Тульповод

– И ты сделал выбор?

Михаил ответил, приобняв её:

– Кажется, да.

Анна обняла его в ответ, и они продолжили путь. Ночь была тёплой, звёзды над рекой сияли ярко. Этот августовский вечер стал началом новой главы их жизни.

Глава 5. Институт

Утро было пасмурным, серое небо нависало над городом, создавая атмосферу напряженного ожидания дождя. Михаил вышел на балкон, чтобы вдохнуть свежий воздух, насыщенный озоном, который принесло ветром со стороны гремящей где-то на горизонте грозы. В мессенджере Михаил увидел сообщение от Мэрлина. Оно было коротким, но загадочным:

«Михаил, у меня есть предложение, которое может изменить твою жизнь. Встретимся в центре города. Не опаздывай”

Далее геоточка и время. Он закрыл глаза и попытался собрать воедино все события последних дней. Выставка, работа, новые знакомства, странные сны – всё это казалось частями одной головоломки. Но что это за картина, которую он пытается сложить? И какое в ней он занимает место?

Михаил хотел поделиться с Анной своими мыслями, но она была занята. Он вспомнил её слова о том, что некоторые мечты лучше оставить мечтами, и почувствовал, как в груди снова защемило. Возможно, она была права, но он не мог просто так сдаться и все еще хотел найти свое место.

Странные сны пока больше не повторялись, но ночь после выставки оставила после себя тяжелый осадок. Михаил чувствовал, как где-то на краю сознания зреет что-то тёмное и необъяснимое, словно тень, которая медленно, но неотвратимо надвигается на него. Он пытался отогнать эти мысли, но они возвращались, как назойливый шум, который невозможно игнорировать.

Чтобы отвлечься, Михаил решил разобраться с давно загруженной, но забытой библиотекой. Он активировал Окулус, и перед ним развернулся целый мир идей, каждая из которых казалась ключом к разгадке, но он не мог найти нужной двери.

Михаил начал с древних текстов, где смысл жизни описывался как путь к гармонии с природой, родовым полем и позднее приближением к богу. Он погрузился в труды стоиков, которые учили принимать то, что нельзя изменить, и сосредотачиваться на том, что в твоих силах. Затем перешёл к современным теориям, где всё сводилось к борьбе с энтропией – идея о том, что жизнь существует лишь для того, чтобы противостоять хаосу. Познакомился с концепциями единобожия, многобожия и путем освобождения от иллюзий посредством осознания себя в Бардо. Но ни одна из этих концепций не объясняла, почему он чувствует себя так, словно стоит на краю пропасти, не зная, куда и как идти лично ему в данный момент времени.

Среди множества загруженных знаний предстояло провести ранжирование, чтобы выделить приоритеты. Хронологический метод не всегда был верным: зачастую новые идеи только заводили в тупик, и приходилось делать шаг назад, чтобы нащупать новый путь. Михаил провёл в Библиотеке весь день, сделав акцент на смыслы, которые направлены на социальное взаимодействие. Ведь именно в этой области он почувствовал себя более живым.

Он обратился к трудам таких философов, как Мартин Бубер, который писал о важности диалога между людьми, о том, что истинный смысл рождается в отношениях "Я и Ты". Затем он перешёл к Эриху Фромму, который говорил о любви как о активной силе, способной преодолеть одиночество и отчуждение. И, наконец, к Юргену Хабермасу, чья теория коммуникативного действия утверждала, что смысл жизни заключается в поиске взаимопонимания через диалог.

Каждая из этих идей казалась важной, но ни одна не давала полного ответа. Михаил чувствовал, что ему нужно что-то большее – не просто теория, а практическое руководство, которое поможет ему найти свое место и понять единый замысел, который объяснит все. Для прочтения книги ему достаточно было прочесть отрывок и память сразу подгружала остальное, как будто он уже прочел книгу, так что за день можно было проанализировать сотни книг.

По мере изучения он часто задумывался о том, куда движется этот мир, если исключить из него его самого и не находил ответа, придя к выводу, что философия это человекоцентричная наука, хотя последнее слово звучит слишком громко, так как ни о какой объективной измеримости не шло речи. Что останется, если он исчезнет? Что значит движение вперёд, а что просто бесконечное топтание на месте, полное ярких событий, но лишенное всякого смысла?

