Долг и страсть

Я изучал документ, чувствуя смесь восхищения и тревоги. Восхищения – потому что эта работа была блестящей. Тревоги – потому что мы наткнулись на нечто большее, чем обычный коммерческий спор.

– Алина, – сказал я серьезно, – вы понимаете, что это означает?

– Что наше дело имеет политическое измерение, – ответила она без колебаний. – И что ставки гораздо выше, чем два миллиарда рублей компенсации.

Умница. Она не только нашла связь, но и осознала ее значение.

В половине одиннадцатого мне позвонил Макаров.

– Глеб, как дела с "ИнноТех"? Клиент нервничает, хочет промежуточный отчет.

– Работаем, Игорь Львович. К вечеру будет готова предварительная стратегия.

– Хорошо. И Глеб… – в голосе патрона послышались стальные нотки, – клиент очень важный. Очень. Не подведи.

Пауза затянулась, и я почувствовал, что Макаров хочет добавить что-то еще.

– Игорь Львович?

– Слушай внимательно, – голос стал тише, но от этого еще более угрожающим, словно хищник, готовящийся к броску. – "ИнноТех" – это не просто клиент. Это часть большой игры, в которой участвуют очень серьезные люди. Люди, которые не прощают ошибок и не терпят самодеятельности от мелких сошек вроде нас с тобой. Твоя задача – выиграть дело. Точка. Никаких излишних исследований, никаких неожиданных открытий, никаких попыток играть в Шерлока Холмса. Ясно?

– Ясно, – ответил я, но что-то холодное сжалось в желудке, словно ледяной кулак.

– И еще, Глеб. Твоя новая сотрудница… Каверина. Говорят, она очень… принципиальная девушка. – В слове "принципиальная" слышался яд. – Смотри, чтобы ее принципы не навредили общему делу. А то придется ее перевести в другой отдел. Или вообще… оптимизировать штат. В кризис это нормально.

Угроза была завуалированной, но вполне ясной. Макаров не просто предупреждал – он ставил меня перед выбором. Либо Алина играет по его правилам, либо ее карьера в фирме заканчивается. Причем заканчивается так, что найти новую работу в этой сфере будет практически невозможно.

Разговор завершился, но смысл был ясен. Макаров знал о политических связях "ИнноТех". И предупреждал меня не копать слишком глубоко. А главное – держать Алину подальше от опасных открытий.

– Проблемы? – спросила Алина, заметив мое выражение лица.

– Возможно. – Я встал из-за стола, подошел к окну. – Алина, я должен вас предупредить. То, что вы нашли, может быть… деликатной информацией. Не все захотят, чтобы она стала достоянием гласности.

– Вы предлагаете забыть о том, что мы узнали?

В ее голосе не было осуждения, только вопрос. Но я знал, что за этим вопросом скрывается. Выбор между принципами и прагматизмом. Между правдой и безопасностью.

– Я предлагаю быть осторожными, – ответил я. – И помнить, что у каждого действия есть последствия.

Она молча кивнула, но по выражению ее лица я понял – она не собирается отступать. И, честно говоря, я уже не был уверен, что хочу, чтобы она отступила.

В полдень к нам присоединился Михайлов с результатами анализа документов по экологической экспертизе. То, что он рассказал, только подтвердило наши худшие подозрения.

– Экспертиза "ЭкоПроект" – подделка, – сказал он без обиняков. – Методы исследований неправильные, выводы ничем не подтверждены, а сама компания живет от заказа к заказу.

– То есть?

– То есть каждый раз, когда кому-то нужна "правильная" экологическая проверка, создается новая фирма с красивым названием, нанимается пара экспертов, которым все равно что писать, проводится формальная проверка, и через месяц после получения денег фирма закрывается.

Алина и я переглянулись. Кусочки мозаики складывались в неприятную картину.

– Михаил Петрович, – сказала Алина, – а что, если мы проведем независимую экспертизу? Настоящую. С привлечением серьезных специалистов.

Михайлов посмотрел на нее так, словно она предложила заняться банджи-джампингом с крыши здания.

– Алина Денисовна, мы защищаем клиента, а не ищем дополнительные основания для его обвинения.

