Клетка

– Кажется, высоко, да? – он смотрит на меня возбужденными глазами, будто пытается транслировать мне одну из своих ужасных идей. – Как там в вашей пьесе? Нет повести печальнее на свете, да?

Мирон подводит меня к самому краю, придерживая за плечи.

– Нет, не надо, пожалуйста, – шепчу я. – я не хочу умирать.

– Знаешь, я тоже, – выдыхает он мне в висок. – Ведите его сюда!

– Мирон, что ты хочешь сделать? Не надо, только не это!

– Что ты задумал, Романов? – с трудом произносит Гоша, когда его подхватывают сильные руки и тащат к самому краю.

– Нет, нет, нет, – причитаю я сквозь слезы. – Ты же не такой, Мирон.

– Ты действительно еще так думаешь? – спрашивает он больше своими злыми ревнивыми глазами, чем словами.

– Я хочу так думать, – тихо отвечаю я.

– Надеюсь, ты не ангел – не взлетишь, – продолжает Мирон, с интересом разглядывая Гошу. – Ну тут не высоко.

Он взглядом показывает парням, что надо сделать, они веселятся от происходящего, предвкушая дальнейшие события.

Сеня и Толик с силой толкают Гошу вниз, а я зажмуриваюсь, боясь разомкнуть веки.

Дождь больно хлещет по щекам. Слезы смешиваются с каплями и тяжело открыть глаза из-за колких комочков туши.

Но я все же делаю это.

– Да… смотри, – довольно произносит Мирон. – Не ангел…

– Да ты больной! – только и могу выдавить из себя я.

Мирон хватает меня за руку и молча тянет за собой вниз.

Мы все идем туда, где лежит Гоша. Он не подает признаков жизни.

Каким-то чудом мне удается оттолкнуть Мирона, потерявшего бдительность, и подбежать к Гоше.

– Гоша! – кричу я, осторожно дотрагиваясь ладонью до его груди. – Гоша, очнись!

Он не отвечает. Мне кажется, что его сердце не бьется!

Я чувствую, как внутри меня что-то обрывается. Ярость, боль, отчаяние – все смешивается в один клубок эмоций, готовый взорваться.

– Ну, он готов ко второму раунду? – смеется Толик.

– Очень сомневаюсь, – довольно хмыкает Сеня.

– Ты заплатишь за это! – я поднимаюсь с земли и смотрю ему в глаза. – Я клянусь, ты заплатишь за все, что ты сделал! Вы все!

Мирон улыбается с какой-то пугающей неподдельной радостью.

– Не стоит угрожать мне, Анжи, – он моментально меняет улыбку на стеклянный взгляд. – Угрозы от тебя больше возбуждают, чем пугают.

– Я не боюсь тебя! – отвечаю я, стараясь говорить увереннее.

Мирон щурится, словно оценивая мои слова, вовсе не принимая их за правду.

– Ты думаешь, что сможешь меня остановить? – он смотрит сверху вниз, гордо подняв подбородок. – Ты думаешь, что у тебя есть хоть один шанс?!

– Ты сошел с ума! – отвечаю я, отступая назад. – Я завтра же напишу заявление в полицию! Тебя засадят туда, где тебе самое место!

Мирон делает глубокий вдох, словно разочарованный моим ответом.

– Ты такая наивная девочка.

Он подходит ко мне ближе, все невольно сжимается внутри, даже стук сердца едва различим.

– Я могу сделать твою жизнь ебаным адом. Я могу отнять у тебя все, что тебе дорого. Ты все еще мне не веришь? Я тебе прямо сейчас это доказываю.

– Откуда у тебя такая ненависть ко мне?

– Это не ненависть, – он приближается к моему уху, будто пытается пересилить себя и выдать глубокую тайну. – Это любовь.

Наверное, я не могу поверить в происходящее, настолько ужасно это выглядит.

Мое тело бьет дрожью, но я боюсь отвести взгляд. Этот садист что-то говорит, продолжая резать меня словами, а мой мозг уже представляет страшные картины, щедро приправив их глубинными ужасами из моих самых страшных снов.

– Я клянусь, тебе это не сойдет с рук, проклятый психопат! – с ненавистью выкрикиваю я.

Мирон кривит губы, будто ему не нравится, как я его назвала. Конечно, кому понравится такая правда…

Он отстраняется от меня и идет к Гоше. Мгновение – он рассматривает его лицо, потом прикладывает пальцы к шее и набирает номер в телефоне.

