Клетка

– Я сделаю все, что угодно, чтобы ты оставил меня в покое!

Его глаза недобро блестят.

– Значит, ты готова на все?

– Не играй со мной, Мирон, – отвечаю я, сдерживая гнев, – ты знаешь, что я не имею в виду.

– А что, если я захочу, чтобы ты просто поцеловала меня? – продолжает он, склонив голову. – Что тогда? Как давнего друга… лучшего друга или как Ромео. Можешь сама выбрать. Попробуем подружиться?

Мое сердце бешено колотится в груди. Поцеловать его… Признать, что он победил, что он контролирует меня, как и всех остальных. Он не в себе. Или я не в себе, что даже смею задуматься над этим.

Мирон сильнее сжимает мое запястье, но я не подаю вида, что мне уже ощутимо больно… До слез.

– Никогда! – возмущенно отвечаю я, стараясь говорить, уверенно. – Я тебе не по зубам.

– Посмотрим, – Мирон переводит взгляд с моих губ в глаза. – Посмотрим…

– Тебе ничего не светит. Я вполне довольна своим парнем, – уверенно отвечаю я, также глядя ему прямо в глаза. – Я не очередной трофей!

Он искренне смеется и отпускает мое запястье. Его смех словно хлыст, которым меня больно бьют.

– Трофей? – повторяет он. – Анжи, я не охочусь за трофеями. Я охочусь за удовольствием. А ты, детка, – самое большое удовольствие, которое я видел за последнее время.

Он небрежно проскальзывает пальцем по моей щеке, и я невольно вздрагиваю. Его прикосновение кажется обжигающим и неприятным и.… знакомым.

– И потом, – спокойно продолжает он, – разве ты не хочешь немного удовольствия? Разве не хочешь немного безумия?

Он в чем-то прав. Мне действительно было скучно в последнее время. Хотелось чего-то нового, чего-то захватывающего. И Мирон предлагает мне все это, упакованное в обертку из опасности и запретных желаний.

– Не говори глупости, – отвечаю я, отворачиваясь от него. – Мне пора идти.

Я пытаюсь протиснуться мимо него, но этот черноглазый демон снова преграждает мне путь, уперев руку в стену.

– Постой, я же знаю тебя. Ты боишься, Анжи. Боишься признаться себе, что я тебе нравлюсь.

– От тебя всего лишь требовалось высказать соболезнования и свалить, – едва получается сказать срывающимся, выдающим обиду, голосом.

Внезапно в туалет заходят несколько девчонок с параллельного потока и резко останавливаются, с любопытством разглядывая нас.

Мирон отстраняется, но не отводит от меня колючий взгляд. Он медленно выходит из туалета, оставляя меня в полном замешательстве, с дрожащими коленями и сильно бьющимся сердцем. Я не знаю, что делать. Надо прекращать наше с ним общение. Мирона внезапно стало слишком много в моей жизни.

Глава 4. Потасовка

Неделя тянется медленно. Вечерами становится просто невыносимо находиться одной в доме. Пустота подстерегает не только в сердце, но и в жизни.

Сегодня я абсолютно не подготовилась ни к одной паре. Это была не лень, а какое-то внутреннее опустошение. Как только я оказываюсь дома одна – меня душат безмолвие и пустота комнат. Стараюсь вообще меньше находиться там.

Вчера весь вечер разговаривала с бабулей по телефону, пыталась поддержать ее. Но, я – так себе собеседник. Буду надеяться, что ей просто было приятно слышать мой голос. Загляну к ней после пар, привезу ее любимый слоеный торт. Дожить бы до большой перемены.

– Лик, это, конечно, просто абсурд. Теперь я понимаю, что Мирон – мерзкий тип. Какая я была дура! Еще так напилась с горя. – причитает Лена, доедая бутерброд. – Думала, последние органы выблюю в туалет.

