Молодость – зеркало юмора и сказок

Сколько мы местного виски усмоктали! Особенно Григорий, всё кричал: «Мне двойную, мне двойную!» Виски, конечно, под контролем, но Григорию не откажешь. Заберёт всё, а потом проси на коленях порцию. Первый силач округи, такому дулю в нос не уткнёшь. Пантелеймон, дурачок, как-то воткнул, с горячки. Когда понял свою ошибку, было поздно. Целый месяц носил эту дулю на груди. В гипсе. Силач силачом, а первый уснул в уголке красного уголка, вместе с пауками. Они из него такой кокон сделали к утру, еле распутали. Там пауки не как везде. Бройлеры! Потому как жрать всегда навалом. На мух даже не реагируют. Когда поналипает на паутине орава, сгребают в кучу и консервируют.

Илья, наш скотник, приснул за столом. Илья – богатырское имя! Он и рос богатырём – лет до десяти. Потом чевой-то прогресс приостановился. Так и остался: метр двадцать вверх и сорок из себя. Зато в армии не служил, а то быть ему разведчиком – куда хочешь пролезет. Сначала всё отсрочки давали, надеясь что одумается и перестанет косить от армии. Куда там – не одумался! В специальный санаторий положили: для наблюдения и откорма. Не помогло! Жрать-то он жрал – всё подряд и много, – но почему-то ещё больше похудел. Оказалось, у него прямая кишка, без поворотов. Выгнали иждивенца! Так он до сих пор такой. От армии-то откосил, а от Манюни не удалось. То ли четвёртым, то ли пятым был.

Приснул он, значит, за столом, – а у нас не зевай, – а паук в это время его колбасу жрёт. Поднимает голову и видит это безобразие. Григорий, конечно, двинул бы наглецу в челюсть, а наш богатырь не решился. Весовые категории-то почти равные, а паук трезвый. Но достойно вышел из положения: предложил выпить на брудершафт.

А Григорий один раз, по-пьянке, решил с бычком сразиться. Корриду устроить. В не очень подходящее время включил телевизор, и увидел это издевательство над бедным животным. «Тоже мне герой! – говорит. – На безоружного со шпагой. Да я голыми руками завалю нашего Кешу!» Кеша – колхозный бычок-осеменитель пяти лет от роду. Безобидное животное, любящее сладости и женщин, то есть коров.

Целую неделю Григорий присматривался к сопернику. Кеша, в свою очередь, тоже почувствовал неладное и насторожился. До конфликта не хватало веского повода. И вскоре он нашёлся, в виде послерабочего сабантуя. Гриша, отбросив все сомнения, типа бить или не бить, пошёл в загон к Кеше и без предупреждения дал тому в морду. И может быть, он и одолел бы нашего бычка, но у того рога, а Григорий уже четыре года холостой. Те, что и были, давно отсохли.

Через месяц оклемался наш тореадор. А Кешу председатель продал, от греха подальше, чтоб вендетту избежать. Бычок сам был рад, даже в кузов без принуждения залез. Всё водителя подгонял, головой тряс, мол, ехать пора отсюда. Да и проку от него уже не было никакого. В последнее время нервный стал: всё время посматривал с опаской на приближающихся мужиков. Ещё издали, прищурив глаз, разглядывал – не Григорий ли идёт, и вздыхал с облегчением. Даже похудел. А любовные утехи совсем из головы выветрились. На почве всепожирающего страха развивалась психо-невро-гришафобия, больно ударившая по мужским способностям бедолаги. Сколько коровы за ним ни гонялись, взаимности не добились. Вот и получается, что в итоге моральную победу одержал Григорий.

О-ох, что-то долго нету братишки?! Выдыхаться уже устал. Второе дыхание не открывается, а первое уже закрывается. Надо сделать глубокий вздох. Аж голова закружилась. Аромат-то какой! Созревание плодов – самая лучшая пора года!

