Счастье за печкой. Сборник

Костя помолчал, а потом сказал:

– Аховой прибыли здесь всё равно не будет. Это всё скорее для себя.

Лера оторвалась от созерцания воды, развернулась всем корпусом к Косте и начала немного резко:

– Я умею анализировать, логически мыслить и даже считать, Костя, – потом смягчилась, перестала сжимать деревянными пальцами перильце. – Мне очень нравится проект. Я сама о чём-то таком мечтала. Но у меня есть обстоятельства и обязанности. Я отвечаю не только за себя. Я вам помогу. Хотя бы консультацией. Я хочу, чтобы у вас получилось, как вы задумали. Больше я пока ничего не могу сказать. Мне нужно время. Я не принимаю спонтанных решений, потому что решаю не только за себя.

Костя кивнул понимающе. Молчал. А Лере захотелось поделиться, объяснить, может, не столько Косте, сколько себе – почему ей так нравится этот проект.

– Ты знаешь, у сына с трёх лет есть карта России. И он на ней ставит флажки, где «мамины стройки», – Лера рассмеялась и добавила, – а его бабушка ворчит, что, очевидно, у его матери, то есть у меня, план по захвату территорий. А у нас с Сенькой и правда есть план. Вот подрастёт он ещё немного, и мы полетим из точки в точку – прямо по этим флажкам, – Лера сбилась, смолкла, подняла глаза на Костю.

Костя смотрел внимательно, изучающе, но не высказывал ни удивления, ни одобрения, просто смотрел.

– На самом деле, флажков пока немного. И вообще, это такая сказка, игра для Сеньки. Чтобы он не слишком скучал, пока я в командировках. Чтобы он верил, что я занята безумно важным делом.

Лера поёжилась не столько от прохладного ветра, сколько от неуютного сомнения, обхватила себя за плечи и снова стала смотреть на воду, и аж поперхнулась, выпучив глупо глаза, когда Костя спросил:

– Ты замужем?

– Что?! – так с выпученными глазами и спросила.

– Ты замужем? – повторил Костя вопрос. – Про сына я понял, так «может, у нас и муж имеется», – процитировал он.

– Нет, мужа у нас нет, – и как будто за что-то оправдываясь перед ним, добавила, – с Сенькиным отцом мы давно в разводе.

И вся подобралась, ожидая новых вопросов.

Но Костя не спрашивал, а говорил, быстро, чётко, как будто решал деловые вопросы.

– С проектом нашим, решай, конечно. Тут большей частью непроизводственный проект, а производство с твоими не сравнится. Для тебя это, наверное, как в куклы играть, после твоих строек, – и жестом остановил Леру, когда та рот открыла поспорить. – Ты с Пашей это обсуждай. У нас всё разделено: Пашка стратег, я исполнитель. Моя часть – это закупки, поставки, логистика. Конечно, ты для нас стала бы ценной, – улыбнулся, – мы больше общались пока с частниками. А тут – сплошь с чиновниками придётся. Подводных камней мы не знаем. Для нас это вообще – другая планета.

Лера кивнула: конечно, другая. Она это как раз прекрасно знает. И скольких нервов стоит общаться с инопланетянами, и как приходится находить нужных товарищей, ходы, выходы или переть напролом.

– Да, я понимаю. Я, правда, подумаю и с Пашей обсужу! – улыбнулась и сделала шаг мимо Кости. – Надо возвращаться, холодно.

– Стой, – Костя взял за руку, – погоди. Про проект решили, – Костя замолчал, потрогал свободной рукой себя за подбородок, запустил пятерню в волосы, взъерошил их и взял Лерину руку уже двумя руками. – Чёрт его знает, Лер, с тобой всё не так как-то, но ты же послезавтра уезжаешь?

Лера кивнула. Костя тоже кивнул и продолжил.

– Поэтому я лучше не буду откладывать. Сначала мне понравились твои ноги, – на это заявление у Леры в буквальном смысле отвисла челюсть. Уж чего бы она не ожидала услышать сейчас от Кости, как бы не подбиралась вся, но ноги!

– Да, – хмыкнул Костя, протянул руку, провёл по бедру, обтянутому джинсовой тканью, – вот тут такая полоска была. А потом, ну ты сама понимаешь, не часто я голяком перед дамами из озера выхожу. И ты со мной флиртовала.