– Да, вместе с мозгами, – улыбаюсь я, допивая чай. – Меня напрягает лишь то, что теперь эти слухи про меня и этого маньяка гуляют по универу.

– Вот Романов уже переключился. – Катька смотрит на Ленку хитрющими глазами.

Ленка не понимает, о чем речь и крутит пальцем у виска, глядя на Катюху.

– Хватит, ей требуется время, чтобы отпустить, – улыбаюсь я, поддерживая Катю.

– Лик, признайся, он к тебе подкатывает? – не унимается Ленка.

– Я бы это так не назвала. Он меня раздражает.

В обеденный перерыв столовая забита до отказа. Каждый пытается пристроиться за свободным столиком, количество которых стремительно сокращается.

– Это даже правильно, Мирон похож на неуправляемого психа. Я бы тоже не повелась, а вот Ленка… – Катя громко смеется, теперь долго будет ей припоминать этот неудачный роман.

– Что Ленка?! – возмущается подруга. – Он мне нравился и, возможно, еще нравится. Ты достала уже. Однако, в группе не меня с ним обсуждают.

Ленка сказала это даже с какой-то обидой, переводя взгляд на меня.

– Мне неприятны эти беспочвенные слухи. Этот человек не видит границ. Многих ты знаешь, кто так просто заходит в женский туалет и не испытывает при этом ни малейшего зазрения совести?

– Может, писсуары ему надоели? – продолжает смеяться Катя.

– Слухами мир полнится. А как ты думала? Универ – это маленькая экосистема, где мы живем, обнимаемся, целуемся, ревнуем и… деремся, – внезапно произносит отстраненная Ленка, сосредоточенно наблюдая за кем-то за моей спиной.

Я слежу за ее взглядом и широко распахиваю в удивлении глаза, замечая, как на всех парах к столу Мирона и компании уверенной и быстрой походкой целенаправленно идет… Гоша.

Я вскакиваю с места и направляюсь туда, пытаясь протиснуться среди людей с подносами.

Мирон, вальяжно развалившись на стуле, как всегда излучает самодовольную уверенность. Гоша, напротив, напряжен, как натянутая струна, взгляд прикован к Мирону. Их короткий диалог, обрывки фраз доносятся до меня сквозь гул столовой, наполненной студентами, занятыми своими обедами и разговорами. Но я чувствую – что-то должно произойти. Эта атмосфера наэлектризованности, как перед грозой, нависает в воздухе, заставляя меня нервно сжимать ладони.

Но не успеваю я перевести дух, как Гоша что-то резко предъявляет Мирону, его голос, обычно мягкий и дружелюбный, звучит сейчас жестко и требовательно. Мирон, в ответ, лишь самодовольно ухмыляется, словно его ничуть не смущает ярость в глазах Гоши, а даже вполне удовлетворяет. Гоша хватает со стола напиток и содержимое стакана расплескивает на всех, присутствующих за столом студентов.

Мирон явно недооценивает противника, не подозревая, что за плечами у Гоши годы тренировок и звание КМС по рукопашному бою. Эта надменная самоуверенность Мирона меня раздражает, и в то же время я испытываю какое-то болезненное предчувствие. Знаю ведь, что ничего хорошего от этого противостояния ожидать не стоит.

Мгновение спустя Мирон едва успевает среагировать и увернуться от резкого удара Гоши. Молниеносный выпад, кулак, просвистевший в сантиметре от щеки, и выражение полной растерянности на лице Мирона. Кажется, он до последнего момента не верил, что Гоша действительно посмеет поднять на него руку. Все случилось настолько быстро, что большинство студентов даже не успели понять, что это было.

Мирон вскакивает со стула, отшвырнув его в сторону, словно стул сделан из картона. Это был инстинктивный жест самозащиты, попытка выиграть время. Стул, описав дугу в воздухе, с грохотом врезается в стол, за которым сидит пара первокурсниц, заставляя их вскрикнуть от испуга. Но Гоша даже не вздрагивает. Он лишь усмехается, словно это действие Мирона его только раззадорило.

