Дом отражений

«Щелк».

Звук был негромким, но в гробовой тишине коридора он прозвучал как выстрел. Массивная дужка замка отскочила, тяжело ударившись о дверь. София дернула ее вниз. Ржавчина осыпалась хлопьями. Замок был открыт. Оставалась лишь задвижка – тяжелая железная полоса, вросшая в скобы от времени и влаги. Она уперлась в нее обеими руками, ноги скользили по пыльному полу. Древесина застонала, заскрипела, и с громким, скрежещущим звуком задвижка сдвинулась, упав на пол с глухим стуком.

Дверь подалась на сантиметр. Из щели хлынул воздух – не затхлый, как везде в доме, а странный: ледяной, сухой, лишенный запаха совсем. Как воздух в космическом вакууме. И тишина… за дверью была не просто тишина. Это был звук отсутствия звука. Гул в ушах, переходящий в пронзительный писк, заполняющий череп.

София толкнула дверь сильнее. Она открывалась внутрь, тяжело и неохотно, скрипя петлями, проржавевшими до дыр. Предмет, стоявший прямо за дверью, упал с глухим стуком, рассыпавшись на куски. Старая керосиновая лампа. Стекло разбилось, расплескав остатки масла, пахнущего пылью и тленом.

Чердак открылся перед ней.

Это было не помещение. Это был провал. Огромное, пустое пространство под остроконечной крышей, уходящее в темноту, куда не достигал даже серый свет из коридора. Стропила, как ребра гигантского скелета, терялись в черноте. Воздух висел неподвижно, холодный и безжизненный. И повсюду – зеркала.

Они висели на стропилах, стояли прислоненными к грубо сколоченным перегородкам, лежали кучами под толстым слоем пыли на полу. Всех форм и размеров: от крошечных ручных зеркалец в потускневших серебряных оправах до огромных, в человеческий рост, овальных и прямоугольных монстров, чьи стекла были покрыты паутиной и черными пятнами плесени. Некоторые были разбиты, осколки сверкали в пыли, как слезы. Другие – целые, но их поверхности казались не стеклом, а черными дырами, поглощающими скудный свет, проникавший сюда. Они не отражали. Они поглощали.