Средь бесконечной череды созвездий. Книга 5.3. Захпур

Неожиданно беспомощно лежащий на постели подполковник вздохнул чуть глубже, чем приборы фиксировали до этого, и с трудом открыл глаза.

Полковник тут же встрепенулся, со скрытым волнением и теплотой глядя на друга.

– Ну наконец-то, – с видимым облегчением выдавил док, продолжая заниматься поступающими в организм пациента растворами.

И тут же с укором добавил:

– Ну нельзя же так. Вот где ты был?

Красноголовый молча и пристально с минуту всматривался в темно-коричневое, с впалыми щеками и с серыми тенями вокруг глаз, словно перечеркнутое шрамом от ожога, лицо подполковника. После чего со вздохом почти скорбно изрек:

– По бабам он бегал, дурень старый. На смертном одре, а туда же.

Инженер вымученно, с трудом улыбнулся, скосив на него усталые глаза. И еле слышно прошептал:

– Я поручил девочке присматривать за тобой. А то мало ли, без меня натворишь тут еще чего-нибудь.

Эта речь утомила подполковника, и он вновь прикрыл глаза истонченными веками.

– Чего? Чего ты ей поручил?! – аж подскочив на месте, изумленным шепотом переспросил у него ассан, пораженно переваривая услышанное.

В ответ подполковник лишь тонко улыбнулся, не открывая глаз и напряженно, с хрипом дыша.

– Совсем с ума сошел с этой своей девчонкой! – продолжил шипеть Красноголовый, беспокойно поглядывая на друга.

– А ты ее не обижай. Она и по твоей вине круглой сиротой оказалась. Понял? – резко подняв тяжелые веки, неожиданно жестко и твердо даже не ответил, а приказал ему подполковник.

Док замер, зябко поежившись…

***

Первая лекция едва началась, а я уже знала, о чем объявит полковник, едва вспыхнул висящий под потолком аудитории гала-экран смарт-системы, высвечивая его лицо.

Внутри все съежилось, сжавшись в комок. В висках застучало. Кровь прилила к щекам, заставив их гореть.

Мы вскочили со своих мест, вытягиваясь по стойке смирно.

– Господа курсанты, довожу до вашего сведения, что сегодня в четыре часа утра в больничном блоке скончался главный инженер нашего училища, подполковник… – спокойно объявил ассан.

Я почувствовала, как пытаются дрожать мои колени. И очень захотелось опуститься на стул.

Но, сжав кулаки, я лишь еще больше выпрямилась, вытягиваясь в тугую струну. И очень постаралась сделать так, чтобы ни один мускул не дрогнул на моем лице.

Стояла. Гордо задрав подбородок, прямо глядя на Красноголового и не обращая внимания на сочувственно косящихся на меня однокашников.

Все слезы я выплакала ночью, когда в черничной мгле по ту сторону своей сферы сновидений увидела крестом расползающийся вход в туннель Смерти. И фигуру инженера, идущего Ей навстречу.

Подполковник сделал выбор. И это было его право.

Но почему-то мне стало совсем одиноко.

Такой пустоты я не ощущала даже после гибели родных.

Возможно, мне просто было не до этого.

Когда грань между жизнью и смертью встает перед тобой лезвием бритвы, тогда не до переживаний. Ты просто спасаешь свою жизнь.

Но здесь и сейчас такой острой ситуации не наблюдалось. Поэтому и почувствовать боль потери, ощутить ее я смогла в полной мере.

Да. Конечно. Я видела смерти.

И душу щемило, когда гибли товарищи.

Но они не были мне по-человечески близки настолько, насколько был дорог инженер. Как друг, учитель, заступник.

Курс склонил голову, скорбно замирая в минуте молчанья…

Глава 4. Приглашение

В помещении музея было: тихо, темно и пусто.

Лишь посадочные огни немногих прибывающих на космодром училища лайнеров да его сигнальные огни освещали ночную тьму, то прорезая, то подсвечивая ночной мрак, царящий в этот период года на Захпуре.

Что касается меня, то мое внутреннее состояние вполне отражала сегодняшняя ночь. На душе было как в музее – тихо и пусто, а темнота успокаивала, давая возможность расслабиться и войти в норму.