Гоша разбегается и, упершись крепким плечом в грудную клетку Мирона, с силой прижимает его к стене. Раздается глухой удар, Мирон стонет от боли – его спина ощутила всю твердость кафельной плитки.

Столовая, словно проснувшись от оцепенения, взрывается криками и возгласами. Студенты в панике вскакивают со своих мест, пытаясь отбежать подальше от эпицентра назревающего конфликта. Кто-то пытается утихомирить дерущихся, но их голоса тонут в общем гвалте.

Гоша, как разъяренный бык, продолжает напирать на Мирона, прижимая его все сильнее к стене. Я вижу, как искажается от боли лицо Мирона, как он пытается вырваться из хватки Гоши, но все его попытки тщетны. Гоша быстрее и явно настроен решительно.

Мирон поднимает локоть настолько высоко, насколько получается, и начинает бить Гошу – тот отпускает его, но сразу же наскакивает повторно, сбивая Мирона с ног. Начинается борьба, она перерастает в жестокое противостояние, все попытки разнять их – проваливаются. Они валяются на полу, как в самых сумасшедших боевиках, никто не собирается отступать. В конце концов, тяжело дыша, Гоша отходит на несколько метров.

– Ты пожалеешь об этом! – кричит Мирон, его голос срывается от напряжения.

– Это тебе стоит пожалеть! – рычит Гоша в ответ, его лицо искажается от гнева. – За то, что трогаешь тех, кто тебе не принадлежит.

Он говорит это, глядя в глаза Мирону, словно пытаясь прожечь его взглядом. Я чувствую, как внутри меня все сжимается от ужаса. Гоша не похож сам на себя. В нем проснулась какая-то первобытная ярость, которая пугает меня даже больше, чем драка.

– Это было предупреждение, – говорит Гоша, продолжая сверлить Мирона взглядом. – Еще раз увижу тебя рядом с Анжеликой, и тебе так легко не отделаться!

– Григорий, ты переходишь черту, указывая мне, что делать. – блестит хитрыми глазами Мирон.

– Григорий – это Гриша, а я – Георгий. Запомнил? – с этими словами Гоша разворачивается и направляется к выходу из столовой, оставляя Мирона стоять в полном оцепенении, с растрепанными волосами и разбитой губой. В столовой воцарилась тишина. Все взгляды прикованы к Мирону в ожидании его реакции.

Но Мирон молчит. Он стоит, словно окаменевший, его лицо отчетливо выражает злобу. А потом, внезапно, он смеется. Этот смех какой-то безумный, зловещий, от него меня передергивает.

Мирон вытирает кровь с разбитой губы и направляется в другую сторону, прочь от этого места. Я стою и наблюдаю за тем, как расходятся в разные стороны эти два разъяренных зверя, оставив после себя хаос и предчувствие грядущей бури. В этот момент я понимаю – все только начинается. И я волей случая оказалась в самом эпицентре этого конфликта.

– Гоша ахуенный, – раздается над моим ухом восторженный голос Ленки.

– Ну, да, ничего так дерется, – соглашается Катя.

– Единственное, что он сделал ахуенно – это огреб проблем, – пребывая абсолютно в этом уверенной, произношу я.

Остаток дня я пытаюсь найти Гошу, он не отвечает на звонки и сообщения.

Наконец, я замечаю его в коридоре.

– Гоша! – я подбегаю к нему и прижимаюсь, выдыхая, будто год не видела его.

Ощущая крепкий поцелуй в макушку, я позволяю себе искренне улыбнуться.

– Я телефон потерял, Лик. Ты меня искала?

– Да. Я волновалась, ты так быстро скрылся.

– Не мог больше себя сдерживать, чтобы не убить его. Почему ты не рассказала мне, Лик? Почему я должен был узнавать это через третьих, десятых лиц? – он растерянно смотрит мне в глаза.