– Но если независимая экспертиза подтвердит безопасность технологий "ИнноТех", это только укрепит нашу позицию, – настаивала она. – А если нет…

– Если нет, то мы окажемся в очень неудобном положении, – закончил я ее мысль.

Но идея была здравой. Рискованной, но здравой. И это снова заставило меня задуматься о том, как она мыслит. Не как большинство юристов, которые ищут способы обойти неудобные факты, а как следователь, который хочет докопаться до истины.

Опасно. И завораживающе одновременно.

После обеда мы остались одни. Михайлов ушел готовить стандартные возражения по иску, а Алина продолжала копаться в документах. Она работала с той же страстностью, с какой археолог исследует древние руины, – аккуратно, методично, но с огоньком в глазах.

Я наблюдал за ней украдкой, делая вид, что изучаю юридические прецеденты. Но на самом деле меня завораживал сам процесс ее мышления. Как она находила связи там, где другие видели только хаос цифр и фактов. Как морщила лоб, когда что-то не сходилось. Как ее глаза загорались, когда она нащупывала новую нить в запутанном клубке.

В какой-то момент она подняла руку и рассеянно убрала прядь волос за ухо – привычный жест, который почему-то показался мне невероятно интимным. Наверное, потому, что в этот момент она была полностью сосредоточена на работе, забыв обо всем остальном. Забыв о том, что рядом сидит человек, который еще неделю назад публично унизил ее перед коллегами.

Странно, но я начинал понимать, что это унижение болело мне не меньше, чем ей. Не потому, что я раскаивался в своей жестокости – в этом бизнесе без жестокости не выжить. А потому, что с каждым часом работы с ней я все отчетливее осознавал: передо мной сидит один из самых ярких умов, с которыми мне доводилось работать.

И я чуть было не упустил этот талант из-за собственных предрассудков.

– Глеб Андреевич, – сказала она внезапно, – а что если…

Она замолчала, уставившись в монитор компьютера.

– Что если что?

– А что если дело вообще не в экологии? – Она повернулась ко мне, и в ее глазах горело возбуждение открытия. – Что если настоящая цель иска – не компенсация ущерба, а заставить "ИнноТех" продать свое имущество за бесценок?

– Объясните.

– Смотрите. – Она начала рисовать новую схему. – Только у "ИнноТех" есть права на три важные технологии в нефтепереработке. Эти права стоят миллиарды долларов. Но компания в тяжелом финансовом положении – большие долги, просроченные кредиты.

Я начинал понимать, куда она клонит.

– И тут появляется экологический иск на два миллиарда рублей, – продолжала она. – Даже если "ИнноТех" его выиграет, расходы на суд и испорченная репутация могут привести к банкротству. А если компания разорится, все ее имущество продадут за копейки.

– И кто-то уже готов их купить, – закончил я.

– Именно. – Она ткнула пальцем в схему. – А угадайте, кто входит в попечительский совет экологической организации "Чистая Земля"?

Я не знал, но предчувствовал ответ.

– Не томите.

– Супруга депутата Давыдова. Елена Давыдова, формально – борец за экологию, фактически – проводник интересов мужа в экологической сфере.

Картина становилась кристально ясной. Давыдов через подставных лиц контролировал "ИнноТех", одновременно через жену организовывал против компании экологический иск, который должен был довести ее до банкротства, а затем за копейки выкупить ценное имущество.

Элегантная схема. Циничная, но элегантная.

– Алина, – сказал я медленно, – это блестящая работа. Но вы понимаете, что мы не можем использовать эту информацию?

– Почему?

– Потому что тогда нам придется обвинить нашего собственного клиента в мошенничестве.

Она помолчала, обдумывая мои слова. В этой тишине я вдруг осознал, что мы находимся в какой-то поворотной точке. Не только в деле, но и в наших отношениях. То, что она скажет дальше, определит, кто мы такие – циничные функционеры системы или люди, готовые бороться за справедливость.

Забавно, что еще неделю назад второй вариант показался бы мне смешным и наивным.

– А что если мы используем эту информацию не против клиента, а для него? – сказала она наконец.

– Как это?

– Мы идем к руководству "ИнноТех" и говорим: мы знаем, что происходит. Знаем, кто стоит за иском. И предлагаем не просто выиграть дело в суде, а полностью разоблачить схему. Превратить Давыдова из кукловода в обвиняемого.

