
Полная версия
Коматозные видения
"Врачи говорят, что ты меня слышишь", – сказала она, оторвавшись от книги. "Они говорят, что если я буду с тобой разговаривать, читать тебе, то это поможет тебе вернуться. Я прихожу каждый день. Мама тоже хотела прийти, но она в командировке. Она очень переживает."
Мама. Михаил попытался вспомнить лицо своей жены, но память была нечёткой. Он помнил, что они развелись несколько лет назад, что Алина жила с матерью, но он виделся с дочерью регулярно. Каждые выходные они проводили вместе.
"Я скучаю по нашим прогулкам", – продолжала Алина. "Помнишь, как мы ходили в зоопарк? Ты рассказывал мне о том, как проектируются вольеры для животных. Ты говорил, что архитектор должен думать не только о красоте, но и о том, чтобы жители его зданий чувствовали себя комфортно."
Михаил вспомнил. Это было прошлым летом. Они стояли перед вольером с обезьянами, и Алина спросила, почему он такой странной формы. Он объяснил ей, что архитектор постарался создать среду, максимально приближённую к естественной среде обитания животных.
"Знаешь, пап, я думаю стать архитектором", – сказала Алина. "Как ты. Я хочу строить дома, где люди будут счастливы."
Сердце Михаила сжалось. Эти слова были почти точной копией того, что говорила его мать в предыдущем видении. Значит, он действительно мечтал об этом в детстве. Значит, где-то в глубине души он всё ещё верил в то, что архитектура может делать людей счастливыми.
Алина продолжала читать. История в книге была о мужчине, который попал в аварию и оказался в параллельном мире, где время текло иначе. Михаил понимал, что это не случайность. Алина выбрала эту книгу специально, надеясь, что она поможет ему найти дорогу назад.
Но чем дольше он слушал, тем больше понимал, что что-то не так. Голос Алины становился всё тише, её образ – всё менее чётким. Комната вокруг начинала размываться, словно акварельный рисунок под дождём.
"Не уходи", – прошептал он. "Пожалуйста, не уходи."
Но Алина не слышала его. Она продолжала читать, но её голос терялся в нарастающем шуме. Мониторы рядом с кроватью начали издавать тревожные звуки. Зелёные линии на экранах стали прерывистыми, хаотичными.
В палату вбежали врачи. Они суетились вокруг кровати, проверяли аппараты, вводили какие-то препараты. Алина отошла в сторону, прижимая книгу к груди. Её лицо было полно страха.
"Что с ним?" – спросила она.
"Активность мозга изменилась", – ответил врач. "Возможно, он пытается проснуться. Или наоборот, уходит глубже."
Михаил почувствовал панику. Он не хотел уходить глубже. Он хотел вернуться к Алине, к реальности. Он попытался пошевелиться, позвать её, но его тело не реагировало. Он был заперт в своём собственном сознании, способный только наблюдать.
Сцена в больничной палате начала рассыпаться. Стены таяли, мониторы превращались в абстрактные пятна света. Последнее, что он увидел, было лицо Алины, искажённое болью и страхом.
Он снова оказался в пустоте. Но теперь пустота была не чёрной, а серой, как туман. И в этом тумане он увидел другие фигуры. Люди, которые, как и он, были застряли между мирами.
Одна из фигур подошла к нему. Это была пожилая женщина в больничной рубашке. Её лицо было добрым, но печальным.
"Ты новенький", – сказала она. "Как давно ты здесь?"
"Я не знаю", – ответил Михаил. "Несколько дней. Может быть, вечность."
"Здесь время не имеет значения", – объяснила женщина. "Мы все здесь по одной причине. Наши тела не готовы принять нас обратно. Или наши души не готовы вернуться в тела."
"Как долго вы здесь?" – спросил Михаил.
"Два года", – ответила она. "Или двадцать лет. Я не помню. Но я помню, что меня зовут Марфа Ивановна. Я работала учительницей. У меня был инсульт во время урока."
Михаил огляделся. В тумане он видел и другие фигуры. Мужчины и женщины разных возрастов, все одетые в больничную одежду или в то, что они носили в момент аварии. Все они выглядели потерянными, словно искали что-то, что не могли найти.