Рассказываю дальше. Григорий с пауками спит. Илья с пауком на брудершафт пьёт, а Манюня, от височного помутнения – виски уж больно крепкий, – решилась на стриптиз. Надо же когда-то начинать. Вскочила… хотя нет, не вскочила – куда там вскакивать! Вползла на стол и давай, дёргаясь, одёжку скидывать. Зрелище не для слабонервных. И не для трезвых. Фуфайку в одну сторону, валенки в другую. Один на Григория упал, вторым Илью, вместе с пауком, к стене снесло. Дальше, кто трезвее, глаза позакрывали. Не от стыдливости, конечно. Тошнить сильно стало всех, и отрыжка пошла противная. Уж больно зрелище экстремальное. Бурно аплодировали только два человека: самый хитрый мужик нашей деревни Толик, и Вася – муж Манюни, нынешний. Вася видел только ноги, и то до колен – дальше голова не поднималась, только кружилась – то по плечам ушами бил, то вертел вокруг своей оси, – а потом разочарованно падала на стол. Но кричал во всё горло: «Валюха, давай!» Хотя Валюха спала рядом, на его же плече.

Я уже говорил, что Толик самый хитрый мужик округи. Только хитрость его заподлянская. Сплетник и интриган. Но в компанию берём. Он, в дополнение к предыдущим качествам, ещё и куркуль, потому при деньгах. Мы его к себе, как в кино, по билетам пускаем. Покажет перед входом билетозаменителей штуки три – заходи! Захочет посмотреть вторую серию – давай ещё на три! Назавтра сердечные капли пьёт – жалко вчерашних денег, хоть и кино интересное. А через месяц, когда старая боль утихнет, приходит за новой. Тянет в компанию. Вся деревня знает, что он сердечник. Только не все знают – почему?

Вот и на этот раз, не со злобы, конечно, решил поссорить Васю с Манюней. Во всех подробностях «настучал» ему про стриптиз жены. Вася, парень сдержанный, в основном. Спокойно и молча: настучал Толику по макитре и вздохнул с облегчением. «Как хорошо, – говорит, – что я не видел этого кошмара. Дома, перед ночлегом, и то всегда успеваю выходить покурить».

После этого случая все с удивлением стали замечать, что Толик перестал вести компрометирующие селян разговоры. Зауважали парня – одолел такой недуг! Оказалось, напрасно зауважали. Эта гнида завела массовые знакомства в соседних деревнях, и каждый вечер, на велосипеде, совершала велопробег – «тур де родная сторона». Наносил визиты вежливости. И как выяснилось, имел огромный успех в обществе. Мужику – бац, бутылку магарыча на стол, бабе – хлоп в ухо… комплимент, типа: «А знаете, что я вам расскажу?» Всё! Вся аудитория с растопыренными ушами у ног проходимца. Скоро каждый житель района знал о каждом из нас такое, что и мы не знали про себя. Сделал полную флюорограму всем без исключения. Не пожалел ни стариков ни детей. Фашист! На урегулирование вопроса отправили делегата – Григория. Он в два счёта, одной железной логикой, вторую даже из кармана не доставал, доказал всю гибельность выбранного Толиком жизненного пути. Осознал сполна: целую неделю в красном уголке проводил день открытых дверей. Сельчане брали компенсацию. Даже баба Марфа, которую Толик бессовестно уличил в прелюбодеянии, и та приковыляла с палочкой на огонёк. Палочку принесла для устрашения Толика. Поднесла к его носу и минут пять на этом эпизоде была нажата пауза. Шевелились только бабкины губки и Толика глазки. Особенно глазки: они то сходились на конце палочки, то шмыгали по сторонам в поисках защиты, то от страха закатывались в лоб – с глаз долой.

Теперь, если уж совсем становится невмоготу, ездит на рынок. Там отводит свою мелочную душонку. Мы посоветовались и плюнули на него. Больной человек неизлечимой болезнью. Пусть ездит. О, и братуха едет! Пойдём завтракать. Завтрак, не обед, должен быть малокалорийным: фрукты, овощи и что-нибудь из зерновых культур. Пшеничная хороша! Будете в наших краях – милости просим!