– Я думала, что сама решу эту проблему. Я знаю Мирона, мы раньше дружили… в детстве.

– Я помню, но вы уже не дети. Он перегибает, не позволяй, Лика. Если еще хоть раз он приблизится – скажи мне. Обещаешь? – не унимается Гоша.

– Обещаю, – я снова обнимаю его и закрываю от удовольствия глаза.

После пар я зашла в кондитерский магазин и купила любимый бабушкин торт. Несмотря на пустоту в сердце, сегодня мне все же удалось выдавить из себя новые эмоции. Пусть они были и не самыми приятными, но все же.

– Анжелика, почему без берета? – вместо объятий начинает критиковать бабуля.

– На улице тепло. Почти четырнадцать градусов и даже солнце, – отбиваюсь я, снимая обувь.

– Тепло, тепло – с носа потекло, – ворчит она, включая электрический чайник.

– Бабуля, ты как? Надо что в аптеке заказать? Я знаю, отец покупал тебе лекарства.

– Все есть, деточка, все есть. Как понадобится – я сразу тебе скажу.

– Не забывай.

– Такое не забудешь. Здоровье, его беречь надо. Что по учебе у тебя?

– Да, как обычно.

– Уроки делаешь? – серьезно смотрит она.

– Все хорошо. Не переживай. Делаю уроки.

Она обнимает меня и плачет.

– Бабуль, не плачь, я ведь тоже не сдержусь, – я закрываю глаза и стараюсь сдержать слезы, успокоиться.

Вернувшись домой, я занялась домашними заданиями. Ленка постоянно отвлекает меня своими сообщениями – отправляет скрины из университетских групп с обсуждениями и фотками сегодняшней потасовки.

Мне было плевать. Но за Гошу я серьезно беспокоюсь. Мирон действительно больше не тот мальчишка из моих воспоминаний. И в этом я убедилась.

Сыграв несколько каток в доту почти до двенадцати ночи, я решила, что лучше бы пойти спать.

Я начинаю проваливаться в сон, но меня тревожит телефонный звонок. Я, не глядя, сбрасываю, но кто-то настойчиво звонит. Неизвестный номер. Мгновение поразмыслив, я решаю ответить.

– Кому не спится? – недовольно спрашиваю я.

– Ночь – время молодых, – раздается голос Мирона. – Поговорить надо.

– Конкретно. У тебя десять секунд и абонент отключится. Десять, девять… – начинаю отсчет я, не размыкая веки.

– Про твоего парня.

Я подскакиваю с кровати, заподозрив неладное.

Повисла пауза, я напряженно вслушиваюсь.

– Так-то лучше. Спускайся вниз, я в соседнем дворе.

– Проклятье. Иду, – я завершаю звонок.

Я быстро одеваюсь и перехожу через дорогу в сторону ближайшей девятиэтажки. Найти Мирона не было сложно – его припаркованный темно-синий «Бентли» приковывает взгляд.

Вот черт. Надо было послать его, а не идти на его условия. Глупая.

Мирон вальяжно выходит и, приглаживая непослушные волосы, направляется ко мне.

В глубине души я радуюсь, когда вижу его разбитую губу, – у дьявола есть кровь.

– И, как же мы будем решать проблему с твоим… парнем, – начинает он, с интересом разглядывая мое сонное лицо.

– Я не вижу никакой проблемы, – мой голос звучит гораздо увереннее, чем я ощущаю себя на самом деле.

В воздухе висит напряжение, и я знаю, что Мирон не успокоится, пока не добьется своего. Он зачем-то приехал сюда, зачем-то конкретным. И так просто он не уедет. Его взгляд прожигает меня насквозь, словно пытается заглянуть в самые потаенные уголки моей души.

– О, правда? – он останавливается в шаге от меня. – А разве не он пытался сломать мне пару ребер? Я бы назвал это, как минимум, небольшим недоразумением.

Я довольно улыбаюсь, припоминая, как Гоша преподал ему урок.