Зная Красноголового, много времени на душевное восстановление он мне не даст. А на «погрустить» в данном учебном заведении оно вообще не выделялось. Все следовало производить поистине с космической скоростью, в том числе и обретение морального и нервного равновесия.

Но я не парилась по этому поводу.

Сей скоростной режим изначально был для меня нормой.

Мне вообще ни разу Судьбой не давалось возможности спокойно погрустить, поплакать, помянуть погибших. Всегда надо было срочно выживать, не копаясь в собственных переживаниях.

И в данном случае я все сделала как обычно – быстро и качественно. Не оставляя в закромах собственной психики как не отработанного, так и не переработанного ею материала. Подходящего в периоды душевного слома для индульгирования как самой себя, так и для игры на оном кого-нибудь еще.

Мои нервы не гитара. На них не поиграешь.

Оседать в душе эмоциям и чувствам в виде комплексов я не позволяла.

Слишком дорого это могло обойтись в будущем. Проклюнувшись в самый неподходящий момент нервным срывом или болевой точкой, на которую можно надавить.

Не, были, конечно, в системе психологи с их блокировками. Но любой блок можно сломать.

Поэтому, если таковой блок на что-либо им придется тебе поставить, то и годность к службе будет прописана с кучей ограничений.

По уже озвученным выше причинам.

А уж если ты женщина, то на военной карьере вообще сразу можно ставить крест.

Так что лучше, не размазывая сопли по столу, все переварить самой.

Представ затем пред ясными очами медиков в психологической чистоте и норме.

А неврозы – оставить мальчикам. К ним военные медики чуть более снисходительны.

Я улыбнулась, поуютней усаживаясь на подоконнике и всматриваясь в темноту безлунной ночи.

Психологи были сродни искушению. В тяжелые моменты о них постоянно вспоминали. Тем более что душевная боль переносилась гораздо хуже физической. И каждый раз приходилось делать выбор: служба или плач Ярославны?*

Я оторвала взгляд от окна, всматриваясь в темноту музея.

В голову пришла мысль о том, что первая встреча с Инженером у меня состоялась именно на его пороге. Ну, или почти на пороге…

И о том, что прилетевших на его похороны было не так уж много.

Никого из родных у подполковника не осталось. Прилетел батя Волкодавов, Верховный Лорд, главный инженер «Зари», Посол диких и неизвестный мне тип. Ну и так, присутствовали и местные…

Прощание должно было состояться через три дня. А пока друзьям надлежало три ночи провести рядом с телом покойного. Оставляя около него для дежурства днем почетный караул из курсантов училища. Потом следовало произвести кремацию и захоронение согласно воле покойного или решению его близких или друзей.

Таков был обычай. Если смерть наступала не в Космосе.

Хотя о ночных бдениях друзей я узнала именно в училище и именно в связи с кончиной подполковника.

Сейчас на ночное дежурство они и заступали – друзья покойного. Хотя, исходя из его возраста, собственно друг как таковой среди них был только один. Остальные относились либо к его ученикам и сослуживцам, либо к его начальству.

Впрочем, это не удивительно.

Инженер прожил долгую жизнь. Что мало кому удавалось среди военных. Даже учитывая всеобщее долголетие и живучесть местного населения данной галактики.

Я задумчиво почесала нос. И чуть повернула голову на звук открывающейся двери.

(??)

Я никого не ждала.

Друзья моего заступника должны были начать ночное дежурство у его гроба. А мои «приятели» прекрасно понимали, что мне надо побыть одной. Спокойно помянуть ушедшего и чуть морально выдохнуть. Это относилось и к Ясу.

Поэтому-то еле слышный шорох открываемой двери меня чуть насторожил.

Я никого не ждала в эту ночь.

До отбоя еще час.

Хотя, может, кому-то просто пришло на ум посетить музей? Мне же в свое время стукнула в голову эта идея.

Дилемма быстро разрешилась вместе с появлением на фоне бело-голубого отсвета дверного проема черной фигуры начальника училища, так и замершей на пороге музея.

Полковник стоял, небрежно прислонившись к косяку. Одной рукой аккуратно держась за ручку приоткрытой двери. А локтем второй подпирал дверной косяк, по его мнению, видимо, сильно нуждающийся в опоре, а также поддерживал ее ладонью и свою буйну голову.

Я с интересом пригляделась к нему.

