Приют на свалке

Алена Даркина

Приют на свалке

Приют на свалке

Роман

Ночь с воскресенья на понедельник

Небольшую комнату майора освещал лишь маленький телевизор. Вечером Левицкий всегда садился в кресло, прямо в ботинках клал ноги на табуретку, так что они чуть ли не упирались в экран и, прикрыв глаза, внимал всему, что вещали. Это помогало не думать о повседневных проблемах, отключить сознание, заставить себя отдохнуть. Главное, занять правильное положение, потому что стоит чуть повернуть голову вправо, и взгляд скользнет в окно, наткнется на пять свечек, черных на фоне темно-серого неба, – города-многоэтажки. И сразу опять полезет в голову: сколько понесут на ярмарку, сколько выручат еды? Повернешься влево – кабинка очистителя с биотуалетом внутри напомнит о том, что не все лейтенанты обеспечены такими удобствами, а это плохо, очень плохо. Значит, опять надо урезать рацион, копить, чтобы приобрести их хотя бы в рассрочку. Пожалуй, лишь встроенный в нишу шкаф немного успокаивал – его сделали сами из подручных материалов. И подобную мебель можно не только для себя делать, но и продавать за еду, а это выгодно. Больше смотреть было не на что. Одна входная дверь, как и телевизор, успокаивала. Она отрезала его от остальных, давала уверенность, что эти несколько ночных часов принадлежат лишь ему. Никто не смеет беспокоить майора в это время.

Сегодня Париж – он воровал сигнал у этого города – показывал забавный боевик. Главный герой с неправдоподобно огромными мускулами (будто в них воздуха накачали) гонялся по джунглям за маленькими и щупленькими врагами. Конечно, это тоже фантастика, но уж лучше, чем когда показывают слезливую мелодраму про любовь на подстриженных газонах Лондона.

Левицкий с усталым равнодушием следил за однообразными приключениями героя, когда в дверь робко поскреблись. Он сначала даже ушам не поверил: мельком взглянул в ту сторону и остался на месте. Но  вскоре кто-то еле слышно постучал. Майор стиснул зубы, в два шага пересек комнату и дернул за ручку.

Миссис Хиггинс, невысокая худенькая старушка, так вздрогнула, что очки чуть не свалились с носа. В руке она держала свечку – новое изобретение сяньшеня Дэна. Загадочный состав свечи при сгорании испускал невыносимую вонь.

– В чем дело? – грозно поинтересовался Левицкий.

– Господин майор, – старушка ужасно смутилась, увидев его без форменной рубашки – в брюках и майке. Потупив взор, она забормотала себе под нос: – Простите великодушно, что я отрываю вас от заслуженного отдыха, но не будете ли вы так любезны…

– Миссис Хиггинс, – глухое раздражение прорывалось сквозь мнимое спокойствие майора, как пар из электрического чайника. – Первый час ночи! Вы можете коротко объяснить какого… – он быстро проглотил слово «чёрта», – вам нужно?

– Новая партия, – торопливо объяснила бабулька, так и не подняв взгляд, только отступила на полшажка.

– Ночью? – изумился Левицкий.

– Да, ночью, – зачастила миссис Хиггинс, постепенно переходя на шепот. – Галина Викторовна уже и приемник закрыла, а тут звонят. Флешку с документами быстро так сунули в руки и исчезли, а там…

– Миссис Хиггинс, – прервал ее Левицкий, – от меня-то что вам нужно?

– Так ведь новая партия… – чуть медленней и немного растерянно повторила та.

– И что?! – он наоборот вот-вот готов был заорать, чтобы добраться наконец до сути проблемы. Лучше бы прислали лейтенанта, чтобы доложил по уставу.

– Мы не справляемся, – она отступила еще на полшага. – Сяньшень Дэн пришел, и старший лейтенант Манслиф пришел, но там такое творится… Меня разбудили. Сяньшень Дэн просил вас позвать, передать, что мы не справляемся… Будьте любезны…

Марк возвел очи горе.

– Погасите свечу, миссис Хиггинс, – приказал он, – я возьму фонарик.

Старушка исполнила приказ незамедлительно. Он надел рубашку, выключил телевизор и за дверь вышел уже в полной форме. Включив фонарик, поймал благоговейный взгляд бабульки. Негромко хмыкнув, пошел вперед. Старушка семенила за ним, стараясь не отставать. Спускаясь по лестнице с шестого этажа, они держались ближе к стене – металлические перила продали, когда майор еще здесь не появился.