– Это ты со мной флиртовал! – возмутилась Лера, попыталась отнять руку, но Костя удержал и пальцами коснулся её губ:

– Флиртовала! И не сбивай меня, я сам собьюсь, – снова процитировал, – я и так не знаю, что говорить. И я не знал, что про тебя думать. Ты мне понравилась, но я никак не могу понять, что ты за человек. Вся такая… Натурально руководитель отдела по продажам. Или по недвижке. Приказы раздаёшь и отчёты подписываешь. А в лесу ты стала с грибами разговаривать, – Костя улыбнулся, – это было так… – сбился, сделал неопределённый жест рукой, снова запустил пятерню в волосы. – Короче, ты меня снова поставила в тупик. Я знаю тип женщин-руководителей. При всём уважении, с вами сложно. Не потому что вы умные, умная женщина – это классно. Но вы никогда не расслабляетесь. Ни на работе, ни на отдыхе, ни в постели.

Лера приподняла бровь и губы изогнула иронически. Костя оценил мимическую игру, хмыкнул и сказал.

– Да брось, Лер, ты же не думала… – и продолжил, – я, кстати, тоже женат был. Долго. Целый год, – улыбнулся.

– Чёрт, ты меня сбила всё-таки, – набрал в грудь воздуху, – Лер, не перебивай, и вот это, – снова сделал неопределённый жест рукой, – с лицом не делай. Я и так уже наговорил на три статьи. И в лесу ты на меня накинулась, да, ты, – снова хмыкнул, – я чуть голову не потерял. А следом сказала, что это – как там? «Эпизод»? Я не против эпизодов. Но не с тобой.

Костя руку Лерину отпустил, сделал несколько шагов туда-сюда по мосткам и расстроенно сказал:

– Ёлки, на словах всё как-то не так выходит. Лер, ты ничего не говори, ты кивни, если что. Я сегодня с утра всё придумал. Я бы тебя отпустил, а потом взял бы у Нины в домовой книге телефон и адрес и начал бы за тобой ухаживать по всем правилам. Ну, там… Свидания, кафешки, букеты. Ты, кстати, какие цветы любишь? – спросил неожиданно. – Наверное, розы? А шоколад – горький?

Шоколад Лера никакой не любила. А цветы любила полевые, но Костя, кажется, просто смеялся над ней?

– Без шуток, Лер, у меня есть шанс? Или я совсем тебе не… не нравлюсь?

«Нравишься, ох, как ты мне нравишься, Костя. И хорошо, что ты этого не знаешь!» – думала Лера, смотрела мимо него, застыв, а в голове, быстро, как в калейдоскопе или на проекторе, стали меняться картинки, мысли их тут же подхватывали, и всё становилось ясным!

Во-первых, она может взять этот проект. Командировки – это ведь не необходимость. Это побег. От матери, от скуки. И это здорово, что можно будет сбегать сюда и даже Сеньку с собой брать. Во-вторых, как знать? Мать из школы ушла героически. Лера очень на неё похожа. Совершать подвиги – это про них! Но она скучает по школе, она учитель младших классов – и учитель от Бога! Её и сейчас бывшие ученики на свадьбы приглашают! А что, если и ей здесь будет куда себя приложить?

И люди, эти люди, и это место Лере нравятся. Так нравятся! Эти ребята МЧС-ники ей нравятся. Она бы строила базу с ними, а потом разрабатывала бы маршруты туристические. И всё возможно, потому что Лера вполне может забрать трудовую, а вместо этого подписать договор на проекты…

– Лер, – позвал Костя. – Не расскажешь, что за кино у тебя в голове? – и пальцем покрутил, как будто изображал плёнку в проекторе.

Лера вынырнула из калейдоскопа, сцепила пальцы, которые стали горячими, аж покалывало.

«Ах, Костя, как же ты мне нравишься! Но нельзя, нельзя!» – и тут же спрашивала себя: «а почему нельзя-то?!». И уже громоздила ответы, строила защитные сооружения, проводила, как в детстве, носком сандалии черту по земле – сюда нельзя. Здесь моя территория. Перешагнёшь черту – получишь в нос!

Потому что если у них ничего не выйдет, то это место перестанет быть таким привлекательным. А не выйдет, потому что Костя, знаток фигов женщин-руководителей, – прав! Лера никогда не теряет контроль. И в постели тоже. Потому что Сеньке она и мать, и отец. И себе сама муж, и матери ещё подменяет мужа. Она принимает решения, несёт за них ответственность.