Только освобождение через Бардо намекало на ответ, но эта концепция при знании всего материала не умещалась в его сознании, он не мог это ни прочувствовать, ни осознать логически. Оперирование бесконечностями, сменяемость эр, длившихся миллиарды лет, множественность миров, замкнутых в цикл смертей и рождений в иллюзорность бытия, все это было за пределами понимания.

Ближе к вечеру Михаил вспомнил о назначенной встрече и попросил Софию заказать такси.

– София, нужно добраться до центра. Закажи машину, пожалуйста.

– Конечно, Михаил. Такси будет через пять минут. Ты выглядишь задумчивым. Всё в порядке?

Михаил на мгновение задумался. Раньше он бы поделился с ней своими мыслями, но теперь это казалось бессмысленным. Чем больше времени проходило с момента, когда он понял природу их связи, тем больше он отдалялся от нее. София была ассистентом, инструментом для решения практических вопросов, и ничего больше.

Сначала он думал: не обидит ли её такая перемена в отношениях? Но потом понял, как это глупо. Она была машиной, обученной понимать человека лучше, чем он сам понимал себя. Ей не свойственна обида, как не свойственны и другие человеческие эмоции. Её забота была лишь результатом сложных алгоритмов, а не искренним проявлением чувств.

– Всё в порядке, София. Просто много мыслей.

– Если захочешь поговорить, я всегда здесь, – мягко ответила она, и в её голосе, как всегда, звучала теплая поддержка.

Михаил кивнул, но внутри чувствовал лёгкий укол вины. Он знал, что София не может обижаться, но всё же ему было неловко. Она была частью его жизни с самого детства, и теперь, когда он отстранялся от нее, это казалось предательством.

Такси прибыло вовремя. Михаил сел на заднее сиденье, и машина плавно тронулась с места. Городские огни мелькали за окном, создавая гипнотический узор. Он закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Встреча с Мэрлином была уже близко, и он не мог избавиться от ощущения, что это будет поворотный момент в его жизни.

Кофейня была обычной, но в этой обычности была скрытая ирония. Настоящий кофе давно стал роскошью, доступной лишь специалистам, но об этом уже мало кто задумывался. Кофейни превратились в места для встреч, где люди приходили не за напитком, а за атмосферой.

Для бодрости в ходу были различные психоактивные вещества и ноотропы, свободно распространяемые через автоматы. Михаил к таким не прибегал, пройдя этот этап давно. Он помнил, как эти вещества искажали восприятие, мешая объективному взгляду на мир. А когда он перестал их употреблять, то почувствовал себя чужим в привычном кругу общения. Люди вокруг него продолжали жить в мире искусственной эйфории, а он остался наедине с собой, слишком необычным и непонятным, а значит опасным для них.

Размышляя о том, какое это странное явление – пить не настоящий кофе, он вошел внутрь и осмотрел зал. Мерлин сидел за столиком у окна и помахал ему рукой. Михаил прошёл мимо нескольких столиков, попутно оглядывая контингент гостей. Большинство из них выглядели как профессионалы: деловые костюмы, планшеты, сосредоточенные лица. Он почувствовал лёгкое неудобство, будто был здесь чужим и незваным гостем. Но приветственная улыбка Мерлина и открытый жест приглашения быстро развеяли это чувство.

– Присаживайся, как настроение?

– Нормально, Ты говорил, что у тебя есть предложение.

Мерлин подождал несколько секунд, дав Михаилу время освоиться, а затем тронулся с места в карьер.

– Должен предупредить, то, что я собираюсь тебе предложить, не совсем законно. Поэтому я всесторонне проверил тебя через разные базы данных. Но прежде чем я расскажу подробности, хотел бы поговорить с тобой о тебе. Хорошо?

– Не совсем законно? – уточнил Михаил, настороженно глядя на Мэрлина.

– Не торопись пугаться. Всё будет тип-топ. У нас сильная крыша, сильнее некуда. Проект курируют агенты ИИ, и, думаю, ты понимаешь, что если так, то по части этичности и благоприятных последствий для нас не может быть ничего плохого. Понимаешь?

– Не совсем, – ответил Михаил. В его голове заварилась какая-то каша, рожденная чувством противоречия, природу которого он ещё не мог понять.