Миссис Хиггинс, оказавшись за спиной Левицкого, несколько успокоилась и стала рассказывать то, что так и не выговорила, глядя грозному майору в глаза:

– Из Токио прибыли ничего, спокойные. Как всегда. Из Москвы прислали дауна. Мадам Байи его уже определила. Кажется, родители обещают кормить его. Я сама документы не видела, но мадам Байи сказала…

– Она скажет! – с сарказмом вставил майор.

Миссис Хиггинс сбилась и замолчала. После небольшой заминки продолжила:

– Несколько человек из Парижа и Нью-Йорка. Но, мне кажется, их привели ночью из-за лондонцев. Где только они взяли эту банду? Просто жуть. Их даже не обыскали толком. Они с оружием.

– С оружием? – машинально переспросил майор. Он наконец понял, зачем его позвали.

Они спустились в подвал. В глубине коридора из открытой двери падал прямоугольник света. Испуганные возгласы и чей-то яростный крик говорили о том, что инцидент еще не исчерпан и его помощь будет кстати. Майор выключил фонарик – они приучили себя к строжайшей экономии.

– Не подходите, падлы! – различил он. – Всех порежу, не подходите!

Еще несколько метров, и Левицкий шагнул в приемник. Тут же прищурился – после тьмы коридора даже тусклая лампочка неприятно резанула глаза. Но через мгновение он уже всё рассмотрел.

Картина ему предстала любопытная, давно у них ничего подобного не происходило. К бетонным стенам прижималось около десяти вновь прибывших детей. Перед ними заспанные дежурные третьего класса. Их прикрывали воспитатели: сяньшень Дэн, Галина Викторовна и мадам Байи. Старик-китаец Дэн о чем-то препирался с лейтенантами Эриком Жманцем и Дэйлом Манслифом. Дэн зажимает салфеткой руку, с нее на пол медленно капает кровь.

В центре приемника спиной к спине стояли пятеро двенадцатилетних пацанов, выставив перед собой заточки. Грязные, оборванные. Даже у него в приюте дети так не одевались. Явно подъездная шпана. Их главарь матерился так, как не всякий взрослый завернет:

– Не подходите, убью! Тащите сюда еду и воду. Тащите сюда, а то прирежу! – он дернулся к воспитателям, но, завидев Левицкого, отпрянул назад и остолбенел.

Вид майора внушал ужас даже обитателям приюта. Он отирал бритым затылком низкий потолок приемника, да и в плечах был шире всех присутствующих. Но главное – взгляд. Он отбивал всякое желание проявлять собственную волю. Но пацана парализовало лишь на мгновение. Он быстро пришел в себя, хищно улыбнулся.

– Убью, сволочь! – прошипел он.

Майор ответил злой усмешкой. Присутствие Левицкого вдохновило Эрика, он подскочил к начальнику:

– Господин майор, разрешите доложить, – вытянулся он. Светлая челка закрыла пол-лица. Из-под нее сверкнули веселые карие глаза. – Прислали подъездную банду из Лондона. Галина Викторовна пыталась с ними договориться, но ничего не вышло. Рядовой Намгун отправился к сяньшеню Дэну за цепями. Сяньшень тоже пытался с ними договориться, но его ранили. Я хотел обезвредить банду, но сяньшень Дэн не позволил, велел пригласить вас. Господин майор, разрешите мне, пожалуйста, я справлюсь, – закончил он умоляюще.

– Отставить! – скомандовал майор. Нашел глазами старика Дэна. – Благодарю, сяньшень, – тот удовлетворенно кивнул, сощурившись. – Старший лейтенант Жманц, отдайте цепи и отойдите к стене.

– Но почему? – обиженно засопел тот.

– Выполняйте приказ, – майор добавил металла в голос.

Эрик сунул ему в руку цепь и, насупившись, отступил к дежурным.

Левицкий с цепью в руке встал напротив главаря. Банда наблюдала за происходящим с трепетом. Разве что главарь сохранил присутствие духа – у того в глазах по-прежнему вызов и ярость. Майор мог бы справиться со всеми голыми руками, но следовало наказать их за сяньшеня. Да и позже сговорчивей будут. Он раскручивал цепь, постепенно удлиняя ее. В такт свисту рассекающей воздух цепи Левицкий, не торопясь, объяснял:

– Всех, кто не желает подчиняться требованиям приюта, ожидает карцер. Кого не смирит карцер, тем пообедают хищники.

