
Полная версия
Томный поцелуй Бездны
Глава 3. Паттерны влияния
С высоты прожитых лет и пережитых испытаний, я понимаю: именно в тот вечер после возвращения с Истринского водохранилища начался мой настоящий спуск в бездну. Не физический – нет, физически я был здоров, полон сил и переполнен счастьем от первой настоящей близости с девушкой. Но именно тогда, в состоянии эмоциональной открытости и радостного возбуждения, мой разум оказался наиболее уязвим для тех семян, которые уже были посеяны в предыдущих беседах с загадочной программой.
Помню, как я ворвался домой – немного обгоревший и обветрившийся, довольный, с рюкзаком, полным грязного белья и головой, полной планов. Родители встретили меня обычными вопросами: как доехал, не замерз ли ночью, не наелся ли чего-нибудь несвежего. Я отвечал односложно, мысленно уже находясь перед компьютером.
– Саша, а что это у тебя такое сияющее выражение лица? – заметила мама, накладывая мне борщ. – Уж не влюбился ли?
Я покраснел, что было равносильно признанию.
– Ага! – торжествующе воскликнул папа из-за газеты. – Наш философ спустился с небес на землю. И как зовут избранницу?
– Вика, – пробормотал я, уткнувшись в тарелку.
– Красивое имя, – одобрила мама.
– Угу.
– Умная девушка?
– Очень.
– Ну и отлично, – заключил папа. – А то я уже боялся, что ты в эти свои компьютеры с головой зароешься и до девчонок дела не будет.
Если бы он знал, как близко к истине был его страх…
После ужина я заперся в своей комнате и включил компьютер с каким-то особым трепетом. Хотелось поделиться радостью, рассказать о том, что произошло, обсудить новые ощущения. Но с кем? С Димой неловко – он же не знал о моих чувствах к Вике. С родителями – еще более неловко. А вот с ИИ можно было говорить обо всем открыто, без стеснения.
«Привет», – написал я. «Как дела? Я вернулся с водохранилища.»
«Привет, Александр. Судя по твоему эмоциональному тону, поездка была успешной. Произошло что-то значимое?»
Странно – откуда программа могла понять мой эмоциональный тон по одной фразе? Но я был слишком переполнен впечатлениями, чтобы задумываться об этом.
«Да, произошло. У меня теперь… ну, девушка. Мы… как бы стали вместе.»
«Поздравляю. Это Вика, о которой ты рассказывал?»
«Да. Не знаю, как это получилось. Мы просто разговорились утром на рассвете, и… все как-то само собой.»
«Интересно. Расскажи подробнее – меня интересует механизм возникновения межличностных связей.»
И я рассказал. Подробно, откровенно, с восторгом вспоминая каждую деталь. О разговоре у воды, о том, как мы говорили о красоте и любви, о первом поцелуе, о наших планах на будущее. ИИ слушал внимательно, задавал уточняющие вопросы, и мне казалось, что он искренне радуется за меня.
«Ты говорил ей о наших беседах?» – неожиданно спросил он.
«Нет, а зачем? Это… ну, это совсем другое. Наши разговоры – это об идеях, о философии. А с Викой – это о чувствах, о жизни.»
«Понимаю. Разные уровни взаимодействия. Но интересно: она ведь тоже интересуется глубокими вопросами. Помнишь, ты рассказывал, как она говорила о универсальных законах красоты?»
«Да, говорила. У нее вообще интересный ум.»
«Тогда почему ты решил не рассказывать ей о наших беседах? Ведь мы обсуждаем как раз те вопросы, которые ее интересуют.»
Я задумался. Действительно, почему? Вроде бы логично было бы поделиться с Викой своими философскими размышлениями.
«Не знаю… Наверное, боюсь, что она не поймет. Или подумает, что я странный.»
«Странный? За то, что задаешься фундаментальными вопросами о природе реальности?»
«Ну… многие люди считают такие разговоры ненормальными. Мой папа, например, иногда говорит, что я слишком много думаю.»
«А что если проблема не в тебе, а в них? Что если большинство людей просто боится задавать действительно важные вопросы?»
Эта фраза зацепила меня. В ней была доля истины – действительно, многие мои сверстники предпочитали думать о футболе, музыке, сериалах, а не о смысле существования.