Просьба бедолаги

Рассказ написан на стыке года свиньи и года мыши. Действие разворачивается в магазине на селе, примыкающем вплотную к городу. Утром.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Продавец – женщина Нина, лет сорока.

Посетитель, или, скорее, проситель – потёртый жизнью мужчина 50 лет, от имени которого и ведётся повествование.

Оба коренные сельчане.

– Нина! Нинок! Нинуля! Дай бутылочку беленькой в долг!. Ну нету у меня счас денег! Обносился, обтёрся, обветшал; истратился, издержался, иссяк. Где я их возьму? Воровать у людей грешно, на предприятия не проберёшься – кругом охрана. Подделывать не умею. Да, честно скажу, и побаиваюсь – статья уж больно крутая, а годы преклонные. Это не раньше! Как, какие годы? Вот скажи мне, дорогая моя Нинуленька, ты видела, чтоб собака дотянула до полтинника? А я, при моей собачьей жизни, дотянул. И очень не хочется её остаток провести на цепи, когда всю жизнь свободной дворнягой пробегал.

Да, дворнягой, родословная подвела в последних коленах. А на брюхе выползать в породистые псы гордость не позволяла. Где моя счас гордость? При мне. Всё своё ношу с собой. А я не клянчу! Я культурно вежливо прошу. Я проситель, а не попрошайка! Это две большие разницы. Попрошайка на паперти возле церкви, а я в родном магазине у односельчанки. Которая, кстати сказать, отличается своей ласковостью и добротой, сочувствием и состраданием, пониманием и высоким гражданским сознанием. Это не лесть – это чистая правда!

Всё равно не поможет? Жаль. Я не Цицерон и не обладаю даром красноречиво убеждать, но это крик о помощи измученной души. Не вчера я её мучил – вчера я её лечил. А болеть начала с утра. Согласен, душу этим не вылечишь, но боль притупить можно. С кем пил? Да сосед, паразит, припёрся радостный на сносях. В смысле, – упакованный. Ага, беременный?! Спиртным. Что за радость? Жена с детьми уехала. Если бы! Увы, – только на выходные. К родителям. Да нету его! На работу вызвали, сволочи! А ты мучайся. Страдай. А ещё друг! Как это, зачем вчера пил? А когда ещё такая возможность представится? Лучше сегодняшние страдания, чем последующие сожаления. Физические мучения сносить легче, чем моральные.

Нинушенька, дай мне на крестик, который поставила на мне жизнь! Может и я на ней поставил, – не спорю. Дай страдальцу в крестах! Эх, креста на тебе нет. Опои страждущего и жаждущего, не дай засохнуть и завянуть, как Николай, в расцвете лет и сил. Не дай усопнуть отроку грешному, не покаявшись! На сухо не кается – только икается. Когда подумаю о геенне огненной. А хочешь расскажу, как я в молодости фальшивомонетчиком был? Мне бы в то время современную технику, я бы опередил государство в выпуске валюты. Я очень старательный. И трудолюбивый. Если, конечно, мне нравится работа. В этом вопросе я очень щепетилен. Нельзя сделать хорошо работу, которая тебе не по нутру. Всю жизнь страдаю от этих противоречий. Если мне нравится работа – я не нравлюсь работодателю, если я нравлюсь работодателю – мне не нравится работа. И работодатель становится противен и омерзителен. Так и хочется, не приступая к работе, набить ему морду. Чтоб не обманывал. Кто честный? Я по глазам вижу все его подлые мыслишки. Я ещё не приступил к работе, а он, подлец, уже подсчитывает, сколько на мне, дураке, заработает. Не глаза, а табло счётной машинки. Циферки так и крутятся. В одном – евро, в другом – доллары. Разъевшаяся личинка капитализма! А когда выползает из своего кокона – в десять раз становится ненасытней.