Мирон слегка наклоняется ко мне, и я ощущаю легкий аромат его парфюма. Терпкий, соблазнительный запах, от которого у меня кружится голова. Я делаю шаг назад, стараясь сохранить дистанцию.

– Гоша просто заступился за меня, – отвечаю я, стараясь говорить, как обычно. – Ты проиграл. Прими это и забудь.

– О, нет. Я не проиграл. Я позволил ему уйти. Тем не менее, я воспринял это нападение, как оскорбление.

Он выдерживает паузу, словно давая мне время обдумать его слова.

– Отец всегда говорил, что влезать в мужские дела – удел глупых женщин. Гоша сам разберется со своими проблемами. Можешь вызвать его на дуэль, если ты настолько оскорблен.

Мирон усмехается.

– Ты уверена? – вполголоса спрашивает он, закуривая сигарету. – Ты уверена, что он сможет противостоять мне?

Я ничего не отвечаю. Я знаю, что Мирон хитрее и опаснее Гоши. Но я надеюсь, что Гоша сможет защитить себя. И меня.

– Не о чем говорить.

Я собираюсь уходить и отступаю на несколько шагов.

– Я предлагаю тебе порвать с ним отношения, – ставит условие Мирон. – Прилюдно. Чем больше будет свидетелей – тем больше буду доволен я.

Его резкие слова останавливают меня.

Он смотрит на меня в упор, в его глазах неподдельное любопытство. От его требования мне не по себе. Предать Гошу, растоптать его чувства перед всеми… Это жестоко и унизительно.

– Ты спятил, псих? – тихо спрашиваю я, с трудом стараясь не послать его. – Я никогда этого не сделаю!

Мирон усмехается, словно мои слова его ничуть не задели.

– О, Анжи, не стоит так драматизировать. Это всего лишь небольшая плата. В обмен на… безопасность твоего друга.

Он делает паузу, выжидающе поглядывая на меня. Я похолодела. Неужели он действительно способен на это? Неужели он готов причинить вред Гоше, чтобы добиться своего?

– Ты угрожаешь? – спрашиваю я, не скрывая тревожность.

– Я всего лишь предрекаю ближайшее будущее, – отвечает Мирон, пожимая плечами. – В этом мире все имеет свою цену, Анжелика. И за свою ошибку ему придется заплатить.

Я чувствую, как внутри меня закипает ярость. Этот парень переходит все границы.

– Ты не посмеешь, – возмущаюсь я, – если ты хоть пальцем тронешь Гошу, я…

– Что ты сделаешь? – перебивает меня Мирон, насмешливо приподняв бровь. – Вызовешь полицию? Расскажешь всем, какой я плохой? Поверь, мне плевать.

Он делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами.

– А вот твоему парню – не плевать, – почти шепчет он, наклоняясь к моему уху. – Он будет страдать, если ты не согласишься на мои условия. И ты будешь страдать вместе с ним.

Я ощущаю мелкую дрожь. Он играет на моих слабостях, осознавая, что я не смогу вынести боли близкого человека. В детстве Мирон всегда все доводил до конца, надеюсь, он достаточно взрослый, чтобы осознавать последствия.

– Что ты хочешь, чтобы я сказала?! – спрашиваю я, чувствуя, как слезы обиды подступают к глазам. Обидно больше от того, что он когда-то был моим близким другом, а теперь даже хорошие воспоминания разбивает вдребезги.

– Скажи ему, что он тебе больше не нужен, – равнодушно отвечает Мирон, – скажи, что ты полюбила другого. Скажи что угодно, лишь бы он понял, что все кончено.

Он отстраняется и смотрит на меня с ожиданием. В его глазах лишь предвкушение мести.

– У тебя есть двадцать четыре часа, – произносит Мирон. – Если ты не выполнишь мое условие, я не гарантирую безопасность твоего… друга.

