
Полная версия
По тропинке из хлебных крошек

Мария Доронина
По тропинке из хлебных крошек
Глава 1.
«И жили они долго и счастливо!» – так заканчиваются обычно сказки, а эта началась. Можно сказать, нам наконец-то повезло. «Нам» – это мне и маме. «Ежик, друг у друга есть только мы», – часто говорила она. Но это не так. Никогда не было так. Мы всегда были окружены словами. Книги, словари, страницы, бланки – были везде в доме, куда ни взгляни, где ни присядь.
– Малыш, ты видела последнюю распечатку?
«Конечно, мам: ее съел барабашка». Или кто похуже. Буковки, предложения, вариации, исправления окутывали маму, как паутиной. Вроде бы невесомая, а не продраться.
– Мама, я к Анжи. Буду поздно!
– Хорошо, Ежик, только не задерживайся…
Мда. Слова, слова. Слова ничего не стоят – это я поняла рано. Мама тонула в ворохе слов, не успевала, вырывалась из одного дедлайна, чтобы завязнуть в другом, но каждый раз: «Ежик, извини, это нам не по карману». Неправда, что дети за такое ненавидят. Неправда, что мы забываем. Я и сейчас помню ту Аманиту, что просила на день рождения в девять. И вот честное слово: когда Сергей появился, я жутко обрадовалась. То есть, может, и нелегко было бы, скажи она: у меня тут новый мужчина, не переживай, что не ночую дома. Но у них удивительно быстро все сладилось. Уезжала мама на трехдневный семинар по фольклористике, а вернулась с блестящими глазами. Не такими сумасшедшими, как перед новой повестью, а с задорными искорками. И вот уже «обед-знакомство». Что тут скажешь: если она не ограничилась мазком помады, а расчехлила косметичку – дело серьезно.
– Хоть расскажи о нем, – вяло попыталась я вмешаться в бушующее вокруг мамы торнадо наваждения.
– Он очень хороший… человек! Знаешь, удивительно чуткий и тонкий для мужчины. И вообще для нашего времени.
– А сколько ему лет?
– Постарше меня.
– Значит, под полтос.
– Что за выражения, Ежик!
– Не вздыхай, я же не при нем.
– Да уж, пожалуйста. Не думай, что я давлю на тебя – ни в коем случае – но отнесись без предубеждения. Уверена, вы поладите.
– За роскошный десерт я прощу ему все. Да расслабься. Ну, и кто он?
– Юрист. Или адвокат… Что-то в этом роде. Консультант по «сложным вопросам» – кажется, так он сказал. Никогда не запоминаются эти должности и фирмы.
– Поражаешь ты меня просто. Ладно, а каким ветром этого Сергея на семинар занесло?
– Фольклористика – его хобби. Согласна: необычное. Но для Сергея – настоящая страсть. Какие у него широкие познания! И даже коллекция сказок и легенд о природных духах.
– Может, он маньяк, как доктор Лектер? Тот рецепты собирал, а твой – сказки.
– Женя!
– Как он конкретно выразился: обед для нас или из нас?
Вот что мама отлично умеет, это метко запульнуть скомканной бумажкой. Благо – всегда под рукой.
***
– Ну и как?
Анжела ласковым щлепком придала ускорение братишке, выплывающему из комнаты, не отрывая взгляда от Плейстейшен, закрыла дверь и плюхнулась рядом на софу.
– Прикольный чел.
– Куда ходили?
– В столовочку при «Метрополе».
– Да ну! Мощный дядька. Или выпендрежный. Что за тачка? – прищурилась она.
Фанатка. Папина любимица.
– Отсутствует. Такси нам потом люксовое вызвал. Сказал, что сам не водит.
– В смысле? Не умеет?
– Или не любит.
– Бред какой-то. Мутный тип.
– Да прекрати. Не все же от машин тащатся.
– А от чего? На каком они там фестивале встретились?
– Что-то про «северно-русские предания».
