Пересечение. Вопреки

Буря импульсов вновь горячим ветром пронеслась насквозь, раскачивая основательную генеральскую суть. Воспринять дружеское приветствие такого уровня (даже для него) было не то чтобы несказанно почетно. Головокружительно. Щедрый королевский жест, доказывающий высшую степень благосклонности. Осталось, уже внутренне не противясь, послушно и деликатно принять маленькую теплую руку, озаренную светом мерцавших на тонких пальцах колец.

***

Вероятно, он упал. По крайней мере, так показалось. Словно он лежит на мраморном полу в бесконечно пространном зале с потерявшимися в выси зыбкими стенами, побежденный вторично, опрокинутый без боя неизвестной, но очень благосклонной к нему силой.

Неведомая мощь текла к нему, словно спускалась неоновыми ручейками со стен, ставших вдруг неясно полупрозрачными, просачивалась сквозь податливый мрамор, заполняла все пространство под ним.

Внезапно закружило, прохладный камень под ним дрогнул, почти неразличимые стены заколебались, и его неудержимо повлекло вверх. Словно невидимая праща, мягко изогнувшись, направила любителя движения в вечно манившие небеса. Полет, без крыльев и сопроводительной техники, как он и заказывал… Осторожнее, стало быть, нужно с желаниями, особенно в непредсказуемых монарших чертогах…

Странно, но знакомого чувства движения, как на пегасе, не отмечалось. Может, он так и продолжал простертое состояние, а замок начал стремительно опускаться… Мутные стены давно растворились внизу, интересующий его потолок так и не изволил появиться. Его по-прежнему мягко, но неотвратимо увлекала сила, природу которой он не имел чести знать, но интуитивно ощущал присутствие королевы, чувствовал нежные пальцы в своей ладони. Понимая остатками прилично потревоженного сознания, что ему ничего не угрожает, Эллей отдался долгожданному течению, как в грезах, и видениям, щедро возникавшим вокруг.

Все менялось в колеблемом пространстве, как бы одна картина находила на другую. Мимо, колыхаясь как на ветру или проглядывая через подобие эфемерно дрожавшей плазмы, проносились неизвестные сверхскопления светил и темных сгустков, хвосты гигантских сверкающих хороводов, панорамы космических монстров… На такой экспозиции бывать не приходилось, и только за сие удовольствие, преподнесенное в космическом масштабе, следовало бы глубоко и искренно благодарить Ее юное и очень проницательное Величество. Эллей обожал небо и все, что с ним связано, и об этом знали, в том числе курсанты, коллеги и прочие соратники, включая искренних недоброжелателей. Королева к их многочисленному числу не принадлежала…

Галактические карты не представляли для него загадок, он всю жизнь был влюблен в них, без оглядки и взаимно. Но сейчас не находил ничего похожего на то, что знал так же четко и невыбиваемо, как таблицы логарифмов во всех системах исчисления.

Внезапно до него дошло, что он, скорее всего, наблюдает за совсем юными (судя по убедительному голубому цвету) звездами или даже светлой колыбелью галактик. Неужели перед ними – начало времени и пространства? Большой взрыв?

Все, что можно видеть сейчас или просто чувствовать – эпохи и поколения, подчинявшиеся некогда гармонии Создательницы, именуемой Теей Всемогущей, о которой даже здесь, в Королевствах, сами Высшие Разумные начали потихоньку забывать в окаянной суете сует. А он сейчас продолжает полет, неосуществимый с рациональной точки зрения, и наблюдает чудеса творения, созданные именно с этой целью: жить «полной грудью» и ощущать Ее присутствие всю благосклонно отмеренную вечность.

До него смутно донеслось, что сила, когда-то сотворившая все это, не ослабевая, продолжает сохранять баланс, который неведомо кто пытается разрушить. Мало того, сейчас она благосклонно сопровождает лично его, королевского генерала. От такого вселенского переживания (или все же от непомерной высоты?) у него закружилась голова, и на малую секунду он закрыл глаза, пытаясь совладать с равновесием. Очнувшись, обнаружил себя в коленопреклоненной позе перед королевой: полет закончен, и он держится за ее маленькую руку в уютном, облитом золотом тронном зале…

***

Ласковым жестом ему дали понять, что теперь можно встать. Эллей поднялся, не сводя с нее взгляда, пытаясь осмыслить то, что произошло, и что он увидел. Все что он смог узреть и уразуметь за пронесшиеся… (часы или минуты, и не определишь), ясно отразилось в серебряных глазах, и еще… снова много, неожиданно много мыслей в его голове…

– Тея Милосердная! – только это он и смог выговорить со смесью благоговения и восторга.

