Средь бесконечной череды созвездий. Книга 5.3. Захпур

Леди Дракнесс

Средь бесконечной череды созвездий. Книга 5.3. Захпур

Пролог

Триумфальным мое возвращение в училище я бы не назвала. Да и желание въехать в двери альма-матер на белом коне отсутствовало. Я б даже сказала, что оно отсутствовало напрочь. Поскольку от одной только мысли о неминуемой встрече с начальником этого прекрасного заведения мне как-то сразу хотелось: а) шустро соскользнув со спины упомянутого всуе фантазийного жеребчика, затихнуть, спрятавшись…

(Не знаю, правда, где?

Ну-у, хотя бы у него под брюхом. Если больше будет негде.

«Под брюхом» в смысле у жеребчика, а не у Красноголового.

Хотя спрятаться под сенью того, чего нет, будет несколько сложновато.

И именно в этом и состояла малюсенькая, но проблемка.)

Поэтому в плане и имелся пункт «б».

Который звучал так: при невыполнении пункта «а» пытаться претворить в жизнь пункт «б». А именно: б) при виде Гэхэджа – убежать подальше.

Но и тут вновь возникала некая загвоздка.

Поскольку, ну, насколько мне было известно – далеко от этого типа (начальника, а не придуманного коняшки) никому еще убежать не удавалось. Как «вообще», так тем более в рамках его заведения.

И в верности этих слухов у меня сомнений не возникало – вот ни разу за все время нашего с ним знакомства.

В общем, подходя к училищу и провожая глазами идущие на посадку звездные корабли, я чувствовала себя несколько смущенной. А в голову лезли всякие глупости.

И не то чтобы я провалила практику.

Как раз нет. Прошла ее, и успешно.

Но вот воспоминания о прошедшем учебном годе… Вернее, о моем поведении в данный период…

Короче говоря, при мысли о возвращении на место прежнего разгула и погрома мои и без того вишневого цвета щеки от некоторой доли стыда начинали полыхать ярким пламенем.

А мысль о неминуемой мести ассана за все пережитое им и его училищем в этот период времени вызывала во мне горячее желание просто взвыть от мысли о предстоящей расплате за все содеянное. И за то, чему он свершиться все же сумел не дать, но точно помнил о моих попытках ввести его детище в полный хаос.

Поскольку уж в чем в чем, но вот в его мстительности не сомневался никто – и уже очень давно. А тем более я, зная о его теплом отношении лично к моей персоне.

В общем, чуть притормозив перед входной дверью в училище, я поморщилась.

Да ладно. Признаю. Мою физиономию просто перекосило.

Гримаса называлась: я жую лимон, густо сдобренный жгучим перцем, хреном и горчицей.

Щеки жгло от смущения.

И было неловко за собственное поведение когда-то.

Плюс слегка озадачивала предстоящая встреча с жертвами моего произвола.

Как вести себя с ними?

Вроде и раскаяния организм не испытывал.

Но вроде как и жалко их.

И плюсом ко всему вызывала чувство неуверенности личность Красноголового как таковая.

(Нечитаемый, с точки зрения психологии, был товарищ.)

Да и сама неминуемость шанса так или иначе, но в итоге с ним столкнуться (словно с роком) бодрости духа моему организму не добавляла.

На счет последнего мне даже хотелось, чтобы сия знаменательная встреча произошла побыстрее.

Как известно: чем раньше, тем лучше.

(Пережить бурю сразу, так сказать.)

Хотя – я, зная его…

К тому же, учитывая интенсивность движения звездолетов в точке расположения данного заведения, говорящую то ли о каком-то совещании в его стенах, то ли еще о каком сборище…

Я подумала о том, что, может быть, все не так уж плохо. И что Гэхэдж растянет удовольствие по линчеванию моей персоны. И надолго.

Ибо сразу ему будет не до меня. Да и скучно шельмовать сразу. Наверное.

Но все это не точно.

Эх…

Тяжело вздохнув и решительно дернув ручку тяжелой двери на себя, я с сопением и пыхтением, несколько мешковато, ввалилась внутрь.

Глава 1. В родную гавань возвратясь…

Шагнув на порог, я стрельнула глазами по сторонам, отыскивая предмет не своего вожделения, но своих опасений.

Однако отыскался вовсе не он.

Справа от дверей, на старинном стуле, больше похожем на кресло, тихонечко, опершись подбородком о скрещенные ладони рук, сидел инженер.

