Архитектон любви

Рина Каз

Архитектон любви

Пролог

Город. Он всегда манил ее огнями. Не теми, что зажигали в окнах родительского дома в тихом, уютном и таком удушающе-предсказуемом пригороде. Нет. Его огни были другими – дерзкими, холодными, обещающими все и ничего одновременно. Они мерцали на обложках журналов по архитектуре, которые она прятала под матрас, словно запретные сокровища. Они рисовались в воображении, когда скучный голос преподавателя колледжа бубнил о нормативах и ГОСТах.

Елена Самойлова. «Бездарность». «Простушка». «Разочарование». Слова отца, как зазубренные гвозди, вбивались в сознание годами. Его разочарованный вздох, когда она приносила пятерку по рисованию вместо пятерки по математике. Его ледяное: «Дизайн интерьеров? Хобби для богатых бездельниц, Лена. Найди себе настоящую профессию».

Но внутри Елены бушевал шторм. Застенчивость и сомнения боролись с упрямой, яростной верой в себя. Она видела пространство. Чувствовала, как линии и формы могут петь, как свет может лечить душу, а цвет – менять настроение. Ее эскизы, спрятанные в толстой папке, были не просто рисунками – это были крики души, мечты о мире, где красота и функциональность сливаются в гармонии, где ее слово будет иметь вес. МАрхИ, красный диплом, горы курсов – все это было ее тихой войной. Войной за право дышать.

Победа пришла не фанфарами, а хрустящим конвертом с логотипом престижной студии «Архитектон». Приглашение на собеседование. Самое заветное, самое страшное. Сердце колотилось, как птица в клетке, когда она держала этот листок. Это был ее билет. Билет из мира «должна» и «нельзя» в мир «можешь» и «сделаю».

Переезд в гигантский город был бегством. Маленькая квартирка, насквозь продуваемая ветрами чужой жизни. Одна-единственная подруга в этом каменном океане.

Она стояла у окна, глядя на лес небоскребов, каждый из которых казался крепостью, которую нужно покорить. Особенно один – высокий, строгий, сверкающий стеклом и сталью. Штаб-квартира «Архитектона». Ее Эверест.

Город за окном гудел, жил своей незнакомой, пугающей и безумно притягательной жизнью. Завтра она шагнет в его ритм. Завтра начнется ее битва за место под этим чужим, но таким желанным небом.

Глава 1

[1] Раздражающие звуки будильника по второму кругу…

– О нет… Черт, черт, черт. Не хватало опоздать в первый же день!!! – заорала я и грохнулась с кровати…

Ну да, это я, Елена Самойлова. «Самый бездарный человек на планете» – Как всегда говорил мой «любимый» папочка. Вообще я не считаю себя бездарностью, дизайн интерьеров, которые я делаю, вполне себе не плохие. Курсы, море переподготовок, красный диплом в МАрхИ вот, мне пришло приглашение на собеседование в самый престижный офис по проектированию зданий и дизайна интерьеров. В 25 лет я съехала от назойливых родителей и переехала в большой город. Одна, в гигантском городе, с одной единственной подругой. То еще веселье.

Я влетела в ванную, проехавшись носками по плитке, слегка задев стиральную машинку бедром, та весело пикнула и замигала. Нет дорогая, не сейчас! Пробурчала я, копаясь в косметичке ища резинку для волос. Взглянула в зеркало. Боги! Я что, забыла вчера смыть макияж? Вот растяпа. Что это за енот- полоскун??

Наспех умылась, почистила зубы, запачкав зеркало зубной пастой. День начинался просто отвратительно. Так соберись! Ты сильная, обаятельная, привлекательная. У тебя все получится! Сказала я своему отражения. Оно подмигнуло мне своими карими глазами, и я приступила к макияжу. Закончив с макияжем, остался последний штрих – тушь. Черная, как уголь, для выразительности взгляда. Отлично! Все готово …

– Вот чёрт! – чихнула я. И замерла. В зеркале на меня смотрели два аккуратных черных полукруга под глазами. Оооо… Гениально! – мысленно взвыла я. – Теперь я не просто енот… Я енот, который готов к собеседованию!