По ее глазам понял, что больше ничего говорить не нужно, и повиновался. Она признательно улыбнулась и, склонив голову, произнесла нежно и мелодично:

– Сир Эллей, я рада, что Вы полностью здоровы. Полученные раны больше Вас не потревожат. Вы дорого заплатили за безопасность королевства, и я очень благодарна Вам.

В руках ее появились багряные цветы, множество тягостно ароматных темно-пурпурных неувядающих (по ощущениям) бутонов. Непонятно, для чего они взялись и откуда, но это было уже привычной формулой для него, в данном месте. Королева улыбнулась:

– Благородные лорды редко обращают внимание на «всего-навсего растения», верно? И еще, мой друг, Вас извиняет ранение. Эти цветы – из замка Вашего патрона, магистра Алерта. Они появились там, когда Вы с открытыми ранами прибыли в его цитадель…

Благородный лорд добросовестно щурился, силясь вспомнить то, чего определенно не заметил, следовательно, не отследил.

– Каждая капля Вашей жертвенности сохранена в них. Позвольте уверить Вас, что преданность и верность – самые дорогие качества, которые я ценю в моих подданных.

– Благодарю Вас, Ваше Величество, – ответил с поклоном Эллей, в самом деле, переживая роскошную свободу от физической боли. В сознании также царили покой и безмятежность. По правде говоря, спустившись с небес, показанных ею, он и не думал о такой, ставшей мелкой и неважной, обывательской проблемы как боль от раны.

Внимательно взглянув на него, королева произнесла:

– Не все творения Теи выбирают и ценят духовные вещи. Каждый волен самостоятельно распоряжаться, к чему больше приложить сердце. У Вас большое сердце, друг мой, и это исключительно Ваша заслуга. Поэтому, если когда-нибудь боль вернется, вспомните о том, что произошло здесь с Вами, – она притронулась к его некогда раненому плечу, тон голоса стал нежно-непринужденным:

– А теперь позвольте мне перейти к обязанностям хозяйки, мой генерал. Прошу Вас!

***

Они сидели близ распахнутой оконной арки, дышавшей благотворным туманом водопада Лиимвела, продолжавшим неустанным, настойчивым и бодрым рокотом напоминать, кто в этой жизни главный.

Перед Эллеем, трогательно изогнув изящные, тонко вырезанные ножки, упираясь ими в лоснившийся мрамор, млеющий под ласковым маревом свечей, располагался маленький золотой столик искусной работы. Его украшали затейливые узоры с тончайшими завитками (насколько Эллей мог понять и восхититься, художественно воспроизводившими историю Светлых Королевств). Вздумалось пофантазировать, что до восторга особый предмет изготовлен уж точно в единственном экземпляре, золотыми руками вселенских мастеров, по праву и вне всякой конкуренции вознесенных на пьедестал виртуозов. Голову сразу посетила несносно сказочная мысль о гномах. Сказок он не вспоминал лет сто, но теперь – благодатные времена и нравы, почти так выразился бы Алерт…

Генерала усадили в удобное кресло с высокой наимягчайшей спинкой, до странности соответствовавшей его выдающейся фигуре и комплекции, и в нем было бы вызывающе комфортно и почти по-домашнему, если бы не вдруг приключившаяся очаровательная спутница, внезапно снявшая с себя весь размах императрицы и принявшая роль восхитительной хозяйки, не имевшей обыкновения разгуливать по небесам.

Никаких слуг не наблюдалось в королевском покое, на галантном столике, хранившем отпечатки маленьких бородатых искусников, сами собой возникали изысканные напитки, невероятного вида и вкуса фрукты, сменявшие друг друга лакомства. Эллей не мог справиться со стойким мифическим ощущением зашедшего в гости и задремавшего где-то рядом чуда, а если прибавить столь прелестное, вымышленно-нерукотворное, соседство…

Королева угощала рыцаря, весело и непринужденно говоря о самых разных вещах. С милой девичьей улыбкой, в само собой сменившемся платье, прозрачно-розовом, как закат за витражами, она походила скорее на юную принцессу, ведущую беседу с вельможей, который явно ей интересен.