"Некоторые из нас возвращаются", – продолжала Марфа Ивановна. "Они просто исчезают отсюда. Мы надеемся, что они проснулись. Но некоторые… некоторые уходят в другую сторону."
"В какую сторону?" – спросил Михаил.
Марфа Ивановна указала в глубь тумана. Там было темнее, и Михаил чувствовал, что оттуда исходит холод. "Туда уходят те, кто теряет надежду. Те, кто перестаёт бороться."
Михаил понял, что это было то место, куда он чуть не попал в своём первом видении. Место, из которого нет возврата.
"Что мне делать?" – спросил он.
"Помнить", – ответила Марфа Ивановна. "Помнить, кто ты есть. Помнить, что у тебя есть в реальном мире. Помнить, за что стоит бороться."
Михаил закрыл глаза и попытался вспомнить. Алина, читающая ему книгу. Её голос, её лицо. Его работа, его проекты. Дома, которые он проектировал. Люди, которые жили в этих домах. Его мать, которая всегда верила в него. Его мечты, его надежды.
Когда он открыл глаза, туман вокруг него стал светлее. Марфа Ивановна улыбнулась.
"Хорошо", – сказала она. "Ты помнишь. Теперь ты должен держаться за эти воспоминания. Что бы ни происходило в твоих видениях, помни, что это не реальность. Реальность – это то, что ждёт тебя, когда ты вернёшься."
Михаил почувствовал, как его снова затягивает в новое видение. Но теперь он был готов. Он знал, что всё происходящее – продукт его травмированного сознания. И он знал, что у него есть за что бороться.
Он оказался в своей старой студии, где работал, когда только начинал карьеру. Маленькая комната, заставленная чертежами, моделями, книгами. Здесь он создал свой первый проект – небольшой жилой дом для молодой семьи. Он помнил, как гордился им, как надеялся, что этот дом станет началом великой карьеры.
Но теперь студия выглядела заброшенной. Пыль покрывала всё толстым слоем. Чертежи пожелтели и порвались. Модели рассыпались. Это было похоже на кладбище мёртвых мечтаний.
В углу студии стоял мольберт, на котором был натянут холст. Михаил подошёл к нему. На холсте был нарисован портрет – он сам, но моложе, полный энтузиазма и веры в будущее. Портрет был нарисован его собственной рукой, он помнил, как создавал его в минуту вдохновения.
Но теперь краски на портрете потекли, черты лица исказились. Глаза, когда-то полные жизни, теперь были пустыми. Рот, когда-то улыбающийся, теперь был открыт в беззвучном крике.
"Что случилось с твоими мечтами?" – услышал он голос. Он обернулся и увидел самого себя, но такого, каким он был двадцать лет назад. Молодого, энергичного, полного планов.
"Я не знаю", – ответил Михаил. "Жизнь. Работа. Нужно было зарабатывать деньги, кормить семью."
"Ты забыл, зачем стал архитектором", – сказал молодой Михаил. "Ты хотел изменить мир. Ты хотел создавать пространства, где люди будут счастливы."
"Я пытался", – защищался Михаил. "Но реальность оказалась сложнее."
"Реальность?" – молодой Михаил рассмеялся. "Ты сдался. Ты стал делать то, что проще, что приносит больше денег. Ты забыл о красоте, о смысле."
Слова были болезненными, но справедливыми. Михаил понимал, что где-то по пути он действительно потерял часть себя. Работа стала рутиной, проекты – способом заработать деньги. Он перестал думать о том, как его здания влияют на жизнь людей.
"Но не поздно всё изменить", – продолжал молодой Михаил. "Если ты вернёшься, ты сможешь начать заново. Ты сможешь снова строить дома, которые делают людей счастливыми."
"Как?" – спросил Михаил.
"Помни, кто ты есть на самом деле", – ответил молодой Михаил. "Не тот, кем ты стал, а тот, кем ты хотел стать."
Студия вокруг них начала преображаться. Пыль исчезла, чертежи стали чистыми и новыми. Модели восстановились. Солнечный свет заполнил комнату. И портрет на мольберте снова стал ярким, живым.