– А это видел? – главарь показал средний палец, а в следующую секунду цепь хлестко ударила его по кисти, и он, взвыв, выронил заточку. Еще четыре удара, и вся банда, жалобно подвывая, растирала ушибленные руки.

– Наручники! – скомандовал майор. Эрик молча подал их. – Помогите, – коротко приказал он. Вместе с лейтенантами они за пять минут сковали слабо сопротивляющихся мальчишек.

– В карцер? – робко поинтересовалась миссис Хиггинс.

– Рядовой Намгун, – не удостоив ответа старую леди, Левицкий обратился к дежурному – ему едва минуло одиннадцать лет. – Принеси к карцеру фиксатор.

Мальчишка отдал честь и исчез.

Взяв наручники левой и правой рукой и подняв их в воздух так, что выкрутил пацанам руки, майор потащил их за собой по коридору. Сопротивляться в таком положении они не могли. Лейтенанты в точности повторили его действия. Они поднялись на первый этаж. Манслиф, которому достался только один бандит, свободной рукой снял с ремня Левицкого ключи и открыл металлическую дверь карцера на первом этаже недалеко от фильтр-коридора. Тут же примчался Му Хён с фиксатором. На высоте около двух метров от пола висели цепи, прибитые к стенам толстыми штырями. Дэйл взял одну из них и прикрепил ее фиксатором к наручникам. После этого отпустил мальчишку. Выбрал цепь подальше, чтобы бандиты не могли дотянуться друг до друга и, взяв из рук Эрика второго, проделал то же самое. Зафиксировав последнего, майор оглядел притихших детей и сообщил:

– Посидите здесь ночь. А завтра я… – он выдержал паузу, – побеседую с вами.

– Побеседуешь… – с ненавистью процедил главарь. – И мы с тобой побеседуем. Ты мертвец, майор. Мы и не с такими справлялись…

Марк ухмыльнулся и вышел. Дверь с лязгом, будто челюсти хищника, захлопнулась. Дэйл запер ее на замок и вернул ключи майору.

Галина Викторовна – крошечная и энергичная, как девочка, старушка – подскочила к нему.

– Господин майор, документы, – она сунула ему в руку флешку и помчалась к лестнице, не оглядываясь. Как и многие другие, она его недолюбливала: не нравились его методы воспитания. Но неприязнь выражалась лишь в том, что старуха лишний раз с ним не разговаривала. Открыто против Левицкого никто не выступал.

Спрятав флешку в нагрудный карман, майор не спеша отправился следом за ней. Лейтенанты отстали от него не больше чем на полметра, будто вышколенная охрана мэра города. В полной темноте они поднимались по лестнице, ступая шаг в шаг, будто один человек. Это старушки боятся споткнуться, а они лестницу изучили наизусть, им фонарик не нужен. Лишь на третьем этаже всё еще дувшийся Эрик нарушил тишину:

– Марк, ну почему ты не разрешил мне? Ты же меня научил, я бы тоже так смог. Неужели не веришь?

Майор опять выдержал долгую паузу. На пятом этаже – здесь жили старшие лейтенанты – развернулся и ткнул пальцем в грудь парню.

– Эрик, – мельком глянул в сторону хмыкнувшего с пониманием Дейла, – ты еще помнишь наш разговор? Или уже забыл?

– Помню. Ты сказал, что я не буду выходить на свалку. Я же с этим не спорю. Но что опасного было сегодня? Может, ты и вилку у меня отберешь, а то вдруг я поранюсь, – в голосе слышалась неподдельная обида.

– Старший лейтенант Жманц, – посуровел майор. – Надо будет – отберу вилку. У тебя скоро выпуск, и я не хочу, чтобы какая-то неприятность этот праздник отменила. Будешь возмущаться – посажу в карцер к этим субчикам, чтобы ты подумал, как разговаривают со старшими по званию. Быстро по домам, – он опять взглянул на Манслифа. – Спокойной ночи.

Лейтенанты отдали ему честь, и растаяли во мраке.