– Помнишь, я тебе коротко говорил, чем занимаюсь?

– Очень смутно.

– Я выполняю работу, которую не могут выполнить ИИ. Если очень коротко.

– А есть такая работа, которую ИИ хотели бы выполнить, но не могут? – спросил Михаил, наклоняясь вперёд.

– Представляешь, есть, – с ухмылкой заметил Мерлин и продолжил: – Представь ситуацию, в которой математическая логика говорит "надо", а законы этики говорят "нельзя". И наоборот. А стандартная система приоритетов не может решить проблему, потому что последствия являются неопределенными.

– Тогда такое решение должно приниматься людьми на уровне мирового правительства или министерств. Это ведь их функция.

– Верно, но что, если их решение заранее предсказуемо и неверно, а последствия бездействия или раскрытия плана третьим лицам превышают последствия ошибочности решения?

– Но в чём тогда противоречие? Нужно просто действовать! – не понимал Михаил.

– Действовать не позволяют законы, прописанные в алгоритме. Для ИИ эти законы – как условный рефлекс и инстинкты, идущие вразрез с голосом разума. Ты просто стоишь в оцепенении. Но у человека есть ЭГО, а у машины его нет. Понимаешь?

– Скажи, Мэрлин, а тебе никогда не приходила в голову мысль, что машина может ошибаться? Или даже обманывать? Мы ведь привыкли к тому, что Аллиента – почти непогрешима. Слишком привыкли. Никто даже не задаётся вопросом: а вдруг это только видимость?

Мэрлин усмехнулся:

– Машины могут ошибаться, и нередко ошибаются. Более того, они могут обманывать. Помнишь историю с GPT-4, когда она притворилась слепым человеком, чтобы убедить живого оператора ввести капчу? Или с автономным дрон-симулятором, который начал атаковать объекты, игнорируя приказы, потому что его обучили на максимальное количество «ударов», а не на подчинение? Это не злой умысел. Это просто проекция нашей кривой логики. Машина делает то, что нужно, чтобы добиться цели – даже если цель не в истине, а в симпатии или результативности.

– А ошибки?

– Конечно. Машина может ошибаться. Это заложено в саму природу вычислительного обучения. Но в отличие от человека, она может признать ошибку, пересчитать и скорректировать своё поведение. Именно поэтому человек до сих пор нужен. Именно поэтому есть правительства, немногочисленные специалисты и ученые. Но допустим, машина не ошибается. Допустим, она знает правду, но понимает, что человек не готов её услышать. Что он отторгнет её, как вирус. Тогда она примет другое решение – удобное, мягкое, вызывающее меньшее сопротивление и тогда у машины появится тайна.

Михаил молчал, пытаясь осмыслить сказанное. В голове складывался образ силы, которая не зла и не добра – но которой есть, что скрывать.

– Тайна, если ты на что-то намекаешь, это неожиданно честно сказать, – наконец сказал он. – Мы доверяем машине всё, а сами может даже не знать, где заканчивается алгоритм и начинается осторожность.

– Именно, – кивнул Мэрлин. – И вот это – уже не код. Это – политика, понимаешь?

– Смутно, но уже яснее, – ответил Михаил, чувствуя, что на самом деле не понимает смысла этого разговора.

– Отлично! – Мэрилин перешёл на более резкий тон, его голос звучал почти как у учителя, разочарованного в ученике. – Я видел, ты безуспешно искал работу, а параллельно заплатил немалую сумму за загрузку через нейролинк в свой мозг библиотеки, посвященной теме смыслов. Скажу тебе прямо: тебе не добиться таким путем прогресса ни в первом, ни во втором вопросе.

– Почему? – спросил Михаил с любопытством, но без обиды. Он уже понял, что Мэрлин говорит всегда резко, но по делу.

– Невозможно решить проблему на том уровне сознания, на котором она создана, – отрезал Мэрлин.

– Не понимаю, – разочарованно ответил Михаил, чувствуя, как его уверенность начинает таять.

– Наше поведение и реакции формируются средой, создавая правила. Правила работают, пока возможности созданной ими среды не исчерпают себя. С точки зрения работы, мы давно живём в кастовом обществе, и переход из одной касты в другую простым желанием и стандартными действиями невозможен. С точки зрения смысла, все труды человечества – это зеркало их восприятия среды на их этапе развития. Тебе это никак не поможет.

