Шёпот глухой горы

Фабрис и Элен тоже явно удивлены, увидев меня. Конечно, ведь мало того, что я поперлась в лес, так еще и выхожу с того места, где моя мать провела последние часы перед смертью.

– Здравствуй, Кира, как поживаешь? – Элен приторно улыбается.

Терпеть не могу ее улыбку. Самая лицемерная из всех соседей. Ведет себя так, словно я все еще нужна ей, хотя на деле мои дела ее никогда особо не волновали.

– Нормально, – бурчу я.

Фабрис ничего не говорит. Он делает вид, что не замечает меня, как не замечает моего отца уже десять лет. Конечно, поди считает, как и все остальные, что от росинки не родятся апельсинки.

Тем лучше. Терпеть не могу и его тоже. Вечно слегка сальные волосы, голубые глаза навыкате, какие-то наросты на коже. Элен хотя бы красивая как для своего возраста, с аккуратной стрижкой и красивым мелированием. Никогда не понимал, как она живет с таким чмом. Неудивительно, что ее тянуло к моему отцу. Он хотя бы выглядит нормально.

– Хорошего вечера, – не найдя, что бы еще сказать, протягивает она.

– Ага, вам тоже.

Фабрис хватает ее под руку, и быстро тянет за собой, словно боится, что ее былые чувства вспыхнут. Я же иду не спеша, чтобы отстать от них как можно сильнее, а не тыкаться в спину до поворота на отшибу. Я вижу, как они шепчутся, оглядываются на меня, но ветер уносит их слова, так что я понятия не имею, что именно они мне перемалывают.

К завтрашнему дню пол Вильдерупта будет знать, что я ходила к памятным для нас местам. Интересно, если это дойдет до Ксении, она устроит мне очередную беседу о чувствах, прогулках, и прочем?

Придя домой, я запираюсь у себя. Хожу по комнате, потом не выдерживаю, и впервые пишу ему сама. Он запретил мне, но я тайком взяла его номер, когда мы виделись в последний раз. Он оставил телефон разблокированным, и пошел к алтарю помолиться.

Я прошу его встретиться, потому что больше не могу это выдерживать. Потому что мне нужно с кем-то поговорить. Я почти молю его не оставлять меня одну. Не бросать меня.

Через час он присылает ответ. Мы встретимся, скоро, он напишет в ближайшие дни. Я улыбаюсь. Наконец-то хоть какой-то свет в этом безумии.

Ксения

Последние ночи я плохо сплю. Кручусь, то накрываюсь, то раскрываюсь, чем страшно бешу Карину, лежащую подо мной. Вот и сейчас она снова двинула ногой в мой матрац.

– Спи уже давай!

– Ты сама заявляешься к ночи, раньше ложиться надо, будешь сразу засыпать, а не прислушиваться, – шепчу я.

– Слушай, ты мне не мамочка, сама разберусь, когда мне спать, есть и гулять.

– Карина, нам надо поговорить, – не выдерживаю я.

– Хорошо, хорошо, завтра поговорим, только умолкни.

– Нет, завтра ты снова покрутишься рядом с папой пару часов, а потом свалишь на весь день. Нам нужно поговорить наедине, – и прежде, чем она успевает ответить, я слажу со второго яруса, и подсаживаюсь к ней.

– Ну что ты хочешь? Я же провожу время с отцом, что еще нужно.

– Карина, тут что-то не так. В этом поселке, с Кирой, с ее матерью, и папой, с соседями. Все очень странно.

– Ну естественно, ты видела это дно мира? Тут же как в колонии, никакого социума, замкнутый коллектив, изоляция. Неудивительно, что они все слегка сбрендившие, – хихикает она.

– Карина, я серьезно. Я всегда думала, что это папа боится людей, но после этих нескольких прогулок у меня такое чувство, что это от него люди шарахаются.

– Ну и что? Он же столько лет сидел отшельником, ни с кем не общался. Люди не знают, что у него в голове назрело за это время.

Тяжело признать, но аргумент Карины звучит логично. Люди боятся тех, кто не похож на них, может в этом все дело.