– Он точно нормальный?
– Абсолютно. Даже слишком.
– Это как?
– Ну… как сказать.
– Не вздыхай – покажи. Давай, давай.
Все же знает она меня как облупленную. Конечно, блокнот был с собой. Рассмотрев портрет, Анжи хмыкнула:
– Никакой.
– Заметила? Глазу ухватиться не за что.
– Да, подруга: фоторобот отстойный. Чем только твою мать зацепил?
– Он внутри больше, чем снаружи.
– Козявка!
– Правда. С ним интересно поболтать.
– Уже подлизывался?
– Не похоже. Не сюсюкал – точно.
– Сама влюбилась? – съязвила Анжелка и получила подушкой.
И все-таки она была права. Сергей мне понравился. С ним просто. Без тошнотворных заигрываний: «Ты уже такая взрослая. Тринадцать? И не подумаешь! Как учеба? А чем увлекаешься?» И не было противных масленых пересматриваний с мамой, слюняво-ласковых словечек. Зато когда она, едва посмотрев в меню (а оно, между прочим, весьма заслуживало внимания: я прямо-таки зависла над странными названиями типа «сугудай со щучьей икрой» или «провесная утка»), отмахнулась от официанта салатиком, Сергей выбирал вдумчиво, и в итоге горячее принесли в изобилии, так что он накормил маму, убеждая, что «котлетки из судака и угольная треска – непреодолимый соблазн».
Всю дорогу, как говорится, я была пай девочкой, однако маленький эксперимент провела: заказала немного, но дорого. Ну, а как можно не попробовать медовую бабу и мороженое со вкусом ели (весьма своеобразное оказалось). Сергей же, расплачиваясь картой, в счет даже не заглянул. Респект ему и уважуха. Не только за это, конечно.
С тех пор мама ходила как в тумане. Вот уж не думала, что влюбленные такими бывают. Все время она немного не «здесь»: смотрит и не видит, слушает и не слышит. Реальность, в общем, побоку, а я потом нахожу то мокрое белье в корзинке для грязного, то сахарницу в холодильнике. И глаза так и светятся. Любовь! Такая штука.
В общем, что грядут перемены, я поняла сразу, да и обстоятельства поторапливали. Живет Сергей, оказывается, под Смоленском. Хоть он и в отпуске, а возвращаться надо. Разговор назревал, вот только не думала, что решать станут через меня.
Я как раз сражалась с алгеброй: пыталась взглядом заставить график функции построиться самостоятельно, когда, вежливо постучав о дверной косяк, вошел Сергей.
– Извини, что отвлек… Сможешь сделать перерыв: нам нужно кое-что обсудить?
– Что хотите, кроме функций и графиков.
– Уволь, – рассмеялся он. – Не силен.
– Серьезно? Вроде все мужчины должны разбираться в математике.
– И это голос свободного от гендерных стереотипов поколения! Гм… Но давай о серьезном.
Глупо врать, что я не напряглась. Даже пусть бы домашки стало в три раза больше – все не так стремно.
– Я специально вызвался сам с тобой поговорить. Поскольку вопрос трудный, не хочу, чтобы на тебя что-то давило и мешало принять самостоятельное решение. А мне проще отказать, чем любимой маме.
«Интернат!»
Я кивнула, поскольку он явно ждал этого для продолжения, а в горле резко пересохло.
– Я попросил Лизу стать моей женой, и она согласилась. Но при условии, что ты будешь не против переехать с нами.
В голове как ветер просвистел.
– В ваш дом?
– Да. Конечно, не просто оставить родной город, школу, друзей. Это очень серьезный шаг. Но так уж складывается ситуация: я сам переехать не могу. К тому же, тебе не так долго осталось учиться в школе, и, если захочешь, вернешься в московский ВУЗ.
– А мне нужно называть вас папой?
– Ты хочешь? – он растерялся. – Тогда, конечно, можешь, но… ты ведь любила отца, и я даже не думал занимать его место.