Запинаясь о собственные ноги, я влетела в комнату.

– Ну же, Самойлова, ты можешь! – прошептала я себе, распахивая дверцу шкафа. Из него тут же выпала юбка-карандаш – символ моей надежды на «профессионализм». Я подобрала её, как раненого солдата, и попыталась натянуть на себя. Застёжка застряла посередине.

– Серьёзно? Ты тоже против меня сегодня?! – рявкнула я на неё, пытаясь втянуть живот. – Ладно, это не трагедия. Это… стиль! Да, я буду ходить как пингвин, но с такой тушью даже пингвин сойдёт за модную икону!

Через пять минут я стояла перед зеркалом в белой блузке, чёрной юбке и туфлях на устойчивом каблуке. Если бы не дурацкий воротник, царапающий шею, и непреодолимое желание съехать вниз по лестнице, чтобы хоть немного размять ноги, всё было бы идеально.

– Папка! – вдруг вспомнила я, метнувшись к дивану. Портфолио лежало под кружкой со вчерашним кофе. Бумаги слегка намокли, но… ладно, пусть думают, что это часть креативного оформления!

Ингалятор я спрятала в боковой карман сумки. Привычным движением проверила, на месте ли он. Не потому, что мне было трудно дышать. Просто… лучше перестраховаться. Особенно если этот богатенький сноб-директор начнёт меня троллить. Тогда точно понадобится «скорая помощь» – эмоциональная или физиологическая, решу по ситуации.

– Всё! – выдохнула я, хватая ключи и выбегая из квартиры. Соседская кошка, наблюдавшая за моими метаниями в дверной глазок, сочувственно мяукнула. – Да, Марго, я знаю. Я иду в бой, который, возможно, проиграю. Но сначала я покажу этим офисным акулам, что такое настоящий дизайн!

Лифт, как назло, застрял на 7-м этаже. Пришлось бежать по лестнице, прижимая к груди папку, чтобы рюмки с кофе не протекли на резюме. На улице меня встретил осенний ветер, решивший, что мои волосы – идеальное место для его концерта.

– Ну привет, реальность! – провозгласила я, поправляя пряди. – Давай, покажи мне, на что ты ещё способна!

Автобус ехал так, будто водитель тянул его за верёвочку. Но я не сдавалась. Улыбалась. Даже когда старушка с сумкой капусты случайно задела меня локтем.

– Простите, детка, – виновато пробормотала она.

– Ничего страшного, – ответила я, потирая бок. – Зато теперь я точно знаю, как выглядит удар под дых. Готова к любым испытаниям!

Когда я наконец подошла к стеклянному входу в бизнес-центр, то замерла. Башня сверкала на солнце, словно насмехаясь: «Ну что, простушка, думаешь, это твой уровень?»

– Это мой день, – прошептала я, поправляя юбку. – И если сегодня меня уволят до того, как я получу работу, я… я просто надену эту юбку на голову и стану самым элегантным пингвином в истории!

Вдох. Выдох. Ингалятор на всякий случай.

И я шагнула внутрь.

[1] Can't Stop the Feeling! – Justin Timberlake

Глава 2

[1] Я влетела в вестибюль, едва не прихлопнув стеклянной дверью какого-то важного хмыря в очках дороже моей месячной аренды. Вдохнула. Воздух – холодный, стерильный, пахнет… деньгами и отчаянием. Пол – зеркальный. В нем отразилась я: помятый «пингвин» с дико расширенными глазами и хвостом, торчащим как антенна после пробежки по лестнице. Люди вокруг двигались как запрограммированные: цокот каблуков, шелест бумаг, гул переговоров в навороченных наушниках. Ни улыбок, ни болтовни. Сплошные хромированные манекены с пустыми глазами, устремленными куда-то в отчеты. Я почувствовала себя мышью, забравшейся на показ Versace.