– Здравствуйте! Я стал свидетелем того, как самоубийца решил скинуться с недостроя на Кропоткинском проезде. Кажется, он ещё жив, – он делает вдох. – Да, вы все правильно поняли.

– Подгоню тачку, – говорит неизвестный мне тип и скрывается из виду.

Сеня и Толик следуют за ним, бросая равнодушные взгляды на Гошу.

Мирон строго смотрит на меня и демонстративно бросает телефон Гоши у моих ног.

– Увидимся, Анжи.

Он направляется к своей машине, оставляя меня стоять одну, посреди этого кошмарного места, с разбитым сердцем и с жаждой мести. Нет никого, кто мог бы меня защитить от этого монстра.

Я и сама справлюсь. Надо только прийти в себя.

Слезы градом катятся по щекам, пока я сижу возле Гоши в ожидании кареты скорой помощи под дождем.

Он не подает признаков жизни. Кажется, что все это бесполезно, никто ему уже не поможет.

Скорая приезжает через десять минут и быстро увозит нас.

К нему подсоединяют трубки, одевают кислородную маску и делают укол.

Фельдшер серьезно смотрит на врача и качает головой.

– Повреждения грудной клетки, возможно, внутреннее кровотечение, – врач внимательно смотрит на монитор.

Они разговаривают, используя медицинские термины, но я проваливаюсь в свою собственную пустоту, не замечая никого вокруг, кроме Гоши.

– Заполните в бланке ФИО, его возраст, кем вы ему приходитесь… – в спешке мне дают стандартную форму документа и снова переключаются на Гошу.

Я понимаю – ситуация очень серьезная и нет никаких гарантий, что он вообще выживет.

С тяжелым сердцем я выхожу из скорой под проливной дождь, наблюдая, как осторожно вывозят Гошу. Его сразу же встречают сотрудники медучреждения и завозят внутрь.

Холодно… дрожь все еще бьет до боли по коже, внутри разыгрывается симфония хаоса, где сердце играет свою партию в безудержном ритме.

Я прохожу в здание и прислоняюсь к стене спиной, сжимаю нервные пальцы в кулаки, чтобы как-то успокоиться.

Спустя почти час извращается медсестра, которая принимала Гошу на улице. Я в нетерпении подхожу к ней.

– Извините, я хотела узнать о состоянии Георгия Иванова, его час назад привезли на скорой.

– Он в очень тяжелом состоянии, его сейчас осматривает врач. Кем вы ему приходитесь?

– Я его девушка, – дрожащим голосом шепчу я.

Можно ли меня теперь таковой назвать после предательства? Я не его девушка. Больше нет. Я просто лгунья, из-за которой он пострадал.

– Пожалуйста, присядьте, – она поднимает телефонную трубку и начинает с кем-то говорить.

Я сижу на диване, не отрывая взгляда от двери реанимации, и молюсь, чтобы все обошлось. Молюсь за Гошу, за себя, за то, чтобы все это поскорее закончилось. Но я знаю, что это только начало. Мирон сошел с ума.

Я такая дура, пошла вступаться за Ленку и привлекла его внимание. До этой необдуманной наглости с моей стороны, он даже не вспоминал про меня.

Спустя полчаса дверь реанимации открывается, и ко мне подходит врач. Его лицо серьезное и печальное, уставшие глаза смотрят на меня равнодушно, не выражая никаких эмоций.

– Мы сделали все, что могли, – медленно произносит он, ожидая моей реакции. – Но, к сожалению…

Я замерла, ожидая самого страшного.

– Он в коме. Состояние тяжелое, прогнозы давать сложно.

Мир вокруг меня рухнул за секунду. Гоша в коме… Это слишком жестоко, слишком несправедливо.

Я рыдаю, закрыв лицо руками, не в силах простить саму себя. Это все моя вина. Это я виновата в том, что случилось с ним. Если бы я не связалась с Мироном, ничего этого не произошло бы.

Я недооценила его, хотела поиграть с ним, хотела доказать, что не боюсь его. Доказала?!

– Скоро приедет полиция. Им нужны будут ваши показания. А пока – оставьте свои данные сотруднику регистратуры, – говорит врач ровным голосом и уходит.

Я подхожу к кофемашине, чтобы купить один из тех самых скверных напитков, которые имеют привкус мыла. Но, сейчас это мне нужно.

Взглянув на часы, я удивляюсь, что полиция так долго едет.

Сил моих нет, я так устала.

Внезапно дверь открывается и в здание заходит Мирон в сопровождении своих бессменных друзей. Он уверенным шагом направляется ко мне.