Я смотрел на нее и чувствовал что-то, чего не испытывал уже много лет. Не просто профессиональное уважение, а настоящее восхищение – умом, интуицией, способностью видеть решения там, где другие видят только неразрешимые проблемы. Она была как хирург, который одним точным движением скальпеля вскрывает суть проблемы.

Но больше всего меня поражало другое – ее бесстрашие. Она предлагала бросить вызов системе, в которой я прожил большую часть взрослой жизни. Системе компромиссов, полуправды и взаимных услуг. И предлагала это так естественно, словно не видела в этом ничего особенного, словно честность была для нее не добродетелью, а базовой настройкой личности.

Может быть, и правда не видела. Может быть, для нее принципы были не абстрактным понятием из учебников по этике, а живой частью души, которую нельзя продать или заложить.

– Это очень рискованно, – сказал я, но в своем голосе услышал не предупреждение, а восхищение.

– Все интересное в жизни рискованно, – ответила она с улыбкой.

В этот момент что-то окончательно сломалось во мне. Та стена цинизма и отчуждения, которую я выстраивал годами, дала трещину. И через эту трещину просочилось нечто, что я считал навсегда утраченным – вера в то, что правда может победить.

Нет, не просто вера. Желание бороться за эту правду.

– Хорошо, – сказал я. – Попробуем. Но сначала нам нужны железобетонные доказательства. Одних догадок недостаточно.

Следующие три часа мы работали как единая команда. Она – копала информацию в базах данных, я – звонил своим источникам в различных ведомствах. Постепенно складывалась полная картина схемы Давыдова.

Депутат оказался не просто взяточником, а настоящим мастером грязного бизнеса. За последние пять лет он использовал похожие схемы, чтобы прибрать к рукам как минимум семь крупных компаний в разных отраслях. Создавал проблемы – экологические иски, налоговые проверки, санитарные претензии – а затем предлагал "решения" в обмен на долю в бизнесе.

– У нас есть все, – сказала Алина к семи вечера, откидываясь в кресле. – Документы, денежные переводы, показания свидетелей. Можно строить дело.

– Против депутата Госдумы, – напомнил я. – Вы понимаете, на что идете?

– Понимаю. – Она посмотрела мне прямо в глаза. – А вы?

Хороший вопрос. Понимал ли я? Еще утром я был успешным юристом, который играл по правилам системы. А теперь собирался бросить вызов этой системе. И все из-за принципиальной девчонки, которая заставила меня вспомнить, каким я был двенадцать лет назад.

– Понимаю, – ответил я. – И знаете что, Каверина? Мне это нравится.

Она засмеялась – звонко, радостно, искренне. И в этом смехе было столько жизни, что у меня на мгновение перехватило дыхание.

– Тогда завтра утром мы идем к руководству "ИнноТех", – сказала она. – И меняем правила игры.

– Завтра утром, – согласился я.

Когда она ушла, я остался в кабинете, глядя на доску, исписанную ее схемами и выкладками. Три дня назад Алина Каверина была для меня просто очередной молодой сотрудницей – талантливой, но наивной. Сегодня она стала чем-то большим.

Партнером? Союзником? Или просто человеком, который заставил меня поверить в то, что иногда принципы важнее прагматизма?

Я не знал точного ответа. Знал только одно: работать с ней было одним из самых увлекательных профессиональных опытов в моей жизни.

И самым опасным тоже.

Но почему-то это меня не пугало. Наоборот – впервые за долгие годы я с нетерпением ждал завтрашнего дня.

Черт, Каверина. Что вы со мной делаете?

Глава 5

Алина

Стоя перед зеркалом в примерочной бутика на Тверской, я в третий раз за час задавалась вопросом: а зачем, собственно, я трачу половину зарплаты на платье для корпоратива?

Последние три дня после нашей ночной работы в архиве пролетели в интенсивном ритме. Мы встречались с представителями "ИнноТех", обсуждали стратегию, я готовила дополнительные материалы по делу. И хотя Глеб держался со мной подчеркнуто профессионально – никаких намеков на вчерашнюю близость, никаких личных разговоров – что-то между нами изменилось. Он стал… внимательнее. Прислушивался к моим предложениям. Даже несколько раз одобрительно кивнул, когда я высказывала свое мнение.