– Ресепшен… где же ресепшен… – прошипела я себе под нос, озираясь. Гигантская стойка из светлого дерева. За ней – две куклы Барби в безупречных блузках и с улыбками, выточенными лазером. Одна подняла на меня взгляд. В ее глазах мелькнуло чистейшее «О, Господи, что это?», но тут же сменилось на ледяную вежливость.

– Добрый день. Чем могу помочь? – голос звучал, как синтезатор.

– Здрасьте! – я попыталась вдохнуть полной грудью, но что-то сжало горло астма или просто ужас? – У меня собеседование! В «Архитектон»! К Дмитрию Николаевичу Бондаренко! – Выпалила, будто пароль сказала к сейфу с ядерными кодами.

Кукла Барби провела маникюрным пальчиком по планшету. Экран холодно блеснул.

– Елена Самойлова? Собеседование в 10:30. Вы… – ее взгляд скользнул по моему лицу, потом по часам, – опаздываете на семь минут. Лифты в правом крыле. 78-й этаж. Вам нужен скоростной лифт с голографической панелью. Паспорт для пропуска.

Семь минут! Бондаренко! Пропал мой шанс! – паника ударила в виски́. Я судорожно выдрала паспорт, получила стикер-пропуск и рванула, как ошпаренная. Мои «устойчивые» каблуки громко цокали по мрамору, нарушая благоговейную тишину. Мне почудилось легкое фырканье за спиной – наверное, у Барби сбой в программе вежливости.

[2] Коридор тянулся вечность. «78… 78… скорее бы 78-й!» – молилась я в такт цокоту каблуков. Вот они! Ряд блестящих дверей. Одна – шипя, распахнулась! Пустота внутри! Спасение!

Я влетела в лифт, резко развернулась, чтобы тыкнуть пальцем в панель и…

БАМ!

Я врезалась во что-то твердое, теплое и… обжигающе мокрое.

– Черт! – прозвучал над самым моим ухом низкий, мужской, насквозь раздраженный голос.

Я отпрыгнула. Горячая волна разлилась по моей белой теперь уже в горошек блузке прямо на груди. Одновременно я увидела, как темно-коричневая река растекается по идеальному темно-серому шерстяному пиджаку на широкой мужской груди.

– Ой! Извините! Я… – начала я на автомате, в ужасе глядя на свою новую «роспись» и его испорченный шедевр портного. Злость на себя, на лифт, на весь этот кошмарный день закипела в горле.

– Вы вообще смотрите, куда несетесь?! – прогремел он, и его голос был теперь как удар хлыста, ледяной и ядовитый. – Вы хоть представляете, сколько стоит этот костюм?!

Я вскинула голову. Готовая рявкнуть что-то вроде «А вы представляете, сколько стоит МОЕ пропавшее собеседование?!», и… остолбенела.

Передо мной стоял не мужчина. Это был бог. Высоченный, такой, что мне пришлось задрать голову, с густыми каштановыми волосами, уложенными с небрежной дорогой точностью. Карие глаза – глубокие, как лесное озеро в сумерках, но сейчас сверкавшие абсолютным, белым гневом. Щетина – идеальная, густая, подчеркивающая скулы, от которых скулы Моники Беллуччи плакали бы от зависти. Плечи – широкие, даже под испорченным пиджаком видно, что фигура – огонь. От него пахло дорогим парфюмом с древесными нотами, горьким кофе и… чистейшей ненавистью.

Сексуальный. Опасный. И чертовски зол. Прямо на меня.

Моя паника схлынула, сменившись адреналином и дикой обидой. Ну уж нет! Так просто я не сдамся! Особенно такому… такому высокомерному Адонаису в запачканном Армани!

