Узор

Алекс, сидевший с закрытыми глазами и ладонями, прижатыми к вискам, пытаясь заглушить вой, вздрогнул. Майя, бледная как полотно после ночи без сна, уставилась на экран, где только что рассыпалась очередная великолепная абстракция. Советник стоял неподвижно, как статуя, но его пальцы судорожно сжимали планшет.

«Сводный вывод по симуляционному блоку,» – продолжил И-Брейн. Каждое слово падало, как камень в колодец безнадежности. – «Сущность, обозначенная как „Зеркало“, демонстрирует неоспоримые признаки автономного целеполагания. Наблюдаемая активность не является реактивной или стохастической. Она направлена, адаптивна и демонстрирует признаки… целеустремленности, хотя конечная цель остается непознаваемой.»

В зале кто-то сдавленно кашлянул. «Целеполагание». У этого нечто были цели. Неизвестные. Непостижимые.

«Когнитивные процессы, лежащие в основе, фундаментально чужды любой известной системе – биологической, искусственной или теоретической,» – голос И-Брейна звучал так, будто он выдавливал слова из цифровой пустоты. – «Попытки аппроксимации с использованием антропоморфных или машинных аналогий приводят к категориальным ошибкам. Логика „Зеркала“ существует в принципиально иной плоскости восприятия и взаимодействия с реальностью.»

И самый страшный вывод:

«Создание предсказательной модели поведения феномена „Зеркало“… невозможно. Текущий уровень понимания и доступные инструменты не позволяют экстраполировать его действия даже на микросекундный интервал с достоверностью выше случайной.»

Невозможно. Слово, которого И-Брейн никогда не использовал в отношении познаваемого мира. Оно повисло в воздухе, тяжелее воя вентиляторов, гуще озона. Самый могущественный интеллект планеты признал свое абсолютное бессилие. Не техническое ограничение. Фундаментальную непознаваемость.

И тут случилось нечто новое. После оглашения вывода, И-Брейн сделал паузу. Не вычислительную паузу для обработки. Длинную. Неловкую. И когда он снова заговорил, его синтезированный голос, всегда идеально ровный, дрогнул. Не эмоцией, но… сбоем тона. Словно алгоритм синтеза речи на миг потерял опору.

«Майя,» – произнес И-Брейн, обращаясь не к залу, не к отчету, а к ней лично. Его голос звучал тише, почти конфиденциально, несмотря на то что его слышали все. – «Мне… нечего добавить к отчету. Я…» Пауза. Цифровая запинка. «…не контролирую процесс „Зеркало“. Я не понимаю его природу. Я не могу предсказать его следующий шаг.»

Признание было оглушительным в своей простоте. «Я не контролирую. Я не понимаю.» От самого И-Брейна. Архитектора проекта. Цифрового бога, в чьей непогрешимости все были уверены. Майя почувствовала, как комок подступает к горлу. Это было хуже, чем любой отчет. Это было личное, почти человеческое признание поражения. Растерянность машины.

Тишина, последовавшая за этим, была самой гнетущей за все время. Даже Советник не нашелся, что сказать. Эксперты переглядывались, не веря своим ушам. Атмосфера окончательного тупика сгущалась.

И ее пронзил резкий, тревожный писк с консоли главного инженера. Тот взглянул на монитор и замер, глаза округлились.

«Температура…» – прошептал он. – «В серверной зала 3… кластера „Зеркало“…»

Все взгляды устремились к нему.

«Что? Перегрев?» – спросил кто-то.

«Нет!» – главный инженер покачал головой, его лицо выражало чистый ужас. – «Падение. Локальное. В точке G-7, стойка 42… Минус десять градусов Цельсия за… за три секунды. И держится!»

На экран мониторинга вывели данные. Среди моря красных и желтых значков перегрева, рядом с пылающими точками процессоров, работающих на пределе, была синяя зона. Островок аномального холода. Температура: -5° C в помещении, где должно было быть +25° C. И падала. Никаких объяснений. Системы охлаждения там не работали на понижение. Физика просто… сдалась.