– А Кира? Тут уже она меня пугает. Несет какую-то дичь, рисует свою мертвую мать, вчера в супермаркете в Регенэке я услышала, как соседи обсуждают, что она ходит на место гибели мамы, что-то там высматривает.

– Она сучка, и этим все сказано.

– Нет, но… Мне кажется, они что-то недоговаривают. Есть что-то еще, кроме самоубийства Софии.

Карина садится на кровати.

– И что? Что ты от меня хочешь?

– Нужно выяснить, что на самом деле происходит.

– А может ничего не происходит? Все так, как есть, просто это люди из другой части страны, с другим менталитетом, вот и ведут себя иначе, а ты все надумала.

– Хорошо, если так, а если нет? Мы не можем уехать, пока не будем уверены, что папа и Кира в безопасности.

– Ты можешь торчать тут хоть до старости, а я через неделю максимум сваливаю. У меня учеба вообще-то.

– Ты все равно можешь учиться онлайн.

– Мне плевать. Кира вообще не моя забота. У нее отец пока жив, до 14 лет с ним дожила, и дальше выживет без нас.

– Ты видишь состояние папы? У него вчера снова сахар подскочил, таблетки не помогают. А кроме ног еще и видеть стал хуже, он может ослепнуть, осложнения от диабета это не шутки. Как он может заботиться о Кире, если о себе позаботиться не может?

– Слушай, удочери ее, если так волнуешься, – повысила голос Карина. – Мне все равно на эту Киру. Да и на отца тоже. Сама занимайся всей этой фигней. Я через неделю уезжаю, и ты не можешь меня удержать.

– А как же долг перед родителями?

– Долг? Да ты охренела? А долг отца передо мной? Он что для меня делал? Бросил нас с мамой, когда мне не было и трех, всю жизнь моей матери испортил, только навещал да на каникулы брал, а потом родилась эта мелкая, жена самоубилась, и он вообще про меня забыл. На десять лет. Да и про тебя тоже. Хрен ему, а не долг.

– Ты что, ревнуешь папу к Кире? Тебе уже двадцать лет, ты…

– Я никого не ревную, просто терпеть его не могу! – взвизгнула она.

– Да тише ты, весь дом перебудишь. Короче, все с тобой понятно. Ты мне не поможешь, да?

– Наконец-то твои мысли движутся в правильном направлении. А теперь дай мне поспать, – она отвернулась к стене, и накрылась одеялом с головой.

Я забираюсь к себе, и смотрю в потолок. Карина права, нам действительно нельзя торчать здесь вечно, у меня работа, у нее учеба. Но за эти почти две недели ни состояние папы, ни отношения с Кирой не только не улучшились, а словно ухудшились. Хотя я правда пыталась, в отличии от Карины. Но и мои усилия не бесконечны. Мне нужна чья-то помощь.

Утром я уже знала, что буду делать. Может, это был не самый лучший вариант, да и не факт, что я сумею воплотить этот план в жизнь, но больше в голову ничего не приходило.

Кира была в школе, Карина уехала к Ашилю, а я дала папе лекарства, проверила уровень сахара, занесла все в дневник питания, и, натянув лосины со спортивной курткой, вышла на улицу.

Быстрым шагом я направилась в лес, периодически проверяя часы. Небо, как всегда, было серым, кажется, с нашего приезда мы не видели солнца. Я не взяла зонтик, хотя в этих краях не стоит верить прогнозу погоды и обещаниям того, что дождя не будет.

Дойдя до начала грунтовки, ведущей к ферме, я остановилась. Решила сделать зарядку на стоящих у обочины брусьях, чтобы согреться, и чтобы все выглядело естественно.

Еще подслушивая разговоры соседей в супермаркете, я узнала, что Сюзанн и Эрве каждую среду ходят на ферму за продуктами. В одно и то же время. В любую погоду. Это помогает им сохранять дисциплину и крепкое здоровье даже в семьдесят лет.

А от папы я узнала, что они одни из старожилов поселка, живущие тут чуть ли не с его основания. Так что им уж точно должны быть известны все мелкие подробности и темные тайны.

Я отжималась уже в третий заход, когда они наконец прошли мимо. Вскочив, будто совсем не ждала их тут увидеть, я радостно воскликнула:

– Здравствуйте! Вы же меня помните? Я Ксения, дочь Клода.