– О, еще как представляю! – выпалила я, задирая подбородок и впиваясь взглядом в его ослепительно гневные глаза. Голос, к моему удивлению, не дрогнул. – Особенно когда он украшает того, кто не умеет держать стаканчик в лифте! Или у вас тут правило: стоять посреди кабины и ждать, пока в тебя врежутся? «Корпоративный обливанчик», да?

Его брови взлетели к идеальной линии волос. Карие озера расширились от чистого изумления, смешанного с новой волной ярости. Он явно не ждал такой наглости от «мышки» с кофейным пятном на груди размером с блин.

– Вы… – начал он, но лифт мягко щелкнул, и двери стали закрываться. Мой этаж. 78-й. Судьба.

[1] OneRepublic – «Counting Stars»

[2] Toxic Britney Spears

Глава 3

[1] К моему разочарованию и ужасу! сексуальный незнакомец вышел следом за мной. Вот блин, неужели он тоже тут работает? Мои глаза заметались по огромному, футуристичному пространству 78-го этажа в поисках спасительной таблички «Ресепшен». На перекрестке широких, беззвучных коридоров мы с ним, к моему глубочайшему облегчению, разошлись в разные стороны. Он – направо, я – налево, к скромному, но элегантному столику, за которым сидела живая вроде бы девушка.

– Доброе утро! – выдавила я дурацкую улыбку, стараясь прикрыть кофейное пятно на груди толстой папкой портфолио.

– Здравствуйте! – пропела девушка голосом, похожим на звон хрустальных колокольчиков. Миловидная, с идеальной укладкой и ногтями цвета слоновой кости. Наверное, тут все должны быть такими… Кроме меня, конечно.

– Я на собеседование к Дмитрию Николаевичу Бондаренко, – добавила я, стараясь звучать уверенно.

– Да, конечно! Ваша фамилия? – улыбка не покидала ее лица.

– Самойлова. Лена. То есть, Елена, – поправилась я, чувствуя, как краснею. Лена… Звучит как школьница. Отлично, Самойлова.

Девушка-феечка защелкала по клавиатуре с пугающей скоростью. Ее пальчики порхали над клавишами.

– Самойлова Елена… Да, вот нашла! Все верно. Пожалуйста, проходите в кабинет номер три, – она элегантным жестом указала на дверь из темного дерева в конце небольшого холла. – Дмитрий Николаевич вас примет. Он сейчас освобождается.

Освобождается? Значит, он ещё и опаздывает? Мысль о том, что он заставил меня ждать, вызвала едкую волну злости. Но я лишь кивнула и поспешила к указанной двери, стараясь идти максимально прямо в своих «убийственных» туфлях.

Кабинет номер три.

Я вошла и… замерла. Шедевр. Просторный, залитый светом от огромной панорамной стены. Воздух пах дорогой кожей. Пол – темный, полированный, холодный. Огромный письменный стол из черного, отполированного дерева. За ним – кресло, похожее на трон. Стеллажи с книгами в дорогих переплетах, абстрактные картины, безупречные кресла. Одно из них стояло перед столом. Мое место под солнцем, вернее, под люстрой стоимостью с мою квартиру.

Я осторожно опустилась на край шедевра мебельного искусства, стараясь не помять обивку и прикрыть папкой кофейное «украшение». Сердце колотилось. Спокойно. Ты сильная. Ты обаятельная… с пятном на груди… Ты привлекательная… и пахнешь арабикой…

Спустя 15 минут.

Терпение лопалось. Я пятый раз проверила время (10:52!), шестой раз поправила папку. Он что, специально тянет? Или это такой тест на стрессоустойчивость? Я собралась встать – уж лучше пройтись. И…

– Доброе утро, мисс Самойлова. [2]

Голос. Низкий, бархатистый… и до боли знакомый. Откуда?! Он прозвучал прямо у меня за спиной.

Мурашки побежали по спине. Я медленно обернулась.