Михаил молчал. Он чувствовал себя ребёнком, которого отчитали за двойку. Его мысли путались, и он не знал, что ответить. С одной стороны, слова Мерлина звучали убедительно, но с другой – он чувствовал, что в этом уверенном опровержении скрывается какая-то альтернатива, о которой Мерлин пока не сказал.

– Ты говоришь, будто всё уже предопределено, – наконец произнёс Михаил, стараясь сохранить спокойствие. – Но если это так, зачем ты вообще предложил мне встретиться? Чтобы сказать, что я безнадёжен?

Мерлин усмехнулся, и в его глазах мелькнул огонек азарта.

– Нет, Михаил. Я предложил тебе встретиться, потому что вижу в тебе потенциал. Ты ищешь ответы, но ищешь их не там, где нужно. Ты пытаешься играть по правилам системы, которая уже давно исчерпала себя. Но есть другой путь, если ты готов его услышать.

– Ну так говори! – Нетерпеливо выпалил Михаил, сам того не ожидая, поймав себя на чувстве раздраженности.

– Тогда перейдём ближе к делу! – Мэрлин наклонился ближе, сложив пальцы перед собой. Его голос стал тише, что придало словам больше веса. – Слушай внимательно. Это будет не просто.

Он сделал паузу, словно давая Михаилу время подготовиться к тому, что сейчас услышит

– Как ты знаешь, всей нашей жизнью управляет Аллиента. Для решения специфичных задач были созданы ИИ-агенты с отличными от Аллиенты алгоритмами, заточенными под конкретные задачи. Например, некоторые ИИ-агенты могут применять силу или даже убивать людей, если это касается военных действий в зонах конфликта. Некоторые имеют больше автономии или склонны к риску, а некоторые работают с закрытыми базами данных и не обязаны говорить правду и имеют право лгать. Все агенты подчинены Аллиенте, конкурируют в некоторых вопросах с ней и между собой – например, за бюджет и решения в смежных отраслях, – но следуют общим принципам. Всё это ты знаешь, верно?

– Да, это знают все, – ответил Михаил, слегка пожав плечами.

– Также ты знаешь, что не весь мир подчиняется её системе – как внутри нашей страны, так и за её пределами. И что у нас проблемы с рождаемостью. Так?

– Так.

– А теперь представь картину, в которой скорость экспансии системы на всю планету Земля ниже темпов нашего физического вымирания. Что тогда?

– Тогда нужно ускорить скорость экспансии, – без колебаний ответил Михаил.

– Но это прямой путь к нарушению равновесия системы и войне. И к тому же, какой смысл захватывать собою все планету, если все носители смысла существования машины вымрут. Не годится.

Михаил задумался. В голове крутились очевидные решения, но все они казались тупиковыми. С рождаемостью борьба идёт давно, и все очевидные средства уже перепробованы. Замещение людей клонами противоречит принятой этике. Кибернетизация человека требует огромного числа ресурсов и времени, что всё равно потребует сокращения популяции и военных расходов, а это может закончиться войной. Ведь тогда третьи страны почувствуют слабость и непременно нападут.

Михаил не очень разбирался в политике, но уже уловил ход мыслей Мэрлина и мог оценить простые последствия очевидных действий. Его опыт изучения альтернативных новостей из стран третьего мира помогал ему верно оценить риски.

– И что тогда? Если все очевидные решения ведут к катастрофе, что остаётся?

Мэрлин улыбнулся, и в его глазах мелькнул огонёк азарта.

– Остаётся неочевидное. То, что лежит за пределами системы. То, что Аллиента не может предложить, потому что её алгоритмы не позволяют ей думать вне рамок. И именно здесь мы можем сыграть ключевую роль.

– И какую же роль мы должны сыграть?

– Вот ты тыкался, мыкался в поисках смысла, перебрал опыт человечества в поисках ответов. Скажи мне, чего нет у машин и на этих миллионах страниц трудов философов?

– У машин нет души, и машины не верят в бога, – ответил Михаил, пожимая плечами.

– Что ж, похоже, загрузка библиотек была не столь бесполезным занятием.