Корпоративные мероприятия никогда не были моей стихией – слишком много показной роскоши, вынужденных улыбок и разговоров о том, как прекрасны деньги. Но отказаться от приглашения на праздничный ужин в честь очередной победы фирмы означало бы окончательно записать себя в изгои.

А после того, что произошло между мной и Глебом за последние дни – эти ночные работы, осторожные комплименты, моменты, когда его маска циника слетала, – я почему-то отчаянно хотела выглядеть не как строгая сотрудница, а как женщина.

Черное платье – не вызывающе откровенное, но и не монашески строгое. Элегантное, подчеркивающее фигуру, но оставляющее простор для воображения. Волосы не в привычном офисном пучке, а распущенные, мягкими волнами обрамляющие лицо. Макияж чуть ярче обычного – стрелки подводки делали глаза больше и выразительнее, а губная помада цвета спелой вишни привлекала внимание к губам.

Когда я увидела свое отражение в зеркале, то поняла – это больше не строгая сотрудница Алина Каверина. Это женщина, которая знает себе цену.

Ресторан "Метрополь" встретил меня роскошью, от которой слегка кружилась голова. Хрустальные люстры, мраморные колонны, столы, сервированные так, словно здесь должны были ужинать члены королевской семьи. Официанты в белых перчатках бесшумно скользили между столиками, разнося бокалы шампанского и изысканные закуски.

Вся элита московской юриспруденции собралась в одном зале – партнеры крупнейших фирм, судьи, представители государственных ведомств. Дорогие костюмы, украшения, которые стоили больше моей годовой зарплаты, разговоры о сделках на миллиарды рублей.

Я чувствовала себя не в своей тарелке, но старалась этого не показывать. Взяла бокал шампанского у проходящего официанта, нашла относительно тихий уголок у панорамного окна и стала наблюдать за происходящим.

– Алина Денисовна! – громкий голос заставил меня обернуться, и внутренне я застонала.

Денис Одинцов. Представитель "ИнноТех", с которым мы встречались на прошлой неделе для обсуждения деталей дела. Тридцать пять лет, спортивное телосложение, дорогой костюм и самоуверенная улыбка альфа-самца, привыкшего покупать все, что захочет. Типичный успешный московский бизнесмен, для которого женщины были либо секретаршами, либо развлечением, либо трофеями.

– Денис Русланович, – вежливо кивнула я. – Не ожидала вас здесь увидеть.

– А я специально пришел, когда узнал, что будет вся команда Соболева, – он придвинулся ближе, и я почувствовала запах его дорогого одеколона с нотками сандала и амбры. – Хотел лично поблагодарить за блестящую работу.

Слишком близко. Он стоял так близко, что я чувствовала тепло его тела, видела золотые запонки на манжетах рубашки, замечала, как его взгляд то и дело скользил от моего лица к декольте и обратно.

– Благодарить рано, – ответила я, делая незаметный шаг назад. – Дело еще не выиграно.

– Но будет выиграно, – самоуверенно заявил он. – С такой командой профессионалов успех гарантирован. Особенно с такой… – его взгляд снова скользнул вниз, – талантливой сотрудницей как вы.

Неприятный холодок прошел по спине. В его тоне было что-то, что мне категорически не нравилось. Слишком интимные интонации для делового общения.

– Вы очень любезны, – сказала я дипломатично, пытаясь перевести разговор в профессиональное русло. – Кстати, у меня есть несколько вопросов по документообороту "ИнноТех"…

– Работа, работа, – махнул он рукой. – Сегодня праздник! Давайте лучше поговорим о чем-то более… приятном. Например, о том, как прекрасно вы выглядите в этом платье.

Тревожные звоночки в голове зазвенели громче. Я огляделась в поисках знакомых лиц, но коллеги были заняты своими разговорами. Глеба я не видела – возможно, он еще не пришел.

– Спасибо за комплимент, – сказала я прохладно. – Но я предпочитаю придерживаться профессиональных отношений с клиентами.

– Ах, какая вы серьезная, – рассмеялся Одинцов, делая еще один шаг в мою сторону. – Неужели нельзя расслабиться? Мы же не в офисе.