Михаил почувствовал, как в него возвращается что-то, что он давно потерял. Не просто воспоминания, а часть души. Та часть, которая мечтала и творила, которая верила в возможность изменить мир к лучшему.
"Спасибо", – сказал он молодому себе.
"Не мне", – ответил тот. "Себе. Тому, кем ты снова можешь стать."
Михаил почувствовал, как его сознание начинает подниматься вверх, к свету. Он возвращался в больничную палату, к своему телу, к Алине. Но теперь он нёс с собой нечто ценное – воспоминание о том, кем он был и кем мог стать снова.
Последнее, что он увидел в видении, было лицо Алины, склонившейся над его кроватью. Она держала его руку в своих руках.
"Папа", – шептала она. "Я знаю, что ты меня слышишь. Пожалуйста, вернись. Я буду ждать, сколько нужно."
И Михаил понял, что он обязательно вернётся. Не только к ней, но и к себе. К тому человеку, которым он всегда хотел быть.
ГЛАВА 3: СЕМЕЙНЫЕ УЗОРЫ
Михаил ощутил, как его сознание мягко переносится в новое пространство. На этот раз переход был не резким, а плавным, словно он погружался в тёплую воду. Он оказался в доме своего детства – двухэтажном деревянном доме на окраине города, где он провёл первые восемнадцать лет жизни. Дом выглядел точно таким, каким он его помнил: с резными наличниками на окнах, широкой верандой и старой яблоней во дворе.
Но что-то было не так. Дом казался слишком большим, словно он смотрел на него детскими глазами. Потолки уходили высоко вверх, комнаты простирались дальше, чем должны были. И везде царила особая атмосфера – не просто тишина, а ожидание. Словно дом замер в предчувствии чего-то важного.
Михаил стоял в прихожей, вдыхая знакомые запахи. Здесь пахло деревом, старой краской, маминой выпечкой и папиными сигаретами. Эти ароматы мгновенно перенесли его в детство, к тем временам, когда мир казался простым и понятным, когда у каждого дня было своё место, а у каждой вещи – своё предназначение.
Он прошёл в гостиную. Старый диван с выцветшей обивкой, комод с семейными фотографиями, телевизор в деревянном корпусе – всё было на своих местах. Но фотографии на комоде были странными. На одних он видел свою семью – маму, папу, себя в разном возрасте, – но лица на снимках были размытыми, словно кто-то размазал краску пальцем. На других фотографиях были люди, которых он не узнавал, но которые казались ему знакомыми.
Из кухни донеслись звуки. Стук посуды, шипение сковороды, тихое напевание знакомой мелодии. Михаил направился туда и увидел свою мать. Она стояла у плиты спиной к нему, помешивая что-то в кастрюле. Она выглядела молодо, такой, какой он её помнил из своего детства. На ней был синий фартук в мелкий цветочек, волосы собраны в аккуратный пучок.
"Мама?" – позвал он.
Она обернулась и улыбнулась. Её лицо светилось той особой материнской любовью, которую Михаил помнил с детства. "Мишенька, ты пришёл! Я как раз готовлю твой любимый борщ."
Он подошёл к ней, и она обняла его. Объятие было тёплым, реальным. Михаил почувствовал, как напряжение покидает его тело. Здесь, рядом с матерью, он чувствовал себя в безопасности.
"Мам, что со мной происходит?" – спросил он. "Я не понимаю, где я нахожусь."
Мать отстранилась и внимательно посмотрела на него. В её глазах была печаль, смешанная с пониманием. "Ты болен, сынок. Твоё тело лежит в больнице, а душа ищет дорогу домой."
"Но я дома", – сказал Михаил. "Я здесь, с тобой."
"Нет", – мягко покачала головой мать. "Это не твой дом. Не сейчас. Твой дом – там, где твоя дочь. Там, где твоя жизнь."
Она отвернулась к плите, продолжая готовить. "Но раз уж ты здесь, давай поговорим. Мне есть что тебе сказать."
Михаил сел за кухонный стол – тот самый стол, за которым он делал уроки, за которым семья собиралась на ужин. Дерево было потёртым от времени и использования, на поверхности виднелись следы от ножей, пятна от чая, детские царапины – целая история их семейной жизни.