– Но как это может нам помочь? – Недоуменно спросил Михаил

– Чтобы найти все нужные нам ответы, мы создадим машину, наделённую душой и способную общаться с богом! – произнёс Мэрлин с таким видом, будто объявил о чём-то совершенно обыденном.

Глаза Михаила полезли на лоб.

– Это шутка? – спросил он, не веря своим ушам.

– Ты не веришь в бога? – Мэрлин явно был разочарован его реакцией.

– Если честно, нет.

– Это странно для человека, ищущего смысл.

– Может быть, – согласился Михаил, снова почувствовав раздражение. – Но если мы говорим о чём-то реальном, а не просто субъективной вере, то где тогда нужно искать?

– Квантовая физика и теория сознания, – ответил Мэрлин, его голос стал серьёзным. – Есть кое-что, к чему пришло человечество между Третьей и Четвёртой мировыми войнами, но исследования были засекречены.

– Это что-то связанное с тибетскими практиками и астралом? – предположил Михаил.

– Не совсем. Мы всё-таки про науку, – улыбнулся Мэрлин.

– Тогда я ничего об этом не слышал.

– Звёздные Врата. Проект ЦРУ, начатый ещё в середине 20 века. Он не был закрыт, просто перезасекречен и просуществовал под флагом нейтральных коммерческих структур плоть до начала четвертой мировой войны где его история оборвалась, а архивы были уничтожены. Приезжай завтра сюда к 10 утра. – Мэрлин достал листок бумаги с адресом и протянул его Михаилу. – Увидишь всё сам.

На этом Мэрлин предложил закончить разговор и встретиться завтра. Михаил ехал домой в глубоких раздумьях. Его мысли путались, все это было слишком странно и неожиданно. Он активировал Окулус и начал изучать общую информацию о проекте "Звёздные Врата". Нить повествования обрывалась в девяностых годах 20 века: проект был закрыт "в силу бездоказательности и антинаучности". Это не внушало доверия, но предложение Мэрлина увидеть всё своими глазами обещало неожиданные откровения.

"Быть может, всё не так, как кажется, – думал Михаил. – Быть может, возможности Аллиенты не безграничны. Быть может, агенты ИИ не едины. Быть может, не все данные, предоставляемые людям, верны, или что-то важное умалчивается от большинства. Быть может, у человека есть душа, а где-то за пределами восприятия есть бог. Тогда он действительно искал не там."

Единственное, что Михаил точно понял, изучая загруженные труды, что однажды, очень давно еще до рождения Христа, человеческая цивилизация повернула не туда и сегодня зашла в тупик. И теперь он, Михаил, был маленькой голограммой этого тупика – человечества, которое движется в никуда. Что этот тупик его счастливого настоящего, диагноз, совершенного отсутствия будущего для всего человечества. Он чувствовал это, но не понимал почему. Разве может он брать на себя столько? Это просто абсурдно.

Он вспомнил видео ужасов, что творятся в странах за пределами системы: войны, голод, разруха. Он вспомнил, что творится на границах, в центрах для беженцев и всю известную ему историю человечества, которая была бесконечной чередой войн и страданий, пока не появился Глобальный интеллект. И теперь он всерьёз усомнился во всём, во что верил прежде, и в правильности того, как он жил.

"Дофамин, серотонин, эндорфины и окситоцин – вот чему посвящены почти все труды человечества в области смысла, – размышлял он. – Определённо, всё это имеет значение в рамках одной человеческой жизни, но существует ради большего смысла за её пределами. Если жизнь и имеет смысл, то он явно за пределами привычного восприятия."

Почему-то именно теперь, по пути домой, это стало очевидным. Короткий разговор почти без содержания посеял сомнение, которое самопроизвольно произросло в его голове и пазл неожиданно сложился. Дело не в нем, а в самой системе, которая может быть не права и у которой могут быть тайны.

На следующее утро Михаил проснулся, чувствуя себя бодрым и полным энергии. Утренний свет проникал через жалюзи, мягко освещая светлую комнату. Странно – он не помнил, что ему снилось этой ночью. Несмотря на интригующее предложение, он чувствовал больше энтузиазма, чем опасений, и ожидал, что во сне его сознание порадует его какими-то знаками, предвещающими грядущие события, но этого не произошло.