Сердце, словно обезумев, отчаянно заметалось в груди, пытаясь разорвать грудную клетку.

Он здесь!

После всего, что произошло, он является сюда, как ни в чем не бывало. Ярость захлестывает меня с новой силой, играя в висках свой особенный ритм. Но страх перед ним, кажется, сейчас сильнее.

– Что тебе нужно? – я поднимаюсь с кресла и смотрю на него в упор. – Ты доволен? Гоша в коме. Ты добился своего! Теперь ты сядешь надолго в клетку!

Мирон недовольно разглядывает мое заплаканное лицо.

– Не стоит так злиться, Анжи, – раздраженно отвечает он, понижая голос. – Я просто хочу, чтобы ты сейчас поехала со мной. Спокойно, без скандалов и криков. Не привлекая внимания.

– Куда? – заподозрив неладное, отдаляюсь я.

– Домой, – спокойно отвечает Мирон. – Тебе нужно отдохнуть. Ты выглядишь измученной.

– Я не поеду с тобой! – отрезаю я. – Я останусь здесь. Гоша…

– Ты не можешь ему помочь, – сдерживаясь, говорит Мирон. – Сейчас ему нужна профессиональная помощь. А тебе – отдых.

– Сейчас приедет полиция и я все им расскажу. Так что, не спеши уходить, Романов!

– Что ты расскажешь? Ты ничего не видела. Ничего не было, – рычит Сеня. – Рот свой закрой.

Он делает шаг ко мне, и я чувствую, как ноги прирастают к полу.

– Поехали, детка, – вполголоса просит Мирон, – я не хочу применять силу.

– Оставь меня в покое! – я уверенно пресекаю его попытку увести меня в неизвестность.

Мирон сверлит меня взглядом. Была бы его воля – схватил бы уже давно и уволок, не занимаясь уговорами, но тут камеры и персонал.

– Я не уйду без тебя, – спокойно отвечает он.

Я отхожу подальше. Мои ноги снова мне подчиняются. Похоже, не все потеряно.

– Уходим, – говорит он, поворачиваясь к Сене и Толику.

Они сразу же приближаются ко мне. Я пытаюсь убежать, но Сеня хватает меня и скручивает руки за спиной, в то время, как Толик пытается скрыть происходящее своей широкой спиной от камер.

– Отпустите меня! – в ужасе кричу я, вырываясь из хватки Сени. – Помогите!

– Что происходит? Я сейчас вызову полицию! – вздрагивает девушка за стойкой регистратуры.

– А у нас все в порядке, просто девушка устала и неадекватно реагирует на помощь. – уверенно отвечает Мирон. – Если я ее не увезу, она точно уляжется спать на этом диване.

Он обаятельно улыбается и производит впечатление добропорядочного заботливого парня.

Мирон подходит ближе и берет меня за подбородок.

– Тшш, Анжелика, – едва слышно шепчет он. – Слушай меня. Слышишь?

Он пытается поймать мой рассеянный встревоженный взгляд.

– Не надо сопротивляться.

Сеня тащит меня к выходу из больницы. Я кричу, вырываюсь, судорожно хватая ртом воздух, но все бесполезно.

Мирон идет рядом со мной, словно конвоир. Он доволен, что никто не способен ему помешать.

– Куда ты меня везешь? – спрашиваю я, смахивая слезы с глаз, усаживаясь в машину.

– Домой, – не глядя, отвечает Мирон. – К тебе домой. Честно.

Он садится рядом со мной на заднее сиденье, а Сеня и Толик занимают места впереди. Машина резко трогается с места и мчится прочь от больницы, прочь от Гоши.

– Что ты собираешься делать? – не унимаюсь я, чувствуя, как страх сковывает тело и слезы снова подкатывают.

– Ничего, – закуривает Мирон. – Просто хочу, чтобы ты отдохнула. И подумала о своем поведении.

– Ты ненормальный, – шепчу я себе под нос.

– И не поспоришь, – соглашается Мирон, – но тебе ведь это нравится, правда? Тебе раньше нравилось быть рядом со мной, нравилось играть с огнем. Помнишь, как мы часто залезали на высокий дуб? Как тебе было тяжело сначала, страшно… Но потом, ты довольно быстро освоилась, забираясь на него более ловко. Да? Помнишь этот адреналин внутри? Чистый кайф.

Я ничего не ответила. Я знала, что он прав. Раньше что-то во мне тянулось к нему, к этой опасности, к этой непредсказуемости. Но я ненавижу себя за это. Сейчас все происходит в моей реальности, вмешиваясь в мою размеренную жизнь, а не в далеком прошлом. И это мне совсем не нравится.