"Ты помнишь, как мы с папой переживали, когда ты поступил в архитектурный?" – спросила мать, не оборачиваясь.
"Помню", – ответил Михаил. "Вы хотели, чтобы я выбрал что-то более практичное."
"Мы боялись", – призналась она. "Боялись, что ты будешь голодать, что не сможешь прокормить семью. В наше время профессии творческие были роскошью."
"А потом вы гордились мной", – сказал Михаил. "Когда я стал успешным."
Мать наконец обернулась. На её лице была грустная улыбка. "Мы всегда гордились тобой, Миша. Но не потому, что ты стал успешным. А потому, что ты был добрым."
"Добрым?" – удивился Михаил.
"Ты помнишь, как в детстве ты строил домики из конструктора? Ты никогда не строил крепости или военные базы, как другие мальчишки. Ты всегда строил дома. Дома, где могли бы жить люди. И ты всегда объяснял мне, почему именно так расположил комнаты, почему сделал окна именно такого размера. Ты думал о тех воображаемых людях, которые будут жить в твоих домиках."
Михаил вспомнил. Он действительно проводил часы, играя с конструктором. И он действительно всегда думал о том, как сделать свои постройки более удобными для жильцов.
"Что случилось с тем мальчиком?" – спросила мать. "Что случилось с его добротой?"
"Жизнь", – ответил Михаил. "Работа. Нужно было зарабатывать деньги."
"Деньги – не цель, сынок. Они – инструмент. Инструмент для того, чтобы делать добро."
Она подошла к столу и села напротив него. Её руки были такими, какими он их помнил – натруженными, но нежными. Руками, которые гладили его по голове, когда ему было плохо, которые лечили его детские царапины и синяки.
"Расскажи мне о своей дочери", – попросила она.
Лицо Михаила озарилось. "Алина – самое прекрасное, что есть в моей жизни. Она умная, добрая, талантливая. Она хочет стать архитектором, как я."
"И ты этого хочешь?"
"Я… я не знаю", – признался Михаил. "Моя профессия принесла мне много разочарований. Я не хочу, чтобы она через это прошла."
"А что, если она станет такой, каким ты хотел быть?" – спросила мать. "Что, если она будет строить те дома, которые ты мечтал строить?"
Михаил задумался. Он представил Алину взрослой, работающей над проектами, думающей о людях, которые будут жить в её домах. И эта мысль наполнила его гордостью.
"Тебе нужно вернуться к ней", – сказала мать. "Не только потому, что она тебя ждёт. А потому, что ты можешь научить её тому, что знаешь. Не только техническим навыкам, но и тому, что важнее – как оставаться человеком в профессии."
В этот момент в кухню вошёл отец. Михаил узнал его сразу – высокий, широкоплечий мужчина с седеющими волосами и добрыми глазами. Он работал инженером на заводе и всегда приходил домой уставшим, но никогда не забывал спросить Михаила о школе, о друзьях, о мечтах.
"Сын!" – отец обнял его крепко, по-мужски. "Как дела?"
"Запутался я, пап", – признался Михаил. "Совсем запутался."
Отец сел рядом. Его руки были большими, мозолистыми – руками человека физического труда. Но в них была сила не только физическая, но и духовная.
"Знаешь, что я тебе скажу", – начал отец. "Всю жизнь я строил машины. Станки, механизмы. И каждый раз, когда я брал в руки инструмент, я думал: а что, если то, что я делаю, поможет кому-то? Что, если станок, который я собираю, поможет другому человеку сделать что-то важное?"
"И помогал?" – спросил Михаил.
"Не знаю", – честно ответил отец. "Но я верил в это. И эта вера давала смысл моей работе."
Он положил руку на плечо сына. "Ты всегда был умнее меня, Миша. Ты мог создавать не просто машины, а пространства для жизни. Это огромная ответственность. И огромная возможность."
"Я подвёл", – сказал Михаил. "Я потерял себя в погоне за успехом."
"Ошибся", – поправил отец. "Не подвёл, а ошибся. Это разные вещи. Подвести – значит сдаться. Ошибиться – значит получить урок."