– Именно поэтому я и хочу сохранить границы, – твердо ответила я.

Но он, казалось, не слышал моих слов. Или не хотел их слышать.

– Знаете, Алина, – он понизил голос, наклонившись ко мне так близко, что его дыхание коснулось моей щеки, – у меня есть предложение. Может быть, после ужина мы могли бы продолжить общение в более… приватной обстановке? У меня есть прекрасная квартира на Патриарших прудах…

– Нет, – отрезала я, но он не отступал.

– Не торопитесь с ответом, – его рука легла мне на локоть, и я почувствовала неприятное прикосновение через тонкую ткань платья. – Я могу быть очень… щедрым к тем, кто умеет ценить хорошее отношение. Красивая квартира, дорогие подарки, поездки за границу…

Я резко отдернула руку, и шампанское в бокале плеснулось, чуть не расплескавшись.

– Я думаю, вы неправильно меня поняли, Денис Русланович, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри все кипело от возмущения. – Я не…

– Ах, понимаю, – в его глазах появился неприятный блеск. – Играете в недоступную? Это только разжигает интерес. Мне нравятся сложные задачи.

Он снова протянул руку, намереваясь коснуться моего плеча, и в этот момент я поняла – дипломатия не работает. Нужно было действовать более решительно.

– Отойдите от меня, – сказала я четко и громко.

Несколько человек поблизости обернулись, но Одинцов только рассмеялся.

– Ну что вы так нервничаете? Я же ничего плохого не предлагаю. Просто дружеское общение между… партнерами.

– Каверина.

Глубокий знакомый голос прозвучал рядом, и я обернулась, чувствуя волну облегчения, такую сильную, что колени едва не подкосились. Глеб стоял в нескольких шагах, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего для Одинцова. Он был в черном смокинге, который сидел на нем так, словно был создан лично для его фигуры великим мастером. Волосы аккуратно зачесаны, галстук-бабочка безупречно завязана. Он выглядел как мужчина с обложки журнала для успешных женщин – элегантный, уверенный, смертельно привлекательный.

Но сейчас в его серых глазах горел холодный огонь арктической ярости, а челюсти были сжаты так, что под кожей проступили желваки. Он выглядел как хищник, защищающий свою территорию.

– Глеб Андреевич, – Одинцов повернулся к нему с улыбкой, которая не дошла до глаз. – Как приятно вас видеть! Мы тут с вашей очаровательной сотрудницей обсуждали…

– Видел, что обсуждали, – прервал Глеб ледяным тоном. – Алина, мне нужно с вами срочно переговорить. По рабочему вопросу.

Я почувствовала волну облегчения. Спасение пришло в лице человека, который еще неделю назад казался мне воплощением профессиональной жестокости.

– Конечно, – быстро согласилась я.

– Но мы же еще не закончили разговор, – запротестовал Одинцов, снова протягивая руку в мою сторону.

Глеб сделал шаг вперед, заслоняя меня собой, и его голос стал еще холоднее:

– Разговор окончен, Денис Русланович. И я бы посоветовал вам впредь придерживаться исключительно деловых отношений с сотрудниками нашей фирмы.

В его тоне была такая сталь, что Одинцов невольно отступил.

– Я не понимаю, в чем проблема, – попытался он возмутиться. – Мы просто беседовали…

– Беседа окончена, – отрезал Глеб. – Пойдемте, Алина.

Он легко коснулся моего локтя – совсем не так, как это делал Одинцов. Его прикосновение было защитным, уважительным, но в то же время неожиданно интимным. И я почувствовала, как по руке разливается странное тепло.

Мы направились к выходу на террасу, и я чувствовала, как Одинцов провожает нас взглядом. Но мне было все равно. Рядом с Глебом я чувствовала себя в безопасности.

Терраса ресторана выходила на Театральную площадь. Октябрьский вечер был прохладным, и я поежилась, когда легкий ветерок коснулся открытых плеч. Но свежий воздух после душной атмосферы зала казался благословением.

– Спасибо, – сказала я, когда мы остались одни. – Я не знала, как от него отделаться.

Глеб стоял у перил, глядя на огни площади, и я заметила, что его руки сжаты в кулаки.

– Этот тип… – начал он, потом остановился и глубоко вдохнул. – Извините. Не мое дело.