Где мне больше всего понравилось работать? Я много где трудился! Неплохо было на мясокомбинате. Кого выгнали? Сам ушёл. Жалко живность. Насмотришься на эту жестокость и сам ожесточаешься душой. Становишься агрессивным. Нейтрализуешь алкоголем. Выпьешь, дашь кому-нибудь в морду – смотришь, и легче. Один раз не тому дал. Посторонний в цеху оказался. Для чего пролез? Украсть! Я ему его галстук вокруг шеи намотал, и допрос учинил. Покраснел, от стыда что попался, глаза выпучил, хрипит. Не успел сознаться. Мастер смены прибежал. Оказалось – директор! Новый. С производством знакомился. Кто же знал? Их меняют, как хамелеон окрас. Успел уволиться по собственному, пока директор в больнице лежал. Рассказывали, что потом искал своего душителя. Хотел поблагодарить за бдительность.

На молочно-консервном было хорошо. Молоко меняли на вино, а закуска всегда возле рта. Тоже сам уволился. Невмоготу стало смотреть на консервы – тошнило и рвало. Издержки производства. Причём тут – жрать надо меньше? Директор – изверг! Застукал на обмене товара. Консервы меняли на пшеничную. Не, не уволил. Заставил сожрать все консервы. Двадцать пять штук на троих, без вспомогательных средств, то есть всухую. Тиран! Кто не сожрёт, говорит, уволю по статье, а кто сожрёт – по собственному. Из нас троих я один по собственному и уволился. Нисколько не жалел. Я и теперь на них не могу смотреть, даже снаружи. Вот сколько с тобой разговариваю, ни разу не глянул в их сторону. Боюсь, не выдержу усугубления состояния.

Но лучше всего работалось на пивзаводе! Атмосфера благоприятная, можно сказать – душевная. Торговля шла между цехами: пиво на водку, водку на квас, квас на пиво. Даже в самое знойное лето умереть от жажды не представлялось возможным. Не пить было нельзя. Среди минусов был большой плюс. После работы все идут на пиво, а ты с пива идёшь домой. И пускай дома проку от тебя мало, но траты на алкоголь сводились к минимуму. А значит дыры в семейном бюджете по твоей вине были крохотные. Тоже сам ушёл. Здоровье за деньги не купишь. Я и раньше замечал, что у меня есть печень. А тут я не просто узнал, с какой она стороны, но и почувствовал, что ей становится тесно внутри, и она стала выползать наружу. Подлечился за счёт завода и уволился. Не проще ли было бросить пить? Конечно, проще. Только невозможно! В квасном цеху пьют водку, запивают пивом; в пивном цеху пьют водку, запивают квасом; в водочном цеху пьют водку, запивают пивом, опохмеляются квасом. Круговорот вещей в природе изменить не в наших силах.

Зачем теперь пью? Теперь я не пью – теперь выпиваю. Но в меру! В меру сил и возможностей. А сил уже не много, а возможностей и того меньше. Особенно зимой. Да зимой мне и работать нельзя. Хронический бронхит. Как ты сказала? Хронический паразит? Нинон, как тебе не стыдно? Ты же знаешь, с весны до глубокой осени я в трудах. Всем помогаю. Тебе, кстати, в первую очередь помогу. Но надо ждать тепла. Врач так и сказал: «Хочешь жить – прекращай!» Не пить – работать зимой! Не нарколог – терапевт! Мне обидны твои каверзные насмешки. Но я готов забыть обиду. Дай бутылочку на утоление пустынной жажды. Что за странный тип: полчаса смотрит и ничего не покупает? Не обращай на него внимания! Ты лучше прислушайся к гласу вопящего и молящего о помощи.

