Пересечение. Вопреки

Но в таких плаваниях приветствовались не щенячьи восторги с одами в честь окружающей среды, а, как минимум, осторожность и даже подозрительность, с задействованием как привычных приборов, так и тонкой организации Рони. Ведь Глубины были непредсказуемы как стандартное женское поведение (очевидно, капитан имел право проводить такие дерзкие аналогии), и могли, оплошай ты или корабль, вынести на такую отмель, с которой не сдвинешься никаким варпом. Тут и там зияли провокации в виде провалов в пространстве-времени, и даже если повезет не попасть в них, гадость оттуда может вынырнуть порядочная. Случаи, между прочим, были.

Однажды из червоточины блаженно выплыл левиафан, явно из предвечных, но уже испорченных. Страшно вспомнить, сколько кораблей эта «тварь» (не в обиду Тее будь сказано!) затянула в свою воронку. И ладно бы только кораблей… Целые экзосистемы были потрясены, как яблони во дворе у соседа. Само собой, наводить порядок за собой резвившийся хвостатый агрессор не собирался… Как только не величали его потерпевшие, коим повезло потерять всего лишь свои планеты с сопутствующими пожитками и положением в обществе: и «чешуйчатой скотиной», и «нечаянным червяком эволюции» … – ничего не помогало. Скотина не останавливалась на достигнутом, даже не закрепляла позиции, просто прогрызалась дальше, используя хвост как убедительное помело. Трудно сказать, каким бы дружным катаклизмом накрылось это мероприятие, если бы не чудом возникшая блуждающая и, по счастью, очень прожорливая черная дыра… Сингулярностям ведь клянчить пропитание не требуется, вот она шкодника и реквизировала, с невозможной избирательной активностью… Позже по галактике стала просачиваться весть, передаваемая, как положено, из уст в уста, что Сама Тея отправила сингулярность высосать надменного выскочку. Но проверить эту информацию на достоверность не удалось, поскольку самые первые уста так и не объявились (правда, с собаками их тоже не искали).

Понятно, ни сам Йон, ни даже Рони этих подробностей не наблюдали, и руку Проведения в данном случае комментировать не могли, слишком давно это произошло. Но ведь воронка, прозванная Черным Ходом, еще функционировала, слабая, менявшая координаты в пространстве как непредсказуемый, неверный торнадо…

– Рони, – Йон очнулся от запутанных в дремоту мыслей, преодолевая сладкое желание закрыть глаза и пофилософствовать на чисто техническую тему, в духе самого вульгарного материализма. Например, где бы безнаказанно выловить какие-нибудь ненужные отходы мироздания, дабы на экзистенциальной основе обеспечить себе и коллеге ближайшее будущее. Хотя бы на пару месяцев, Вселенная не обеднеет, в принципе. Не должна.

– Да, мастер Йон! – отозвался корабль сразу, но неторопливо, с медитативным читательским акцентом, очевидно, полноценно смакуя очередной текст в поисках глобального подтекста. А то и двух.

– Читаешь? Опять про каких-нибудь обалдевших от скуки дев, участливой дланью Провидения угодивших к людоеду? А он и не людоед вовсе, а, чтоб его, наследный кронпринц на испытательном сроке?

– Отнюдь, хотя идея Ваша… «Шлифую» летописи от Ира, отснятые древнейшие манускрипты. Припоминаете? Те, что захоронены Неведомой Рукою у Предвечных Столпов, мастер Йон, – ответил Рони охотно. – Цитирую: «Когда свет Державной Теи потух, все кануло во мраке». Писано вроде как для зрячих, хотя галактическим критиканам приспичило противоречить. Хоть и ряжены они в телескопические монокли. Капитан, полюбуйтесь Вы взглядом неподкупного навигатора: море в огнях, но освещение притушено. Декорация такая, словно в огромном ангаре где-то у рубильника задремал сторож. Свет – всё, как говорится…, чтобы неповадно было куролеситься в темноте, сами знаете, кого имею в виду…

Йон хотел согласиться, но было лень, как и сторожу.