Я остановилась, застыв на пороге и оглядывая того с определенной долей как радостного облегчения, так и тревоги.

Крупные, с выступающими венами ладони подполковника опирались на резную платиновую ручку толстой трости, изготовленной из скрученного ствола коричнево- красного дерева с планеты Рипод стоящую у него между ног.

Сама ее ручка была выполнена в виде туловища огромной змеи. И заканчивалась головой с чуть оскаленной пастью, утыканной изрядным количеством острых зубов. Исполненных из фиолетового мусгравита*.

Инженер сидел, как-то тяжело оплыв на стуле. Грузно налегая на палку, почти всей своей массой.

Я посмотрела на его понуро повисшие усы. На тонкие потрескавшиеся губы, тщетно пытающиеся укрыться за ними.

И вновь перевела взгляд на руки. С сожалением глядя на отечные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями, ставшими почти бесцветными. На одутловатые, чуть обвисшие щеки бледного кремово-серого лица с расширенными порами кожи. На коричневатые мешки под глазами. На отечные веки. Которые подполковник с трудом открыл, глядя на меня с острым прищуром темно-карих глаз.

У меня же внутри просто все упало, когда я его увидела. А к горлу подкатил ком.

Тут уж к бабке не ходи, ясно как дважды два, что подполковнику недолго осталось.

В груди защемило.

Единственный мой защитник и заступник здесь…

На меня повеяло ветром одиночества и смерти.

Я знала, что скоро останусь одна. И он знал, что ему на этом свете осталось совсем чуть-чуть.

Тот случай, когда открывается дверь в Вечность…

И ты стоишь на чужом пороге и не знаешь, что сказать?

Утешать? Кого? Себя? Его?

Глупо. И излишне.

Все и так все знают и понимают.

Мне очень хотелось опустить голову.

Но я не стала.

И взгляд не отвела.

За несколько лет пребывания в училище я успела привязаться к подполковнику. Он был единственный, к кому я могла прийти за советом. С кем могла просто помолчать, сидя в его кабинете на подоконнике и глядя на звезды.

– Не ссы, мелкая. Прорвешься, – скрипучим надтреснутым голосом, тихо и насмешливо произнес инженер, колко и жестко глядя на меня из-под полуопущенных век.

– Прорвусь, – решительно тряхнув головой, твердо ответила я, глядя тому в глаза.

– То-то, – с трудом растянув губы в улыбке, ворчливо отозвался подполковник.

И, с хрипом втянув в себя воздух, через несколько секунд негромко уточнил:

– Сама-то как?

– В норме, – проанализировав свои ощущения относительно самой себя, твердо ответила я, расплываясь в искренней улыбке.

– Хорошо, – В глазах инженера сверкнули веселые искорки.

Впрочем, они тут же исчезли, скрытые тяжелыми веками.

В холле повисла пауза.

Мой собеседник несколько раз с трудом вздохнул и выдохнул.

Однако минуты через полторы по мне резанул коричневым кинжалом его взгляд. И подполковник еле слышно, но властно произнес:

– Смотри мне. Я в тебя верю.

– Я постараюсь, – спокойно глядя ему в глаза, ответила я.

Отмечая про себя, что добряком-то инженер точно не был. От его тона и взгляда у меня аж волосы на затылке приподнялись. Что не удивительно. Учитывая тот факт, что до подполковника тут немногие дорастали, тем более в инженерных подразделениях. Да и сам факт его долгого существования рядом с Красноголовым и некоторой толикой влияния, которое он на него имел, о многом говорил относительно персоны господина главного инженера.

Эти мысли несколько отвлекли меня от грустной реальности.

А вернуться к ней заставил раздавшийся с лестницы сверху голос начальника училища, раздраженно поинтересовавшийся (видимо, у нас):

– Опять самодеятельность?

За сим на ступенях возник и сам обладатель сего чудного тембра.

(Ну да. Кто бы сомневался?

Писец всегда подкрадывается незаметно.

И избежать встречи с ним еще никому не удавалось.

А тем более мне. С моим-то талантом к попадалову.)

Я замерла, вытягиваясь по стойке смирно и готовясь открыть рот для доклада. Но чуть брезгливая отмашка полковника прервала мой служебный позыв, заставив заглотить слова обратно, прям на выдохе.

(Хорошо не поперхнулась.)