Отец встал и подошёл к окну. За окном был тот самый двор, где Михаил играл в детстве. Но теперь во дворе стоял не только он маленький, но и Алина. Она была совсем малышкой, лет пяти, и строила что-то из песка.
"Смотри", – сказал отец. "Она строит замок. Но не для себя. Видишь, она делает несколько входов? Это чтобы её куклы могли заходить к ней в гости. Она думает о других, даже когда играет."
Михаил подошёл к окну. Алина действительно была там, во дворе. Она сосредоточенно лепила из песка, время от времени что-то бормоча себе под нос. Её лицо светилось тем же вдохновением, которое Михаил помнил у себя в детстве.
"Она унаследовала это от тебя", – сказала мать, подойдя к ним. "Эту способность думать о других."
"Но я её потерял", – сказал Михаил.
"Нет", – покачала головой мать. "Ты её спрятал. Глубоко, но не потерял. Иначе ты бы сейчас здесь не был."
"Что ты имеешь в виду?"
"Твоё сознание привело тебя именно сюда, к нам, к воспоминаниям о том, кем ты был", – объяснила мать. "Это значит, что где-то в глубине души ты помнишь. Помнишь того мальчика с конструктором, который хотел построить дом для всех."
Михаил почувствовал, как что-то тёплое разливается в его груди. Это было не просто воспоминание, а что-то более глубокое – узнавание себя настоящего.
Внезапно картина за окном начала меняться. Алина в песочнице стала старше, потом ещё старше. Он видел её в разные периоды жизни – малышкой, школьницей, подростком. Но во всех возрастах она что-то строила, создавала, конструировала.
"Она ждёт тебя", – сказал отец. "Но не только как дочь ждёт отца. Она ждёт тебя как ученик ждёт учителя."
"А если я её разочарую?" – спросил Михаил. "А если я не смогу научить её быть лучше, чем я?"
"Ты уже начал", – сказала мать. "Тем, что задаёшь себе этот вопрос."
В кухне стало тихо. Михаил чувствовал присутствие родителей, их любовь, их веру в него. Но он также чувствовал, что это видение не может длиться вечно. Где-то там, в реальном мире, его тело боролось за жизнь, а Алина сидела рядом с его кроватью.
"Как мне вернуться?" – спросил он.
"Иди туда, где тебя любят", – ответила мать. "Иди к тем, кто в тебе нуждается."
"Но я боюсь", – признался Михаил. "А если я не справлюсь? А если я снова потеряю себя?"
Отец обнял его за плечи. "Страх – это нормально, сын. Страх показывает, что дело важное. Но не позволяй страху управлять твоей жизнью."
"У тебя есть то, чего не было у нас", – добавила мать. "У тебя есть опыт. Ты знаешь, что бывает, когда теряешь себя. Теперь ты сможешь этого избежать."
Михаил посмотрел на родителей – на эти любимые лица, которые всегда были для него опорой. Он понимал, что это может быть последний раз, когда он их видит так ясно.
"Я буду скучать по вам", – сказал он.
"Мы всегда с тобой", – ответила мать. "В каждом добром поступке, в каждом проекте, который ты создашь с любовью. В каждом уроке, который ты дашь Алине."
"И помни", – добавил отец, – "дом строится не только из кирпичей и бетона. Он строится из любви, заботы, понимания. Ты всегда умел это делать. Просто забыл на время."
Кухня начала медленно растворяться. Стены становились прозрачными, мебель – призрачной. Но тепло родительской любви оставалось с Михаилом, согревало его изнутри.
"Иди", – прошептала мать. "Твоя дочь ждёт."
Михаил почувствовал, как его сознание начинает подниматься, отрываться от этого уютного мира детских воспоминаний. Он поднимался всё выше, сквозь слои времени и памяти, к поверхности, к реальности.
Но внезапно что-то пошло не так. Вместо того чтобы попасть в больничную палату, он оказался в незнакомом месте. Это была квартира, но не его. Обстановка была современной, дорогой, но холодной. Всё было безупречно чистым и аккуратным, как в музее.
За столом сидела женщина. Михаил не сразу её узнал, но потом понял – это была его бывшая жена, мать Алины. Но она выглядела странно. Её лицо было маской – красивой, но бесчувственной. Она что-то писала в блокноте, не поднимая глаз.