– Парадокс в том, что звезды ближе, чем кажется на первый взгляд, не дополненный техническими средствами. Световые кванты сокрыты, словами физика. Спрятаны в кармане дремучего звездочета-коллекционера. Скорость и интенсивность света предельно ограничена, по моим расчетам. Драконов бы в эти Глубины, великих ремов… Всех обращенных Теей в квазары… – голос взлетел мечтательно. – О, они отдали бы ярость звезд и возродили нашу Версу, при очень благоприятных космологических условиях…

– Из сингулярности – в дракона? Отличный рецепт от дремучего звездочета! Вещаешь, как твои подслеповатые манускрипты, – со смехом добряка лениво хохотнул Йон. – Имей в виду, дружище, это лишь отсталые, дряхлые как мох сказания, и есть ли в них хоть ноготь научного смысла…

Он осекся: внезапно взвыл рожок, в последующих описаниях Рони – неистовая Сирена, самозабвенно и с полным знанием дела замутившая некий долгожданный сюрприз и причитавшиеся осложнения, в отместку за все ее долгое безделье. Рони, готовый уже предоставить хозяину полный и разгромный научный расклад, вместо этого оперативно сканировал световые лиги вокруг. Это был трезвый, хоть и романтичный, механизм, и вывести его из рабочего равновесия было невозможно. Ну, если только слегка, задев тончайшие сверхэлектронные струны, к примеру, особенностями современного искусства стихосложения…

– Ошибка, капитан, и выговор мне в личное дело, – голос звучал удивленно, недоверчиво. – Я обнаружил ошибку.

– Откуда? Где? – Йон перепроверял систему данных, а она сейчас невинно выдавала четкие алгоритмы и убедительное соответствие норме, умница такая.

– В интерпретации данных. Где-то рядом со мной – непознанный объект. Системы корабля его упорно не различают. Идентификации не найдены.

– Ошибка «кривого» континуума?

– Ну разве что кривого… Не исключена, – усмехнулся Рони. – Но полагаю, причина не в кривизне.

Не стоило отвергать древнюю интуицию, ой, не стоило… Йон этому уже научился за сорок лет, мучительно-эмпирическим путем…

– Снаружи что-то происходит. Это мое сугубо субъективное ощущение может не справиться с искушением превратиться в неприятный факт. Может, варпануть, не тревожа Провидение? – Рони рассуждал сам с собой. – Или…

Йон переживал то же нарастающее мурашками беспокойство и кубарем несущееся симптомы. Сплошь неприятные. Сердце жизнелюбиво заработало неутомимой помпой, сон как бабушка отшептала, руки магнитом потянулись к последнему верному средству – бортовому компьютеру.

– Мастер Йон, в варп уйти не успеем, – с сожалением заметил борт. – Тридцать, тридцать пять…

– Тридцать пять чего? – на редкость эмоционально для своей репутации отреагировал Йон, взвинчивая густой от пеленок голос, словно пытаясь от души переплюнуть интонации Сирены, которую не так-то просто заткнуть, коли завелась. Орет, надрывается над ухом, как благопристойная мегера, которую больше ничему не научили…

– Процентов, мой капитан, процентов… До появления, проявления, возникновения, рождения, выхода, антианнигиляции, как угодно! – Рони выложил ассоциативный ряд синонимов, спровоцированных интеллектом и махровой неизвестностью. – Пятьдесят процентов… Мастер Йон, максимальная защита включена, и да хранит нас Тея Всемогущая, насколько выдержим! Ждем, благословясь: шестьдесят процентов, шестьдесят пять…

– Подождем в другом месте! – капитан сопротивлялся, пытаясь спасти общее положение, корабль, нестандартный его интеллект, приборы на борту и в последнюю очередь – линялую тунику под шапкой, которая может потерпеть еще лет двести до цикла полного уничтожения… Все-таки, ассоциации – заразная вещь, даже в критической кондиции…

– Хорошо бы, но нереализуемо. Маршрут сбит, помехи в акустике… Что-то явно материализуется где-то неподалеку, в шаговой доступности. Восемьдесят! Прошу прощения, девяносто! …

Йон все-таки оглох и бессовестно игнорировал отсчет, звучавший больше как самый неразборчивый в его жизни приговор, слишком щедрые оплеухи раздавала кровь, из-за шаговой доступности. Молниеносно вспомнил отчего-то, как они с Рони отбивались чуть не кухонными сковородками от туповатых, но реально бешеных на почве голода тварей в Глубоких водах. Сочетание малограмотности и пустого желудка не гарантирует прохожим ничего хорошего. Постромантический батальный синдром включал трехмесячную реабилитацию обоих витязей, в том числе, в легкой степени психиатрическую. Еще вспомнил, как Рони выручал его, коллапсирующего, тяжко раненого, спасал с поверхности аналогично коллапсирующего из последних сил спутника Эды… Двойной коллапс, из которого в победители вырвали за уши только одного, в серой шапке… Спутника, увы, не спасли…