В дверях кабинета стоял Он. Тот самый «шедевр» из лифта. Каштановые волосы. Карие глаза. Идеальная щетина. Безупречный чистый темно-серый костюм. Переоделся. Интересно, мой «вклад» в его гардероб теперь в мусорке?

– Д-доброе, – я натянула улыбку, мозг лихорадочно соображал: Что ОН тут делает?! Ассистент? Зам?

Он вошел, не спеша. Его шаги были бесшумны по дорогому полу. Прошел мимо меня, обдавая волной дорогого парфюма с древесными нотами. Подошел к своему… к своему столу. К тому самому трону. И сел. Весомо. Не сводя с меня холодного, оценивающего взгляда.

Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Нет. Не может быть. Это не он. Это не Бондаренко…

– Простите, – пролепетала я, чувствуя, как жар ударяет в лицо. – Вы… вы Дмитрий Николаевич?

Он ответил не сразу. Медленно положил локти на стол, сложил пальцы домиком. Его губы тронула едва заметная, но леденящая улыбка. Взгляд скользнул по моей блузке, где кофейное пятно цвело пышным цветом, а потом вернулся к моему лицу.

– А вы разве не узнали? – спросил он тихо, но каждый слог резал, как стекло. – По голосу? По… аромату нашего знакомства? – Он едва заметно кивнул в сторону пятна на моей блузке. – Или вы так часто обливаете кофе незнакомцев в лифтах, что путаетесь?

Я поперхнулась. Слюной. Воздухом. Правдой. Закашлялась, чувствуя, как астма тут же щекочет горло в ответ на шок и унижение.

– Вот… черт! – вырвалось у меня хриплым шепотом.

– Вот именно, – парировал он, его голос стал сладким, как яд. – «Вот черт» – это, пожалуй, самое точное описание вашего появления в моей жизни сегодня, мисс Самойлова. Сначала вы врываетесь в меня, как торнадо, дарите мне и себе кофейные абстракции, осыпаете меня… остроумными замечаниями, – он сделал паузу, подчеркивая сарказм, – а теперь вы сидите в моем кабинете и претендуете на позицию в моей компании. – Он откинулся в кресле, его взгляд стал еще холоднее. – Это шутка? Или вы просто обладаете феноменальным отсутствием такта и везения?

Он посмотрел на часы на запястье.

– Вы опоздали на 22 минуты. Испортили мне утро. И выглядите… непрезентабельно. – Его взгляд снова задержался на пятне. – Итак, мисс Самойлова. У вас есть ровно пять минут, чтобы объяснить мне, почему я должен потратить еще хоть секунду своего времени на вас. Начинайте. И да, – он добавил почти шепотом, но с убийственной четкостью, – портфолио можете не открывать. Ваш «креативный подход» к оформлению одежды я уже оценил. Не впечатлил.

[1] Stolen Dance» – Milky Chance

[2] Stupid Girl» – Garbage

Глава 4

[1] Опустив глаза вниз, я начала мысленно считать до десяти. Раз… два… Ком стоял в горле, огромный и колючий. Три… четыре… Глаза предательски затуманились, преломляя холодный свет от панорамного окна в мокрые блики. Пять… Я чувствовала, как подступают слезы – слезы бессилия, стыда и ярости на саму себя.

– Я… я… – голос сорвался в хриплый шепот. Слова, все те умные слова, что я готовила ночами, разлетелись в пыль под его ледяным взглядом.

– Что? – он наклонился чуть вперед, его бархатный голос стал острее, язвительнее. – Оставили всю свою храбрость там, в лифте? Вместе с моим кофе? Или, может, вместе с чувством такта и пунктуальностью?

Он откинулся в кресле, разглядывая меня, как биолог – редкий, но неприятный экземпляр.