И Костя ну никак не вписывается в типы мужчин: подходящий, средний и фу. И про него нельзя размышлять: «может пустить на ПМЖ?».

– Лер, – потряс её за руку Костя, – отомри, а?

Лера растерянно улыбнулась, заозиралась, зачем-то рассматривала свою руку в его руке. Рука подрагивала, выглядела беззащитной, слабой. А слабость и беззащитность – это не про неё, не про Леру.

– Слушай, – хрипло начала Лера, сбилась, продолжила, – обними меня, – попросила вдруг.

Костя смотрел настороженно, но аккуратно потянул её за руку к себе. И так же аккуратно обхватил, казалось, её всю. Он просто обнимал. Не гладил, не похлопывал, не соблазнял, держал тактично и крепко. И щека его была так близко, и пахло от него так славно. Лера запустила руки под его кофту, и несмотря на то, что руки у неё были почти горячими, его кожа покрылась мурашками.

– Лер, – Костя говорил так тихо, почти беззвучно, что Лера едва слышала его. – Лер, ещё немного, и я тебя уже не отпущу, понимаешь?

И так же неслышно, как говорил Костя, Лера, почти не шевелясь, едва ощутимым движением головы кивнула.

Глава 6.

– Ле-е-ера! Ко-о-стя, – наперебой звали голоса. Тихо и осторожно Лера высвободилась из Костиных рук, упёрлась кулачками в его грудь. Тихо-тихо, как будто это поможет не обидеть, не ранить Костю, но твёрдо, без кокетства, чтобы не давать поводов ни себе, ни ему, Лера сказала:

– Нет, Костя. Не надо за мной ухаживать. Ничего не выйдет, – голос звучал уверенно и твёрдо, и взглядом Лера смотрела прямым и честным.

Где-то вдалеке послышался глубокий и увесистый металлический звонкий «бам-м-м». Как будто захлопнулись ворота, закрылась бронированная дверь, как в банковском сейфе. И хотя Лера не могла бы утверждать, что знает Костю, но была уверена: он не предпримет ни малейшей попытки эту дверь взломать. И не потому, что слаб или труслив. А потому что в чём-то он с Лерой схож. Он не станет тратить себя там, где отказ категоричен. Вызов – это здорово. Но только тот стоит принимать, где риск взвешен. Где импровизация тщательно подготовлена.

Лера всё замечала, но как в анабиозе. Она видела взгляд Томы, скользнувший по их с Костей лицам. И встревоженный сначала, а потом прояснившийся Маруськин. И полоснуло завистью, потому что обе эти женщины могут что-то, чего Лере просто не дано. Они умеют быть и жить не назло.

***

Она участвовала в продолжении праздника и провожала до стоянки поздних гостей. Она видела, как неотступно её преследует взгляд блогерши. Она говорила, улыбалась, кивала – как заведённая кукла. И отмерла, только когда Маруська, всплёскивая руками, с перепуганными глазами запричитала:

– Лерка, ты где так?! – и трясущейся лапкой показывала на Лерину руку.

Лера тоже уставилась на свою руку и никак не могла сообразить, что с неё капает кровь. Подумала: «Надо же. Где это я так, даже не почувствовала».

Маруся потащила её к дому, там её подхватила Александра Николаевна, провела через столовую и стала ловко обрабатывать рану, которая и была-то плёвой. И больно не было, но Лера смотрела на свою руку, как на чужую, и чувствовала, как капет горячими каплями – кап, кап, и всё недоумевала: «Надо же!».

Александра Николаевна уже ловко бинтовала руку, а Лера всё чувствовала горячие капли, и с удивлением обнаружила, что это – слёзы. Пальцами подхватила со щеки каплю и уставилась на неё. Она не плачет. Никогда. Вообще никогда. Мать говорит, что даже младенцем Лера могла орать до посинения, требуя, но никогда не плакала.

Александра Николаевна что-то заваривала, а Лера следила за её движениями, смотрела на её руки и вдруг ляпнула:

– Тёть Саш, а вы знаете, как мы у вас оказались? Марусе кто-то сказал, что вы ведьма, – поморщилась, силясь объяснить, – ну или экстрасенс, или знахарка, представляете.

