Шёпот глухой горы

– Ну, это семейное, тут папа точно нашел под стать себе.

– Сомневаюсь, Клод как раз в то время был очень активным.

– В плане?

– Я не вникала, мне не до того было, но по-моему у него были и друзья, и враги, и какие-то ссоры.

– Интересно, – я задумалась. Я не помнила, чтобы в мои приезды на каникулах папа чем-то отличался. В основном, он посвящал время нам. С другой стороны, это всего месяц в году. Да и сильно меня тогда интересовали взрослые разборки.

– В любом случае, то, что случилось, ужасно.

– Простите, а вы не могли бы мне рассказать, что именно случилось с Софией? Мне важно знать, чтобы наладить отношения в семье.

– А вы не знаете? – потрясенно спросила Люсилль.

– Нет. Если вам не трудно…

Она закусила губу, покачала головой. Вздохнула и сказала:

– Честно говоря, мне немного стыдно это вспоминать. В том плане, что я так хотела найти подруг тут, но меня больше волновало, чтобы они поддерживали меня, помогали мне с малышом. Я совсем не думала, что это должно работать в обе стороны. Сколько раз я пыталась заговорить с Софией, но ни разу не спросила, как ее дела на самом деле. А ведь было очевидно, что ей плохо.

– Но что же случилось?

– Я не углублялась, потому что как раз выяснила, что беременна вторым. Муж хотел оградить меня от стресса, так что прям подробностей я сама до сих пор не знаю. Знаю только, что в тот день, рано утром, она пошла гулять с малышкой, с Кирой в лес. Не по этой дороге, по другой. Прошло несколько часов, было время обедать, но она не вернулась. Клод не особо бил тревогу, потому что у них там что-то не клеилось. Но в конце концов он пошел поспрашивал людей. Все сказали, что не видели Софию в поселке, только идущей в лес. Клод пошел искать ее там. И нашел.

– И что? – мне стало не по себе. Туман еще не развеялся, лес был темным и мрачным.

– Она повесилась на дереве. На своем шарфе.

– О Боже! – я прикрыла рот рукой.

– Да, это было недалеко от поляны с детской площадкой. Самое страшное то, что Кира все это время сидела рядом. У нее был шок, она все забыла, так что никто не смог выяснить, видела ли она, как мама повесилась, или же София оставила ее играть на площадке, а сама ушла, и Кира нашла ее уже такой. В любом случае, после это ничего уже не было как прежде. Я хотела как-то поддержать Клода, но муж сказал не лезть, не знаю, почему, он как-то очень испугался этой истории, и я после этого уже не общалась с вашей семьей. Мне очень жаль, Ксения.

Мы дошли до выхода в поселок. Я почувствовала облегчение. Не уверена, что еще когда-либо пойду туда одна.

– Спасибо большое, – сказала я Люсилль. – Вы мне очень помогли.

– Не за что, дорогая. Я живу в доме 16, обращайся, если что.

Она села на велосипед и поехала в поселок, а я свернула к нашему дому на отшибе.

Теперь мне стала понятна реакция Киры на предложение погулять по лесу, и рисунки с повесившимися женщинами. Она все еще была мне не особо приятна, но все же я жалела этого ребенка, малышку, которая несколько часов сидела в холодном лесу под ногами висевшей на ветке матери. Неудивительно, что Кира так себя ведет. Как вообще жить нормально после такого. И папа тоже, можно ли его винить в том, что он перестал общаться с двумя старшими дочерьми, если все это время он пытался не дать сойти с ума младшей, и не спятить самому.

В доме уже все встали, позавтракали, и снова разошлись по комнатам. Я проверила, как там отец, рассказала ему о впечатлениях от фермы, и ворвалась к себе в спальню. Карина выщипывала брови, сидя на кровати.

– Слушай, – я села рядом с ней. – Нам нужно помириться с Кирой.

– С чего это? – она не отрывалась от зеркала, которое держала в руке.

Я пересказала ей рассказ Люсилль. У Карины даже рука не дрогнула.

– Ну и что?

– В смысле?

– Что это меняет? – она наконец положила зеркало.

– Тебе что, непонятно, какое они пережили потрясение?

– Понятно, но мне пофиг. Буду я еще бегать вокруг Киры из-за этого. Такое может случиться с каждым.

– По-твоему, много детей в четыре года находят свою мать повесившейся?

– Знаешь, есть те, кто теряют родителей еще при их жизни, и ничего, живут же.