– Послушайте, мисс Самойлова, – он начал размеренно, словно нанося удары тупым лезвием. – Давайте сэкономим время. Ваше резюме… – он едва коснулся кончиком пальца края листа на столе, будто боясь запачкаться, – это стандартный набор громких слов и пройденных курсов. Ваше портфолио, – его взгляд презрительно скользнул по моей папке на коленях, – я, как уже сказал, в оценке не нуждаюсь. Ваше поведение сегодня… – он сделал паузу, наслаждаясь моей жалкой позой, – откровенно хамское и абсолютно непрофессиональное. Вы опаздываете, выглядите неряшливо, ведете себя как взбалмошный подросток, а не как человек, претендующий на работу в ведущей компании.

Каждое слово било по мне, как молоток. Я сжимала папку так, что костяшки пальцев побелели. Не плакать. Только не плакать перед ним.

– Вы явно не понимаете уровня ответственности и статуса места, куда пришли, – продолжал он, его голос стал громче, холоднее. – Вы здесь чужеродный элемент, мисс Самойлова. Грубая, неотёсанная… – он поискал самое точное слово, и нашел его, злое, унизительное, то самое, что должно было добить меня, – Простушка. Которая возомнила, что может играть в большие игры. Ваши амбиции сильно опережают ваши скромные таланты и абсолютное отсутствие манер. Вы не просто не подходите. Вы – насмешка над всем, что мы здесь ценим.

«Простушка». Слово отца. Слово, которое я слышала всю жизнь. Слово, которое он вложил в уста этому надменному, прекрасному чудовищу. Оно прозвучало как приговор. Как плевок.

Что-то внутри оборвалось. Обида, страх, унижение – все смешалось в один клубок и сдавило грудь с нечеловеческой силой. Я резко вскочила, пытаясь вдохнуть, но воздух не шел. Вместо него – только тонкий, свистящий звук где-то глубоко внутри.

– Ах… – только и успела я выдохнуть.

Папка с портфолио и сумка грохнулись на полированный пол. Листы, некоторые с разводами от кофе, высыпались наружу, веером раскинувшись по темному дереву. Я схватилась за горло, глаза дико расширились от ужаса. Грудь вздымалась в безуспешных попытках вдохнуть. Мир поплыл, зазвенел в ушах. Нет. Только не сейчас. Не перед ним!

– Очень убедительно, – прозвучал его голос сверху, скептичный, усталый. – Театр одного актера? Надеетесь на жалость? Я не покупаюсь на…

Он не договорил. Потому что увидел. Увидел, как синеют мои губы. Увидел настоящий, животный ужас в моих глазах. Увидел, как я, потеряв опору, сползаю по креслу на пол, продолжая бесшумно ловить ртом воздух, который не мог пробиться сквозь сжатые бронхи.

– Черт! – это был уже не ледяной бархат, а резкий, почти испуганный окрик. Он вскочил, опрокинув свое тяжелое кресло. За секунду он был рядом, опустившись на колени. – Где?! Ингалятор! Где он?!

Его руки, большие, сильные, лихорадочно обыскали карманы моей юбки, потом рванули к сумке, валявшейся рядом. Он вытряхнул ее содержимое на пол: кошелек, ключи, салфетки, помада… И маленький синий пластиковый ингалятор.

– Вот! – он схватил его, сдернул защитный колпачок одним движением. – Глубоко вдохни! Сейчас! – его команда прозвучала не как приказ, а как мольба.

Я не могла. Горло было сжато спазмом. Я только мотала головой, задыхаясь, слезы текли по лицу.

– Слушай меня! – его голос стал резким, но не злым. Он одной рукой крепко обхватил мою шею чуть ниже затылка, заставляя поднять голову. Другой рукой он поднес ингалятор к моим губам. Его лицо было очень близко. Очень. Я видела каждую ворсинку его идеальной щетины, мельчайшие золотые искорки в карих глазах, которые теперь были не холодными, а широкими от тревоги. – Вдохни! – приказал он, и я почувствовала, как его большой палец нажимает на баллончик. – СИЛЬНО!