Мрачно оглядев меня с головы до ног, ассан хмуро поинтересовался, обращаясь (скорее всего) к инженеру:

– И что эта особь готовит нам на этот раз? Мне ее сразу к себе волочь?

(Не, ну зачем же так сразу-то?!)

– Нет, Гэх, ну вот чего девочку сразу волочь-то? Ты же, ее постоянно на себе таская, совсем спину сорвешь. Она же тяжелая. А тебе беречь себя надо. Ты нам нужен, – чуть суетливо на одном хриплом выдохе изрек инженер.

При этом глядя на приятеля с неприкрытой насмешкой.

Брови Красноголового взлетели вверх от удивления. Он пораженно уставился на подполковника.

Но увидев веселые искры, пляшущие у того в глазах, лишь рукой махнул.

И, резко повернув голову в мою сторону, жестко прошипел:

– А ты – все. Марш к себе. Через полчаса на занятия.

Повторять дважды мне было не нужно.

Я шустро взвилась с места и рванула в кубрик, успев, однако, по ходу движения чмокнуть инженера в щечку.

И ухмыльнуться, услышав за спиной возмущенное Красноголового:

– Нет. Вот чему ты радуешься, старый дурень? Она же тебя, не успеешь оглянуться, совратит и в ЗАГС утащит. Ты даже усом дернуть не успеешь. Совсем ее распустил.

– Не переживайте, сэр. Он непокобелим. Я ручаюсь, – выглядывая из-за угла, с трагическим вздохом и скорбью на лице поведала я начальнику училища, не дожидаясь ответа подполковника на ремарку Гэхэджа в его адрес.

Что ж, у мальчиков наступила немая сцена, окончание которой я не досмотрела, рванув от них прочь со всей возможной скоростью.

Впрочем, тихий прерывистый смех одного и раздраженное шипение другого за своей спиной я услышать все же успела.

________________________________________________

* Мусгравит – драгоценный камень.

Глава 2. На пороге

– Вот пусть только появится на пороге… Я сразу все расставлю по своим местам, – басовито прогудел грасс.

И нервно прошелся вдоль капсул, искоса поглядывая на сидящих напротив него в позе примерных учеников, чоки и эльфара.

Те дружно и бодро кивнули ему в знак согласия.

Почувствовав их поддержку, Сергей, гордо тряхнув белобрысой челкой, вновь нервно продефилировал по проходу каюты, почти упершись носом в ее закрытую дверь.

Чуть смутившись от собственной неловкости, он развернулся, застыв на месте и вновь повторяя как мантру:

– Явится, и я ей все скажу. Пусть только появится. Мы не какие-то там первоклашки, чтобы над нами издеваться. Так?

Он скосил глаза на своих немногочисленных слушателей, внемлющих ему со всем возможным вниманием.

Те вновь синхронно закивали в знак поддержки всего вышеизложенного их соседом.

– Пусть только явится, – умоляюще произнес грасс, кидая просящий взгляд на закрытую дверь.

Эльфар и чоки тяжело вздохнули.

И, не нарушая синхронности, вслед за товарищем робко поглядели на остающуюся неподвижной дверь каюты.

Сергей тем временем, гордо задрав подбородок и свирепо нахмурив брови, вновь угрожающе пообещал:

– Так ей и заявлю. Мол, Рафика, даже думать не смей. Я тебе не мальчик. У меня достоинство есть.

Роб и Азариэль опять дружно и несколько нервно затрясли головами, то ли поддерживая его в запланированном начинании, то ли радуясь факту все еще присутствия у них достоинства.

Грасс задумчиво покосился на соседей по рубке, пытаясь понять: это сотрясание? Оно у них нервное или как?

В принципе, у него и самого слегка подергивались оба глаза. Так что он не исключал и у этих двоих наличие нервного тика.

«Ничего страшного, это вполне себе лечится», – успокаивая сам себя, решил Сергей.

И, гордо распрямляя спину, патетично, со срывом на высокие ноты, изрек:

– Вот так. Никому не позволено!.. Пусть только явится! И я ей…

Дверь каюты с едва различимым шумом начала отползать в сторону.

***

…Замерев на пороге, я с удивлением прислушалась к затихающим шорохам внутри нашего кубрика.

Тихо стукнули, захлопываясь, ящики для хранения оборудования, встроенные в капсулы эльфарыша и чоки. Что-то едва слышно зашуршало в районе банного комплекса…

Ума не приложу, как грасс с его габаритами умудряется поместиться за стиральной машинкой? Да так ловко.