Александра Николаевна молча улыбалась.

– Вы ведьма, а? – жалобно спросила Лера.

Александра Николаевна рассмеялась, сделала страшные глаза и сказала:

– Мы все немного ведьмы!

Села напротив, подвинула увесистую пузатую чашку, подпёрла кулаком щёку, рассматривая Леру.

– Кто вы, Александра Николаевна? – отхлёбывая горьковатый напиток, спросила Лера.

– В прошлом я врач. Даже немного учёный. Я микробиолог, – улыбаясь, сказала Александра Николаевна, – но это было уже очень-очень давно. В другой жизни.

Лера повертела головой, хмыкнула, а потом снова став серьёзной, спросила:

– А откуда такие слухи? – и быстро добавила: – Маруська забеременеть не может. Для неё это что-то вроде последней надежды. Было.

И подумала: «Бедная Маруська, во что ей теперь верить?».

– Я хорошо понимаю жизнь. И жалею и понимаю людей. Остальное – сила веры, немного – травы, жизнь тут, немного – психология, наверное. Никаких чудес. Мы сюда приехали очень давно.

И рассказала Лере, что сначала она приехала сюда без Николая Григорьевича.

– У нас был ещё один сын, Стёпушка.

Стёпе было пять, когда ему диагностировали страшную болезнь, и шансов с самого начала практически не было, но они боролись. А потом в какой-то момент Александре Николаевне стало совершенно понятно: они не лечат Стёпу, только мучают. Что это уже конец, но они не хотят принимать его. Они думают о своём горе, а не о старшем сыне и не о самом Степане. Они остались практически нищими, с огромными долгами. И вместо шикарной квартиры на Московском проспекте, в сталинке, осталась плохонькая двушка на окраине. И заброшенный ветхий домишко вот здесь, в тогда ещё умирающей, на несколько домов, деревеньке. Николай Григорьевич остался в городе, он обвинял жену в предательстве и трусости, грозил разводом. И запил крепко.

– Нам очень помогли Костины родители тогда. Мы дружили, – и опережая вопрос, сказала, – их уже нет с нами. Косте пятнадцать было. Отец так и умер в своём начальственном кресле в кабинете. Инфаркт. А мама Кости – она была Женщина. – И так это Александра Николаевна сказала, что Лере было всё-всё понятно. – Она очень любила мужа, сгорела меньше чем за год. Но тогда они нам очень помогли. Вытащили из запоя Колю…

Костин отец, оценив масштаб бедствия в захудалой деревне и в то же время перспективу и само место, выкупил два дома и приличный кусок земли. Он помог рассчитаться с долгами и убедил друга лечиться.

– Мы долго приходили в себя. Стёпа прожил недолго, но он был здесь счастлив. У него волосы отросли до плеч, – улыбалась светло Александра Николаевна, – и не давал стричь их. Тоненький, хрупкий, с локонами – настоящий ангел. Вот это всё, можно сказать, его проект. Мальчишки, Костя с Пашей, его развлекали. Они тут всё облазили, таскали Стёпку на себе. И нашли, представляешь, где-то сведения. Не прямо вот про это место. Но где-то здесь в околореволюционное время был Степанов хутор. Не на картах, а так называли в народе. Или Степанов двор. Я уж и не помню, что там за история была, но Степке так нравилось. Когда он уходил, он с нас обещание взял, что мы тут сделаем, как он мечтал. Рисовал, рисовал… пока ещё мог карандаши держать.

Александра Николаевна смотрела мимо Леры, улыбалась своим грустным, но уже светлым воспоминаниям. А у Леры снова капало из глаз горячо. И она отчётливо видела маленького тоненького мальчика, похожего на ангела, и силилась представить мальчишками Костю и Пашу.

– А Максим? – вдруг спросила Лера.

– Максим приёмный, – улыбнулась Александра Николаевна, – здесь и сейчас много неблагополучных семей. Но он наш. Я его когда увидела, сразу поняла – мой.

– Потеряли вас, – Лера вздрогнула от голоса: в кухне материализовалась Нина, быстро глянула на лица женщин, кивнула, как будто сказала: «Поняла» – и ушла.

– А вот Ниночка тоже наш соучредитель, – весело сказала Александра Николаевна. И смеясь над Лериным изумлённым взглядом, добавила: – У неё похожая история. Только отец Павлуши так и не справился. Сгинул где-то, а Павлушу мы смогли выходить. У них тут даже не домишко, так, сараюшка была. Мы уже давно их считаем роднёй. Здесь столько их труда.