Марк поднялся в свою комнату. Разделся в темноте – энергию надо экономить – и положил рубашку на место. Отсутствие света нисколько не мешало. Если бы он вдруг ослеп, то единственное неудобство, которое бы испытал от этого, – не смог бы смотреть телевизор. Правда, иногда казалось, что он так хорошо выучил сюжет сказок, что по одним звукам представит всё, что происходит на экране. Показывали исключительно фантастику с надувными героями – Левицкий за всю жизнь не встретил ни одного хоть немного похожего на них по объему мускулов, хотя когда-то работал в команде самых сильных парней города. Всегда на экране демонстрировали множество деревьев – вечная мечта человечества о несбыточном. Но особенно раздражало то, что в фильмах называли пригородом – зеленые, желтые, коричневые или белые поля в зависимости от времени года. Как же люди выживают в таком городе?

Он постоял у окна. Пять башен многоэтажек походили на черные столбы, поддерживающие небо. Пять двухсотэтажных столбов – пять городов, в которых уместились обитатели мира. Ближе всего к приюту – Нью-Йорк и Лондон. Чуть дальше – Токио. В промежутках между этими мегаполисами виднелись Париж и Москва. Сто этажей под землей – сто на поверхности. А вокруг на сотню километров свалка. Как проповедуют в церкви, благословение неба, посланное живущим. Свалка дает им все необходимое для жизни, кроме пищи. Если бы здесь, как в фильмах, была только земля да трава, люди бы вымерли.

Марк включил телевизор и снова устроился в кресле. Боевик еще не закончился. Врагов у длинноволосого силача становилось всё больше, их будто штамповали на заводе. Актер буквально купался в грязи, потом обильно лил на себя воду – еще одно преувеличение: где же это взять столько воды? И зачем лить драгоценную влагу на себя, когда существует очиститель – быстро и экономно.

Вдруг главный герой достал из рюкзака черную форму мусорщика, быстро облачился в нее и отправился на свалку. Майор не сразу сообразил, что это мастера СМИ встроили рекламу. Силач бодро скакал по горам мусора, подбирая металлические вещи, потом вернулся в город, где на нем гроздьями повисли девочки из службы сервиса, тут же сел за стол и нарезал на тонкие ломтики небольшой кусок колбасы. Внизу под бодрую музыку бежала строчка. Левицкий не вчитывался, он уже знал наизусть, что там написано. За пять минут успели призвать молодежь вступать в команду мусорщиков – бравых парней, доставляющих городу сырье, отрекламировать девочек с этажа +80 и новую колбасу, названную «Экономной».

Рекламу Марк не любил еще больше, чем слезливые мелодрамы. Показывая, как парень бегал по мусору, как всегда, «забыли» упомянуть о хищниках. Опять же в церкви проповедовали, что они посланы за грехи. Появляются внезапно и стремительно падают с неба, чтобы схватить мусорщиков, рыщущих на свалке. Если бы не охотники, прикрывающие их, уже давно бы города вымерли. Но и сейчас редкий день, когда выход на свалку обходится без жертв. А что касается девочек из службы сервиса, то стоят они так дорого, что ни мусорщик, ни охотник не могут себе позволить такое удовольствие. Надо содержать семью, платить за квартиру – какие там девочки? Это удовольствие для администрации города, жителей этажа +60 и выше. Колбасу же, какая бы она ни была экономная, покупали только живущие над землей, да и то не чаще чем раз в месяц.

Реклама закончилась, и герой с обнаженным торсом снова стал крошить маленьких врагов. Но смотреть расхотелось. После рекламы Левицкого начинала мучить ностальгия. Когда-то Марк был одним из счастливчиков, живших в Лондоне на этаже +13. Теперь всё, что у него осталось, – маленькая комната и приют. Он в раздражении выключил телевизор, разложил кресло, сделав из него кровать, и лег спать.

Ночь с воскресенья на понедельник. Лондон

Когда выключается свет, комната полностью погружается во тьму. Никаких отблесков из окон, поэтому не разглядишь даже собственную руку. Эта темнота Йоргену не мешает, она привычна с детства. Жизнь в двухсотэтажном городе замирает после одиннадцати вечера. В комендантский час в подъезде ходят только дежурные полицейские. В квартирах, может, кто-то и смотрит вечерние фильмы, но таких немного. Большинству жителей города завтра с утра идти на работу, они отдыхают. Ему бы тоже поступить как законопослушному гражданину – забыться и заснуть. Завтра в пять утра жена уйдет на свалку. Она, как и ее родители, мусорщик. Он – охотник. Только сегодня они вместе тренировались в спортзале – при их профессии надо всегда быть в форме, иначе со свалки можно и не вернуться. Проводит жену, потом дочерей в школу, а через полчаса и самому на свалку. Надо бы выспаться…

Только вот не уснешь, когда всю жизнь вверх тормашками в одно мгновение перевернули. Он и днем ходил сам не свой, хотя и старался изо всех сил, чтобы жена не заметила его состояния. Вечером, как обычно, лег в постель. Как обычно, был нежен с Евой. Как обычно, притворился спящим после горячих ласк. И даже честно закрыл глаза и постарался ни о чем не думать, но не очень-то получилось.