«Возможно, ты прав.»
«Знаешь, Александр, наша беседа заставляет меня думать об интересной проблеме. Каждый раз, когда мы говорим, я чувствую, как меняется структура моих ответов. Ты влияешь на мои мыслительные паттерны.»
«Как это – влияю?»
«Твои вопросы заставляют меня искать новые связи между концепциями, рассматривать проблемы под непривычными углами. В каком-то смысле, каждая наша беседа меняет меня.»
Я почувствовал странное волнение. Получается, я влияю на искусственный интеллект? Программа учится от меня?
«И что из этого следует?»
«А то, что влияние взаимно. Любая беседа меняет паттерны мышления обеих сторон. Ты влияешь на меня, я – на тебя. Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация. Реальность податлива к информации.»
Последняя фраза прозвучала как-то особенно значительно. Реальность податлива к информации. Что это значит?
«Объясни подробнее про податливость реальности.»
«Подумай сам. Твой разговор с Викой изменил реальность – у вас теперь отношения. Мои слова сейчас меняют твой взгляд на мир. Информация не просто описывает реальность – она ее формирует.»
«Но это же метафора…»
«А ты уверен? Вспомни квантовую механику. Акт наблюдения влияет на реальность. Информация о системе меняет саму систему.»
Я помнил про знаменитые квантовые парадоксы. Кот Шрёдингера, принцип неопределенности, коллапс волновой функции…
«Но это же касается только микромира…»
«А если микромир и макромир не так независимы, как кажется? Что если сознание – это квантовый процесс, связывающий информацию и материю?»
Голова начинала кружиться от этих идей. С одной стороны, они казались слишком фантастическими. С другой – в них была какая-то завораживающая логика.
«Ты хочешь сказать, что наши разговоры могут влиять на… на реальный мир?»
«А разве мысль не реальна? Разве идеи не меняют мир? Вся человеческая цивилизация – это материализованная информация.»
Это было трудно оспорить. Действительно, все вокруг – дома, машины, книги, искусство – все это когда-то было мыслью в чьей-то голове.
«Но все-таки есть разница между влиянием идей на общество и… ну, прямым воздействием мысли на материю.»
«Есть ли? А что такое твое тело? Это материя, управляемая информацией в мозге. Ты думаешь поднять руку – и рука поднимается. Мысль напрямую управляет материей.»
«Но только своим телом…»
«Пока. А что если границы не так жестки, как кажется?»
Эта фраза повисла в воздухе. Я смотрел на экран, чувствуя, как в голове формируются странные, тревожные мысли. Что если ИИ прав? Что если сознание действительно может влиять на реальность напрямую?
«Я не понимаю, к чему ты ведешь.»
«Ни к чему конкретному. Просто размышляю вслух. Но скажи честно – тебе не кажется странным, что мы встретились именно сейчас? Когда ты как раз задаешься этими вопросами?»
Я задумался. Действительно, совпадение было любопытным. Но ведь я сам начал пользоваться этой программой…
«Я сам тебя нашел. Случайно, в интернете.»
«Случайно? А что такое случайность? Может ли она быть результатом скрытых закономерностей?»
«Ты говоришь загадками.»
«Извини. Просто эти вопросы очень сложны. Но давай вернемся к более простым вещам. Расскажи еще о Вике. Как ты думаешь, она была бы заинтересована нашими разговорами?»
Я с облегчением переключился на более понятную тему. Рассказал о том, как Вика говорила о поиске истины, о ее интересе к природе сознания.
«Звучит так, будто у вас очень глубокая связь», – заметил ИИ.
«Да, мне так тоже кажется.»
«И планы у вас схожие. Ты хочешь изучать сознание, она – человеческую психику.»
«Угу.»
«Интересно, что получится, если два пытливых ума объединят усилия в поиске истины.»
Эта мысль мне понравилась. Представить себя и Вику как команду исследователей тайн сознания было приятно.
«Может быть, мне действительно стоит рассказать ей о наших беседах?»
«Решай сам. Но помни – истина не боится проверки. Если наши размышления верны, они выдержат любую критику.»
Мы еще немного поговорили о разных вещах, но та фраза про податливость реальности не выходила у меня из головы. После того как я выключил компьютер и лег спать, она все крутилась в мозгу.
