека. Из-за этого создавалось неловкое ощущение того, что мы ждем еще кого-то, кто очень сильно опаздывает.