С этими словами он выбрасывает окурок, разворачивается и уходит, оставляя меня стоять одну, в полном отчаянии и с чувством, что я попала в ловушку. Как я могу предать Гошу и в то же время защитить его от Мирона? Я не вижу выхода. И это пугает меня больше всего.

Он блефует.

Глава 5. Горькое решение

На следующий день я словно находилась в прострации. Ленка решила, что это шок от пережитых потрясений. Я с ужасом наблюдаю, как время утекает: минута за минутой, час за часом.

Еще тяжелее от того, что Гошу я старательно избегаю, иначе он заметит мои душевные терзания и обо всем узнает. И от этого будет только хуже!

Я не собираюсь принимать условия этого психа, но и игнорировать Мирона – слишком самоуверенно. А что, если он просто… проверяет меня. Да, так и есть. Он не посмеет причинить вред другому человеку, это незаконно. Он же не конченный отморозок. Папочка старается не вмешиваться в его дела и точно не будет прибирать за ним.

Помню, в детстве я могла получить все, что хотела. Мирон же мог получить только кнут и добыть себе пряник самостоятельно. Его отец применял нетипичный подход в воспитании.

Когда мне было восемь лет я делилась с ним конфетами, стараясь облегчить боль от поставленного отцом синяка. Какая я была глупая. Не догадывалась, что в будущем боль он будет причинять мне.

– Лика, что с тобой? – удивляется моему отрешенному состоянию Лена.

– Все отлично.

– Тогда погнали на пары, – смотрит на время в телефоне она.

– Я не пойду на последние пары.

– Я тоже. Давай в парк пойдем погуляем?

– Ну-ну, – влезает молчаливая Катька. – Вылететь из универа решила? Идиотка. Нас с Ликой отпросил Константин Олегович. Все, кто задействованы в пьесе – освобождены от последних пар.

– Ну, вы даете, – обижается Ленка, – секретничаете постоянно. Найдется место для меня в массовке?

– Прости, Лен, бревна в этой пьесе не нужны, – смеется Катя.

– Шутки такие у тебя – ахренеть. Можешь в стенд-ап податься, корова, – обижается Ленка.

– Я-то корова? У меня идеальный вес! – продолжает веселиться Катька.

Я торопливо смотрю на часы.

– Нам пора. Созвонимся.

– Да идите уже, зануды.

Ленка отворачивается от нас и направляется к выходу уверенной походкой.

Пока мы переодеваемся в костюмы, на сцене уже репетируют другие студенты. Константин Олегович сегодня особенно требователен: слышится его недовольный голос и постоянные правки.

– Читаем пьесу, запоминаем! На премьере у вас не будет суфлеров, – ругается он.

Прожекторы светят на балкон Джульетты, где замерла я, отчего-то вспоминая, как в нашу прошлую репетицию за действием наблюдал Мирон.

Гоша стоит снизу, теперь он в костюме Ромео, мне это определенно нравится, хотя выглядит немного смешно. В зале тишина, лишь на задних рядах Константин Олегович что-то шепчет себе под нос, нахмурив брови.

– О, будь ты всем иным! Но будь моим! – произношу я голосом, полным тоски.

Константин Олегович внезапно вскакивает с места.

– Стоп! Стоп! Стоп! Анжелика, что это за надрыв? Ты же не о картошке просишь! Это любовь, первое, чистое чувство! – он подходит к сцене, жестикулируя руками. – Гоша, ты где? Ты каменный? Где восторг, где порыв? Где желание обладать ею, вот, сейчас же, здесь и сейчас?

Гоша, смущенно опускает голову.

– Простите, Константин Олегович. Я стараюсь.

– Старайся лучше! – рявкает тот. – Любовь – это не старание, это пламя, которое должно вырываться наружу! Анжелика, дай ему это пламя! Растопи его!

Я с пониманием киваю и собираюсь с мыслями. Я смотрю на Гошу и легко улыбаюсь ему.