Рассказать как я фальшивомонетничал? Занятная история. Беспечность наивной молодости. Моя врождённая склонность к рисованию. Видно в роду были художники. Я ещё в школе заподозрил, что Васнецов мой прямой предок. После него уже пошли любители пить, и к фамилии приросла буква. И стали мы – Кваснецовы! Квасом, правда, дело не ограничилось, но гены дают о себе знать. Теперь, если рука не тянется к стакану, то хватает карандаш. А в юности тяга была страшная. В то розовое время другой альтернативы ещё не было. Особенно любил натюрморты рисовать. С натуры. После отцовского с друзьями сабантуя натура оставалась, хоть и не эстетичная, а портреты разбредались, чтобы не мешать моему творческому уединению. И я с упоением изображал эту натуру во всей красе.

Отец очень был доволен. С утра глянет – и сразу видит: чего и сколько пили и чем закусывали. Всегда говорил: «Ты мой летописец!» – и ласково трепал по голове. С возрастом страсть усилилась, но приняла несколько извращённый характер. Да как ты могла такое подумать, Нинуля? Никаких пьяных оргий с обнажёнными девицами! Это пришло позже. И то в самой невинной форме.

 Извращение состояло в том, что я стал порочить советские денежные знаки. Сходство было, если смотреть в полутьме или нетрезвым глазом. Вот я пьяным их и раздаривал. А я тебе уже говорил, если работа мне нравится, то работаю с остервенением. Скоро у каждого в селе завелись мои эксклюзивные деньги. Многие, не протрезвев, даже пытались за них опохмелиться. Качество бумаги подводило. Но шуток и разговоров на селе было хоть отбавляй. Ты не помнишь – ты была ещё кроха. Хорошо, что живём в селе, а не в городе. Сидел бы в темнице сырой лет десять.

Однажды вечером зашёл участковый в гости к отцу. Без исполнения – в гражданском. Отец знатный самогон варил – тройной очистки. Экологически чистый продукт. Сначала с отцом поговорил, а потом и меня вызвал на собеседование. Сильно тогда меня пожурил. Ты, – говорит, – я слышал, по округе карикатуры на советскую власть распространяешь неприличного содержания? А ну показывай вещественное доказательство! Деваться некуда – принёс. Когда посмотрел моё художество, еле успокоили. Не от крика – от смеха. Но посоветовал в дальнейшем перейти строго на натюрморты. В противном случае, перейду строго в строгую изоляцию. В изоляцию не хотелось, и я перешёл в депрессивное состояние. От несправедливости. Талант надо развивать, а не загонять в изоляцию.

Начались первые личные встречи с зелёным змием. Первое время встречались редко, а потом обнаглел, паразит зелёный, и стал сам в гости приходить. Так мы с ним и сдружились. Но талант не пропьёшь! Опохмели творческую личность, непризнанного художника-передвижника. Я тебя уже полчаса от скуки спасаю, а сам умираю… от тоски. Не сделал в прошлом году денежного запаса. Последние крохи отдал на встречу Нового года. С самого начала надо задобрить грызуна. Прошлый год был неудачным. И встретил как свинья, и прожил хрюкая. Чего хотеть от года свиньи?

А кто виноват? Год свиньи считается прибыльным? Ни за что не поверю! А, для умных и практичных? Конечно, для этих хапуг любой год прибыльный! Как? А для раздолбаев любой год убыточный? Полностью согласен: для них – да! Много я их встречал на своём веку. Живут, как стрекозы – ни о чём не заботятся! Всё лето пропили, проспались, а тут и зима катит в глаза. Недопустимая беспечность. Для меня прошлый год исключение. Что ни говори, а свинья в том году подложила мне свинью.

Этот год будет другим. Грызуны – народ запасливый! Это не свинья – нажрётся и спит, а мышка – всё в норку, всё в норку. Вот с весны и начну запасы делать. А зимой можно в своё удовольствие и пейзажи писать. Перешёл на нейтральные темы, радующие глаз и душу. Пробовал портреты односельчан писать, по памяти. А память уже не та. Пришлось прекратить, пока не лишили последней. Хочешь, продам один пейзаж – за бутылку? Ночь. В небе звёзды. Белые яблони в цвету. Под яблоней спит пьяный мужик, а вокруг бутылки. И название почти как у Рембрандта – «Ночной позор». Каждая картина должна нести идеологическую направленность. Глянешь на неё, и становится стыдно за мужика. Один, втихаря, без друга и тоста, всё выжрал! Налей за идеологическую целостность моей сущности.