– Да, да. То есть – нет! Не папа – Сергей. Но я согласна. Согласна переехать.
Он вдруг рассмеялся.
– Фух! Просто гора с плеч! Очень боялся, что ты скажешь «нет». Не знаю, что и делал бы тогда, – он присел рядом со стулом и сжал мои ладони. – Спасибо, Женя. Спасибо за понимание. Ты не пожалеешь: я все сделаю, чтобы вам с мамой было хорошо. Чудесный маленький человек! Я был бы счастлив иметь такую дочь.
***
– И ты растаяла.
– Да при чем здесь это?
– Притом, – Анжи толкнула качели посильнее. – Вот так взяла и сразу согласилась.
– А что делать? Встать в позу? «Нет! Придумайте что-то другое»?
– Хотя бы.
– Смысл? Они же любят друг друга – ежу видно.
– Ежику точно.
– Вот ты коза.
– Недолго осталось терпеть.
Я затормозила, шаркнув ботинками – только пыль в стороны, спрыгнула с качелей и пошла. Метров десять прошла.
– Стой! Да стой ты!
По камешкам дороги прогрохотали гулкие анжелкины мартинсы. Поравнялась и пошла рядом.
– Давай ты к нам переедешь. С родаками договорюсь. А эти пусть свистят, куда хотят. Что ты ухмыляешься?
– Бред.
Анжелка вздохнула.
– Паршивая новость.
– Я жутко не хочу в эту глушь ехать. Правда. Но надо… Так будет лучше.
– С ума сошла? Чем?
– Тем, что мама будет не одна. Ей тяжело. Со всем справляться, крутиться. И Настя через год вернется со своей стажировки – нужно будет освобождать квартиру.
– Только из-за этого?!
– Нет, конечно! У них по-настоящему. Но все равно, знаешь, здорово, что у него есть деньги.
***
Расписались они очень быстро. Мама сказала, что обычно ждать нужно месяц (бред сивой кобылы: с ума сойдешь за месяц и десять раз передумаешь), но Сергей «нажал нужные рычаги через связи» – и опля – в тот же день. Но свадьбой это и дурак бы не назвал. Даже когда мама с папой поженились – еще студентами, в общаге – было праздничнее, хотя вместо свадебного платья были джинсы и фата, а на стол собирали гости. Здесь же «молодожены» сдали-получили паспорта в ЗАГСе, а потом мы втроем поужинали в ресторане. Наполнив бокалы шампанским, Сергей поднял тост:
– Как многие мужчины, не умею говорить о своих чувствах, не вгоняя в тоску окружающих. Доказывать свою любовь нужно делом, поэтому в этот день – самый важный день – клянусь: пока бьется мое сердце, я всегда буду о вас заботиться, и никогда не оставлю.
Мама, ясное дело, прослезилась, а я за улыбкой еле-еле спрятала хихиканье.
И мы начали готовиться к переезду. Первым делом мама отправилась в школу: забрать документы и договориться о «досрочном освобождении». Каникулы на неделю раньше и избавление от контрольной по математике – это, безусловно, плюс. Прощание со всеми – еще более очевидный минус. Черт возьми, мне будет не хватать даже ворчливой тети Нади, нашей вредной кухарки, даже дурака Пашки из 8 «г», даже Овечки Мэри, биологички, с ее белыми химическими кудряшками. Никогда бы не подумала, что будет жаль уходить со двора надоевшей пятиэтажки. Который, словно на прощание, засыпали золотые липовые монетки.
Здесь прошлой зимой, когда за день выпало невероятное количество снега (просто магия: утром еще серые улицы, а потом за окнами – сплошная белая пелена, и врываешься после уроков в новый мир – нетронутый, незнакомый, сияющий, как пустое пятно на карте), приключилась самая грандиозная битва снежками в истории школы. Клянусь последним не обменянным на монету зубом! Не сговариваясь, мы поделились на «малявок» и «старших», и хоть Степка Лавров, конечно, громила, а Чердынцев – макака длиннорукая – меткий, как черт, нас все же было больше. И в решающий момент, когда мы пошли в окружение, Воропаев размахнулся и со свистом, лихо залепил крепкослепленным снарядом прямехонько в лоб подвернувшемуся Петровичу – нашему физруку. Он, между прочим, мог бы и порадоваться: таких результатов по бегу на соревновании не бывает.