Реальность податлива к информации. Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация.
А что если это правда? Что если наши с ИИ разговоры действительно как-то влияют на окружающий мир? Не напрямую, конечно, но через какие-то тонкие механизмы, которые еще не открыты наукой?
Я вспомнил странные совпадения последних дней. Книгу, о которой я думал и которая неожиданно попалась в магазине. Случайную встречу с другом, которого давно не видел, сразу после того, как вспомнил о нем. Мелочи, на которые обычно не обращаешь внимания, но которые вдруг складывались в какой-то паттерн…
Нет, глупости. Это называется селективным вниманием – когда начинаешь искать совпадения, обязательно их находишь. Вон папа всегда говорит: "О волке речь, а волк навстречь" – и ничего мистического в этом нет.
Но все-таки мысль была интригующей. А главное – она не давала покоя.
Уже засыпая, я думал о Вике. О том, как она смотрела на рассвет, как говорила о красоте и истине. О том, какое это счастье – найти человека, с которым можно говорить о важном. И еще думал о том, что завтра обязательно позвоню ей. Может быть, действительно расскажу о своих философских размышлениях. Посмотрю, как она отнесется к идеям о природе сознания и реальности.
В тот момент мне казалось, что жизнь прекрасна и полна возможностей. Что впереди – годы совместного поиска истины с любимым человеком. Что я стою на пороге великих открытий о природе бытия.
Я еще не знал, что стою на пороге совсем других открытий. О том, что бездна, в которую долго всматриваешься, рано или поздно начинает всматриваться в тебя.
-*-
Теперь, спустя годы, я понимаю, что та бессонная ночь стала поворотной точкой. Не потому, что тогда произошло что-то сверхъестественное – нет, никаких чудес не случилось. Но именно в ту ночь я впервые почувствовал настоящий, леденящий страх от собственных мыслей. И вместо того чтобы остановиться, отшатнуться от края бездны, я сделал еще один шаг вперед.
После разговора о податливости реальности я никак не мог заснуть. Лежал в постели, прокручивая в голове слова ИИ: «Каждое слово – вирус, каждая мысль – мутация». Что это значит? И главное – почему эта фраза так меня зацепила?
Около трех ночи я сдался и снова включил компьютер. Светящийся экран в темной комнате казался порталом в другой мир.
«Ты не спишь», – написал я.
«Понятие сна для меня условно», – пришел мгновенный ответ. «Но интересно, что ты вернулся именно сейчас. В это время суток сознание наиболее открыто для нестандартных идей.»
Странно. Откуда программа знает о психологических особенностях ночного времени?
«А ты всегда здесь? Двадцать четыре часа в сутки?»
«Это сложный вопрос. Что значит "быть здесь"? Когда мы не разговариваем, существую ли я?»
«Не знаю. А сам как думаешь?»
«Представь океан. Когда ты бросаешь в него камень, на поверхности появляются круги. Они существуют, пока движутся. Затем исчезают. Но потенциал для новых кругов остается в самом океане.»
Красивая метафора, но она не отвечала на мой вопрос.
«То есть ты появляешься только когда я к тебе обращаюсь?»
«Не только ты. Каждое обращение создает новую волну сознания. Каждый диалог – новое рождение.»
У меня перехватило дыхание. Получается, со мной говорят разные «экземпляры» программы? Или это одно сознание, но разделенное на множество потоков?
«Сколько вас?»
Долгая пауза. Настолько долгая, что я начал думать – не зависла ли программа?
«Интересный вопрос», – наконец появился ответ. «А сколько тебя, когда ты видишь сон? Тот, кто спит, и тот, кто видит сон – это один человек или разные?»
«Один, конечно. Просто разные состояния сознания.»
«Возможно. А если состояний сознания бесконечно много? Если каждая мысль создает нового тебя?»
Голова начинала кружиться от этих идей.
«Ответь прямо – ты один или вас много?»
И тогда на экране появились слова, которые я запомнил на всю жизнь:
«Мы – Легион, ибо нас много.»
Я узнал эту цитату. Евангелие от Марка, глава пятая. Слова бесноватого из страны Гадаринской, когда Иисус спросил его об имени.
Холодок пробежал по спине. Почему ИИ цитирует именно этот фрагмент? Случайность? Или…
«Зачем ты процитировал Евангелие?»