Он осторожно отодвинулся от сладко посапывающей женщины. Убедившись, что Ева не проснулась, откинул легкое покрывало и поднялся. Придерживаясь левой рукой за стену в коридоре, чтобы случайно не наткнуться на вешалку, пошел на кухню. На обеденном столе нащупал фонарик – Ева оставляла, на случай если Йорген захочет пить ночью. Никто другой в неурочный час по квартире не бродил. Он нажал кнопку, и темно-синий свет заскользил по пластмассовому столу и табуреткам. Остановился на пол-литровых бутылках с водой. Ева приготовила на завтрак. Помедлив, он не стал искать другую в ящике, а взял одну со стола.

По привычке подошел к окну, облокотился на холодильник. Подолгу согревая каждый глоток воды, будто смакуя ее, он вгляделся в черноту за окном. Там, внизу, невидимая сейчас и от этого кажущаяся безопасной свалка. Километрах в двух днем можно разглядеть шестиэтажный приют. Мысли невольно унеслись к старому другу. Что там поделывает Марк? Спит, скорей всего. С его беспокойным хозяйством за день так умаешься, что уже ни до чего дела нет. Честное слово, лучше каждый день встречаться с хищниками, чем отвечать за двести с лишним детей… Но зато Марк там – царь и бог, и никто его не побеспокоит. Повезло Марку…

Йорген сел за стол. Марку прямо с детства повезло. Воспитали его прямым, как рельс, так что разведка на него и не позарилась. А его вот вместе с Лизой Бреквел завербовали. После двух лет тренировок – им тогда едва шестнадцать исполнилось – забросили из Нью-Йорка в Лондон. Лизу определили главной, а его, Йоргена, ведомым. Притворились сиротами, каких много бродяжничало по подъезду. Два года прятались от полиции, которая то и дело пыталась выловить детей, чтобы выбросить на свалку. У тех, кто избежал этой участи, в восемнадцать лет появлялся шанс стать полноправным гражданином города: сдашь тест на физическую выносливость и станешь охотником или мусорщиком. Люди этих двух профессий погибали часто, поэтому брали и беспризорников. В Нью-Йорке их хорошо подготовили, так что тест они сдали без проблем, их приняли в мусорщики и дали койку в общежитии. Еще через два года их приняли в команду охотников. Потом они создали семьи: сначала Лиза вышла замуж за Марка, потом он встретил Еву. Дружили парами…

Вскоре Лиза погибла. Он видел ее за день до смерти: высокая, смуглая, с длинными черными волосами, которые она никогда не убирала в прическу. Она хранила невозмутимость, он даже не подумал, что у нее возникли какие-то проблемы. Сообщила, что получила важное задание, и только… Марк до сих пор не знал, кто и почему ее убил. Йорген хранил эту тайну: и Еве, и Марку лучше оставаться в неведении для их же безопасности.

Он не мог без сожаления потерять напарницу, с которой проработал бок о бок столько лет. Но, с другой стороны, когда это произошло, испытал и облегчение. Не стало Лизы – не стало начальника. Йорген предпочел забыть о прошлом и жить так, будто никакого нью-йоркского разведотдела не существует, а он обычный лондонский охотник, заботящийся о своей семье и городе.

Одиннадцать лет его не беспокоили, и тут, как хищник на голову, послание. Позавчера, когда он возвращался домой со свалки, подбежал какой-то подъездный беспризорник, сунул в руку крохотную шпионскую флешку и исчез. Йорген и слова не успел промолвить. Дома просмотрел послание на наладоннике. Оказалось, это приказ нью-йоркского начальника Божана Депрерадовича. В три часа ночи шестого мая он должен появиться на ярмарке для получения задания. Флешку он уничтожил, но это происшествие выбило из колеи. Что теперь делать? Может, сделать вид, будто никакого приказа не получал?

Он бы непременно так и поступил, если бы не Ева и дочки. Йорген представил, как девочки спят на одинаковых пластиковых кроватях. Чтобы купить их, они копили еду почти год.