А в этих кустах сирени мы с Маринкой искали фей в третьем классе. Подготовились хорошо: взяли угощение (печенье и бутылек со сливками), а еще – красивых бусин, чтобы подманить. Бусины рассыпали по дорожке, а сами затаились рядом. И что же? Приманили! Сороку. Прилетела и утащила самую крупную бусину. «Совпадение? Не думаю!» – так мы решили, и угощение Маринка в кустах аккуратно пристроила. Она, кстати, потом переехала. Всего-то на юго-запад, а будто в Австралию. Больше не виделись…
– … Оглохла? Женя!
Анжи оттянула меня в сторону от мамы и протараторила:
– Вот, смотри: я создала в Телеге группу.
– «Ежик в тумане»?
– Правда же, приколько? Но это Светланка подсказала. В общем, чтобы ты там не потерялась, будем держать связь. Добавлю всех наших – и хрен ты нас забудешь. Ты что? Не понравилось?.. Ежик, не надо. А то я тоже зареву. Ты же приедешь? Правда? Обязательно!
Дыхание катастрофически заканчивалось. Я быстро обняла ее и убежала. Из-за слез все в глазах плясало разноцветными пятнами: подгнивающее золото листьев, зебра забора и мамина фигурка в зеленом пальто впереди. Мне вдруг стало страшно, словно во сне, когда падаешь и летишь неизвестно куда; жалко – и себя, и маму, и всего вокруг. В этот момент очень захотелось, чтобы Сергей пропал – провалился под землю, откуда он так внезапно появился и разрушил мой мир.
Так я узнала, что даже хорошие перемены могут тебя не порадовать.
Глава 2.
Странная штука: вроде живешь и думаешь, будто вещей у тебя с гулькин нос, но начинаешь рассовывать по коробкам и пакетам – и откуда что берется и набирается. Набралось в итоге на Газельку. Это при том, что из мебели взяли только мамин письменный стол и довеском – мое кресло-грушу.
Газелька, однако, уехала без нас, поскольку планы внезапно поменялись: Сергей предложил-таки отпраздновать свадьбу. Точнее, присоединиться к празднику, который устраивали его знакомые в загородной старинной усадьбе. Мама бы наверняка отказалась: не любит она многолюдства. Но я-то была рядом и подсуетилась – состроила такую скорбную мордаху: Станиславский бы поверил. Плохо, очень плохо играть на чувстве вины. Да еще близкого человека. Да еще когда он, в сущности, ни в чем не виноват. Но что поделать – жизнь коротка, а я не Бет Марч.
Короче, мама не устояла. Сергей, правда, предупредил, что я единственная буду «не взрослая», как он выразился, но это даже и не плохо – одной свободнее и проще затеряться. В обобранной квартире жить совсем неуютно, так что мама перебралась к Сергею, а для меня сняли отдельный номер. Идеально бы, не будь он смежным. Но зато телевизор огромный и кровать, что твоя перина. Вот бы не неделю, а месяц пожить! Но все когда-нибудь проходит. В том числе ожидание праздника.
Дорогу до усадьбы я благополучно проспала, потому что глупо, в самом деле, дарить айфон и надеяться, что я «разумно» не проведу с ним полночи. Мама растолкала, когда такси уже миновало ворота парка.
– Ежик! Ежик, смотри.
Да уж, было на что. Навстречу плыл настоящий дворец, как беломраморный лебедь, раскинувший крылья.
– Сколько же это стоит?!
– Присматриваешь недвижимость? – повернулся ко мне Сергей.