Машина останавливается у моего дома. Мирон выходит под дождь, поправляет воротник куртки и открывает мне дверцу.

– Выходи, Анжи, – он указывает рукой в сторону здания. – Видишь? Твой дом.

Я выхожу из машины, не поднимая глаз. Мирон берет меня за руку и ведет к дому. Я в шоке, словно не узнаю эти ворота, эту лужайку, этот гараж.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, когда мы входим внутрь.

– Убеждаюсь, что ты в безопасности, – отвечает Мирон, скидывая кожаную куртку. – И что ты не натворишь глупостей.

Он осматривает комнату, словно проверяя, нет ли здесь чего-то подозрительного.

Мирон подталкивает меня на кухню. Я будто нахожусь в чужом доме, ноги отказываются идти вперед пока он здесь.

– Присаживайся, – он указывает на диван. – Я сейчас принесу тебе чай.

– Я не хочу чай, – нервно отвечаю я. – Я хочу, чтобы ты свалил.

– Не стоит быть такой неблагодарной, – невозмутимо произносит Мирон. – Я всего лишь пытаюсь тебе помочь.

Он уходит на кухню, а я остаюсь сидеть на диване, придумывая, как его прогнать. Я чувствую себя в ловушке, словно почва уходит из-под ног.

Мирон возвращается с подносом, на котором стоят две чашки чая, тарелка с печеньем и бабушкины оладьи.

– Вот, – он оставляет поднос на журнальном столике. – Выпей чай и расслабься.

Я не притрагиваюсь к чаю. Мирон вальяжно присаживается рядом, небрежно касаясь меня плечом, и берет одну из чашек.

– Твоя бабушка… всегда обожал ее стряпню. – он с наслаждением поглощает оладьи.

– Уходи.

– Ты не доверяешь мне? – он с наигранным подозрением смотрит на меня. – Где те времена, когда мы были так близки? Помнишь, эти твои секретики? Девчачья забава, но это было мило.

– Я тебя ненавижу, подонок. О каком доверии ты вообще смеешь говорить?!

Мирон усмехается.

– И правильно делаешь, – он одобрительно кивает. – Не стоит доверять таким. Но я – исключение, мне можно. Я всего лишь немного перегнул палку, признаю. Ты была не готова к такому развитию событий.

– Ты издеваешься?! Я просто не могу в это поверить! – я убираю влажную прядь волос со лба.

Он делает глоток чая и ставит чашку на столик.

– Знаешь, Анжелика, мне нравится твоя строптивость. Ты не такая, как остальные девушки. В детстве ты тоже меня подстегивала чем-то, не знаю, чем именно, но мне нравилось с тобой время проводить.

– Ты давно не мой друг и мне не семь лет. Мне плевать, что тебе нравится, а что – не нравится.

Мирон смеется.

– Ты веришь в какие-то свои идеалы, в свою правду. Но жизнь – она совсем другая, – он искренне удивляется сказанному мной, потом придвигается ближе и пытается дотронуться до моей щеки.

– Не надо, – я не подпускаю его.

– Наверное, именно это и делает тебя такой привлекательной, – продолжает он, игнорируя мои слова, – я признаюсь, в последние несколько дней я хочу только тебя. Может быть, ты ведьма? И тебя надо сжечь на костре?

– Не трогай меня! – уверенно пресекаю его попытки общаться я, убирая наглую руку со своего плеча.

Но Мирон не унимается, крепко схватив меня за подбородок.

– Чтобы ты сгорала, но от удовольствия.

Смотрит на мои губы и не отпускает, уже сжигая и испепеляя взглядом всю мою уверенность.

Я вскакиваю с дивана и отхожу к окну.

– Пошел вон! – кричу я, указывая рукой на дверь.

Мирон какое-то время недовольно смотрит на меня, его недовольство сменяется какой-то надменностью, он встает и резко хватает за руку, разворачивая спиной к себе.

– Настырная ты у меня, заладила одно и то же, – он сильнее заводит мою руку за спину, толкает вперед и я падаю животом на спинку дивана, замерев в неудобной позе, как пойманная птица. – И не гостеприимная.

Страх, липкий и холодный, проникает в каждую клеточку, заполняет легкие, не позволяя дышать.

– Отпусти, подонок, мне больно! – повышаю голос я, пытаясь перекричать нарастающую панику.

– Анжи, Анжи… Мне похуй, – он медленно проводит свободной рукой от лопаток до копчика, и я вздрагиваю от этого неожиданного прикосновения.