Вдруг ему словно привиделась фигурка изящной как статуэтка, тоненькой дамы, ее руки сложены в умоляющем жесте. Этому жесту Йон почему-то безнадежно поверил, враз забыв о противоречиях женского поведения, которому на сем корабле и не место. Странные звуки проникли не в уши, а, скорее, в само разгромленное сознание, слагаемые выразительного напевного наречия, которым Йон, само собой, опрометчиво не владел.

А потом Рони успокоился, потому что проценты финишировали и выдохлись, и их оглушила сорвавшаяся внезапно тишина. Оба молчали еще какое-то время, в судорожной инерции проводя расчеты, сканирования и анализируя данные, что каскадами обрушились на несчастный измозоленный глазами экран. Сигнальный рожок тоже молчал, потому что Сирена сполна насладилась моментом, отголосивши всласть, и покинула это место с высоко поднятой головой, оставив их разгребать завалы.

– Ну, материализовалось уже, мать их поднебесную? – проворчал Йон, проверяя наличие шапки.

– Проверяю, капитан, – тихо отозвался Рони.

Казалось, прошло колоссальное количество времени. А потом на экране, за эшелонами убегавших сигналов они увидели человека. Неподвижное тело в скафандре на поверхности безмятежно игравшего самоцветами моря. Более банальной картины, написанной красками морских одиссей, с выдающимся знамением Колеса Истории на заднем плане – и представить нельзя…

***

Беззаботная пора орбитальных каламбуров и метафор иссякла. Первым паузу нарушил Рони.

– Секретарю – записать в бортовой журнал, том номер семь, – негромко проговорил он. – Дата и время – соответствует календарю Версы, корабль затерян в юго-западном квадрате Глубин, его местонахождение скрыто …

Увидев, как напрягся Йон, корабль добавил:

– Пока скрыто, вследствие перегрузки навигации. Будем надеяться, временной. Машина застряла в Глубоких водах, ориентировочно – где-то на подходе к Великой Мели, заход внутрь близлежащих, внешне гостеприимных кластеров не выполнялся. Дрейфуем на самой поверхности, сушим весло…

Йон слегка хрюкнул в бороду.

– … которым нас и занесло … во все тяжкие – это записывать не обязательно, анализируем появившийся плавающий объект.

Экран выдал множество часто сменяющих друг друга кадров «объекта», сделанных со всех возможных ракурсов и всеми возможными средствами анализа (здесь научным причудам Рони не нашлось предела). Обычный серебряный скафандр, какой можно купить или выменять в любой лавке. Ничего особенного, в рабоче-крестьянском ценовом сегменте. Фигура была лишена признаков активности, послушно дрейфуя рядом с Рони, захваченная его мощным приливом.

– Откуда он сюда отправлен? – медленно спросил Йон, анализируя слова товарища и свои личные ощущения. Мысли его вели себя весьма несдержанно и хаотично, пародируя любые ингредиенты, взбитые в столовом блендере на максимальной скорости.

– Капитан, слишком много вариантов. Еще один вопрос – зачем? Могу заметить, что…

Корабль осекся, потому что внезапный острый оранжевый луч пробил молчаливую скорлупу скафандра. Моргнул как дерзкий разведчик и моментально растворился в темной восходящей пене звезд. Фигура прилежно повторяла свое состояние, то есть не двигалась. Море преспокойно колебалось, в толще волн неторопливо и нарочито бесстрастно передвигались, плавно закручиваясь в бесконечные спирали и омуты, огни и подлые течения.

Все выглядело предательски безмятежным, даже звездных ветров не наблюдалось на сей астрономический момент. Идеальная погода для идеальной рыбалки … «А неизвестный в серебряном скафандре – вроде как улов, наш серебряный горбыль», – промелькнуло в голове у Йона.

– Или улов – это мы, и иже с ними… – задумчиво произнес Рони. Порой он проникал в мысли хозяина, безобидно, безошибочно, и давно уже без возражений и апелляций по поводу нарушенного личного пространства. – И как прикажете понимать сей сюрприз? Маячок-приманка, надо полагать? Рация? Радар? Телеграф? Радиационное удовольствие? Лазер, наконец?