– Я смотрю, ты у нас эксперт по отношениям с мамой.

– Это не твое дело, поняла? – огрызнулась она.

– Вчера ты наехала на нее из-за ничего. Она не может ходить в этот лес из-за своей мамы, а ты на нее сразу гнать начала.

– Прости, а ты разве не была со мной согласна? А? Если так переживаешь за свою сестренку, так чего же меня не остановила? Буквально поддакивала мне там, но виновата, как всегда, я. Ты на себя бы посмотрела, что в тебе творится, прежде чем бежать причинять добро.

– Ну хорошо, ты права, да, мне тоже непросто со всем этим. Но нужно стараться поступить правильно. Хотя бы ради папы.

– Мне все равно и на папу, и на Киру, поняла? Сегодня после обеда я иду к Ашилю.

– К кому?

– К моему парню, из Регенэка.

– То есть за эти дни ты уже успела завести себе парня, но ничего не сделала для нашей семьи.

– Пусть сначала семья для меня что-то сделает, – хмыкнула Карина, вытаскивая из тумбочки косметичку.

– Да что с тобой такое? Я понимаю, что ты не хотела ехать, но такое чувство, что теперь ты просто всех ненавидишь.

– Да, ты угадала, – улыбнулась она.

– Но почему?

– По кочану. Я пошла чистить картошку. Хочу пообедать поскорее и свалить отсюда.

– Спасибо, что хотя бы обедаешь ты с нами, – прошептала я.

Кира

Итак, мои сестрички здесь без году неделю, даже меньше, а уже все друг друга достали. Вчера никто даже не приходил ко мне в комнату с поучениями жизни. Надеюсь, что еще пару дней, и хоть одна из них свалит.

Конечно, первой свалит Карина, эта святая Ксения будет биться за семейные узы, ну или за их имитацию до последнего. Для меня такой расклад самый лучший, хотя от Ксении тоже непонятно чего ожидать. И все-таки меня притягивала Карина. Я хотела иметь хотя бы надежду пообщаться с такой как она. Почему в жизни всегда все так? Те, кто на тебя похожи, тебя в лучшем случае не замечают, зато всякие лицемеры лезут без конца.

Вчера я снова ездила вслед за Кариной в Регенэк. Но в этот раз не было ничего интересного. Она пошла не в бар, а в какой-то многоквартирный дом, наверное, в гости к тому парню.

Мне ужасно хочется увидеться с единственным человеком, который меня здесь понимает. Но он не давал о себе знать с тех пор, как эти две приехали. Наверное, думает, что мы тут кайфуем вместе, и я в нем больше не нуждаюсь.

Придя со школы, я зашла к отцу. Сама не знаю зачем, мне гораздо легче, когда я его не вижу. Иначе мне снова снятся эти сны. Наверное, я хотела услышать, что он понял, что сестрички не лучшие опекуны для меня. Но отец, наоборот, стал рассказывать, как же хорошо, что они у меня есть. Потом спохватился, и решил узнать, не издеваются ли они надо мной, так, на всякий случай, уж умирать, так со знанием, делать-то он все равно ничего не будет.

– Кира, ты уверенна, что все нормально? Мне показалось, что у вас был конфликт? – отец дернулся, словно хотел взять меня за руку.

Я вывернулась, подошла к тумбочке, налила воды в стакан, и выдавила его таблетки из блистера.

– Все в порядке. Мы просто дискутировали. Не волнуйся.

– Хорошо, – отец сунул капсулы в рот и проглотил, дернув головой. – Все будет хорошо. Вы сможете подружиться. У вас не такая большая разница в возрасте.

– Конечно, – неужели он сам не понимает, что иногда даже между ровесниками может быть пропасть размером с океан?

К вечеру ко мне пришла Ксения. Я научилась угадывать по звуку ее шагов, идет она к себе, или ко мне, так что теперь у меня больше времени на то, чтобы все спрятать.

– Можно к тебе? – она приоткрыла дверь.

– Да.

Ксения села на кровать рядом со мной.

– Ты сегодня без поддержки? – спросила я.

– Карина играет с папой в шахматы, я решила их не отвлекать. Послушай, я хотела попросить прощения за тот конфликт, который мы с тобой устроили.

– Это ты извиняешься и за себя, и за нее, – я мотнула головой в сторону спальни отца.

– Нет, только за себя. Карина взрослая, она сама придет к тебе, когда посчитает нужным, я не могу принимать решения за нее.