Вот уж воистину кошачьи гены.

Пусть и полукровка. Но вот же ж – проснулись. Порода. Куда от нее денешься?

Вопрос был риторический.

Настроение благодушное.

И я, забрасывая рюкзак к себе на кровать и поглядывая на места почти постоянного обитания своих соседей в этом году, открыла было рот сообщить им, что хороняки могут вылезать из своих убежищ. Не трону. Я вообще добрая. По крайней мере, на сей момент и… в глубине души.

Но не успела…

Дверь каюты резко рванула в сторону, явив на своем пороге господина начальника училища собственной персоной.

Мрачно оглядев почти пустое помещение своими черными глазищами, Красноголовый сквозь стиснутые зубы прошипел:

– Курсант… Не вы ли утверждали, что в норме? И что происходящее в минувшем учебном году больше не повторится?

– Так точно, сэр, – вытягиваясь по стойке смирно и глядя на полковника наичестнейшими глазами, подтвердила я.

Тут же добавляя нежнейшим голоском:

– Но, сэр, мне просто еще не выпал шанс продемонстрировать им свое миролюбие. Я еще не успела никого отыскать. Видимо, мальчики решили поиграть со мной в прятки, не ведая о моих благих намерениях в их адрес. А возможно, это у них выработался безусловный рефлекс, сэр. Как у подопытных кролей, сэр. И жертвы моего произвола просто еще не в курсе того, что гормональный фон моего организма нормализовался, сэр. Они просто не успели еще в этом убедиться, сэр, – взмахнув ресницами и скромно потупив глаза, застенчиво окончила я свой монолог-объяснение ассану.

Гэхэдж стоял, чуть раздвинув ноги.

При этом его левая нога, косолапя, находилась чуть впереди правой.

Начальник училища молча глядел на меня с непередаваемым выражением антрацитовых глаз, своим блеском выделяющихся на ставшей чуть ли не каменной физиономии.

Он замер на пороге, заложив руки в карманы так, что большой палец торчал наружу.

Стоял. Монотонно и задумчиво, покачиваясь на носках берцев.

Не желая испытывать терпение начальства, я, придав физиономии искренности, а глазам честности, душевно произнесла успокаивающим тоном мамочки:

– Но сейчас, господин полковник… Пару секунд, сэр. Сейчас все будет. Они мигом все поймут. Проникнутся. И больше так себя вести не будут, – мило улыбнувшись, заверила я Красноголового.

И взвыла, властно приказав затаившимся:

– Слышь, падлы?! А ну-ка! Мигом вытараканились из своих щелей! Быстро!

Тут же приветливо, почти мурлыкая, кокетливо взмахнула ресницами и, поедая начальство глазами истинного служаки, добавила к сказанному:

– Вы расстраиваете господина полковника.

Начальство, в свою очередь, слегка отстраняясь, начало посматривать на меня как-то искоса.

Мне даже показалось, что у него слегка дернулся глаз.

Ну или он мне подмигнул.

Тем не менее дважды повторять свое требование мне не пришлось.

(Вот что значит выучка! Ну или дрессировка. Тут уж с какой стороны посмотреть.).

Ящики, дернувшись, с глухим стуком приоткрылись.

Явив миру и полковнику две перепуганные физиономии моих бывших одноклассников.

А затем что-то зашуршало и за стиральной машиной.

После чего дверь в банный комплекс чуть отворилась.

И в образовавшуюся щель выглянул перепуганный глаз грасса. Нервно моргнувший в сторону Красноголового белесыми ресницами.

– Ну вот они, сэр. Живы и здоровы. Сама их первый раз вижу с момента моего прибытия со штурманской практики, сэр.

Красноголовый тяжело вздохнул.

И, обращаясь к моим соседям по кубрику, почти сочувственно произнес:

– Вылезайте. Док говорит, что ее гормоны в норме. И она обещала никого не обижать.

На слове «обещала» ассан сердито сверкнул на меня глазами. А фразу «не обижать» почти прорычал.

Я, чуть втянув голову в плечи, приподняла руки.

Демонстрируя ему раскрытые ладони и всем своим видом показывая: а я что?

Я ничего. Я вообще зайка.

Гэхэдж, утомленно полуприкрыл глаза своими густыми ресницами. И, глубоко вздохнув, молча удалился.