– Почему не ваше? – спросила я удивленно. – Вы же мой непосредственный руководитель. И он наш клиент.

– Именно, – он повернулся ко мне, и в его глазах было что-то новое, что-то, что заставило мое сердце биться быстрее. – Клиент. А значит, мы не можем позволить себе конфликт с ним.

– Вы хотите сказать, что я должна была терпеть его приставания?

– Нет, – резко ответил он. – Черт, нет. Никто не должен это терпеть. Просто…

Он замолчал, отвернулся, и я увидела, как он с силой сжал перила.

– Просто что?

– Просто я не привык к тому, что меня так злит поведение клиентов, – тихо признался он. – Обычно мне все равно.

– А сейчас не все равно?

Он посмотрел на меня, и в его взгляде было столько эмоций, что у меня перехватило дыхание. Гнев, защитная ярость, и что-то еще… что-то, что заставило мое сердце пропустить удар.

– Нет, – сказал он хрипло. – Сейчас не все равно.

Воздух между нами вдруг наэлектризовался. Я стояла в двух шагах от него, чувствуя, как мое дыхание становится неровным. В свете фонарей его лицо казалось еще более мужественным, а глаза – темнее и притягательнее.

– Алина, – произнес он мое имя так, словно пробовал на вкус дорогое вино. – Что ты со мной делаешь?

– Я? – удивилась я, и голос прозвучал слишком тихо. – Ничего не делаю.

– Делаешь, – он сделал шаг ко мне, и расстояние между нами сократилось до нескольких сантиметров. Я чувствовала тепло его тела, слышала его дыхание. – Заставляешь меня чувствовать то, что я не чувствовал уже много лет. Заставляешь быть человеком, а не функцией.

– Что именно? – прошептала я, не в силах отвести взгляд от его губ.

– Желание защищать. Желание быть лучше, чем я есть. Желание… – он не договорил, но в его глазах я читала продолжение.

– Глеб, – прошептала я, сама не понимая, что хочу сказать.

– Мне не стоило тебя сюда приводить, – сказал он хрипло, но не отступал. – Не стоило оставаться с тобой наедине под звездами.

– Почему?

– Потому что я больше не могу притворяться, что ты для меня просто сотрудница. Потому что ты свела меня с ума своими принципами и честными глазами.

Мой пульс участился до безумного ритма. Между нами больше не было преград – ни профессиональных, ни эмоциональных. Только притяжение, такое сильное, что воздух вокруг казался густым.

– А кто я для тебя? – спросила я дрожащим голосом.

– Моя погибель, – ответил он с горькой улыбкой. – И мое спасение одновременно.

Он поднял руку и осторожно, словно боясь спугнуть, коснулся моей щеки. Его пальцы были теплыми, и я невольно прикрыла глаза, подаваясь навстречу его прикосновению.

– Алина, – прошептал он мое имя как молитву.

Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня так, словно я была единственной женщиной в мире. В его взгляде были нежность, желание и что-то еще… что-то, что заставило мое сердце переполниться неожиданным счастьем.

– Я не должен этого делать, – сказал он, но его лицо приближалось к моему.

– Тогда не делай, – прошептала я, но сама не отстранялась.

– Не могу, – признался он. – Больше не могу сопротивляться.

И тогда его губы коснулись моих.

Поцелуй был мягким, осторожным, словно он боялся меня спугнуть или разрушить что-то хрупкое между нами. Но я не испугалась. Наоборот – я прижалась к нему ближе, поднялась на цыпочки, отвечая на поцелуй с такой страстью, которая удивила нас обоих.

Его руки скользнули на мою талию, притягивая меня к себе так бережно и в то же время так властно, что у меня закружилась голова. Я почувствовала твердость его тела, услышала, как участилось его дыхание, ощутила вкус его губ – слегка соленый от вечернего воздуха. Мой мир сузился до этого момента, до его губ на моих, до тепла его рук на моей талии, до запаха его кожи – мужского, притягательного, такого родного, словно я ждала его всю жизнь.

Время остановилось. Не существовало больше ни корпоратива, ни работы, ни сложностей нашего положения. Только мы двое на террасе под звездным московским небом, и ощущение, что весь мир наконец встал на свои места.