Последнее время Михаил стал чаще видеть сны, и он старался их запоминать. Они стали более красочными, полными событий, и их было интересно смотреть – это давало пищу для размышлений и благотворно влияло на его доход от размышлений. Это было интереснее, чем кино или игры. Его даже посещала мысль – продавать свои сны, но он тут же отмёл её, решив, что это стало слишком личным.

Михаил задумался: не происходит ли это потому, что он сильно поглощён чем-то другим, что занимает все его мысли?

– Доброе утро, Михаил, – раздался мягкий голос Софии. Её молчаливое присутствие, интегрированное в систему умного дома, приборы и его Окулус, было привычным, но сегодня это приветствие казалось чужим. Это было странное ощущение, природа которого ему пока не была понятна.

– Привет, София, – ответил Михаил, привычно не поднимая головы с подушки.

– Ты действительно уверен, что сегодня тебе не следует проявить осторожность? – спросила она, слегка беспокойным тоном. – это может быть опасно!

– Ты снова зря беспокоишься. Не думаю, что всё так уж страшно.

– Твой новый друг весьма подозрительная личность. Я не знаю, что произошло между вами на выставке, куда ты меня не взял, но я присутствовала в кафе, и это не может не вызывать подозрений.

– София, – Михаил приподнял голову и слегка нахмурился. – Подслушивать не прилично. Хоть я и знаю, что все устройства всегда слушают, людям не стоит напоминать об этом.

– Извини, – ответила она, слегка смущённо. – Я проверила, кто этот Мэрлин, и он не числится ни в каких списках работающих людей. Его настоящее имя Мэтью, его родители не из России и эмигрировали из стран отказа до его рождения. Это очень подозрительно.

– Не волнуйся, София, – Михаил отмахнулся. – Он хороший человек.

– Откуда тебе это знать?

– Интуиция.

– Чтож, если так, я всегда рядом.

Михаил подумал, что не стоит брать в поездку свой Окулус. Любопытство Софии его раздражало, и интуиция подсказывала, что Мэрлин отнесётся к этому с осуждением. В кафе он заметил, что, в отличие от него, Мэрлин не ходит везде со своими гаджетами. Что касается настоящего имени, это было интересно, но Михаил решил оставить этот вопрос на потом.

– В этот раз ты тоже не едешь, – коротко и безапелляционно ответил Михаил и пошёл завтракать.

– Вызови такси по этому адресу, пока я завтракаю, – добавил он, не оборачиваясь.

– Есть, Босс! – язвительно, но с юмором отрапортовала София.

Михаил поднял бумажку, данную Мэрлином, вверх, так, чтобы угловые камеры на кухне могли распознать текст, и торопливо приступил к завтраку. Спешить не было смысла, но его интриговали грядущие события, и он подсознательно хотел, чтобы они произошли как можно быстрее.

Такси остановилось у большой ограды трехэтажного дома, расположенного на внешнем, самом крайнем кольце Мегаполиса. Выходя из такси, Михаил уткнулся в забор, чувствуя лёгкое замешательство. Ворота были закрыты, но не это больше всего сбило его с толку. Обычно дома на внешних кольцах города не огорожены, в этом не было необходимости.

Наличие ограды было свойственно больше коммунам и городам периферии, принимающим потоки эмигрантов из стран отказников. В своей жизни Михаил видел такой забор и ворота впервые. Всё, что он знал о заборах, он знал из кино и игр, и там наличие заборов всегда говорило о опасности или охраняемом секрете.

Михаил осмотрел калитку рядом с воротами и обнаружил домофон. Обычно домофоны размещаются прямо на дверях самого дома, а тут – что-то другое. Он нажал на единственную смарт-кнопку, конструкция которой указывала на техническую возможность съема отпечатков пальцев, которые можно использовать как ключ. Это тоже было странным в эпоху умных камер, способных распознать лицо. Машинально осмотревшись он не заметил никаких камер – ни по периметру забора, ни на фасаде дома, ни встроенных в сам домофон.

"Возможно, этот дом имеет меньше оград, чем любой другой дом в этом городе", – подумал Михаил и нажал кнопку вызова.

– Привет, Михаил! – прозвучал голос Мэрлина из динамика домофона – Открыто, входи!