– Ужель мне слушать дальше? – снова начинает Гоша. – Или отвечать на этот зов, что сердце из груди готов исторгнуть?

– Вот, уже лучше, уже теплее… – едва слышно произносит Константин Олегович.

– Твои уста произнесли лишь имя, враждебное душе моей. О, как мне ненавистно все, что между нами, имена и родословные пустые! Ты сам есть мир мой, сердце и судьба!

Гоша, вдохновленный моими словами, срывается с места и начинает взбираться по декорациям, стремясь к балкону, как к свету, задевая ногой одну из импровизированных ламп, и они по цепочке начинают падать вниз.

– Перелезу через эту стену, в мир, где мы с тобой одни!

– Стоп! – кричит Константин Олегович снова. – Что это за альпинизм? Ты же Ромео, а не горный козел! Двигайся плавно, изящно, словно кот, крадущийся к сметане! И главное – взгляд! Он должен говорить больше слов!

Гоша смеется и снова занимает исходную позицию.

Я, сдерживая смех, подмигиваю ему и поднимаю вверх большой палец.

– Прекрасна ты, – снова звучит полушепот Гоши, – как ангел во плоти, и свет луны меркнет пред тобой!

– Ты здесь, и ты есть воля высших сил! Какая цель ведет тебя сквозь тьму? Не бойся ничего, иди ко мне скорее, ведь без тебя мир мой – лишь тень во тьме. – Я протягиваю руку к Гоше.

Олег Константинович снова вскакивает с места, отмахиваясь рукой и прерывая нас.

– Руку вытяни, а не палку, ну что ты как кукла? Нежно, чувственно, словно виноградную лозу тянешь к солнцу! И, Гоша, поймай ее, как самую большую ценность в мире!

Я протягиваю руку более чувственно, Гоша целует ее.

– Я знаю, что тебя во мне пленило, и верю, что твоя душа, во мне нашла покой, – продолжаю я томным голосом. – Я дам тебе совет: ты должен чаще забавляться. Будь же моим, я буду твоей, и будем мы делить печаль и радость в этом мире.

Гоша, берет меня за руку и мои щеки немного краснеют, но Константин Олегович кричит еще до того, как Гоша едва касается моей руки.

– Я говорил тебе, не дотрагиваться до Джульетты? А что делать? Да, точно, поцелуй! И это должно выглядеть как в первый раз. Как будто до этого не было сотни других раз! Ты должен гореть! Я хочу видеть пепел!

После этого, Гоша хватает меня за руку и медленно притягивает к себе. Я, едва сдерживая смех, обнимаю его, чтобы поцеловать. Поцелуи Гоши такие нежные и легкие, мне не хочется отпускать его.

Константин Олегович подходит и останавливается нескольких шагах.

– Остановитесь! Анжелика, это не просто мужчина! Это Ромео! Покажи любовь, я хочу видеть страсть! Гоша, что ты делаешь? Не стой столбом, ты же Ромео!

Я понимающе киваю, Гоша следует моему примеру.

– Кто ты? И как ты оказался на этом месте? – продолжаю я.

– Что ты несешь, Анжелика? Не место, а в этом месте! Вот это да. Переигрываем! – опять влезает Константин Олегович. – Тексты учить надо!

– Как ты смог попасть в это место? – произношу точнее.

– С легкостью перелезу через любую стену ради тебя! – с усмешкой произносит Гоша.

– Что за улыбочки? Ты должен показать, что все это ради любви, а не ради забавы. Ты должен смотреть ей в глаза, чтобы она дрожала. Если этого не будет, можешь идти на улицу торговать газетами. А Анжелика должна показать, что ей приятно, что ради нее готовы на любые жертвы. – Константин Олегович разошелся не на шутку.

– И если они увидят тебя, то убьют, – с опаской произношу я.

– У меня больше страха и ненависти в глазах, чем у них!

– Вот теперь я вам верю! Отлично! – сверкает глазами режиссер.