Оставив наконец меня спокойно разбирать вещи.

А то «ходют» тут всякие…

Мне и местных хватает.

Я покосилась на сидящих напротив рядком парней, равнодушно произнеся:

– Ладно. Живите спокойно. Не трону почем зря. Я уже в норме.

Те радостно закивали. Только что не зааплодировали стоя.

Мне же и самой полегчало.

Год и так обещал быть непростым. Как, впрочем, и все предыдущие. Тут не до гормонального токсикоза. Как бы без него со всем да справиться?

Глава 3. Мы совсем не из стали…

«Мы совсем не из стали –

Нам страшно и больно.

Ноет сердце в груди от потери ребят.

Раздвигая пространства привычки оковы,

Поминальных свечей

Пламя шепчет, дыханию в такт.

Мы совсем не из стали.

Но смелее и крепче.

Воет вьюга осколков в степи, словно зверь.

У костра

Нас теперь не пятнадцать, а трое –

Единение душ, разлученье сердец.

Кровь на землю падет,

Прорастая цветами.

Новой жизни даря

Нам надежду на встречи.

Жизнь, с ладоней скользя,

Улетит в бесконечности Неба.

Горным эхом ночным ускользнет,

На земле возродясь эдельвейсом.

Боль в глазах,

Дымом скрыв поминальных огней,

Мы уходим во тьму, возвращаясь к Звезде

И рассветам.

Исчезаем живыми и прочь…

От иных берегов.

Словно пепел кострищ –

Подхваченный бурными реками мести.

Вновь наступит рассвет.

И ветрами летим…

Пряча слезы и злость

За оковами памяти,

Мающей душу.

Рваною шалью тумана

Прикрыв ежедневность забот,

Мы по-прежнему ждем,

Тех –

Ушедших за кромку Посмертья.

Мы совсем не из стали

Нам страшно и больно.

Ноет сердце в груди от потери ребят.

Раздвигая пространства привычки оковы,

Поминальных свечей

Пламя шепчет и плачет,

Дыханию в такт,», – вертелось в моей голове.

Простенькие слова застольно-прощальной песни.

Когда-то ее пели в моем доме, на Кате.

Пели, собравшись вместе, родители и родственники. В память о погибших. Песней выплескивая обиду, горечь и злость от их потери.

Потом впору было петь ее мне, поминая их.

Но было мне тогда совсем не до песен. И даже не до воспоминаний.

Я в тот период просто пыталась выжить.

И вот теперь, на Захпуре, уставившись в потолок, я мысленно повторяла (снова и снова), слова этой немудреной песни, вспоминая…

***

Начавшаяся как обычно ночь ничего не обещала.

И я, как обычно, еле доползя до кровати, провалилась в блаженный сон без сновидений.

Это было такое счастье – просто вытянуть ноги. Просто закрыть глаза. Чтобы, расслабляясь и нежась, улететь в желанную бесконечность сна.

Так и было где-то до середины ночи. Спокойно и кайфово.

Неожиданно белое полотно моего сна дрогнуло, разбиваясь посередине и идя глубокой черной трещиной.

Я чуть напряглась, впрочем, не просыпаясь и не лишая себя драгоценного отдыха.

Пространство сна тем временем начало заполняться поднимающимся из образовавшейся в его сфере трещины сероватым туманом. Наполняющим зону сна, с каждой секундой все больше и больше.

Серое марево просачивалось из щели: сначала тонкими нитями, а затем – клубами, словно дым от сырых поленьев.

Я смотрела на эту мглу, отмечая, что она неоднородна. И что состоит из множества нитей. Где в серый цвет основной части вплетались и черные, и белые, и даже алые волокна. Да и собственно серая палитра не была единой. Ее гамма варьировалась от светло-серого до темно-серого тонов.

Впрочем, это было не главное.

Главным был подполковник.

Это стало очевидным и неприятным фактом, когда оттуда – из черной глубины, расколовшей мой сон расщелины, – показалась фигура инженера училища, одетая в черную форму космического спецназа. И не спеша двинулась мне навстречу.

Краем сознания я обратила внимание на то, что шел подполковник бодро. Перестав хромать.

Шагнув на порог моей сферы внимания, инженер коротко и грустно усмехнулся, усаживаясь прямо передо мной. Я бы сказала, на пол. Но был ли то пол?