Для рыцаря, особым образом отличившегося в деле безопасности королевств, удалось создать атмосферу самую расслабляющую и непринужденную.

Рядом искрился небольшой чистейший фонтан, над которым вилась стайка непрестанно прибывавших сквозь сводчатое кружево крошечных, забавно щебетавших пташек. Еще до начала угощения, наполнив водой небольшой хрустальный сосуд, королева преподнесла его гостю. После головокружительных переживаний с перелетами такой знак внимания из королевских рук пришелся как нельзя кстати. Вкус у воды оказался неуловимо знакомым, но он так и не определил, что она напоминала. Только краски и фоны вокруг стали ярче, экспрессивнее; зрение непривычно обострилось вместе со способностью различать то, что скрывается за поверхностью привычного. Вот, наверное, откуда берется повышенное мифологическое мироощущение…

Эллей принимал угощение из рук юной Королевы без былой озабоченности, сдержанно, как и подобает, но с открытой благодарностью и допустимым восторгом, чем чрезвычайно радовал хозяйку. Ее великолепное вино нисколько не опьяняло, напротив, просветляло генеральские чувства и голову, как приятный сон. Казалось, что вместе с причудливыми яствами он впитывает невесомые, тонкие, но осязаемые вибрации самого королевского замка, наполненного тайной мощью и материализующимися мистериями.

Сама тональность их общения, весьма дружественная, хотя предельно вежливая и полностью выдержанная в светских нормах, несколько противоречила его пониманию чопорного, скованного временем и этикетом монаршего приема. Несмотря на уже состоявшуюся известность, генерал никогда не стремился в настолько высокое общество, а это была своего рода звездная премьера, удивительно удачная, и довольно быстрая адаптация их обоих к диалогу восхищала его.

По ходу беседы он отметил трезво, задним порядком, что общается с ней совершенно свободно (как и она с ним), без преград или недопонимания, связанного с интеллектом или наращенного служебным положением…, так, словно хорошо знал впервые открывшуюся ему собеседницу. И опустил на полки своего сознания – теперь предельно ясного – увесистую, заслуживающую дальнейшей аналитики мысль о том, что так и подобает королевским особам завоевывать расположение (и в определенной мере – более нежное отношение) со стороны подданных. Ее Светлое Величество даже знала доподлинно, в которое плечо его ранили. Выбор, правда, невелик, как говорится, в одно из двух…, но, тем не менее, догадалась весьма проницательно…

Во время непринужденно текущего разговора Эллей обратил внимание на вдруг неслышно выступившие, будто из полупрозрачных стен, огромные темно-лиловые часы. У него сразу возникло смутное понимание, что они живые. Неизвестно, каким образом функционировал этот исключительный механизм со спешно отсчитываемыми секундами, неторопливо дышавшими светящимися цифрами и лениво изгибавшимися, словно пробужденными не вовремя стрелками. Неожиданностью для него стало то, что они готовы были показывать не только местное и галактическое, но и универсальное космическое время. Более того, появилось стойкое, пусть и бездоказательное ощущение, что часы могут не только определять время, но и много чего рассказать, причем именно ему, если их внимательно выслушать. Своими ощущениями он тут же поделился с королевой, которая оглянулась на гигантский механизм и очаровательно улыбнулась:

– Мой друг, Вы быстро учитесь, и это, право, впечатляет… Это существо – древнее, как само Время. Оно действительно, если вызвать достаточное расположение, может много поведать, скажем, о настоящем. И о прошлом, – ее взгляд вдруг потерял мягкость, как и голос, а одеяние внезапно сделалось державно-величественным, темно-синим, с бледно мерцавшими, скрываемыми пеленой полупрозрачной мантильи, крошечными пульсарами. – И о будущем, которое находится сейчас в наших руках.

Эллей поклясться мог, что вновь почувствовал прикосновение ее руки, если бы не расстояние в форме реального столика, отделявшее их друг от друга. И все же, это было уже испытанное и весьма настоящее, волнующее слегка тепло и испробованное ощущение силы. Плюс – ярчайшее, взвивавшееся предчувствие опасности, которое он, будучи военным, интуитивно умел переживать без слов, предупреждений и ультиматумов.