– Да мне все равно, – я подтягиваю к себе ноутбук с докладом по географии.

– Послушай, Кира, не стану скрывать, я узнала про твою маму. Про то, что с ней случилось.

– Да ты что, наверное, чисто случайно?

Она смущается, и я ликую в душе. Нужно поставить эту сучку на место.

– Я никого не допрашивала, если ты это имеешь ввиду. Просто разговорилась с соседкой.

Ах, ну тогда все ясно. Это их любимое занятие. Даже если бы Ксения ничего не спросила, они бы все равно ей все выложили. Вопрос только в том, что именно ей рассказали. Насколько глубоко она все знает?

– Короче, чего ты хочешь?

– Я же сказала, извиниться. Мне жаль, что я давила на тебя, и я понимаю, почему ты не хочешь ходить в лес. Ты имеешь на это полное право.

– Но есть какое-то «но»?

– Я не прошу от тебя подружиться с Кариной, потому что понимаю, что это не так просто. Но мне кажется, тебе стоило бы быть поласковее с папой.

– Чего?

– Ты почти с ним не общаешься, а папа нуждается в нас, ему же очень больно и тяжело. Я не говорю, что ты должна все время за ним ухаживать, но все же, ты будто отстраняешься от него, хотя должно быть наоборот, учитывая его болезни.

Я поняла, что наши соседи были слишком деликатными, и не рассказали ей всего. Она все еще думает, что отец святой. Несчастный вдовец, невинная жертва сумасшедшей жены, которая оставила его одного с травмированной на всю жизнь дочерью.

– Знаешь, по-моему, не тебе мне указывать, как общаться с ним.

– Почему? Я твоя старшая сестра, я знаю папу дольше, чем ты.

– Ты знаешь его ровно столько, сколько и я. Насколько мне известно, все эти десять лет вы не общались?

– Да, но…

– Вот и не указывай мне. Ты понятия не имеешь, что тут происходило, даже тогда, когда ты еще к нему приезжала, ты ничего вокруг не замечала, кроме себя любимой.

– Знаешь, я все понимаю, я стараюсь быть терпеливой к тебе, но твое хамство не оставляет мне шансов общаться нормально, – Ксения выходит из себя.

Мне следовало бы остановиться, пока речь снова не зашла о больной теме – наследстве, – но я уже не могу.

– Твое желание всюду сунуть свой нос, и раздать указания, будто ты тут самая умная, тоже не способствуют приятному времяпрепровождению.

– Я не понимаю, что с тобой не так. Ты обозлена на весь мир, но папа все эти годы заботился о тебе, растил, почему ты так к нему относишься?

– Ой, ну спасибо, что он не сдал меня в интернат. Как мило с его стороны. Это он тебе наплел поди, какой он замечательный? Ты же не знаешь, кто он на самом деле.

Она растеряна. Отходит к двери, потом передумывает, поворачивается, и спрашивает:

– И кто же? Чем он тебя так обидел? Лично мне он никогда ничего плохого не делал, да и Карине тоже, кроме последних десяти лет, но это объяснимо.

– Конечно, он просто вовремя развелся с вашими мамашами.

– И как это понимать?

– Так, что они живы, а моя умерла.

– Ну это уже слишком! – Ксения явно убита наповал, а я понимаю, что зашла слишком далеко. Но когда-нибудь она узнает правду. Может, даже мы все узнаем.

– Уходи, – говорю я ей.

– Кира, твоя мама сама сделал этот выбор. Почему ты винишь его?

– Проваливай! – кричу я, и она выскакивает за дверь.

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не запустить вслед пеналом, но мои оры уже могли привлечь внимание отца, а я не хочу, чтобы он вмешивался. Так что просто ломаю карандаши на две части, и расшвыриваю их по комнате.

Ксения

Прошло два дня, но разговор с Кирой не выходит у меня из головы. Все это время мы только вежливо контактируем за совместными приемами пищи. Даже тот факт, что Карина стала чуть больше времени проводить с папой, не радует меня. Тем более, что при любом удобном случае он улизывает к Ашилю, возвращается, когда я уже сплю, и мне никак не обсудить с ней все происходящее.

Может, стоило бы поговорить о поведении Киры с отцом, но я не уверена, что это не ухудшит ситуацию. Кира разозлится на меня за то, что я нажаловалась на нее папе, да и что я ему скажу? Пап, Кира тебя ненавидит и считает виноватым во всех грехах мира? Ему ведь запрещены стрессы, а разве может это не взволновать любого нормально родителя?