Подполковник тем временем уселся, подогнув под себя ноги, и внимательно посмотрел на меня.

Выглядел он моложе, нежели в жизни. И здоровее.

Это я тоже заметила. Как и погоны инженерной службы на его плечах.

Мы встретились глазами.

Брови инженера сошлись на переносице, но взгляд ярко-голубых глаз был совсем не злым. И смотрел подполковник на меня с грустной нежностью.

– Я не смог. Хотел дождаться окончания твоей учебы. И не смог. Устал. Не выдержал. – Он невесело усмехнулся.

Я глянула на его спокойно лежащие на коленях руки и вновь посмотрела подполковнику в глаза.

Васильковые льдинки словно растаяли. И теперь глядели на меня совсем не испытывающее – отстраненно, как обычно бывало, несмотря на демонстрируемое подполковником расположение к моей персоне. Сейчас в них застыла тщательно скрываемая усталость и глубокая печаль.

– Ничего, – по возможности бодро ответила я ему. – Вы же знаете, я живучая и везучая.

Я попыталась улыбнуться. А хотелось заплакать.

Инженер вновь горько усмехнулся, с теплотой и чуть рассеянно глядя на меня и одновременно как бы вглубь собственной души.

– Не отказывайся от того, что я тебе оставляю, – неожиданно твердо, почти жестко сказал (да нет, приказал) он.

Взгляд подполковника стал властным, твердым.

Теперь он посмотрел на меня чуть ли не яростно.

Его глаза сверкнули, превращая глубокие синее озера в бледно-голубые торосы северных льдов.

– Обещай взять то, что я тебе оставляю, – мрачно сдвинув густые брови, отрывисто произнес подполковник.

– Красноголового, что ли? – чуть потерявшись от этого неистового давления и ледяного взгляда, растерянно пробормотала я ему в ответ.

Мой визави довольно ехидно ухмыльнулся.

(Какой-то бандитской, зловещей и разухабистой ухмылкой, должна сказать.)

Взгляд его был очень суровым, а тон почти злым:

– Ха-ха… Очень смешно, – почти по слогам сварливо произнес главный инженер, тут же добавляя: – Обещай. У меня совсем мало времени. Ну! – сквозь зубы сердито потребовал подполковник.

Я видела, вернее, скорее чувствовала, что этот разговор дается инженеру непросто. Он словно истончается. А взгляд синих глаз становится все более грустным.

– Хорошо, хорошо. Обещаю, – быстро протараторила я, кивая.

Мой ночной гость кивнул в ответ, молча вставая с места и чуть рассеянно тронув рукой белоснежную шевелюру.

После чего, повернувшись ко мне спиной, больше ни слова и не произнеся, отправился обратно.

Туда, где сквозь разверзшуюся основу шара моего внимания вилась, выплескиваясь в мой сон, густая чернота межсферья сновидений.

Однако на самом пороге ворот сновидения полковник все же обернулся. Его губы тронула легкая невеселая улыбка. С нежностью и болью посмотрев на меня, он тихо и горько произнес:

– Просто пусть с тобой все будет хорошо. Ладно, ребенок?

– Я постараюсь, – чуть потерянно ответила я.

– Да. Ты везучая, живучая, и колючая. Я помню. – Инженер вновь ухмыльнулся и уже шагнув вперед, добавил, не оборачиваясь: – А твоя шутка про Гэхэджа, пожалуй, не такая уж и шутка. Ясно, малек?

На этих словах подполковник хохотнул, исчезая в тут же начавшем затягиваться провале.

Я похлопала ему вслед ресницами, не до конца понимая: к чему это он?

И тут же вылетела из сна. Резко. Почти с криком.

Лежала, не моргая глядя в потолок. Чувствуя бисеренки холодного пота на лбу. И не чувствуя горячие дорожки слез на щеках.

***

Начальник училища сидел, склонив голову, у кровати главного инженера училища в реанимационном отделении медблока, опираясь согнутым локтем о ее край и устало подпирая кулаком лоб.

Его кроваво-красные волосы растрепались, прядями свисая на лицо.

Рядом колдовал док, проверяя поступление в организм больного лекарств и вычисляя еще хоть какие-то варианты что-то сделать.

Движения врача были выверены, а лицо абсолютно бесстрастно. Он и сам сейчас походил на машину. Холодную и бесчувственную. Зато мыслящую и знающую свое дело.