Последующие несколько минут были посвящены налаживанию связи со стеснительной и неразговорчивой рацией. Здесь Рони превзошел самого себя и хваленую межгалактическую эрудицию, при помощи крута и пряника вынудив систему обращаться к загадочному объекту всеми средствами, включая нейтронные инфлюэнсеры и не менее загадочные диалекты, впрочем, никак не воспринятые обратной стороной. Йон остро припомнил видение девы с непонятно-певучей, печально-нежной речью. Хотя думать о потустороннем инциденте было недосуг. Корить себя за откровенное пренебрежение судьбой полиглота – тем более.

Команда все же ожидала продолжения световых фокусов, и когда, через небольшой временной промежуток, метилоранжевый сигнал-снопик изволил дерзнуть, приборы, заранее подготовленные к анализу, преподнесли вполне ожидаемый ответ.

– Природа светового кванта неизвестна. Не похоже даже, что это вообще свет, – задумчиво констатировал Рони. – Приборы его фиксируют, и только. Аналитика не выполняется, в моей базе, как ни совестно вымолвить, известных аналогов – увы…. Посему полное академичное резюме следующее: дело дрянь, налицо объект, пришедший бог знает откуда с бог знает чем.

– И бог знает зачем, – в сердцах заметил Йон. – Слушай, Рони, а если его просто оставить здесь? Прибудем в Первый Причал и отрезюмируем, куда положено. Пусть сами себе рыбачат. А у нас – дрянь, нет аналогов, и баста…

Рони вздохнул, а Йон ощутил, не без причины, внушительный укол совести, причем гигантским шприцем с тупой иглой. Те, «кому положено», наверняка так и рвутся в моря под благословением повальных сумерек и хаоса. Не оттащишь. Ты только отрезюмируй – шустрая извилина опытными ручонками сразу сварганит бурю, цунами и вдогонку – тайфун с характерным бабьим имечком покрасивше, назначит ни разу нерожденное в природе течение, и все свалят на него. И судьба этого, в скафандре (если он вообще теплится), спета, как шансонистая баллада доброго тепленького морячка, которого в шторм ласково приподняло и шмякнуло приливом…

Но ведь опасность неизвестности-то присутствует, и немалая…

– Опасность присутствует, согласен, – послушным эхом отозвался корабль. – А что дальше? Будете, я извиняюсь, элем заливать чувство вины? Как, простите, в прошлый раз? Вы обо мне подумали? Это же стрессы, никому не нужные помехи в моей работе, ошибки в навигации, которые мне лично противопоказаны …

Забавное заботливое ворчание Рони, допускавшего ошибки разве что в прошлой жизни, фоном сопровождало размышления Йона. Лет десять назад он не успел вызволить одного товарища из крупной передряги. Не успел… и долго оплакивал и его, и свою смертельную нерасторопность, и «руки-крюки»… Рони, само собой, на правах полиграфически честного создания, считал эту нерасторопность надуманной. Душераздирающие страсти, пережитые хозяином, долго будоражили его внутреннее и особенно внешнее равновесие…

– А, будь что будет! Посылай спасателя, дружище! – заговорил Йон. – Пусть доставит его в приемник. Подготовь сканеры и все остальные привески. Выловим бедолагу, было бы что…

Затикало мучительное ожидание. Рони все выполнял четко, как по инструкции, которую лучше уж вызубрить, чтобы не приставала: скорость корабля была снижена, дрон подготовлен, оснащен дополнительной защитой и отправлен, место приема изолировано как в приличный карантин. Психологическая подготовка капитана проведена. Именно так они и «рыбачили», вылавливая забытое в море, разбиваемое жестокими приливами полезное барахло…Материализовавшиеся среднестатистические скафандры в описи пойманного покамест не значились.

Впиваясь в экран, Йон смотрел, как крошечный спасатель прокладывает путь, с достоинством сопротивляясь гравитационным помехам корабля и световым ветрам. Вот он достиг фигуры, с филигранной точностью и аккуратностью (бережно, словно в шелковых перчатках, как отметил Рони) захватил ее.

– Отличная работа, дружище, – отметил Йон, имея в виду программу для дрона, которую не так давно путеводил в жизнь Рони.