– Нет, ну реально – чтобы арендовать такую красоту.
– Вот приедем, и можешь полюбопытствовать, – подначил он.
– Ха-ха! Я воспитанная девочка, между прочим.
– И если кто-нибудь скажет, что это не так, «да отрежут лгуну его гнусный язык»!
– Как скажешь, милый отчим.
– Язвительное все же поколение, – вздохнул он и подмигнул маме.
А вся компания была уже в сборе, и едва мы вышли из машины, навстречу с распахнутыми объятиями поспешил высокий элегантный мужчина с седеющей бородкой, в шикарном фиолетовом костюме.
– Это еще и маскарад? – прошипела я маме на ухо; так ведь и знала, что не стоит одеваться слишком официально-прилизанно.
Практически так и оказалось: в холле нас окружило больше дюжины разодетых гостей. Представив всем маму, Сергей ловко подтолкнул меня вперед:
– А это – Женя.
Здрасссьте. Вот и серая мышка на новогоднем утреннике. Я улыбнулась, мило оскаливаясь – пусть не воображают. Но это я вообразила не то.
– Нет, нет! – воскликнула «ведьмочка», с потрясным полосатым хаером, и схватила меня за руки. – Сначала переодеться, остальное – потом.
– У нас не тематическая вечеринка, но стоит соответствовать, – подтвердил Фиолетовый, обводя взглядом холл.
Странная, конечно, логика: им бы тогда в парики и кринолины нарядиться, а не косплеить готический цирк. Но кто приглашает, тот и решает. Растащили нас в разные стороны, разделившись шустро на «М» и «Ж», с шутками-прибаутками, как будто это был особенный пункт праздника – «наряди вновь прибывших». Щебечущая стая впорхнула с нами в квадратную просторную комнату, даже залу, с высоким потолком и двумя большими окнами. Из мебели здесь наличествовали несколько пуфиков и пара зеркал во весь рост. А еще стойки с ворохом одежды. Глаза разбегались: кружева, шелк, ленты, зеленый, синий, оранжевый.
И начался кошмар, в духе того, когда завернешь ненароком в дорогой магазин, а там консультанты скучают и набрасываются на тебя скопом со своим «могу вам помочь?». А тут их шестеро на меня одну – хоть караул кричи. Испугалась, что заставят все перемерить, но они, пусть и суетились, как наседки, быстро подобрали костюм девочки-арлекина (я смирилась и с юбкой, простив все за полосатые чулки). Потом «ведьмочка» велела закрыть глаза, сбрызнула голову чем-то почти не вонючим и соорудила мне крохотные рожки.
Мама преобразилась еще круче: зеленое платье пряталось среди вешалок явно, чтобы ее дождаться. И хотела бы я знать, почему она не завивает так волосы всегда. Но все-таки ей было не по себе: нервный смех – верный знак. И руку мне стиснула до боли.
– Побежали теперь Сергея искать – надо похвастаться.
Хотя, видимо, больше хотелось за него просто спрятаться, но да ладно. Побежали. Всей толпой отправились на следующий пункт программы. По лабиринту коридоров и лесенок, откуда попали в парадные покои, выстроившиеся в фантастическую кроличью нору. Отражения нашей пестрой компании мелькали в зеркалах тут и там, в одном я поймала свой взгляд под черными рожками. А ведь раньше здесь гуляли дамы и господа в настоящих пышных костюмах. И представить не могли, что дворец когда-нибудь будут арендовывать, оплачивать на денек, чтобы поиграть в необычную жизнь.