И, чуть склонив голову на бок, окинула взглядом возникшую композицию.

Вид у Красноголового был слегка отстраненный.

Тонкие пальцы изящной начальственной длани задумчиво шевелились, легко барабаня по виску и изображая что-то типа игры на рояле.

Постояв молча застывшим изваянием самому себе минуты три, Гэхэдж наконец нехотя и равнодушно изрек, почти не разжимая губ и ни к кому как бы конкретно и не обращаясь:

– Пошли. Я знаю, что он бы хотел тебя видеть рядом. Я – нет. Но он бы хотел.

– Ладно. К вам я тогда не пойду. Только к нему. Уговорили, – покладисто согласилась я, быстро спрыгивая с подоконника и направляясь к двери.

Пошла. Прямо в лапы Красноголового!

А тот взирал на меня крайне задумчиво. Так, что у меня прям холодок проскальзывал между лопаток и волосы шевелились на затылке.

Однако на сей момент все обошлось.

И, молча развернувшись, ассан первым двинулся по тускло освещенному коридору в сторону Поминальной.

Что ж, Училище готовилось ко сну. А я – к ночному бдению.

***

В сенях перед комнатой Помина нас уже ждали остальные из участвующих в данном ритуале.

Сени, честно говоря, таковыми с научной точки зрения вовсе и не являлись.

Да и Поминальная не стояла отдельным строением, а занимала пару помещений в подвале училища.

Использовалась она редко.

Поскольку, если происходило прощание с кем-то из курсантов, то гроб ставился в конференц-зале. А с преподавателями на моей памяти вообще прощались впервые.

Их убить было весьма затруднительно.

Тем не менее Поминальный блок имел место в любом военном заведении.

Войдя в комнату, обитую коричневым деревом, я замерла, оглядываясь.

Выглядело данное помещение аскетично.

Попросту говоря, там было почти пусто.

Из мебели имелась алая завеса на другом конце комнаты, видимо, прикрывающая низенький вход в собственно Поминальню. И столб, стоящий посередине комнаты.

Все.

В остальном…

Коричневые стены. Деревянные. Без затейливых украшений. Высокий сводчатый потолок из дерева, на тон светлее стен.

Факелы, висящие на стенах и образующие круг.

Их свет и отблеск на дереве стен, потолке и на полу – это было все имеющееся освещение.

Под ногами плитами лежал каменный пол, сложенный из грубо выделанного мрамора цвета капучино.

И уже упомянутый мною серый каменный столб, стоящий посередине. Выполненный из почти необработанного гранита.

Он стоял, одиноко возвышаясь в центре круглой комнаты без окон. Освещаемой лишь отблеском факелов.

Этакий центр Вселенной.

Я пригляделась к этому пупу.

Сам столб имел достаточно широкое навершие из зеленого малахита. И такое же основание. Был невысок. Метра полтора, не больше. Но широк. Шириной около метра.

Сверху на венчающей его площадке стояла резная широкая деревянная чаша овальной формы, выполненная из красного дерева.

А рядом с ней приютилась маленькая. Такой же формы. Из розового кварца.

Гэхэдж тогда первым вошел в приоткрытую дверь сеней, изготовленную из темного дерева. Высокую, но простую. Без украшений.

Я осторожно, мелкими шажками, почти на цыпочках просеменила за ним.

И по взглядам собравшихся, тут же обращенным в нашу сторону, поняла, что вот нас-то они все и ждали.

Гости стояли тесным кружком.

Может, о чем-то и переговариваясь? Не знаю.

Я увидела лишь молчком повернувшиеся в нашу сторону головы. И не более.

Далее, едва за нами закрылась дверь, отделяя от бренного бытия внешнего мира, каждый из собравшихся начал по очереди подходить к столбу со стоящей на нем чашей с водой. Аккуратно опуская в нее кончики пальцев и затем ополаскивая водой из нее лицо. После чего сразу же запускал пальцы в чашечку поменьше. И, зачерпывая из нее краску, наносил себе на физиономию боевой раскрас.

Каждый рисовал свой орнамент.

Затем, проделав все это, он скрывался за тяжелой бархатной портьерой алого цвета, отгораживающей одну комнату от другой.

Я в очереди к чашам оказалась крайней. Что было вполне ожидаемо.