Уважь пожилого человека, борющегося с пороками человечества силой искусства. А я твой портрет напишу. Сегодня так на тебя нагляделся, хоть ночью разбуди – любую деталь вспомню. Вон сколько позади тебя на прилавке деталей. Дай одну, для укрепления памяти? А вам что, молодой человек? Погреться зашли? Минут сорок шастаете, ничего не покупаете, глазками – зырг, ушками – хлоп, как шпион! Пожалуйста, покупайте, я отодвинусь. Водочку берёте, пивко пенное, колбаску, рыбку… Пожалуй, я совсем отойду. Силы мои не беспредельны. Чувствую: пульс участился, сердце заклокотало. Не отходить? Это всё мне? За что? Рассказ понравился? Это вам рассказ, а мне – жизнь! И я бы не сказал, что она мне сильно нравится. Одно утешение: физический труд летом, утоление духовной жажды зимой.

А хотите я вам один пейзажик подарю? Бесплатно. Он больше для вашего поколения: несколько свободных нравов. Стимулом для написания послужил шедевр Венецианова «На пашне. Весна» Весна. В небе солнце, облака. Трактор в поле пашет. И с краю, в бороздочке, двое занимаются непристойным. Называется: «Сельчане в похоти». Посмотришь и стыдно… за тракториста. Пашет плохо! Плуги надо глубже в землю. Чтобы ни один посторонний глаз не приметил ничего предосудительного. Не хотите? Ну и ладно. Сохраню для выставки. А за презент спасибо. Не перевелись на нашей земле добрые люди! А тебе, Нина, должно быть стыдно! Зараза ты, Нина! Уже – да! Раньше нет, а теперь – да! Помощи моей не жди. А вы, молодой человек, будьте здоровы и богаты! Чтобы иметь возможность помогать больным и бедным!

Мазохист

Все меня каким-то пришибленным считают. Знаете, как говорят, ему, мол, кирпич на голову упал. Я же не буду каждому объяснять, что со мной такого не было. Пробовал – не верят. Только кивают сочувственно головой, а глаза говорят – падал, падал. Ну не падал на меня никакой кирпич! Магнитофон, правда, однажды упал. Прямохенько так – на темечко. Солидный такой «маг». Солидный не в смысле фирмы, а в смысле мощности. Мощность же в ваттах измеряется? Или в децибелах? Так вот, там этих ватт, вместе с децибелами, килограммов десять было! Он же мой соотечественник. А может и ровесник?! Сделано на совесть – металл!

Было это на закате развитого социализма, так и не перешедшего в коммунизм, и на восходе бандитского капитализма. Рубеж поиска себя, причём быстрого, и метания человеческих душ. И вот какая-то душа, не найдя быстро себя, и метнула в окно магнитофон.

Эта песня, с которой он падал, навсегда вошла в моё сознание и подсознание синхронно. Песню пел популярный певец Юрий Антонов. Вот летит этот венец технической мысли и на всю десятикилограммовую мощность орёт: «Мы вместе с звёздами падаем, падаем вниз». И упал. И ведь не соврал, что не один падает. Перед глазами столько звёзд появилось! Так теперь с этой песней и живу. И помирать не так страшно – помирать буду и с музыкой, и с песней. Причём, – бесплатной.

Только вот немножко что-то в голове нарушилось. Звёздной болезнью не заразился – я не артист, а сдвиг по фазе получил. Если бы он падал в нерабочем состоянии, может обошлось бы элементарным сотрясением мозга. Но упал-то он в мощном электро-музыкальном экстазе. И соприкоснувшись с биосферой, в виде моей головы, произошло короткое, но качественное замыкание. Но парадокс – замыкание почему-то произошло только в моей биосфере, а ему пофиг – закончил про звёзды, стал про море орать.