Разумеется, опасность исходила не от королевы, а предательски просачивалась в безмятежную мифологическую дворцовую тишь откуда-то извне, на правах вездесущего духа спорного происхождения. И юная владычица была этим не просто слегка обеспокоена, и он констатировал это как факт.

Внезапно до него дошло, что стоит за привкусом угрозы, притаившейся словно бы за неизбежным грозовым поворотом. И что почувствовал он это далеко не теперь, а часом раньше, обозревая Версу вместе с трогательно прелестной проводницей. Черную уродливую, оскалившуюся смертной маской угрозу, персонально для него воплотившуюся в виде молний.

– Я рада, что Вы учитесь чувствовать, – тихо произнесла маленькая королева, будто могла следовать за его внутренними восприятиями. – Вам это очень понадобится. Что бы ни происходило, я всегда смогу поддержать и наставить Вас, а Вы сможете пользоваться моими советами и ресурсами.

– Ваше Величество, – наконец решился высказать Эллей, – позвольте выразить глубокую благодарность и самую искреннюю преданность, в ответ на Ваше расположение, доверие… и особенно – за теплый прием. Вы так же можете без стеснения рассчитывать на мою помощь. Я всецело к Вашим услугам.

Она, как прежде, лучисто и признательно улыбнулась, говорящим взглядом как бы покрывая возникшую в нем тревогу. Эллей заметил, что он далеко не единственный, на кого до мурашек воздействует королевская улыбка. Серебряный фонтанчик, к примеру, издает восторженный фейерверк брызг, к райскому удовольствию вспархивающих, гомонящих колибри, а музыкальные инструменты на стенах последовательно, легко и гармонично подают бесплотный глас, складывая причудливые сексты и терции, играя полутонами за гранью восхищения.

– Чем Вы позволите служить Вам, Ваше Величество?

Словно отвечая на его предложение, лиловые часы заколебались, сверкая аметистовыми цифрами, многовековой гигантский механизм стал неторопливо, с достоинством приближаться, преодолевая нисшедшую звуковую завесу, подрагивая и шевелясь, неуклонно продолжая увеличиваться в размерах. Поле его потускнело, изображение цифр смазалось, и на взволнованной поверхности, как в огромнейшем иллюминаторе, показались реальные, «живые» просторы Версы.

– Время – это пространство. Пространство – это время, – в ответ на его удивление негромко сказала королева.

Карта двигалась. Перемещались, закручиваясь, галактики, мелькали гало, звездные и планетарные контуры. Наконец все замедлилось, появились знакомые скопления, среди которых зияло, шевелилось и будто бы росло, неприятно разваливаясь, как опухоль, странное туманно-размытое, грязновато-серое пятно.

Эллей быстро сориентировался по окрестностям:

– Галактика Змея. Созвездие Рыб?

Королева кивнула и медленно добавила:

– Вот это можно увидеть сейчас на всех картах королевства, включая древнейшие рукописные фолианты. Понимаете, на всех… Созвездие Рыб живо, и все в нем продолжает функционировать. Исчезнувшие люди есть, к сожалению. А карты – повреждены… Я изучила Ваш рапорт о последнем походе…

Она пристально посмотрела на него, с явственно обозначенным сожалением:

– Что Вы скажете о молниях лично мне, сир Эллей?

После пережитого ранения испытывать болевую атаку при любом упоминании о молниях было не особенно приятно. Сейчас этого не произошло. Он благодарно склонил голову:

– Госпожа, могу сказать, что их было несколько. Целый пучок черных спрайтов. И еще: очевидно, некоторое время назад в этом регионе уже случалось нападение молний.

– Простите великодушно, друг мой, что напоминаю Вам о весьма неприятных вещах. Последняя атака, Вы могли бы ее описать?