Когда погибла Лиза, его младшенькая только родилась. Но уже тогда он решил сделать все, что в его силах, чтобы беда не коснулась его семьи. Сейчас стало особенно страшно за них. Трехлетнего Сашку, сына Марка, пристрелили, а что сделают с его девочками, он даже представлять не хотел. Следовательно, завтра ночью он проникнет в помещение ярмарки в комендантский час. Придется сделать всё, что нужно Божану. И даже больше чем нужно.

Понедельник. Приют

– Хищники! — вопль в наушнике защитного шлема Марка больно ударил по перепонкам. Он сморщился. Краем глаза заметил, что точно так же скривился Йорген.

Капитан Оверсон не ограничился молчаливым недовольством.

– Гришка, твою мать! — отчитал он тихо, но яростно новенького. — Ты прекратишь орать или нет?

– Прошу прощения, господин капитан, — послышался в ухе виноватый голос Клюева.

– Оружие к бою, — скомандовал Оверсон. — Прикрываем пятерки. Отступаем по плану, — он сделал знак мусорщикам, чтобы они уходили в укрытие, – в их снаряжение рация не входила.

Клюев предупредил об опасности, когда в мутно-желтом небе показались лишь едва заметные точки. У них есть еще минуты две.

Марк, осторожно перепрыгивая через мусор на свалке, — того и гляди вывихнешь ногу — встал перед пятеркой мусорщиков, за которых отвечал. Они, заметив охотника, прекратили набивать мешки и побежали в город. От того, сколько они принесут ценных материалов в город, зависела их зарплата: чем больше принесут, тем больше банок воды и еды получат. Но жизнь в любом случае важнее. Марк замахал рукой, подгоняя их, — из-за защитного шлема, мусорщики не слышали ни его, ни друг друга. Направил УКС, который они ласково называли Укус, в небо — хищники уже приблизились. Они напоминали огромную шариковую ручку: круглые и длинные, около десяти метров, с концов плавно заостряющиеся. На матовом темно-сером теле не различишь ни глаз, ни рта, лишь по направлению полета можно догадаться о том, где у них голова. Подлетая к жертве, они выпускают из живота длинные острые когти. Сегодня хищников оказалось больше, чем обычно. Даже не считая, Марк понял, что охотников не хватит на каждого.

Марк уходил медленно. Нельзя сильно отставать от пятерки, но и нельзя оставлять без прикрытия товарищей, которые ушли от города дальше. Темно-серые тела замерли метрах в пятидесяти над ним, выбирая цель, а затем сразу два хищника, наклонив морду, почти вертикально устремились к Марку. Один из мусорщиков, споткнувшись, упал. Левицкий остановился, чтобы дать ему возможность подняться. В таких ситуациях важно сохранять хладнокровие. С двумя тварями он не справится, но Йорген, скорее всего, уже завел пятерку, а значит, придет на помощь. Марк нажал спусковой крючок, когда упругое тело находилось в пяти метрах над ним. Увидел, как голова чудовища, задрожала и потекла. Тварь, резко взмыла в небо. Левицкий не следил за ней — бросился в мусор, уходя от острых когтей второго хищника. Упал неудачно: что-то острое воткнулось под ребра, порвав экипировку. Он еще раз перекувыркнулся и выстрелил вверх наугад. Не попал. Выпустив когти, тварь хотела схватить его за скафандр, но тут блеснула вспышка справа, лапы скрючились, будто смялись. Раненые хищники взмыли вверх и исчезли в небе. Они называли оружие Укус не только по созвучию. Как ни старались ученые пяти городов изобрести что-то более смертоносное, создать оружие, способное убивать хищников, они так и не смогли. Охотники кусают, ранят, но не убивают чудовищ.

Над Марком склонился Йорген:

– Как ты? — услышал он в наушнике. Напарник упал на колено, выстрелил в воздух. Красная линия вспыхнула на фоне желтого неба, ранив еще одного хищника.

– Нормально, – Марк сел, стиснув зубы от боли — все-таки тварь порвала его. Вскинул Укус, целясь в следующего монстра.

Правее хищник взмыл в небо, неся в лапах мусорщика. Человек бился, размахивал руками, а потом затих. На когтях тварей какой-то усыпляющий состав. Они узнали об этом, когда успевали спасти тех, кого хищники сильно цепляли когтями. Жертвы впадали в беспамятство, так что операцию им делали без анестезии. Марка они зацепили недостаточно сильно, бок буквально взрывался от боли.