Но и молчать я не могу. Все происходящее, эта напряженная атмосфера в доме, тяготят меня. Поэтому перед сном я зашла в спальню к папе, и плотно прикрыла за собой дверь.

– Пап, нам нужно поговорить, – я села на стул у его кровати.

Он приподнялся на подушках, отложил книгу.

– Что-то случилось?

– Я не знаю, как сказать. Понимаешь, я волнуюсь за Киру. Она говорит такие мрачные вещи…

– Милая, не обращай внимания. Она была такой всегда. А сейчас еще и переходный возраст.

Интересно, а своего отца она тоже ненавидела всегда?

– Но, может быть, стоит что-то сделать? Повести ее к психологу? Вдруг это опасно? Вдруг она причинит вред себе, или другим?

– Да я как-то никогда не наблюдал у нее таких тенденций. С чего ты взяла, что она на такое способна?

– Не знаю, просто в подростковом возрасте многие творят что-то странное.

– Она ходила когда-то к психологу, потом сказала, что он ей больше не нужен. Я не стал ее принуждать. И сейчас тоже не вижу смысла заставлять ее снова копаться в своем мозгу.

– Но папа, может, ее можно как-то изменить. То есть, помочь, я хотела сказать, помочь.

– Ксения, она такая, какая есть. Не дави на нее. Она сама потом тебе откроется.

Да она, похоже, уже открылась, вот только не той стороной, какую обычно стараешься показать людям. Но я поняла, что папа, как и многие мужчины, не особо озабочен чувствами и эмоциями. А может, он, как отец, все-таки лучше знает Киру, и мне стоит довериться ему?

– Пап, я тут подумала, тебе стоит выходить на пешие прогулки.

– Куда, в лес?

– Ну, не обязательно. Можно гулять по поселку, за поселком. Там хорошая дорога, сможешь опираться на трость.

– Я не уверен, что это хорошая идея.

– Пап, но тебе нужно двигаться. Можно, конечно, купить велотренажер, на все-таки свежий воздух точно лишним не будет. И мы пойдем с тобой, разве тебе не хочется погулять с семьей?

– Да, конечно, ты права, врач мне тоже говорит ходить… Но я не знаю, я давно не ходил по поселку, всегда только на машине туда и обратно проезжал.

– Ну вот, хоть увидишь, какой твой поселок, и природа вокруг него, красивые.

– Да, но люди, они же будут смотреть, – промямлил папа.

– И что? Тебе нечего стесняться, вместо трости можно взять скандинавские палки.

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Ну, я же отшельник, и тут выйду…

– Пап, я не понимаю. Ты что, боишься людей? Наоборот, они должны радоваться за тебя, что к тебе приехали дочери, ты общаешься, гуляешь.

– Скорее наоборот, они меня боятся.

– В смысле?

– Знаешь, когда кто-то отличается от остальных…

– Ой, папа, это все в твоей голове. Я уже познакомилась с парой местных, очень приятные люди. Все, никаких больше споров. Завтра начнем.

– Хорошо, уговорила, – он улыбнулся. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я пересекаю коридор, и стучу в комнату Киры.

– Кира, я только хотела спросить… – просовываю голову в дверной проем.

– Можешь зайти целиком, – язвительно отвечает она.

Кира наконец перестала дергаться и что-то прятать, когда я вхожу. Может, это хороший знак?

– Завтра мы с папой пойдем погуляем по поселку. Не хочешь присоединиться? Я бы хотела, чтобы эти прогулки стали каждодневными, думаю, у папы будет больше мотивации, если мы будет гулять все вместе.

– Я в школе до четырех.

– Ничего страшного, можно устроить вечернюю прогулку. Пока еще не темнеет совсем рано.

– Да нашей семейке лучше гулять по темноте, чтобы никто не видел, – ухмыляется она.

– Не знаю, что ты имеешь ввиду, но лично я никого не стесняюсь.

– Да я тоже, – пожимает она плечами.

– Тогда ты могла бы пойти.

– Но не пойду.

– Почему?

– Мне нужно учиться.

Я решаю воспользоваться советом отца, и не давить.

– Ладно, но все-таки подумай об этом, на выходных могли бы пойти все вместе.

– Ага.

Может быть, когда она увидит, как мы все весело проводим время, ей самой захочется пойти с нами.