"Светлана?" – позвал он.
Она подняла голову. Её глаза были холодными, пустыми. "А, это ты. Я думала, ты уже умер."
Слова ударили его как пощёчина. "Что ты имеешь в виду?"
"Ты лежишь в коме уже неделю", – сказала она равнодушно. "Врачи говорят, что шансов мало. Я уже начала оформлять документы."
"Какие документы?"
"На отключение аппаратов", – ответила Светлана. "Зачем тратить деньги на безнадёжного?"
Михаил почувствовал ужас. "А Алина? Что думает Алина?"
"Алина – ребёнок. Она не понимает реальности", – холодно сказала Светлана. "Она ещё надеется. Но я объясню ей, что папа больше не вернётся."
"Ты не можешь этого сделать!" – закричал Михаил. "Я жив! Я здесь!"
Светлана посмотрела прямо на него, но её взгляд прошёл сквозь него, словно его не было. "Ты был плохим мужем", – сказала она. "Ты думал только о работе. Теперь ты будешь плохим отцом. Лучше, если Алина забудет тебя."
"Нет!" – Михаил попытался схватить её за руку, но его пальцы прошли сквозь неё. "Алина любит меня! Я нужен ей!"
"Любовь пройдёт", – сказала Светлана. "Я найду ей нового отца. Лучшего, чем ты."
Квартира начала темнеть. Стены сдвигались, потолок опускался. Михаил понял, что это не реальность. Это его страхи, его вина, принявшие форму видения. Настоящая Светлана, какой бы она ни была, никогда бы не сказала таких вещей. У неё были свои недостатки, но она любила Алину и знала, как важен для неё отец.
Он закрыл глаза и сосредоточился на образе настоящей Светланы. Той, которая плакала, когда они разводились. Той, которая всегда следила, чтобы Алина регулярно виделась с отцом. Той, которая, несмотря на все их проблемы, никогда не настраивала дочь против него.
Когда он открыл глаза, видение изменилось. Он всё ещё был в квартире, но теперь она выглядела по-другому. Более жилой, более тёплой. И Светлана была другой – усталой, обеспокоенной, но живой.
"Миша", – сказала она, и в её голосе была боль. "Врачи говорят… они говорят, что ты можешь не проснуться."
Он подошёл к ней, и хотя не мог её коснуться, чувствовал её присутствие. "Светлана, я пытаюсь вернуться. Ради Алины."
"Она так тебя любит", – прошептала Светлана. "Она не отходит от твоей кровати. Я пытаюсь её убедить поехать к бабушке, отдохнуть, но она отказывается."
"Не заставляй её", – сказал Михаил. "Она чувствует, что я её слышу."
"А ты слышишь?" – спросила Светлана, глядя в пустоту.
"Слышу", – ответил он, хотя знал, что она его не услышит.
Светлана встала и подошла к окну. За окном был город, но не тот, в котором они жили. Это был город из их общих воспоминаний – тот, где они познакомились, где родилась Алина, где были счастливы.
"Знаешь, о чём я думаю?" – сказала она. "О том дне, когда Алина родилась. Ты держал её на руках и плакал от счастья. Ты говорил, что построишь для неё самый красивый дом в мире."
Михаил помнил этот день. Это был самый счастливый день в его жизни. Маленькая, беззащитная Алина лежала у него на руках, и он чувствовал, что готов на всё, чтобы защитить её, чтобы сделать её жизнь прекрасной.
"Ты ведь никогда не построил тот дом", – продолжала Светлана. "Но это неважно. Важно то, что ты дал ей любовь. Ты научил её мечтать."
"Я хочу научить её ещё многому", – сказал Михаил.
"Тогда возвращайся", – сказала Светлана, повернувшись к тому месту, где он стоял. "Возвращайся к ней. Она ждёт."
Видение начало растворяться, но на этот раз Михаил не боялся. Он знал, что движется в правильном направлении. К Алине, к жизни, к возможности стать лучше.
Он почувствовал, как его сознание поднимается всё выше, прочь от мира видений. Впереди был свет – не яркий, не слепящий, а тёплый, как солнечный луч в зимнее утро.