…Когда молнии слетели, словно прошили пространство черными, угольно-бездонного свойства стрелами, утлый межгалактический кораблик обиженно растаял, сразу и без следа, как потерянная в море игрушка. Его самого прилично задело, и теперь он был абсолютно уверен, что представлял такую же мишень, как и корабль. К счастью, его крылатый друг не пострадал. Ацеросс – очень опытный, вернейший боевой конь, потерять которого было бы слишком трагично. А вот мальчик-астронавт просто чудом остался жив, оказавшись без корабля в вакууме. В довершении неумолимого процесса энтропии, скафандр его тоже начал испаряться, и вот тут, как никто, отличился Харра, внезапно появившись в Астриосе (как любит именовать открытый космос Алерт) с подходящим костюмом…

– Вот только кому и как удалось успешно переместить мальчика в Глубокие воды Галактики Девы – для меня пока загадка. По-видимому, так сработал поврежденный варп, успевший передать сигнал, или…

Рассказывая и одновременно размышляя, он внезапно почувствовал разбушевавшийся ураган. Королева сидела неподвижно, но от нее, подобно рефлекторным волнам от низринутой в океан скалы, разносилась буря, от которой затрепетали стены, певуче и трепетно отозвались гибкие струнные волшебники, сквозя на этот раз настойчиво-грозовыми секундами и септимами. Это не было похоже на бурю разрушения. Скорее, гроза несла защиту, настолько мощную, что пространство вокруг как бы расширилось, поддавшись упругому властному натиску, сияние качнувшихся ламп усилилось, закат за окном мгновенно сменился ослепительным блеском. И тогда Эллей понял:

– Госпожа? Вы??

Впрочем, он уже знал ответ. Она кивнула, спросила:

– Сир Эллей, что Вам известно о Хранителе?

Глава 5. Важные решения, или Вовлечение

«…Вэйлорном избран вдохновенным:

Призванье стража – неизменно…»

Летописи Ира, раннее Версийское время

– Так вот, этот Ваш предмет, … Хранитель, – осторожно сказал Рони, пока остальные, хмуря лбы, гадали, как парень умудрился попасть в скафандр без защитной одежды. – Простите меня, если вторгаюсь в недозволенное. Но все произошедшее некоторым (даже прямым!) образом касается и нас с мастером Йоном. Вы не находите?

Иннир, судя по выражению лица, с головой и беспросветно погружен был в невеселые и слишком уж логические умозаключения. Он переваривал и потерю своего корабля (который технически не гарантировал возвращение, но хотя бы допускал приятные теоретические иллюзии), и собственное незавидное

положение, в котором предательство со стороны одежды было пока что самым незначительным несчастьем.

– Ну же, молодой человек, – мягко поддержал его Рони. – Мы уже уверили Вас в безопасности, пока Вы здесь, и в посильной помощи. Позвольте дать Вам, если необходимо, документальные гарантии арганта как существа, всецело отвечающего за свои слова. Могу даже поставить подпись…

Здесь Рони, безусловно, намекнул и на свое древне-благородное происхождение, ну и вообще на то, что в охваченной унынием Версе еще остались некоторые, верные своему предназначению. По счастью.

Юноша улыбнулся и ответил в весьма впечатляющем, благородном ключе, словно за спиной его, на фоне приличного фамильного замка, толпился сонм слуг, готовых повиноваться любой фантазии:

– Очень Вам признателен, непременно при случае отблагодарю Вас и Вашего капитана. Что вы хотите знать?

Вот оно! Дождавшись нужной реакции, Йон не выдержал:

– Для начала, расскажи-ка, парень, откуда у тебя это сокровище.

Безземельный ответчик усмехнулся:

– Надеюсь, капитан Йон, Вы не думаете, что я добыл это неким непотребным способом или…

– Или попросту скрал на базаре в Созвездии Рыб, – звучно брякнул Йон. – Парень, эта дражайшая штука всего-навсего спасла нам жизни. Тебе, кстати, тоже, не забудь. Глупо думать, что она попала к тебе против ее собственного хотения…

Он осекся, осознав, что зачем-то, будто подражая перегибам антропоморфизма, приписал свойства могущественного и мыслящего существа камню, пусть даже такому дражайшему, пусть даже в таком великолепном серебре. Какое-то время они как зачарованные щурились на медальон. Аргант задумчиво произнес:

– Или против воли кого-то другого, гораздо более могущественного…

– Ты имеешь в виду, – Йон со значением поднял глаза к небесам. То есть, воздел бы непременно, если бы небеса не заслоняла жесткая обшивка корабля. Правда, подходящего возвышенно-голубого свойства.