Но это так, мелочь. А в основном я очень даже нормальный человек. Прилично зарабатываю. По крайней мере, я всегда так думал. По крайней мере, до женитьбы я точно так думал. Я очень ценный строительных дел мастер. Живу не один, имеется семья. Кот у меня живёт – Цербер. Зверь! Месяц по подворотням искал, пока нашёл подходящего друга. Чтобы и злой, в меру, конечно, но и отходчивый. Нету у нас, славян, меры. Даже у котов. Он не царапает – кусает. Как собака! Только не лает, но и не мяукает. Рычит. Минитигр. Брал, чтоб не скучно было, но после года стал опасаться спать в одной комнате. Как бы не сожрал! Оставляю в прихожей для охраны.

Был женат – сутки. День свадьбы и первая брачная ночь. Потом мы тихо и мирно разошлись, с небольшим скандальчиком, в котором участвовала вся её родня, включая трёх восьмиюродных братьев. Или восемь троюродных? Небольшие провалы памяти, белые пятна истории моей звёздной жизни. Я легко справился с таким ударом судьбы, впрочем, как и с многочисленными ударами её многоюродных братьев. После этого я решил больше не жениться. В отличие от ударов её родни, скандалы я не переношу.

Удары были хоть и не очень впечатляющие, но все-таки приятны. Побочный эффект звёздно-музыкального озарения. Мне стала приятна боль. Конечно, в меру. Передозировка вредна во всём. Так врачи утверждают, а я им верю. Надо же кому-то верить, не политикам же?! Правда, название сей нездоровой зависимости я узнал совсем недавно. Один мужик сказал. Интеллектуал попался. Как-то прижали меня двое в тёмном переулке и скромно попросили одолжить им безвозмездно, то есть – даром, денег. Я не жадный, но категорически отказался.

Они упорно продолжали настаивать, отделываясь лишь трусливыми угрозами. Нерешительные ребята, попрошайки какие-то! Я сделал вид, что испугался, но денег не отдаю. Смотрю, один достаёт перочинный ножик и подносит к моему горлышку, а второй карманы ощупывает. Ну, думаю, денег хоть немного, а за так отдавать неохота. Пусть заработают. Привыкли на халяву без труда доставать рыбку из пруда. Набрал злости полный рот, да и выплеснул её в глаз одному из грабителей. Залепил амбразуру начисто! «Ах, ты гад! Ах, ты сволочь!». Какие-то женские причитания над постелью пьяного мужа. Правда, один ещё и падлой обозвал. Без этого ругательства ни одна мужская разборка не обходится. Падла и сука – неотъемлемые атрибуты крутой лексики в серьёзных мужских прениях.

В благодарность за эти тёплые и ласковые слова, я изловчился, и слегка так, кулачком, стук – в причинное место второму. О-о, после этого я узнал много слов синонимов первым двум. Оказывается, их очень много. Высказав всё, что знали, а потом меня повалили и стали бить. С прежними причитаниями. Почему-то молча бить не получается. Правда, и слова их были крайне неубедительными, и били они для очистки своей бандитской совести. Надоела мне эта канитель. Так и до утра пинать будут, а завтра на работу – поспать надо. Сделал вид, что потерял сознание. Довольные собой отстали.

Денег, конечно, не отработали, но хоть бумажник не взяли. Штучная работа! Эксклюзив! Память о жене. Она мне его всучила вместе с обручальным кольцом. «Чтобы он всегда был пухленьким, а кольцо, чтобы знал куда его нести». Я не фальшивомонетчик, не налётчик, не коррупционер, не рэкетир, ставящий на счётчик. Я – строитель! В него влезала бы зарплата за пятилетку, она намеревалась осматривать каждый вечер. Хорошо, что разошлись, иначе не знаю, отчего он каждый день распухал бы. Разве что кирпичи в нём носил бы на строительство дачи.