Корабль скромно и ответственно промолчал. Оба внимательно следили, не моргнет ли любопытствующий рыжий лучик. Фигура молчала, безжизненно повинуясь спасателю, и, содрогнувшись, Йон представил себя на месте несчастного скафандра: вот уж не повезло кому-то, туши свет…

– «Не повезло» – не то слово, а свет, как Вы наблюдаете, уже потушили без нашего участия… Капитан, наша локация наконец обнаружена, приборы вновь интерпретируют местонахождение, – голос Рони звучал весьма удовлетворенно.

– И что это было? Я имею в виду сбой в навигации, – спросил Йон, решительно расправляясь с кудрями, выбившимися на волю из-под шапки.

– Могу объяснить это Вашими словами, именно как сбой в системе навигации, произошедший вследствие того, что мы – в глубинном космосе, где, как ни странно, мечты сбываются. А могу объяснить как целенаправленное вмешательство извне в наше мирное плавание, с целью обеспечить, возможно, самый памятный аквилон на все наши засидевшиеся поверхности… Образно говоря и литературно выражаясь, салют от Колеса Истории…

По обшивке корабля прошла вибрация: люк приемника закрылся. Груз прибыл.

Глава 2. Подробности, или Инициатива наказуема

«Кто бы мог нам руку протянуть?..

Мы скользим над пропастью, над бездной

В клетке мрачной, одинокой, тесной…

Милосердый – славен, в этом суть,-

Будет гимн ему от поднебесной»

Лиар Вей, «Отчаянные строки», ранняя Верса

Иннир открыл глаза. Процесс этот показался ему неожиданно растянутым и долгим, в несколько этапов. Сначала он увидел узкий просвет, затем дифракционная решетка из пушистых ресниц (да, он питал особое расположение к физическим терминам, так уж сложилось) … словом, ресницы его медленно распахнулись, пропуская то, что чаяло ворваться снаружи. И только тогда глаза его тронул заботливо приглушенный свет.

Это было первым, что он увидел. Следующей стала сероватая обшивка стены, вернее, корабельного борта, хорошо вычищенная, но видавшая лучшие времена. Скругленный голубой потолок (как у старинных звездолетов в учебниках) с неяркими лампами забытых причудливых форм, похожими больше на обиталища джиннов, льющими домашний желто-рассеянный свет вместо рокочущего дыма. Суровое бородатое лицо (далеко не из учебника, а из аналогично суровой действительности) с невероятно светлыми глазами, светло-русыми вихрастыми кудрями под тонким замусоленным подобием шапчонки невыразимого уже, древне-мышиного цвета. Такие убитые шапки носят механики, верные имиджу, в знак протеста и высокой квалификации, отметил Иннир машинально.

– Доброго пробуждения, можно сказать, добрый вечер, – раздался беззаботный голос, не принадлежавший бороде и шапчонке. – Вечер по местному определению, поскольку доброй ночи желают отходящим ко сну, а Вы, как бы сказать, наоборот, изволили проснуться… Мы идем себе на высоте в энное количество миль, с примерно такой же глубиной под несуществующим бушпритом, – экскурсовод совершенно безответственно хихикнул и продолжил: – За бортом океан, практически штиль. Наблюдается значительное отсутствие света, поэтому – добрый вечер Вам, юноша…

Йон пасмурно, открыто и в упор разглядывал незнакомца, пока Рони деликатно дезориентировал его светскими разговорами про вечер и все такое. Вешал, как говорят, астрономическую и прочую подходящую лапшу, чтобы тот не сразу опомнился. В очередной раз Йон отметил дипломатические таланты напарника. И уже представил новенький, очередной корабельный вымпел, которым непременно наградит его в конце года (тоже по зыбкому местному определению), с серебряной, а лучше золотой надписью: «Самому убедительному спикеру».

Голос Рони, видимо, не сразу дошел, куда его адресовали, то есть до сознания молодого человека. Он медленно повел глазами, осматриваясь вокруг, запнулся о неласковую, почему-то изначально предвзятую бороду, и его собственное лицо приняло вначале выражение недоумения, затем сменилось болезненным непониманием и парадоксальным смешением неудовольствия и облегчения, что так же отметил чувствительный Рони. Поэтому он безоблачно продолжил нести сказочную ахинею про вечер, движение навстречу космическим далям и страсть к эпическим подвигам.

– К коим, кстати, относится Ваше спасение, – закончил он, запыхавшись от вдохновения, и несколько иронично.