Иннир, анализируя одновременно и слова Йона и слишком точные реакции Рони, произнес:

– Нет, никогда не допущу, чтобы кто-то влез в мои мысли! – он даже предусмотрительно встряхнул отполированными волосами, и никак не в низкосословной манере.

– Любезный мальчик мой, – ласково ответил аргант, – «влазят» белки в дупло, а я синхронизирую сознания. И потом, неужели Вы наивно полагаете, что мне позволительно проникать во все мысли моего благодетеля? К Вашему сведению, есть среди них и такие, которые он искусно прячет от меня! Есть способы, знаете ли…

– Правда? – недоверчиво спросил Иннир, распахнув глаза и невольно улыбаясь, потому что заставил арганта, образец добронравия, разговаривать, позабыв приличия.

Йон, на правах обозначенного благодетеля, не выдержав, от души расхохотался.

– Друг мой юный, советую запомнить, – невозмутимо продолжил Рони после весьма полезной паузы, – следовать предназначению, определенному великой Теей, есть не изъян, а преимущество.

И совершенно серьезно добавил:

– Мы, аргантумы, именно так и созданы. Благодаря этому мы оба до сих пор выживали в разных весьма неблагоприятных обстоятельствах.

Иннир попытался исправить неловкость и даже погладил столешницу, словно тактильно выразил свое истинное отношению к Рони, от чего тот тонко и одобрительно хмыкнул. Йон, сурово пряча улыбку, смотрел на Иннира светлыми глазами из-под закрученных вихров, стремившихся вон из-под шапки. Парень все больше нравился ему, но расслабляться с опережением графика не входило в его привычки. Посему он высказался по старшинству:

– Ближе к теме, ребятушки! До Первого Причала еще пилить и пилить. Потрещать о белках и посинхронизировать время найдете. Давайте о насущном!

Юноша, потеплевший от разговоров и явно неплохого к нему отношения, вздохнул и задумчиво поведал:

– Этот медальон со мной, сколько себя помню. Откуда он, сами понимаете, сказать не могу. По словам дяди, оставлен мне матерью. Собственно, я тоже оставлен ею, – невесело усмехнулся он. – Я никогда не пытался его снять, как-то свыкся, что это мой оберег, что ли… Не понимаю, зачем вам это понадобилось, – это был, конечно, выпад в сторону Йона и Рони. Хотя и весьма миролюбивый.

– А Вам случалось наблюдать, как этот странный предмет «квантит»? – задал встречный, по существу оправдательный вопрос Рони.

– Вы имеете в виду свечение?

– Берите выше, юноша! Иллюминацию! Причем в разных цветах спектра! И с неизвестной природой кванта, на всякий случай…

Юноша выглядел озадаченным:

– Никогда не видел… Правда, как-то в детстве, когда я заблудился, мне показалось, что он подсвечивает.

– Вроде как дорогу указывает? – в тон ему продолжил Йон.

Иннир кивнул. На экране Рони уже прогонял ленту изображений: вот сочные лучи пронзают скафандр, взмывают в пространство в виде неистолкованных оранжевых посланий. Владелец медальона внимательно просмотрел все кадры, как и последнюю запись, где камень буквально разразился снопами искр. Взглянул на Йона, честно выдохнул:

– Понимаю ваши опасения. Но я не знаю, что это. Бывало, у меня хотели его отнять, но камень никак не реагировал, а мои обидчики почему-то отменяли решение и просто убегали. Я к этому привык. Теперь по поводу света. Судя по записям, первые кванты, как вы их назвали, появились, чтобы меня не оставили гибнуть в космосе. Как знаки, привлекшие внимание.

– А в последнем случае как, от радости? Что спасли? – спросил Йон с иронией, но с улыбкой в бороде.

Вопросы неожиданно развеселили юношу. Он развел руками в знак полного неведения.

– От радости или нет, – услышали они голос Рони, – но я склонен думать, что факт привлечения внимания действительно имеет место.

– Я тут поискал кое-где, – добавил он многозначительно, словно признаваясь в ловко обделанном преступлении. – Если не брать во внимание беспочвенные загородные побасенки про некое супероружие, влиятельный шаманизм и другие полтергейсты… Хранители, или балансиры – прошу запомнить термин – считаются наидревнейшими предметами (или артефактами, если больше нравится), сохраняющими оберегающую силу, а в некоторых случаях, и присутствие Той, которая создала все видимое и невидимое.