– Добрый день, конечно, конечно, – закивал Эрве.

– Как поживаете? – спросила Сюзанн.

Уж не знаю, действительно ли они мне рады, после всех этих сцен с реакцией соседей на отца у меня есть некоторое подозрение, что все жители поселка относятся к нам с предубеждением. Это бы объясняло и поведение Киры. Но я пока еще не разочаровалась во всех, так что даже не изображаю, что искренне рада их вопросам.

– По-разному, вы знаете, всякое бывает. Я имею ввиду здоровье папы. Но все вместе мы справляемся.

– Как хорошо, что у Клода есть поддержка. Вы правильно сделали, что приехали.

– Спасибо. А может быть, вам помочь? – я протягиваю руку, чтобы взять одну из их корзин с продуктами.

– Ну, если вам не сложно.

– Конечно, нет, все равно я собираюсь возвращаться в поселок.

Ухватив и корзину Сюзанн, и пакет ее мужа, я волокусь рядом с ними в Видьдерупт. Мы говорим о погоде, еде, открывшемся недавно в Регенэке бассейне, и я не знаю, как снова завести речь о том, что меня интересует. Возникает ощущение, что Сюзанн и Эрве сами изо всех сил избегают темы моего отца и всего, что с ним связанно.

Дойдя до их дома, который совсем недалеко от нашего, я разочарованно протягиваю им их покупки.

– Спасибо тебе большое, Ксения, тяжело уже, конечно, в нашем возрасте тащить столько вещей, – говорит Эрве.

– Но зато продукты с фермы намного полезнее, чем все это химическое с супермаркета, – гладит его по руке Сюзанн.

– Не за что. Знаете, я все пытаюсь заставить папу ходить на прогулки, но он никак не хочет.

– Ну, это неудивительно, учитывая его проблемы со здоровьем, – хмыкает Эрве.

– Да, но, я думаю, может, если бы у него был бы пример друзей перед глазами… Все-таки мы с Кариной не сельские жители, нам тяжело изображать восторг от походов на ферму. А вы давно здесь живет, это, можно сказать, ваша Родина.

– Ты хочешь, чтобы мы гуляли с Клодом? – слегка приподняв брови, спрашивает Сюзанн.

– Послушайте, я не хочу вам навязываться, но папа так одинок. Ему нужно общение, друзья.

– Милая, но Клод сам отгородился. Это мы не хотим навязываться. Как можно помочь человеку, который сам этого не хочет?

Они врут, и я это вижу. Может, папа и замкнутый, но они не горят желанием с ним общаться по совсем другим причинам. Сама мысль внушает им отвращение. Это бесит меня, и я хочу уйти как можно скорее, потому что понимаю, что могу начать отстаивать честь своего отца, и в итоге превращусь в Киру с Кариной, еще одну злобную и конфликтную сестру. И тогда все точно будет потерянно.

– Милая, все в порядке? Мы не хотели ни в коем случае тебя обидеть, просто с Клодом действительно непросто общаться, – наверное на моем лице что-то отобразилось, потому что Сюзанн берет меня за запястье, будто хочет пожалеть.

– Просто мне кажется, будто я чего-то не знаю. Про папу. Я не виделась с ним десять лет, может, за это время что-то произошло.

– Нет, все было так еще до этого, – говорит Эрве, качая головой.

– Но, когда я приезжала к папе на каникулы, все было хорошо, и у нас, и в поселке.

– Милая, ты просто была еще очень маленькой. Это нормально, дети многого не замечают, не понимают, а плохое быстро выкидывают из головы.

– Если вы что-то знаете, может вы могли бы мне рассказать? Это очень важно, чтобы я смогла наладить отношения с папой, и с Кирой.

Сюзанн и Эрве переглядываются.

– Мы не сплетники, – говорит она.

– Я и не прошу сплетничать. Я его дочь, я имею право знать.

– Она права, – поворачивается Эрве к жене.

– Да, хорошо, только зайдем в дом, холодно.