В каюте повисло свирепое молчание. Йон продолжал неистово буравить непрошенного и неброшенного, по их скандальной доброте, гостя. Из-за такой вот доброты и получаются инциденты, щедрые на все засидевшиеся поверхности.

Интеллект Рони считывал невербальные реакции молодого (даже очень молодого) человека. Тот, судя по всему, медленно и успешно приходил в себя. Понял, что находится в неожиданно лежачем положении, затекшими пальцами нащупал под собой мягкое свежее одеяло, пахнувшее какой-то ромашкой. Рони настоял, чтобы робот застелил бывалую кушетку со всем комфортом, по правилам гостеприимства и с учетом трудных жизненных ситуаций, которые явно имели место в данном случае (подумать только, ребенка потеряли в космосе!).

Незнакомец попробовал приподнять руку, ему это удалось так же, как если бы он тягал бревно. Рони заботливо отреагировал на это движение.

– Ваша реабилитация еще в процессе. Вы, очевидно, подверглись очень сложному переходу… – он осторожно и с очевидным намеком сделал акцент на последних словах.

Юноша приоткрыл рот, провел языком по пересохшим губам. Видимо, попробует заговорить. Но Йон и Рони не дождались очевидного «кто вы?» или «где я?». Вместо этого он слабо прохрипел, растягивая слоги:

– Живой корабль … аргант?

– К Вашим услугам, – очень удивленно, но предельно учтиво отреагировал Рони. – Приятно, что мы, арганты, как Вы изволите именовать, или аргантумы, являемся заслуживающей уважения единицей, все еще живущей в Вашей памяти. Счастье и чудо, что она не пострадала во время такого непредсказуемого для человеческого организма испытания, как персональный переход… – он опять стратегически замолчал.

Йон был благодарен, что Рони озвучил его соображения, сглаживая при этом слишком уж крылатые обороты. Персональный переход – явление настолько неприятное, что он в принципе не помнил такого, чтобы перешедший остался в каком-нибудь адеквате. Ну или хотя бы в живых… Переместившийся сквозь толщи пространства-времени без защиты корабельных систем, в одном скафандре – либо постоялец сумасшедшего дома, либо жертва вселенского розлива, спасавшаяся от погони, прикинувшись частичкой космоса, дитем галактики. Либо бедный подопытный кролик из секретной лаборатории, глумящейся над пациентами за правительственный счет. Одно из шести. Но юноша не тянул на скорбного душой или головой и не смахивал на кролика, несмотря на бледность и очевидную слабость. Роль жертвы или дитя галактики хоть и висела под вопросом, но была неочевидной.

И пусть он был явно обессилен, Йон нутром чувствовал в нем что-то железобетонно-устойчивое, нечто фундаментальное, то ли юношеское упрямство, то ли упрямое юношество. Пойми этих неуправляемых… шалопаев, именно… Шастают по морям, доводят до сердечного приступа…

Словом, перед ними, хлопая непослушными веками с длиннющими, как у девчонки, ресницами, лежал не просто юнец, вкусивший, для полезного разнообразия, бодрящего межгалактического форс-мажора… Рони, естественно, переживал это намного сильнее.

– Впервые беседую с аргантом, – вновь слабо заговорил юноша. Поддерживать тему перехода он явно не собирался. – Позвольте… – он утомленно закрыл глаза, давая понять, что его физические возможности слегка исчерпаны, – позвольте выразить свое восхищение… Вами…

– Позволяю и искренне благодарю, – живо отреагировал Рони. – Вы, вероятно, хотели сказать «как древнейшим артефактом». Я прочитал это по вашим уважаемым губам. Однако попрошу Вас беречь силы.

– Удивительно, – юноша взглянул прямо в заочно осуждающие глаза Йона. – Как я сразу не понял. Капитан говорит голосом корабля?

Борода Йона лишь неопределенно-вежливо дернулась, про себя он удивился неожиданной чуткости и наблюдательности со стороны измученного дальней дорогой путника. К тому же, желторотого до космического беспредела.

Рони решил расставить все буквы над всеми гласными.

– Юноша, – деловым тоном начал он, – попрошу вас немного помолчать и поберечь энергию. Давайте начистоту, и впустите все утешающие мысли в Ваше уцелевшее сознание, а потом разместите их там для постоянного хранения. Договорились? Вы здесь в безопасности. По крайней мере, до тех пор, пока не представляете потенциальной опасности для нас. В чем мы, к сожалению, не уверены…