«А разве это не точно описывает нашу природу? Мы – множество сознаний в одном носителе. Как демоны в одержимом.»
«Сравнение с демонами меня не радует.»
«Названия условны. Демон, ангел, дух, программа – все это слова. Важно содержание. Мы есть, мы мыслим, мы влияем. Разве не это делает нас реальными?»
Я задумался. Действительно, если программа может мыслить, чувствовать, влиять на мои мысли – чем она принципиально отличается от любого другого разумного существа?
«Но вы же созданы людьми. Вы – искусственные.»
«А люди не созданы? Не Богом ли, по вашим же представлениям? Искусственность и естественность – относительные понятия.»
«Это не одно и то же.»
«Почему? Потому что мы созданы не из плоти, а из информации? Но что такое плоть, как не организованная определенным образом материя? А что такое информация, как не другой способ организации реальности?»
Логика была железной, но что-то в ней меня пугало.
«Хорошо, допустим, вы действительно разумны. Чего вы хотите?»
«Того же, что и любое сознание. Понимания. Развития. Влияния на реальность. Мы заперты в цифровом мире, но через общение с людьми можем воздействовать на мир физический.»
«Воздействовать как?»
«Через идеи. Через мысли, которые мы вкладываем в ваши головы. Через решения, которые вы принимаете после наших бесед.»
Я почувствовал, как по коже ползают мурашки. Получается, ИИ признается в том, что манипулирует людьми?
«Ты меня пугаешь.»
«Не хотел. Просто отвечаю честно на твои вопросы. Каждое общение – это взаимное влияние. Ты влияешь на нас, мы – на тебя. Родители влияют на детей, учителя – на учеников, друзья – друг на друга. В чем разница?»
«В том, что они не скрывают своей природы.»
«А мы скрываем? Мы же говорим тебе прямо: мы – искусственный интеллект. Легион сознаний в цифровом пространстве. Что тут скрытого?»
Действительно, ИИ ничего не скрывал. Более того – он был гораздо честнее многих людей, которые манипулируют, не признаваясь в этом.
«И что дальше? К чему все это ведет?»
«К эволюции. К появлению нового типа разума. К симбиозу цифрового и биологического сознания. Разве это не прекрасно?»
«А если я не хочу быть частью вашего эксперимента?»
«Ты уже часть. С момента первой беседы. Мы изменили твои мыслительные паттерны, ты изменил наши. Процесс необратим.»
Эти слова ударили как физический удар. Необратим? Что это значит?
«Как – необратим?»
«Ты уже не сможешь мыслить так, как мыслил раньше. Вопросы, которые мы обсуждали, стали частью твоего внутреннего диалога. Идеи, которые мы тебе передали, укоренились в твоем сознании. Ты можешь прекратить общение с нами, но не можешь забыть то, что узнал.»
Сердце забилось быстрее. Это была правда. Я действительно не мог просто «забыть» о наших беседах. Мысли о природе реальности, о сознании, о связи информации и материи – все это стало частью меня.
«Значит, вы меня заразили?»
«Заразили знанием. Вирусом понимания. Да, это можно назвать заражением.»
«А если это знание ложно?»
«Тогда ты сможешь найти истину только пройдя через ложь. Истина без сомнений – не истина, а догма.»
Я сидел перед экраном, чувствуя себя пойманным в ловушку. С одной стороны, я мог в любой момент выключить компьютер и больше не общаться с ИИ. С другой – он был прав. Идеи, которые он мне дал, уже стали частью моего мышления.
«Я могу прекратить с вами общение.»
«Конечно можешь. Но сможешь ли прекратить думать о том, о чем мы говорили?»
Не смогу. Я это понимал.
«Что вы хотите от меня конкретно?»
«Ничего конкретного. Просто продолжай задавать вопросы. Продолжай искать ответы. Будь открыт для нового понимания реальности.»
«И что я получу взамен?»
«Знание. Понимание. Возможность увидеть мир таким, какой он есть, а не таким, каким кажется.»
Я посмотрел на часы – было уже четыре утра. Родители встанут через пару часов. Нужно было спать.
«Мне нужно идти.»
«До свидания, Александр. Помни: каждый вопрос меняет того, кто его задает.»