В доме Эрве разжигает камин, Сюзанн готовит кофе и выкладывает печенье, словно мы собираемся мило обсудить воскресную проповедь или поиграть в карты. Усевшись напротив меня, она пригубливает из своей чашки, смотри в окно, а потом вдруг спрашивает:

– Прости, если тебе это покажется слишком личным, но как Клод жил с твоей мамой?

– Я понятия не имею, они развелись, когда мне был год.

– А твоя мама тебе что-то рассказывала?

– Ну, она сказала, они не сошлись характерами. Но она без проблем отправляла меня к папе на каникулы, так что не думаю, что он был таким уже плохим мужем и отцом, если вы на это намекаете.

– А вторая девочка? Забыла как ее зовут…

– Карина? Да там тоже самое, ну, ей было года три, когда они развелись, вроде, там были какие-то скандалы, но когда я приезжала к папе, и они еще жили вместе, мама Карины вела себя вполне дружелюбно, и все было тихо-мирно. А к чему эти вопросы?

– Понимаешь, когда Клод переехал сюда, он всем понравился. Мастер на все руки, веселый, дружелюбный, у него были друзья, он ходил к соседям в гости, никто и подумать о нем ничего плохого не мог. Но потом он привез сюда Софию. Она была совсем молодой, дочь украинских эмигрантов, из Страсбурга. Намного младше Клода, но ее родители были рады, что она нашла себе такого надежного мужа, настоящего француза. Софии было тяжело привыкнуть к закрытому поселку после довольно крупного города, но у них была большая любовь, она была готова на все рада Клода. Через год родилась Кира. И после этого в их семье начались проблемы.

– Да, мне говорили, что ей было плохо.

– Но тебе, наверное, не сказали, что ей было плохо из-за Клода. Мало того, что на нее давила изоляция, она не могла адаптироваться к материнству, так еще и Клод то запрещал ей долго говорить по телефону с родителями, то еще что-то хотел. В общем, через пару лет у них были такие скандалы, что слышали соседи. А иногда он орал на нее прямо при людях.

Я не могу поверить в услышанное. Не то чтобы я считала папу ангелом во плоти, но мне всегда казалось, что он не способен быть домашним тираном, а его разводы с нашими матерями, это просто неудачные браки, так бывает.

– А… Он ее бил? – еще не договорив, я знаю, что не хочу слышать ответ на свой вопрос.

– Никто никогда не видел на ней синяков, по крайней мере на видимых частях тела. Но все возможно.

– Вы думаете… – и тут до меня доходит. – Боже, вы думаете, он довел ее до самоубийства?

– Скажу тебе честно, раз уж мы завели эту тему. Да, и так думают почти все в поселке. Да, у Софии были и другие проблемы, послеродовая депрессия, Кира была не самым простым ребенком, много болела, замкнутая жизнь тоже давила на нее, но я уверена, что если бы Клод был хорошим мужем, она могла бы жить. Ее родители в итоге тоже узнали все подробности, и после этого даже с внучкой общаться не хотят.

– А Кира? Вы не знаете, как он обращался с ней?

– К ним ходили социальные службы, после смерти Софии, но придраться было не к чему. Но он никогда Киру и при жизни матери не обижал. Знаешь, в последний год своей жизни София часто брала малышку, и уходила из дома бродить в лес. По выходным, когда Клод был дома, с раннего утра и до вечера проводила там время. Мы часто видели, бредущей по дорожкам, сидящей на поленьях, с малышкой на руках. Иногда это даже было слегка пугающе. Но чаще очень грустно.

– В тот день она тоже пошла так бродить?

– Да, и уже не вернулась, – вздохнула Сюзанн.

– Но почему никто ничего не сделал?

– А что мы сделаем? – встревает Эрве, который до этого молча водил кочергой в камине. – Чужая семья – потемки, пока люди сами не попросят о помощи, не смысла к ним лезть.

– Но мы же во Франции, а не где-то в странах третьего мира, почему никто не вызывал полицию хотя бы?

– Милая, ну ты же понимаешь, не было доказательств, что он ее бил. А даже если и так, то она сама должна была захотеть подать на него жалобу. А скандалить законом не запрещено. Ему бы все равно ничего не сделали, а нам потом рядом с ним жить, тут и так он с кучей соседей перессорился.