Но на следующий день я понимаю, что на счет веселья я точно погорячилась. Карина не в духе, впрочем, как всегда последнее время, и я догадываюсь, что это будет первая и последняя ее прогулка. Папа тоже собирается с лицом, будто мы ведем его на убой. Наконец мы все выходим из дома.

Дождь не прогнозировали, но небо затянуто серыми тучами, такими низкими, что кажется, будто к ним можно прикоснуться, став на цыпочки. От этого в воздухе витает неизменная влага.

Мы шагаем по главной улице, мимо разноцветных, словно кукольных, домов. Папа взял меня под руку, Карина идет с другой стороны, сунув руки в карманы. Я пытаюсь говорить о какой-то ерунде, типа как хорошо здесь работают водостоки, раз от постоянных дождей еще никогда не было потопов. Но Карина скучает, а папа напряжен, и я не могу понять, почему.

Время послеобеденное, так что все пенсионеры, а Вильдерупт населяют в основном они, тоже вышли посидеть в своих дворах, или прогуляться. Встречая кого-то из соседей, мы все здороваемся, но я замечаю, что они отвечают только мне. Ладно Карина, она ходит с недовольным лицом, никогда не улыбается, и приезжает домой поздно, будя шумом мотора соседей, живущих у дороги. Понятно, почему ее недолюбливают. Я даже начинаю думать, что если она в следующий раз не пойдет с нами, будет даже лучше. Не знаю, что чувствует папа, но мне стыдно за ее поведение.

Но вот почему жители Вильдерупта так реагируют на отца, мне непонятно в корне. Ведь по словам Киры и Люсилль, до смерти Софии он общался с людьми, у него были друзья. Я в правду думала, что его выход в люди всех обрадует, они решат, что наш Клод возвращается к жизни.

Но похоже, что ему никто не рад, поэтому выйдя за поселок, мы выдыхаем, ведь здесь за нами не следят куча пар глаз. Погуляв еще немного, папа говорит, что у него начинают неметь ноги, и мы поворачиваем назад.

К счастью, на обратном пути у нам приковано уже меньше внимания. Ладно, может в первый раз у соседей просто шок. Завтра они будут приветливей.

Но, когда мы уже доходит до поворота на нашу отшибу, из одного из дворов на нас вылетает футбольный мяч. Я успеваю отклониться, что бы он не вмазал мне по лицу, а отец, отшвырнув трость, вдруг с ловкостью ловит его.

– Вау! – Карина даже слегка хлопает в ладоши.

– Здорово, пап.

– Вы же помните, что в молодости я играл в футбол. Мышечная память еще осталась, похоже.

– Значит, еще не все потеряно, и ты можешь выздороветь, – говорит Карина так, словно ее волнует папино здоровье.

Из двора, откуда вылетел мяч, выходит девочка лет восьми.

– Ураа, мы с братом думали, что мяч залетит к соседям. Тогда пришлось бы ждать до вечера, пока они не придут с работы, – кричит она и кружит вокруг нас.

– Рад помочь. Держи, – папа протягивает ей мяч, и она с жадностью его выхватывает.

– А вы правда бывший футболист?

– Да, было дело.

– А может научите меня каким-нибудь штукам? Я хочу играть лучше него, чтобы он не смеялся.

Папа растеряно смотрит на девочку.

– Милая, Мёсье Дюран сейчас болеет и не может играть. Ты же не играешь, когда у тебя болит ножка? – наклоняюсь я к девочке.

– Нет, – улыбается она.

– Вот и он не может. Но, когда выздоровеет, обязательно к тебе придет и научит.

– Урааа! – снова кричит девочка.

– Что здесь происходит? – из-за калитки появляется женщина.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, девочка бросается к ней и визжит:

– Мама, этот Мёсье футболист, он научит меня играть.

Женщина переводит на нас взгляд, и я замечаю почти ужас в ее глазах.

– Мы ваши соседи с дома номер…

– Я знаю, кто вы! – перебивает она меня фальцетом. – Никогда не подходите к моим детям. Понятно?

– Но мы ничего не делали, просто разговаривали.

– Не надо с ними разговаривать! Просто не надо! И учить вам их тоже ничему не надо! – последнюю фразу она адресует папе.

Прежде чем я успеваю как-то оправдаться, женщина тянет дочь за собой, и захлопывает калитку. Я слышу, как она говорит:

– Разве я не учила тебя, что нельзя разговаривать с незнакомцами?

– Мам, но это же наш сосед, ты же разговариваешь с соседями? – пищит девочка.