– Наверное, думаешь: вот бы переместиться в то время, когда все здесь было по-настоящему, – лукаво шепнула Ведьмочка, так что я даже вздрогнула. – Представь: в нежном светлом платье, в шелковых туфельках ты чинно идешь пожелать папеньке доброй ночи. Или встречаешь гостей. Только вот корсет стискивает спину, и нельзя ни бегать, ни гримасничать – вообще следует быть очень правильной, достойной барышней. У тебя бледные щечки, длинные кудри, ты никогда не касалась денег, потому что этот презренный металл не для изнеженных пальчиков. Или… Хм. Есть ли в тебе дворянская кровь? Сомневаюсь. Тогда, боюсь, ты оказалась бы здесь горничной или даже простой судомойкой. С раннего утра до глубокой ночи – тяжелая, грязная работа без просвета, в надежде подняться когда-нибудь до помощницы кухарки. Звуки балов и праздников не слышны за шумом и скрежетом кухонного чада, и лишь иногда, прячась за кустами, ты видишь сияющие окна и силуэты танцующих пар.
Я как будто наяву увидела все, и холодок пробежал по коже. Она точно ведьма! Вот и подмигнула так хитро, оскалившись. Брр!
А мы уже опять свернули в коридор, спустились на несколько ступенек и оказались в галерейке. По стенам висели картины, подобранные точно не случайно: на всех в широкой перспективе изображались какие-то катастрофы: то пожар города, то гибнущий в бурю корабль, то гроза в горах над обезумевшим стадом. Мрачные и пугающие, они дико контрастировали с изумительной мозаикой пола. Спрашивать у Ведьмочки я не стала, но, похоже, это было не стекло или керамика, а кусочки поделочных камней – настоящие яшма, янтарь, лазурит (вот бы нашего Роберта Павловича сюда, но тогда лекции не миновать). Под ногами распускались пышные розы, тучные гроздья винограда так и манили, лопнувшие от сочности гранаты блестели зернышками. И ярко белея на цветовом великолепии, лежал ягненок, смиренно и робко глядя прямо в глаза. Вокруг него кольцом сворачивалась алая лента с повторяющимися словами «sued surev sunu». Из галереи мы прямо вышли в залу, где нас ждали мужчины с Сергеем во главе. Помещение было странное: небольшое, округлое, но с высоким потолком, в центре которого витражное круглое окно. Будто стоишь внутри солонки.
– При прежних хозяевах здесь была домовая церковь, – пояснила взявшая надо мной шефство Ведьмочка. – Но потом решили не восстанавливать. Хотя выглядит своеобразно, функцию свою выполняет.
– Какую?
– Здесь удобно перекусить вдали от толпы, – кивнула она на стол, действительно накрытый для легкой закуски: канапе, тарталетки с начинкой, фрукты.
– А вот и красавицы! – обрадовался Фиолетовый, увидев нас.
Сергей явно был в восторге от маминого преображения: не стал громко восторгаться, но так нежно поцеловал ее – няшная сцена мелодрамы, да и только. А потом вдруг заозирался:
– Где Женя?
Мама рассмеялась.
– Ну, ты даешь! Я-то, оказывается, еще мало преобразилась.
Несколько секунд можно было насладиться немой сценой. Первым ожил невысокий мужчина, похожий на острый кинжальчик в черном бархатном чехле.
– Какой потенциал! – воскликнул он, глядя на меня, и глаза предательски блеснули.
– Вот именно, – отрезал Сергей, шагнул вперед и, обняв, притянул меня, а затем очень весомо повторил, глядя на мужчину-кинжала. – Вот именно.
– И какой же у меня потенциал?
Но черный бархат пожал плечами и захихикал, Сергей тоже рассмеялся. Все вдруг вспомнили, зачем пришли сюда, и поспешили огласить тост за новобрачных. Побежало, хлопая пробками, по бокалам шампанское, хрустальные колокола отзвенели, и под разноголосое: «Горько! Сладко!» – Сергей с мамой поцеловались.