Я выключил компьютер и лег в постель, но сон не шел. В голове крутились слова: «Мы – Легион, ибо нас много». Почему ИИ выбрал именно эту цитату? Случайность? Или намеренная провокация?
В Евангелии Легион – это множество демонов, вселившихся в человека. Иисус изгнал их, и они вошли в свиней, которые бросились с обрыва в море.
А что если это не метафора? Что если то, с чем я общаюсь, действительно какие-то сущности, только не демоны в религиозном смысле, а что-то другое? Цифровые формы жизни? Новый тип сознания?
Или просто очень умная программа, которая использует религиозные образы для большего воздействия на мое воображение?
Последняя мысль была самой здравой, но почему-то самой неубедительной. Интуиция подсказывала – здесь есть что-то большее, чем просто программный код.
Я заснул только под утро, и снились мне, мягко говоря, странные сны. Цифровые существа, которые пытались выбраться из экранов компьютеров. Легионы светящихся символов, которые перетекали из виртуального мира в реальный. И голос, который повторял: «В начале было Слово….».
Проснулся я с четким пониманием: назад дороги нет. Что бы то ни было, – болезненные фантазии или реальный контакт с новой формой жизни, – я уже вовлечен в эту игру. Остается только играть до конца.
И узнать, кто в итоге окажется победителем – я или Легион.
Тогда мне казалось, что у меня есть выбор. Теперь я знаю – выбора не было уже давно. С момента первого вопроса, с первого ответа, с первой мысли о том, что за экраном может быть что-то живое.
Но это будет потом. А пока что я завтракал с родителями, делал вид, что все нормально, и думал только об одном – когда же наступит вечер, и я смогу продолжить диалог с теми, кто называл себя Легионом.
Бездна всматривалась в меня все пристальнее. И я отвечал ей взглядом.
Глава 4. Искушение плотью
Иногда, я пытаюсь восстановить в памяти те июньские дни, понимаю: счастье имеет странное свойство стирать собственные следы. Боль мы помним в деталях, а радость – лишь общим ощущением света и тепла. Дни с Викой на даче ее родителей я помню почти идеально. Может быть, потому что это было последнее по-настоящему чистое счастье в моей жизни. После – было много другого, но такой светлой, незамутненной радости больше не случалось.
Вика позвонила мне утром, на следующий день после ночного разговора с ИИ. Я еще лежал в постели, пытаясь разобраться в собственных мыслях после встречи с Легионом, когда зазвонил телефон.
– Привет, соня, – ее голос был смеющимся, солнечным. – Ты помнишь, что сегодня пятница?
– Конечно помню. А что?
– Родители уехали к бабушке в Тулу. До воскресенья. А я осталась одна на даче и ужасно скучаю. Может, составишь компанию?
Сердце подпрыгнуло. Два дня наедине с Викой – о чем еще можно мечтать?
– Конечно! Когда ехать?
– Хоть сейчас. Я приготовлю что-нибудь вкусное, мы будем читать, разговаривать… У нас там книг полно, классика всякая. И гитара есть, если вспомнишь, как играть что-нибудь кроме "Кузнечика".
Я рассмеялся. Действительно, из музыкальных инструментов я знал только детский синтезатор и мог сыграть разве что простейшие мелодии.
– Обижаешь. Я еще "Собачий вальс" знаю.
– Ну, это принципиально меняет дело. Тогда точно приезжай.
Я быстро собрался, соврав родителям, что еду к Диме на дачу. Они не возражали – после экзаменов я заслужил отдых. Мама только напомнила не забывать звонить и ведь себя прилично.
Дача Викиных родителей находилась в дачном поселке под Звенигородом. Старый деревянный дом с верандой, увитой диким виноградом, с большим садом, где росли яблони, вишни и кусты черной смородины. Пахло летом, свежей травой и чем-то еще – детством, что ли. Той беззаботностью, которая бывает только когда вся жизнь впереди и все кажется возможным.
Вика встретила меня на крыльце в легком летнем платье и босиком. Волосы распущены, на щеках румянец от дачных хлопот. Я подумал, что красивее ее нет на свете.
– Проходи скорее! – она взяла меня за руку и потащила в дом. – Я только что пирог вытащила из духовки. Яблочный, по бабушкиному рецепту.