– Некоторые соседи тоже чужие, не надо с ними общаться без родителей.

Голоса затихают. Папа подбирает палку и как ни в чем не бывало говорит:

– Пойдемте домой, мне уже пора пить лекарства, мерить сахар.

– Да, конечно, – глубоко пораженная, я снова беру его под руку.

Лицо Карины тоже выражает недоумение, но папа дает понять, что не хочет обсуждать произошедшее, так что мы просто в молчании добираемся до дома.

Кира

Вчерашняя прогулка явно не поимела успеха, судя по тому, как отец отчаянно упирался снова выходить из дома. Но Ксения слишком оптимистична и назойлива, чтобы сдаться просто так, так что перед ужином они снова поперлись куда-то бродить. Не знаю, на что она рассчитывала, наверное, что раз солнце заходит, то люди будут хуже их видеть, или, что после работы соседи будут слишком уставшими, чтобы обращать на них внимания. Но судя по тому, что назад они вернулись через сорок минут явно не в духе, все снова прошло не так идеально, как воображала Ксения.

Она поди считала, что соседи встретят нашу семейку с распростертыми объятиями, но не тут-то было. Хорошо еще, что я с ними не пошла, а то вся презренная троица была бы в сборе. Все-таки Ксения еще не до конца в изгоях. Она вообще производит впечатление приемной дочери, не от нашего рода.

Этой ночью я сплю плохо. Мне снова снится этот сон. Я иду между деревьев, и в конце концов вижу кого-то. Еще чуть-чуть, и мне удастся заглянуть ему в лицо. Еще чуть-чуть, и он обернется. Я наконец узнаю, кто это. Но когда я уже останавливаюсь рядом с ним, то понимаю, что я ростом с четырехлетнюю девочку, а моя голова словно залита цементом, и я не могу ее поднять. Я смотрю на его колени, когда он медленно поворачивается. Силюсь хоть немного откинуть голову, но не выходит. Меня парализовало. Он полностью повернулся ко мне, а я ничего не могу поделать. Я кричу, но мой крик заглушает дождь.

Я резко села на кровати. Сначала сквозь дикое биение сердца ничего не слышала, но потом поняла, что дождь реально идет, бьет по стеклу. И ветер, от которого дом гудит.

Я встаю, и тихонько иду к спальне сестер. Приоткрываю дверь. Когда глаза привыкают к темноте, вижу, что кровать Карины пуста. Конечно, в такой дождь она не поедет назад по горному серпантину. Она и днем по нему явно побаивается ездить.

Я возвращаюсь к себе. Пытаюсь представить Карину с ее парнем, потом себя, но ничего не получается. Мои мысли не отпускает лес.

На следующий день после школы я все же решаю туда сходить. Не то чтобы после смерти мамы я вообще не ходила в лес. Ходила, просто не той дорогой, которая ведет к поляне. Но в целом я старалась делать это как можно реже. В последние пару лет, с тех пор, как начались эти странные видения, я там точно не была.

Мои ноги отвыкли от подъема вверх с нашей отшибы до начала дремучей густоты деревьев. Когда я наконец оказываюсь среди запаха сосен и падающей листвы, мне приходится остановиться, чтобы прошло ощущение жара в голенях.

Дует пронизывающий ветер, в такую погоду лучше было бы сюда не ходить, какое-нибудь дерево может и упасть. Но я не боюсь. Мне не страшно умереть, или остаться инвалидом. Лучше бы это случилось, тогда я отправилась бы на кладбище, или в хоспис, а не к сестрам.

Закутавшись шарфом до самых глаз, я быстро дошла до той самой дороги, начинающейся от грунтовки, ведущей среди деревьев до поляны с детской площадкой. Остановившись, я смотрю туда, из-за туч кажется, будто это не лесная дорожка, а туннель, черный, беспросветный, ведущий в ад.

И все-таки я ступаю в него. Иду до самой площадки, сажусь там на лавочку, и долго вглядываюсь в деревья, пытаясь что-то понять. Что-то вспомнить. Но ничего не выходит. Наверное, стоило бы пойти на то место, где нашли маму, но к этому я еще не готова. Я встаю, и медленно бреду домой.

На выходе к грунтовке я сталкиваюсь с Фабрисом и Элен. Вот черт. Какого хрена они тут делают? Судя по сумкам, возвращаются с фермы. Придурки, зачем переться туда через лес, если можно купить те же продукты на ярмарке по субботам.