Лера никак не могла всё в себя вместить. Ей хотелось что-то ещё спросить, что-то важное.

– А как люди-то стали про вас думать, ну, что вы ведьма?

– Да с Павлуши началось всё, пожалуй. Я когда историю болезни глянула, анализы, поняла, что кто-то просто не хотел с ним возиться. Во-первых, не верили, что Нина его не сдаст в интернат. Во-вторых, просто нерадивый кто-то не стал вдаваться в подробности. А я сразу поняла, что этот случай небезнадёжный. Мы его возили в Питер и в Москву и сделали полный комплекс анализов. Сняли его с кучи препаратов. Ну и вот результат! Пошли слухи. Я сначала испугалась, а потом… Анализы я и сейчас могу прочитать. Посоветовать, куда двигаться. К каким врачам, что ещё дообследовать можно. Знаешь, Лера, людям просто нужно надеяться. Или принимать неизбежное. И то и другое – трудно. Большинство болезней – вообще в голове! Но не все, конечно. И помочь можно далеко не всем.

– А беременность? – спросила Лера.

Александра Николаевна ничего не ответила сначала, молчала. Потом заговорила:

– Ты знаешь, мы уже давно уверились и убедились, что сюда к нам случайно не приезжают. Даже если кажется, что просто стечение обстоятельств, то потом становится очевидным – зачем.

Лера смотрела недоверчиво.

– Я не про мистику, – засмеялась, махнув рукой на Леру, Александра Николаевна, – это трудно объяснить, но когда ты здесь побудешь, ты сама поймёшь. Просто здесь начинаешь верить в какой-то «большой план», нам не всегда доступный.

– А Кристина? – хмыкнула Лера

– И Кристина, представляешь?

Лера с тем, что Кристина здесь неслучайно, согласиться никак не могла. Неслучайно – только потому, что окучивает перспективного мужика!

– А Марусе вы сможете помочь? – не стала больше говорить про противную блогершу.

Александра Николаевна смотрела на Леру долгим взглядом, как рентген, как сканер! Лера заёрзала и сбивчиво начала объяснять и, запутавшись, смолкла.

– По некоторым признакам Маруся беременна, – просто сказала Александра Николаевна.

Лера вскочила, села, снова вскочила, заметалась по кухне, вскидывая руки, заговорила скороговоркой:

– Так ведь надо сказать! Или Маруська знает?!

И горячо, как будто на собрании, стала объяснять про Маруськины выкидыши, про Макса и тут же застыла, бормоча:

– Максу, Максу надо сказать! Ей, может, лежать лежмя надо!

И уже успокаиваясь:

– Погодите. По каким признакам? Это подозрение? – и совсем требовательно, – Маруська знает?

– Я полагаю, у Маруси нерегулярный цикл? – спросила Александра Николаевна. – И препараты, наверняка. Она может и не подозревать.

– Александра Николаевна, не мучайте меня, объясните, – сиплым голосом умоляла Лера. – Как? Как вы могли это определить?

– Лера, – напустив на себя строгий вид, сказала Александра Николаевна, – если ты ещё раз скажешь про ведьму, я подумаю, что ошибаюсь в твоих мыслительных способностях, – улыбнулась, заметив Лерин испуг. – Я тебе кое-что скажу, можно?

Лера кивнула.

– Марусе я скажу сама. Коля и тест вчера купил, чтобы зря Марусю не волновать. Лучше убедиться. Про ведьму меня больше только не спрашивай!

Александра Николаевна положила свою руку на Лерину и заговорила мерно, как метроном. Про метроном Лера помнила только, что мать из неё желала вырастить разностороннюю личность и привлекала к игре на пианино. И ставила этот самый метроном. Метроном Лере нравился, а пианино – нет.

– Лера, подумай о том, что я скажу. Ты сильная, смелая. Но ты живёшь не в полную силу, – и не обращая внимания на возмущённый Лерин взгляд, продолжала так же мерно. – Ты перепутала кое-что. Чтобы служить другим с самоотречением, и правда нужна сила духа. И редкий человек ею обладает. Но жить чужими жизнями, лишь бы не жить своей – это слабость. И трусость. Это подмена, подлог.