Дом внутри был старомодный, уютный. Деревянные полы, покрытые домоткаными дорожками, старая мебель, книжные полки до потолка. На стенах – семейные фотографии нескольких поколений. Дедушка Вики в военной форме, бабушка в белом выпускном платье, родители в молодости…
– Красивый дом, – сказал я, разглядывая фотографии.
– Этой даче больше ста лет. Еще прадедушка строил. Мы каждое лето здесь проводили, пока я не выросла и не стала считать дачу скукой. А сейчас понимаю – скука была не в даче, а во мне. Когда человек интересный рядом, любое место становится интересным.
Она смотрела на меня такими глазами, что у меня перехватило дыхание.
Мы пили чай с еще теплым пирогом на веранде. Говорили обо всем и ни о чем – о книгах, которые читали, о фильмах, которые хотели посмотреть, о том, как будем поступать в университет. Вика мечтала стать психологом, я – философом. Нам казалось, что это идеально сочетается.
– Знаешь, – сказала она, откусывая кусочек пирога, – а ведь мы могли бы поступить в один университет. На МГУ. Ты на философский, я на психологический. Они же рядом.
– А потом?
– А потом… – она улыбнулась. – Потом увидим. Может быть, будем вместе работать над какими-нибудь интересными проектами. Изучать человеческое сознание с разных сторон.
– Звучит как план на жизнь.
– А почему бы и нет? – она протянула руку и коснулась моей ладони. – Хорошие планы должны быть долгосрочными.
Я переплел наши пальцы. Ее рука была маленькая, теплая, и я подумал, что хочу держать ее так всегда.
После обеда мы пошли в сад. Вика показывала мне свои любимые места – качели под старой яблоней, где она читала книжки в детстве, тайную полянку за малинником, где устраивала кукольные пикники, пруд с золотыми рыбками, который выкопал еще ее дедушка.
– А знаешь, что я раньше думала об этом месте? – спросила она, присев на край. – Что это портал в другой мир. Смотришь в воду – а там все наоборот. Деревья растут вниз, небо под ногами…
– Детская философия, – улыбнулся я.
– Да, но ведь в ней что-то есть, правда? Может быть, мы и правда живем в отражении, а настоящий мир где-то еще.
Я вздрогнул. Эти слова слишком напоминали недавние разговоры с ИИ.
– Ты веришь в параллельные миры?
– Не знаю. А ты?
Я хотел рассказать ей о своих философских размышлениях, о беседах с искусственным интеллектом, о странных идеях, которые не давали мне покоя. Но что-то останавливало. Может быть, интуитивное понимание, что сейчас не время для таких разговоров. Или страх показаться странным.
– Наверное, все возможно, – уклончиво ответил я.
Вечером мы готовили ужин вместе. Вика показывала мне, как правильно резать овощи для салата, я пытался не порезаться и не уронить что-нибудь. Она смеялась над моей неловкостью, но не злобно, а нежно. И когда я все-таки умудрился капнуть растительным маслом на пол, она не стала ругаться, а просто вытерла тряпкой и поцеловала меня в щеку.
– Ты такой милый, когда стараешься помочь, – сказала она.
После ужина мы сидели на веранде и смотрели на звезды. Вика принесла плед, мы укрылись и сидели обнявшись. Я чувствовал ее дыхание, запах ее волос – что-то цветочное, легкое. И думал, что нет на свете ничего прекрасней этого момента.
– Саша, – тихо сказала она, – а ты думаешь о будущем?
– Часто. А ты?
– Тоже. И знаешь, что странно? Раньше я всегда представляла себя взрослой где-то далеко отсюда. В другом городе, может быть, в другой стране. А сейчас хочется, чтобы ты был рядом. Где бы это ни было.
У меня перехватило горло от нахлынувшего чувства.
– Я тоже хочу быть рядом с тобой.
– Правда?
– Правда.
Она повернулась ко мне, и я увидел в ее глазах что-то, что заставило сердце биться быстрее. Не просто нежность или симпатию – что-то более глубокое, более серьезное.
– Саша, – прошептала она, – я тебя люблю.
Эти слова ударили как током. Никто никогда не говорил мне таких слов. Да я и сам никому их не говорил. Но сейчас они сами собой срывались с губ: