Коматозные видения

"Есть реакция!" – донёсся взволнованный голос. "Он пошевелил пальцем!"

Радость и надежда пронзили сознание Михаила. Он смог подать сигнал! Он смог связаться с тем миром, где лежало его настоящее тело. Это означало, что связь не потеряна, что есть шанс вернуться.

Но тут же детская комната начала рассыпаться. Стены осыпались, как песок, игрушки превращались в пыль. Всё вокруг разваливалось, и он снова начал падать в темноту. Но на этот раз падение было не пугающим, а почти приятным. Он знал, что где-то есть люди, которые о нём заботятся, которые пытаются его вернуть.

Последнее, что он услышал, был тот далёкий голос, теперь более отчётливый: "Держитесь, Михаил Андреевич. Мы не оставим вас. Боритесь".

И Михаил решил бороться. Что бы с ним ни случилось, где бы он ни находился, он будет бороться за возвращение в реальный мир. К дочери, к своей жизни, к себе настоящему.

Темнота поглотила его, но теперь она не казалась такой пугающей. В ней была надежда. И он знал, что это только начало его путешествия через лабиринты собственного сознания. Путешествия домой.

ГЛАВА 2: АРХИТЕКТУРНЫЕ ЛАБИРИНТЫ

Михаил Кретов ощутил резкий переход. В одно мгновение он оказался не в своей квартире, а посреди огромной, недостроенной конструкции. Вокруг возвышались бетонные стены, перекрытия, стальные арматурные каркасы. Воздух был пропитан запахом свежего бетона, пыли и машинного масла. Вдалеке слышался гул работающей техники, стук молотков, лязг металла. Это была стройплощадка. Его стройплощадка.

Он узнал это место. Это был проект, над которым он работал последние полгода – новый бизнес-центр в центре города. Но что-то было не так. Масштабы казались искаженными. Здание было намного выше, чем должно было быть, его очертания были более острыми и угловатыми. Огромные окна, которые должны были быть прямоугольными, теперь имели форму неправильных многоугольников, словно кто-то смял их рукой.

Михаил почувствовал, как его ноги ступают по неровному бетонному полу. Он был одет в строительную каску и жилетку, хотя не помнил, как их надевал. Он огляделся в поисках рабочих. Вдалеке, на одном из верхних уровней, он увидел несколько фигур, двигающихся среди конструкций. Они были одеты в спецодежду, но их лица оставались размытыми, словно скрытые дымкой. Михаил попытался крикнуть им, привлечь их внимание, но из его горла вырвался лишь слабый, хриплый звук.

Он решил подойти ближе. Каждый его шаг по этой недостроенной громадине сопровождался эхом, которое разносилось по пустым пространствам, создавая ощущение ещё большей пустоты. Он видел чертежи, разложенные на временных столах, но когда пытался их рассмотреть, линии на бумаге начинали двигаться, сплетаться в немыслимые узоры. Его собственные чертежи, которые он знал наизусть, теперь казались чужими, созданными кем-то другим. Они были сложными, запутанными, полными противоречий.

Один из рабочих, двигавшийся ближе всех, обернулся. Михаил напрягся, пытаясь разглядеть его лицо, но оно оставалось нечётким, словно нарисованное размытой кистью. Рабочий поднял руку, указывая на Михаила, и что-то сказал, но слова доносились до Михаила как искажённый шум. Он почувствовал, что рабочий пытается что-то ему объяснить, но он не может понять, что именно.

Михаил почувствовал, как его охватывает знакомое ощущение нереальности. Стены вокруг начали медленно плыть, как в прошлый раз. Углы зданий изгибались, бетонные колонны наклонялись под неестественными углами. Он попытался ухватиться за стальную арматуру, чтобы удержаться, но она оказалась скользкой и холодной, словно покрытая льдом.

Он увидел, как один из рабочих, который только что указывал на него, начал растворяться в воздухе, словно мираж. Его контуры стали бледнее, прозрачнее, пока он полностью не исчез, оставив после себя лишь лёгкое дуновение ветра. Михаил понял, что эти люди – не реальные рабочие. Они – часть этого видения, порождения его собственного разума.

Он вспомнил, как однажды, ещё в институте, он работал над проектом здания, которое должно было быть построено из самособирающихся материалов. Идея была амбициозной, но нереализуемой. Но сейчас, в этом видении, его проект казался почти воплощённым. Здание менялось на его глазах, конструкции перестраивались, словно подчиняясь неведомой воле.

Михаил почувствовал, как его тянет вверх. Он посмотрел вниз и увидел, что пол под ним исчезает, уступая место бездонной пропасти. Он начал падать. Это было не то падение, которое он испытал в первом видении. Это было падение сквозь структуру самого здания. Он пролетал сквозь стены, перекрытия, арматурные каркасы, словно они были сделаны из тумана.

В процессе падения он видел фрагменты своего рабочего процесса. Вот он сидит за чертежами, вот обсуждает проект с коллегами, вот спорит с инвесторами. Но всё это было искажено, деформировано. Его коллеги выглядели как тени, их голоса – как отдалённый гул. Инвесторы – как гротескные фигуры с преувеличенными чертами.

Он почувствовал запах свежего бетона, который был таким сильным, что казалось, он может его попробовать на вкус. Он ощутил вибрацию от работающей техники, которая проходила сквозь его тело. Он видел, как строительные краны, огромные, как живые существа, двигались в воздухе, перенося гигантские бетонные блоки.

В какой-то момент он увидел себя, идущего по этой же стройплощадке, но уже в реальной жизни. Он был одет в обычную одежду, без каски и жилетки. Он разговаривал с кем-то по телефону, его лицо было сосредоточенным. Но когда он попытался разглядеть, с кем он разговаривает, телефон в его руке превратился в кусок бетона.

Михаил понял, что это видение связано с его работой, с его профессиональной деятельностью. Возможно, с каким-то событием, которое произошло на стройке. Но он не мог вспомнить ничего конкретного. Его память была словно заблокирована.

Он продолжал падать, пролетая сквозь всё более сложные и запутанные конструкции. Здание становилось всё более сюрреалистичным. Лестницы вели в никуда, двери открывались в пустоту, коридоры изгибались под немыслимыми углами. Он чувствовал себя потерянным в лабиринте, созданном его собственным разумом.

Внезапно он увидел впереди яркий свет. Он летел прямо к нему. Свет становился всё ярче, и Михаил почувствовал, как его тело начинает трансформироваться. Он больше не падал, а скорее плыл по воздуху, приближаясь к источнику света.

Он оказался в огромном, залитом солнцем зале. Это было похоже на главный атриум бизнес-центра, но в идеальном, законченном виде. Стены были из стекла, пропускающего лучи солнца, пол – из полированного мрамора, отражающего свет. В центре зала, словно на пьедестале, стоял макет здания. Идеальный, безупречный макет, который Михаил когда-то создал в своей мечте.

Он подошёл к макету. Он был настолько реалистичным, что казалось, он мог бы войти внутрь. Он увидел маленькие фигурки людей, двигающихся по макету. Они были одеты в деловые костюмы, и их лица были чёткими и ясными. Михаил узнал среди них своих коллег, своих инвесторов. Они выглядели довольными, счастливыми.

Но затем он заметил что-то странное. Макет здания начал меняться. Его очертания искажались, стеклянные стены трескались, мраморный пол проваливался. Фигурки людей на макете застыли в позах ужаса, их лица исказились от страха.

Михаил почувствовал, как его охватывает холод. Он понял, что это видение – не о его успехе, а о его провале. О чём-то, что пошло не так. Что-то ужасное произошло на этой стройке, и это каким-то образом связано с его работой, с его проектом.

Он посмотрел на свои руки. Они были покрыты бетонной пылью, и на них были видны следы от стальных арматур. Он почувствовал боль в запястье, словно оно было сломано. Он попытался пошевелить пальцами, но они не слушались.

В этот момент он услышал тот самый голос, который звал его в первом видении: "Михаил Андреевич, вы слышите нас? Что произошло?"

Голос был близко, но он не мог определить его источник. Он огляделся, но в зале не было никого, кроме него и макета, который продолжал разрушаться.

"Я не знаю", – прошептал Михаил. "Я не помню".

И тут он почувствовал, как его тело начинает медленно погружаться в пол. Словно он был сделан из того же бетона, что и стены вокруг. Он пытался удержаться, зацепиться за что-то, но его пальцы скользили по гладкой поверхности.

Пол под ним стал мягким, податливым. Он начал проваливаться, как в вязкую трясину. Звуки стройки – гул техники, стук молотков – стали затихать, уступая место нарастающей тишине.

Он почувствовал, как его сознание снова ускользает. Он не мог понять, что с ним произошло, но знал, что это было связано с работой, с этим зданием, которое должно было стать его триумфом, а стало, возможно, его проклятием.

Последнее, что он увидел, прежде чем погрузиться в темноту, были трескающиеся стеклянные стены, отражающие его собственное искажённое отражение. И он понял, что он не просто архитектор, строящий здания. Он – архитектор своего собственного падения.

Переход:

Михаил Кретов вынырнул из мира недостроенных конструкций и искажённых чертежей. Он снова оказался в пустоте, но на этот раз в ней не было ни звука капающей воды, ни отголосков голосов. Была лишь тишина, которая казалась ещё более зловещей. Он почувствовал, что это видение оставило в нём след – физическую боль в запястье и глубокое чувство неопределённости относительно того, что же на самом деле случилось. Он не мог вспомнить, но чувствовал, что ответ где-то там, в глубине его заблокированной памяти, связанный с этим гигантским, меняющимся зданием.

Но темнота не задержала его надолго. Михаил почувствовал, как его сознание снова втягивает в видение, ещё более яркое и детализированное. Он стоял теперь не на стройплощадке, а в своём рабочем кабинете. Знакомый интерьер – большой чертёжный стол, компьютер с двумя мониторами, стеллажи с техническими справочниками и папками проектов. Но даже здесь что-то было искажено. Потолок казался выше обычного, а окна – шире. За окном не было привычного городского пейзажа, а простиралось бесконечное поле, усыпанное геометрическими фигурами – кубами, пирамидами, сложными многогранниками.

На чертёжном столе лежал проект того самого бизнес-центра. Михаил подошёл ближе и увидел, что чертёж живёт своей жизнью. Линии медленно двигались, изменяя конфигурацию здания. Размеры перестраивались сами собой, углы поворачивались, новые элементы появлялись из ниоткуда. Это было завораживающе и пугающе одновременно.

Он попытался взять в руки карандаш, чтобы исправить чертёж, вернуть ему первоначальный вид. Но карандаш в его руке был странно тяжёлым, словно сделанным из свинца. Когда он попытался провести линию, из его грифеля потекла не графитовая пыль, а что-то тёмное и вязкое. Линия, которую он провёл, начала пульсировать, словно живая вена.

Внезапно в кабинете появился ещё один человек. Михаил обернулся и увидел своего коллегу – Андрея Семёновича, старшего инженера проекта. Но Андрей выглядел странно. Его лицо было бледным, глаза – широко открытыми от ужаса. Он что-то говорил, но Михаил не мог расслышать слов. Губы Андрея двигались, но звук доходил до Михаила с задержкой, словно эхо из глубокого колодца.

"Михаил… расчёты… ошибка…", – наконец дошли до него обрывки фраз. "Нельзя… нагрузка… обрушение…"

Сердце Михаила пропустило удар. Ошибка в расчётах? Обрушение? Он попытался сосредоточиться на словах Андрея, но тот начал растворяться в воздухе, как и рабочие на стройплощадке. Последнее, что Михаил увидел, была его рука, указывающая на чертёж на столе.

Михаил склонился над чертежом. Теперь он видел то, чего не замечал раньше. В проекте были несоответствия, просчёты. Несущие конструкции были рассчитаны неправильно, фундамент не мог выдержать запланированную нагрузку. Как он мог этого не заметить? Это были базовые принципы архитектуры, которые он знал с первого курса института.

Но когда он попытался исправить ошибки, чертёж сопротивлялся. Линии возвращались в неправильное положение, цифры менялись сами собой. Он чувствовал, как нарастает паника. Если эти расчёты были неверными, то здание… здание могло рухнуть.

Внезапно весь кабинет начал трясти. Стены покачивались, как при землетрясении. Книги падали с полок, чертежи разлетались по полу. Михаил попытался удержаться за стол, но тот начал смещаться, словно стоял на наклонной поверхности.

Он выбежал из кабинета в коридор офисного здания. Коридор был длинным и узким, освещённым холодным флуоресцентным светом. По обе стороны располагались двери кабинетов его коллег. Некоторые двери были открыты, и из них доносились приглушённые голоса, звук работающих принтеров, телефонные звонки. Но когда Михаил заглядывал в кабинеты, они оказывались пустыми.

В конце коридора он увидел лифт. Кнопка вызова светилась тёплым жёлтым светом. Он нажал на неё и услышал знакомый звук приближающейся кабины. Двери лифта раскрылись с характерным шипением.

Внутри лифта стоял человек в деловом костюме. Михаил не сразу узнал его, но потом понял – это был один из инвесторов проекта, Владимир Петрович Коршунов. Крупный, внушительный мужчина с седеющими волосами и проницательными глазами. Но сейчас его лицо было искажено гневом.

"Кретов!" – произнёс он низким, угрожающим голосом. "Ты знаешь, что натворил?"

Михаил шагнул в лифт, и двери закрылись за ним. Кабина начала двигаться, но не вверх или вниз, а как будто вбок, в неизвестном направлении.

"Я не понимаю", – сказал Михаил. "Что произошло?"

Коршунов повернулся к нему. Его глаза светились каким-то нечеловеческим светом. "Ты убил их всех", – сказал он. "Твоя халатность, твои ошибки. Здание рухнуло. Двадцать три человека погибли. Двадцать три жизни на твоей совести."

Слова Коршунова ударили Михаила как физический удар. Он почувствовал, как ноги у него подкашиваются. Двадцать три человека? Здание рухнуло? Но как это возможно? Он помнил, что работал над проектом, но не помнил его завершения, не помнил строительства.

"Нет", – прошептал он. "Это не так. Я проверял расчёты, я всё перепроверял."

Коршунов рассмеялся, но его смех был жестоким, холодным. "Ты проверял? Ты был пьян! Ты подписывал документы, не глядя на них! Ты думал только о своих гонорарах!"

"Это неправда!" – закричал Михаил. Но даже когда он произносил эти слова, в его памяти начали всплывать обрывки воспоминаний. Вечеринка в честь подписания контракта. Алкоголь. Много алкоголя. Усталость. Желание поскорее закончить с этим проектом и заняться чем-то более интересным.

Лифт резко остановился, и двери открылись. За ними был не этаж офисного здания, а та самая стройплощадка, но теперь она выглядела совсем по-другому. Вместо строящегося здания перед ним лежали руины. Груды бетона, искорёженная арматура, разбитое стекло. И среди этих руин – тела людей.

Михаил выбежал из лифта. Воздух был пропитан пылью и запахом разрушения. Он слышал отдалённые сирены скорой помощи и пожарной службы. Спасатели в касках копались в завалах, пытаясь найти выживших.

Один из спасателей подошёл к нему. Его лицо было измазано пылью, глаза полны скорби. "Вы архитектор этого здания?" – спросил он.

Михаил кивнул, не в силах произнести ни слова.

"Как вы могли?" – продолжал спасатель. "Как вы могли подписать такой проект? Здесь были дети, Михаил Андреевич. Дети пришли на экскурсию со школой."

Сердце Михаила остановилось. Дети? На экскурсию? Он не помнил, чтобы планировались какие-то экскурсии. Но спасатель продолжал говорить, а его слова были как удары молотом.

"Девочка, семи лет. Её зовут Алина. Она под завалами. Мы не можем до неё добраться."

Алина. Имя его собственной дочери. Михаил почувствовал, как мир вокруг него начинает разваливаться. Его дочь здесь? В этих руинах? Из-за его ошибки?

Он бросился к завалам, начал разгребать бетон голыми руками. Камни резали его кожу, но он не чувствовал боли. Он должен был найти её, спасти её. Он кричал её имя, но его голос терялся в шуме работающей техники.

"Алина! Алиночка! Папа здесь! Папа тебя найдёт!"

Но сколько бы он ни копал, завалы не уменьшались. Наоборот, казалось, что бетонных блоков становится больше. Они были огромными, неподъёмными. Его руки кровоточили, но он продолжал копать.

Внезапно он услышал слабый голос: "Папа?"

Михаил замер. Голос доносился откуда-то из глубины завалов. Тонкий, детский голос. Голос Алины.

"Я здесь!" – закричал он. "Папа здесь! Держись!"

Он копал с удвоенной силой, но завалы словно росли перед его глазами. Чем больше он убирал камней, тем больше их появлялось. Это было как в кошмаре, где ты бежишь изо всех сил, но не можешь сдвинуться с места.

"Папа, мне больно", – донёсся голос Алины. Он был всё слабее, всё дальше.

"Не уходи!" – кричал Михаил. "Не оставляй меня!"

Но голос затихал. И вместе с ним начинал рассеиваться весь этот ужасный пейзаж. Руины становились прозрачными, спасатели растворялись в воздухе. Остался только он, стоящий на коленях среди исчезающих обломков, с окровавленными руками.

И снова тот голос, который он слышал в прошлых видениях: "Михаил Андреевич, ваш пульс учащён. Вы нас слышите? Попробуйте успокоиться."

Он попытался сосредоточиться на этом голосе, ухватиться за него как за спасательный трос. Это был голос из реального мира. Мира, где Алина жива, где здание, может быть, ещё не построено, где катастрофы можно избежать.

"Я слышу", – прошептал он. "Я слышу вас. Что со мной произошло?"

Но ответа не было. Вместо него пришла новая волна видения. Он оказался в своей квартире, но не в той, которую видел в первый раз. Это была квартира его детства, дом, где он жил с родителями. Маленькая, уютная, заставленная старой мебелью.

За столом сидела его мать. Она выглядела молодо, как он её помнил из детства. Перед ней лежали его школьные рисунки – дома, которые он рисовал, мечтая стать архитектором.

"Миша", – сказала она, не поднимая глаз от рисунков. "Ты всегда хотел строить дома. Красивые, надёжные дома, где люди будут счастливы."

"Мама?" – он подошёл к ней, но она не смотрела на него.

"Что же ты наделал, сынок?" – продолжала она. "Как ты мог забыть, для чего строят дома? Для людей, Миша. Для людей."

Она подняла один из рисунков – дом с большими окнами, с садом, с детьми, играющими во дворе. "Ты хотел делать людей счастливыми. А вместо этого…"

Рисунок в её руках начал гореть. Огонь медленно поглощал бумагу, превращая детские мечты в пепел. А вместе с ним начала гореть и вся комната. Огонь был не горячим, а холодным, и он не причинял боли, но он уничтожал всё – мебель, фотографии, воспоминания.

Михаил попытался потушить огонь, но его руки проходили сквозь пламя, не находя ничего материального. Он смотрел, как исчезает его детство, его мечты, его невинность.

"Это не твоя вина", – вдруг сказала мать. Она стояла среди огня, но пламя её не касалось. "Ты не помнишь, что произошло на самом деле. Твоё сознание защищает тебя от боли."

"Что ты имеешь в виду?" – спросил Михаил.

"Ты не строил то здание", – сказала она. "Ты не подписывал те документы. Ты был на стройке, но не как архитектор. Ты был там случайно."

Михаил почувствовал, как что-то начинает проясняться в его сознании. Обрывки реальных воспоминаний начали пробиваться сквозь слои ложных образов.

Он видел себя, идущего по строительной площадке. Он был одет не в рабочую одежду, а в обычный костюм. Он держал в руке телефон, разговаривал с кем-то. Он проходил мимо высокого крана, не обращая на него внимания.

И потом… потом что-то пошло не так. Кран начал падать. Огромная металлическая конструкция рухнула вниз. Он попытался убежать, но не успел.

Удар. Боль. Темнота.

"Теперь ты помнишь", – сказала мать. "Ты не был виноват в том, что здание рухнуло. Ты сам стал его жертвой."

Огонь вокруг них начал затухать. Комната восстанавливалась, но медленно, по частям. Михаил понял, что его разум создавал эти ложные воспоминания, эту вину, чтобы объяснить то, что с ним происходило. Легче было поверить, что он виноват, чем принять, что он просто оказался не в том месте не в то время.

"Но почему я здесь?" – спросил он. "Почему я не могу проснуться?"

"Потому что твоё тело сильно пострадало", – объяснила мать. "Врачи борются за твою жизнь. А твоё сознание ждёт, пока тело не будет готово принять его обратно."

Михаил почувствовал одновременно облегчение и новый страх. Облегчение от того, что он не был виноват в гибели людей. Но страх от понимания того, что его состояние может быть необратимым.

"Что мне делать?" – спросил он.

"Ждать", – ответила мать. "И бороться. Твоя Алина ждёт тебя. Она приходит к тебе каждый день, сидит рядом с твоей кроватью, читает тебе книжки. Ты должен вернуться к ней."

Образ матери начал бледнеть, растворяться. Комната детства исчезала, уступая место новому пространству. Но теперь Михаил знал правду. Или часть правды. И это давало ему силы продолжать бороться.

Он почувствовал, как его сознание снова начинает скользить в новое видение. Но теперь он был готов к нему. Он знал, что всё происходящее – продукт его разума, пытающегося справиться с травмой. И он знал, что где-то в реальном мире его ждут люди, которые его любят.

Тьма поглотила его, но она больше не казалась пугающей. В ней была надежда. Надежда на возвращение домой, к дочери, к настоящей жизни. К жизни, где он снова сможет строить дома для людей, красивые и надёжные дома, где люди будут счастливы.

И в глубине этой тьмы он услышал далёкий голос Алины: "Папа, я жду тебя. Пожалуйста, вернись."

Это было всё, что ему нужно было услышать. Он будет бороться. Он вернётся к ней, что бы это ни стоило.

Тьма не задержала его надолго. Михаил почувствовал, как его сознание снова втягивается в водоворот образов, но теперь они были другими. Менее пугающими, но более реалистичными. Он оказался в больничной палате, но не как пациент, а как наблюдатель. Он видел своё собственное тело, лежащее на кровати, подключённое к множеству аппаратов.

Тело выглядело бледным, неподвижным. Голова была забинтована, на лице – кислородная маска. Трубки и провода опутывали его, как паутина. Рядом с кроватью стояли мониторы, показывающие зелёные линии сердцебиения и другие жизненные показатели.

Михаил попытался подойти ближе к своему телу, но почувствовал странное сопротивление, словно между ним и кроватью была невидимая стена. Он мог видеть, но не мог прикоснуться к самому себе. Это было пугающе и завораживающе одновременно.

В палату вошёл врач. Пожилой мужчина в белом халате, с усталыми глазами за очками в золотой оправе. Он подошёл к кровати, проверил показания мониторов, заглянул под повязку на голове. Михаил попытался расслышать, что он говорит, но звуки доходили приглушённо, словно через воду.

"…третий день в коме… сотрясение мозга… внутричерепное давление стабилизировалось… но когда очнётся, неизвестно…"

Третий день. Значит, он находился в этом состоянии уже три дня. Михаилу показалось, что прошла целая вечность. Время в его видениях текло по-другому, искажённо.

Врач вышел, и в палату вошла молодая женщина. Михаил узнал её сразу – это была Алина, его дочь. Но она выглядела старше, чем в его воспоминаниях. Ей было уже не семь лет, а лет пятнадцать. Высокая, стройная, с длинными тёмными волосами. Она подошла к кровати и села в кресло рядом с ним.

"Привет, пап", – сказала она тихо. "Я принесла тебе новую книгу. Это роман о путешествиях во времени. Я думаю, тебе понравится."

Она открыла книгу и начала читать. Её голос был мягким, успокаивающим. Михаил слушал каждое слово, впитывал каждую интонацию. Это был самый реальный звук, который он слышал за всё время своих видений.

Но по мере того, как Алина читала, Михаил начал замечать, что с ней что-то не так. Её лицо было слишком бледным, под глазами – тёмные круги. Она выглядела измученной, словно не спала несколько дней.