Творчески подойдя к макияжу, я шустро нанесла себе на личико краску. И, приподняв тяжелый полог, вслед за остальными шагнула в соседнюю комнату.

***

Поминальная имела форму шестиугольника.

В середине, на обитом зеленым бархатом круглом подиуме, на неструганных дощатых стапелях, сложенных крестом, стоял простой деревянный гроб. С покоящимся в нем инженером.

Видно, впрочем, было лишь его лицо. Все остальное тело было окутано белоснежной парчой.

Вокруг подиума, окружая его, стояли уже зажженные огромные черные свечи, чередующиеся с витыми серебряными столбами, увенчанными рубиновыми курильницами.

За ними располагались то ли кресла, то ли стулья, выполненные из натурального фиолетового камня и обитые бордовым плюшем. В которые бдящие в ночи и усаживались, занимая их строго по очереди.

Спокойно и не спеша, двигаясь в этой очередности, против часовой стрелки.

Мне досталось самое крайнее кресло – справа от головы покойного.

Собственно, напротив его макушки, в головах, сел неизвестный мне тип, весьма импозантной наружности. И, судя по всему, очень свирепого нрава.

Я украдкой присмотрелась к соседу.

Густые белоснежные волосы, черные у корней. Такая же белая кожа. Нос горбинкой. Густые черные брови, сросшиеся на переносице. Густые длинные черные ресницы, заходящие аж на виски и несколько оттеняющие недобрый и равнодушный взгляд темно-вишневых глаз незнакомца с тройными окружностями радужек в них.

Прям не глаза, а начертательная геометрия получалась с ее пересечением поверхностей.

И должна сказать, что это придавало незнакомцу харизматичности.

Кроме того, черты лица неизвестного были весьма гармоничны, хотя и резки.

И, судя по сильно выраженным носогубным и межбровным складкам, был данный тип далеко не молод. А вот так называемые «гусиные лапки» в уголках глаз у него не просматривались.

То есть он явно больше хмурился, чем улыбался.

Да и взгляд имел совсем недобрый.

Хотя на меня и предпочитал не пялиться. Что радовало.

К каким родам войск он относился, сказать не могу. Тип был одет в обычный черный джемпер, черные брюки и черные берцы. Но выправка… Несомненно он был военным. И точно из черных мундиров. Притом из действующих.

Но вот ни кто он, ни что он – вопросов я задавать не стала. Я вообще впервые встретила сколь красивое и необычное, столь и недоброе существо.

Это с тем, что я и сама добротой не отличалась и в принципе добреньких здесь не видела. Вот ни разу.

И до сих пор считала самыми неласковыми типажами Верховного… с Красноголовым.

Но нет.

Оказывается, есть пределы совершенству.

Так что этот прям выделялся своей свирепостью, даже на фоне вышеперечисленных персонажей моей жизни.

Поэтому и вопросов я задавать не стала.

Ну его на фиг.

Еще узнает, что я им интересовалась.

А тут, как говорится, не буди лихо – авось пронесет мимо… Но это не точно.

В чем я была уверена, так это в отличной памяти неизвестного. И в том, что он меня приметил, поскольку я слегка выделяюсь на фоне остальных присутствующих.

(Так, слегонца.)

К слову, об остальных…

Напротив меня уселся Верховный Лорд, в ногах покойного – Красноголовый. Между ними приземлился Посол и Волкодавий Папа. А между мной, ассаном и Неизвестным пристроились два каботера: главный инженер «Зари» и наш повар.

Как я уже упоминала – народу было немного.

Руководил ритуалом прощания Неизвестный. Видимо, как самый старший из всех.

Возможно, Инженер был его учеником или подчиненным. А он – его первым командиром или учителем. Не родственником, это точно. Расы разные. Может быть, даже был другом. Не знаю. Я так предположила.

Пока я размышляла, неизвестный (про себя я его окрестила Злюкой) встал, медленно и тяжело склонив голову. И мы почтили память ушедшего минутой молчанья. Затем он же по часовой стрелке обошел курильницы, зажигая их. И, сделав вокруг стоящего на подиуме гроба круг, замкнул его, вновь усевшись на свое место, в головах покойного.

В Поминальной повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей, да странной игрой теней на ее стенах. Еще более черных, чем эбеновое дерево комнаты.

Злюка вольготно откинулся на стуле, прикрыв глаза и вытянув скрещенные ноги вперед.

Полковник из «Гнезда Волкодавов» сидел, не мигая глядя на потолок, закинув ногу на ногу, скрестив руки на груди и покачиваясь на задних ножках стула.

Верховный Лорд, наклоняясь вперед, задумчиво и методично пощелкивал четками.

Каботера располагались на своих местах в позе «кол проглотили», сложив на животах «замком» из мощные ручищи.

Посол просто сидел, не глядя на меня, но не мигая глядя куда-то вперед. Восседал, не облокачиваясь на спинку стула, гордо выпрямив спину и сложив руки на коленях, словно примерный ученик.

Оглядев всю эту картину и немного поерзав на своем месте, я угомонилась, решив повторять за остальными.

И, усевшись на стул, хотя, учитывая мои размеры, его вполне можно было считать даже не креслом – почти софой, подогнула ноги, подтянув их к себе поближе и переплетая.

После чего, повертев головой по сторонам, расслабилась, занявшись созерцанием спокойного лица покойного.

Собственно, ведь за этим мы все здесь и собрались. Повспоминать. Проводить мысленно в последний путь. Так ведь?

На самом деле, это был какой-то внутренний обычай, о котором я ничего не знала. А остальные участники не сочли нужным мне его объяснить. Поэтому я просто тупо все повторяла за ними.

Но прикинула, что как таковыми поминками сие бдение не являлось.

Тогда что? Проводы для своих?

Скорее всего, так и было.

Хотя внутренняя паранойя говорила мне, что здесь наверняка имелись нюансы. Осталось выяснить, в чем собака порылась? Не, ну была бы это Ката – и я бы ждала пробуждения гена зомби. А здесь что? Этого вирусняка у инженера не было. Просто неупокоенный дух? Боятся, что не уйдет? В принципе не оставляют покойного в одиночестве? Но остальные обитатели Содружества свои похороны спокойно в морге ждут. Значит, тут дань уважения и… И, вполне возможно, метания духа покойного. Долг чести, привязки, ответственность, «своих не бросают» – все это, видимо, может помешать умершему перейти в мир иной. И он, рассыпаясь энергетически, теряя связи с этим миром, должен ощущать спокойную поддержку друзей. Понять, что с ними все в норме. Что он может перейти спокойно, не боясь за них, за дело, которое оставляет. Что есть кому продолжить это самое дело.

Наверное, как-то так. У?

Проводить без истерик. Не подпитывая ими умершего и тем самым не привязывая покойника к себе.

В этом суть?

Я сидела, поджав под себя ноги, полуприкрыв глаза и облокотившись на мягкую спинку стула. Мысли текли лениво и спокойно. Было, конечно, грустно и несколько странно, учитывая мое нахождение в данном сообществе и отсутствие объяснений о смысле этих бдений от этого самого общества.

Но это была светлая грусть. И пофигизм преобладал над настороженностью.

В общем, все ништяк, а там посмотрим.

Вряд ли собравшиеся здесь дяденьки решат принести меня в жертву. Да? Кровавые обряды, это же не их стезя? Или?

Короче, не знаю. Я тут в первый раз околачиваюсь. Мне не страшно, но как-то немного непонятно. И печально. И неуютно.

Ночь тем временем подошла к своей середине…

__________________________________________________

Плач Ярославны – из «Слова о полку Игореве», пер. Н. Заболоцкого, здесь – сарказм.

Глава 5. Прощание

Я чуть опустила веки, честно пытаясь расслабиться, но при этом не уснуть. Хотя от усталости и эмоционального напряжения глаза сами закрывались. (Хоть спички вставляй!).

Но…

Все же неудобно как-то получится, если я начну громко сопеть прямо над телом если и не своего друга, то учителя и защитника так точно. Кроме того, собравшиеся сие бескультурье и душевную черствость вряд ли оценят. Тем более что эти товарищи и так невысокого мнения о всем населении Вселенной женского рода. Не говоря уж о катанианках. А тут еще я решу заспать момент прощального бдения.

Нехорошо выйдет. Ужас, что получится. Представляю себе их взгляды…

Да и вообще, мало ли что они тут себе планируют?

Так можно и свои похороны проспать. Мало ли…

В общем, я мужалась, пытаясь не задремать. Дабы не посрамить столь неблаговидным поступком честь всего своего вида и всего женского рода, так сказать.

И посему просто расслабилась, впав в полудремотное состояние.

На грани…

Все вижу, все слышу, готова действовать и одновременно отдыхаю.

Тем более что с Инженером я уже как бы и попрощалась предыдущей ночью.

Так? Или есть нюансы?

Короче, я и набиралась сил, и бдела. Все в одном флаконе.

Хотя балансировать на грани было непросто.

Я и устала за день, и спала накануне плохо, и расстроилась, и дым свечей, смешиваясь с благовонием курильниц, расслаблял. И полутьма способствовала релаксу. И тишина, царящая в Поминальной, скорее навевала сон, чем отпугивала его.

Но мы с организмом нашли компромисс, зависнув в пограничном состоянии полусна-полуяви.

Не могу сказать, что я чего-то ждала. Считала это собрание просто обычаем.

Да ближайший час ничего и не происходило.

Вокруг тишина, нарушаемая еле слышным дыханием собравшихся, треском свечей и масла… Темнота, невежливо прерываемая неверным светом свечей и курильниц. Запах, словно дымка тумана, плывущий по комнате…

Полынь, ладан, мирра, мята, воск…

Все смешалось в один клубок пляшущих в углах комнаты теней.

По моим ощущениям было около часа ночи, когда меня неожиданно «вынесло» на просторы…

Не знаю чего: степи, просто поляны?

Я как-то в один миг вдруг осознала себя стоящей у подножья чего-то типа кургана. Где и он, и окружающее его поле сплошь заросли лавандой. Растения которой доходили мне до колен.

Оглядевшись, я увидела, что чуть сбоку врос в землю приличного вида валун.

И, недолго думая, быстро забралась на камень, вновь осматриваясь.

По прикидкам выходило, что это было поле.

Приличных размеров лавандовое поле, с трех сторон окруженное хвойным лесом, а с четвертой оно просто обрывалось, переходя то ли в овраг, то ли в ущелье…

Отсюда было не видно.

Где-то сзади за моей спиной в лесной чаще журчала и плескалась река.

Тишина, царящая вокруг, прерывалась чьим-то воем, доносившимся из леса, да шелестом ветра, качающим лавандовые кусты.

Я подняла голову вверх.

И увидела черный купол неба без единой звездочки на нем.

Вновь повертела головой, но так никого и не обнаружила, и мне пришло на ум сесть на облюбованный мною валун и подождать. Чего? Да чего-нибудь. Раз уж меня сюда занесло, а обратно не выносит.

Что я и проделала.

Шлепнулась на камень и почти уже приняла позу «я – русалка», как неожиданно нащупала под ладонью какую-то мелкую вещицу.

Осмотр показал, что это варган*.

Что ж…

Сыграем.

Надо же было чем-то заняться этой темной беззвездной ночью в ином измерении под вой псов Дикой Охоты, сидя в одиночку на камне, посреди поля?

Я и занялась.

Прихватив зубами обретенный музыкальный инструмент, с чувством ударила указательным пальцем по его струне.

Извлекая звук в приходящем мне на ум темпоритме.

Бренчала таким образом я минут пять.

Пока со стороны леса, что простирался справа за курганом, от деревьев вдруг не отделилась, с трудом расставаясь с царящим там мраком, тень, и не спеша не направилась ко мне.

У меня даже возникло ощущение, что это одна из елей вдруг решила расстаться со своей чащей. А почему нет? Может, это лес дриад?

Но нет.

Перестав играть и приглядевшись, я поняла, что из чащобы все же вышел кто-то человекоподобный, а не темная сторона ёлки.

Гость, словно раздумывая, постоял на краю поляны минуты три, а затем направился ко мне.

Естественно, я слегка напряглась.

Но не сильно.

Ночь располагала к философскому восприятию жизни, а не к метанию икры страха по округе на пустом месте.

Мне лично вообще было интересно: мое тело где? В Поминальной? Или я уже целиком перебралась в мир иной?

Полностью осознаться, чтобы понять это, у меня не получалось.

Но то, что это Мир Посмертья, я знала.

Откуда?

Ниоткуда.

Просто знала.

На животном, на генетическом уровне – знала.