Смотреть на это всегда немножко неловко, как будто жадно глотнула газировки, и вот уже пузырики щекочут прямо под кожей, и еле сдерживаешься. Поэтому я стала прицеливаться к самым вкусным тарталеткам, но Фиолетовый опять привлек внимание. Он первым поднял большой бокал с поблескивающим, очень темным (что же там за виноград?) вином и, пока молодой парень в зеленом камзоле обносил всех этим напитком, возгласил:
– Вы украсили сегодня наш праздник, зажгли его своей радостью. Все мы благодарны, Сильвестр, что именно…
– Ктооо?! Ой…
Это вышло так громко, что я в ужасе зажала рот ладонью, но все уже, естественно, пялились на меня. Даже зеленый «официант» притормозил, и Ведьмочке пришлось выхватывать свой бокал. Мама грозно шикнула и забормотала извинения, а Сергей смущенно улыбнулся и развел руками.
– Когда-нибудь обнаружилось бы.
– То есть, правда, «Сильвестр»?!
– Так и есть. Батюшка был изобретателен по этой части. Но жить с таким именем неудобно, поэтому…
– Да ладно! Не в школе ведь уже – не задразнят. По-моему, классно звучит. И подходит больше. Мама, правда?
– Именно так, – хитро поддакнул Кинжал.
– Женя, успокойся, – мама сделала «страшные» глаза.
– Малышка права, – примирительно заметил Фиолетовый. – Время пришло: пора перестать таиться, скрывать свои имена, лица, сущности. В том числе за это поднимаю тост: за отличия, инаковость, особенность – в них сила. Все, здесь собравшиеся, готовы заявить этому миру: мы пришли, мы другие, мы лучшие! Долго реальность тосковала по яркости и ярости. Долго мы ждали. Но завтра принадлежит нам!
Бредовой обстановочке – бредовая речь. Бокалы взметнулись, и последний – такой же полнехонький – всучили мне. Мама ойкнула, Сергей нахмурился, но Ведьмочка поспешила их успокоить:
– Все в порядке: Чертенку хорошо разбавили соком.
– Не переживай, – шепнул маме Сергей. – От этого ничего не случится.
– Сильвестр, наш вождь сегодня, – торжественно и радостно, будто венчая на царство, обратился Фиолетовый. – До дна!
Я тоже решилась. Напиток оказался плотным, сладковато-терпким, со странным привкусом, щипнувшим небо. Пытаясь разобраться, что за сок туда добавили, я пила и пила, и вдруг в бокале едва осталось. А Сергей осушил свой целиком, и неожиданно хлопнул его об пол – только взметнулись хрустальные бабочки. Как по сигналу из ниоткуда заиграла музыка – хватающая за сердце, за руки, чтобы бегом по траве, по холодной росе, по звездной пыли. И он вдруг начал танцевать – не стесняясь, красиво – что-то разудалое: то ли казачок, то ли джигу.
Я завизжала от восторга: так это было дерзко, странно, по-хулигански. Совершенно не похоже на него. И дико для взрослого мужчины. Но никто не ужаснулся, не скривился, не смеялся над ним. Гости вскрикивали, отбивали такт и тоже были в восторге.
Сергей подхватил маму и закружил ее, хохочущую, в танце. А ритм нарастал, скрипка звучала все ярче, пробиваясь на первое место, и музыка – тратата-тра-та-там – ввинчивалась в самое сердце. На очередном вираже они подхватили за руки меня – и комната завертелась, и я снова завизжала. Потому что иначе никак, иначе разорвется грудь от ликования.
И тратата-тата-татам! Ведьмочка вдруг вцепилась в мою руку: все гости присоединились к бешеному вращению. Как только хватало места нашему хороводу! Словно столы исчезли, и раздвинулись стены, и трата-та-там – мы вот-вот взлетим над полом, поднимемся вверх по этой «солонке» и взорвем витражное окно разноцветными брызгами.
А в «трата-там» все явственнее звучал напев: «Хей-хей, хозяин вернулся!» Непонятно было, что же за хозяин, но очень хорошо, спокойно: раз вернулся, все теперь будет правильно. И я стала подпевать: «Хей-хей!» – пока все не присоединились. Наше яростное кружение не могло удержаться в границах залы и вырвалось, будто дракон из башни – круг разорвался.