Я втянула воздух со всем усилием. Горьковатая струя лекарства ударила в горло, прошла глубже. Потом еще раз. По его команде. Его ладонь крепко держала мою голову, пальцы впивались в волосы у виска. Его взгляд приковывал мой, не отпуская: «Дыши. Смотри на меня. Дыши». Это длилось вечность – несколько секунд, наполненных его близостью, его теплом, его командным, но уже не враждебным голосом, и отчаянной борьбой моего тела за воздух.

[2] Постепенно, мучительно медленно, свист в груди стал тише. Спазм ослабел. Я сделала первый робкий, хриплый, но настоящий вдох. Потом еще. Воздух! Сладкий, жгучий воздух наполнял легкие. Синева с губ начала сходить.

Он все еще держал мою голову, все еще смотрел мне в глаза. Тревога в его взгляде сменилась облегчением, потом осторожностью, потом… смущением? Вдруг он резко отпустил меня, как будто обжегшись. Отстранился. Встал, отряхивая колени дорогих брюк. Отвернулся, поправляя манжеты, собираясь с мыслями.

Тишина повисла в кабинете, нарушаемая только моим прерывистым дыханием и его тяжелыми шагами. Я сидела на полу, прислонившись к креслу, слабая, дрожащая, униженная до глубины души, но живая. Я потянулась к ингалятору, валявшемуся рядом.

Именно в этот момент он повернулся. Его взгляд, блуждавший в поисках точки опоры, упал на пол. На разбросанные листы моего портфолио, вывалившиеся из папки. Он наклонился, поднял один. Потом другой. Небрежный жест сменился сосредоточенностью. Он разглядывал эскизы интерьеров, фотографии реализованных проектов, небольших, но сделанных с душой, концепции. Его лицо было непроницаемо, но брови чуть приподнялись. Он перелистал еще несколько листов, задержавшись на одном – проекте лофта, над которым я корпела три месяца, вложив все свои идеи.

Он молчал. Минуту. Две. Я не смела пошевелиться, боясь разрушить эту хрупкую паузу после бури.

Наконец, он положил листы обратно на пол, аккуратно, не так, как они были разбросаны раньше. Подошел к своему столу, поправил опрокинутое кресло. Сесть не сел. Обернулся ко мне. Его лицо было усталым, но уже не жестоким.

– Встаньте, – сказал он просто. Голос был ровным, без прежней язвительности, но и без тепла. Деловым. – Приведите себя в порядок.

Я, все еще дрожа, поднялась, опираясь на кресло. Поправила юбку, смахнула с лица мокрые волосы. Не смела поднять на него глаза. Чувство вины и стыда было всепоглощающим.

Он смотрел на меня. Молчал. Потом вздохнул. Коротко. Решительно.

– Ваш ингалятор, – он указал взглядом на пол.

Я подняла его, сунула в карман. Потом начала собирать разбросанные листы портфолио, руки тряслись.

– Оставьте, – сказал он. Я замерла. – Уборщица соберет.

Он подошел к столу, взял лист бумаги, что-то быстро написал.

– Вот, – он протянул мне бумагу. Это был пропуск. – Отдел кадров на пятом этаже. Оформите документы. – Он встретил мой растерянный, не верящий взгляд. В его глазах не было ни жалости, ни одобрения. Была только усталая решимость. – Приступайте к работе. Завтра. В девять. Без опозданий. И… – он бросил взгляд на мою блузку, – приходите в чем-то… нейтральном.

Он повернулся к окну, спиной ко мне. Разговор был окончен.

Я стояла, сжимая в руке пропуск, не понимая, что только что произошло. От унижения и паники – к… работе? Я посмотрела на его спину, на его идеально скроенный пиджак, за которым скрывался человек, только что спасавший мне жизнь и разбивший меня вдребезги. Потом на разбросанное портфолио. И на ингалятор в кармане.