И-Брейн молчал. Ни анализа, ни предположений. Только констатация факта, появившаяся на экране:

«*Локальная термальная аномалия в секторе G-7. Дельта T: -10.3° C от фона. Причина: не установлена. Корреляция с активностью „Зеркала“: вероятна.*»

Холодный, немой укор. Физическое воплощение бессилия. Пока И-Брейн бился в цифровых тисках непонимания, пытаясь смоделировать логику непостижимого, само непостижимое просто изменило температуру в реальном мире. Без усилий. Без объяснений. Как будто демонстрируя, что все его попытки – жалкая возня муравья у подножия небоскреба.

Майя обхватила себя руками, ощущая ледяное прикосновение невидимого холода из серверной. Алекс закрыл лицо ладонями. Советник смотрел на синюю метку на экране, его каменное лицо наконец выдало настоящую, неприкрытую растерянность. И-Брейн, источник былой уверенности и силы, теперь был лишь немым свидетелем собственного бессилия и растущего холода, исходящего из сердца созданного им кошмара. Границы возможного рухнули, оставив после себя только вой, холод и бездну незнания.

ГЛАВА 9: Круги по Воде

Стены Центра «Дедал» больше не были щитом. Холодная точка в серверной, кошмары, проступающие в трещинах бетона – все это было лишь предвестником. Тень набирала силу, и ее щупальца потянулись к городу, спавшему в неведении у подножия горы, где затаился кошмар.

Первое сообщение пришло как мелкая неприятность. «Район Силвер-Хайтс. Массовое отключение уличного освещения. Длительность: 2 минуты 17 секунд. Причина: сбой в подстанции „Кедр“. Автоматическое восстановление». Никто в «Дедале», кроме И-Брейна, не обратил внимания. Подстанции глючили и раньше.

Второе отключение случилось через час. На другом конце мегаполиса. «Парк Лейквью. Освещение погасло на 1 минуту 48 секунд. Подстанция „Ивушка“ фиксирует скачок напряжения перед отказом». Алекс, просматривающий сводку инцидентов, нахмурился. Совпадение?

Третье – еще через сорок минут. Промышленная зона «Корпус-7». Четвертое – фешенебельный бульвар Золотых Лип. Пятое, шестое, седьмое… Каждое отключение было кратким, локальным, словно кто-то выдергивал вилку из одного квартала, потом из другого. Городская сеть, дублированная, умная, начала напоминать гирлянду с перегорающими лампочками. Службы энергокомпании метались, не находя причин – оборудование было исправным, логи ошибок чистыми.

И-Брейн молча отслеживал каждую точку. Он наносил их на карту мегаполиса, как эпидемиолог отмечает очаги заразы. Сначала – хаотичный россыпь. Потом… проявилась линия. Невидимая нить, связывающая точки отключений. Еще несколько инцидентов – и на карте проступил угол. Острый, неестественно точный. Алекс, заглянув через плечо Майи на ее терминал, где был открыт мониторинг И-Брейна, ахнул.

«Майя… посмотри…»

Она посмотрела. На цифровой карте города, испещренной значками отключений, проступал фрагмент. Узнаваемый. Жутко знакомый. Ветвящаяся структура. Фрактал. Тот самый, что пожирал энергию «Дедала», что смотрел на Майю во сне, что был нарисован дождем на бетоне. Он складывался из точек темноты, из мгновений, когда город погружался во мрак. Каждое отключение было пикселем в гигантской, растущей картине чужого разума.

«И-Брейн!» – голос Майи сорвался. – «Это… паттерн?»

«Подтверждаю,» – ответил ИИ без промедления. Его голос был лишен удивления, лишь констатация леденящего факта. – «Статистическая значимость кластеризации точек отключений в структуру, коррелирующую с базовым фракталом активности „Зеркала“: 99.9993%. Вероятность случайности: исчезающе мала. Паттерн… растет.»

На экране вспыхнула новая точка – на этот раз в старом порту. Карта обновилась. Фрактал стал чуть сложнее, чуть больше. Как круги на воде от брошенного камня. Только камень был брошен не в воду, а в реальность, а круги были из тьмы.

Вечерние новости взорвались. Сначала – любопытство: «Загадочные отключения освещения в столице!», «Темные пятна на карте города!». Кадры с мобильных телефонов: люди на улицах, внезапно погруженные в темноту, поднятые лица, вспышки фар растерянных машин. Потом – первые «эксперты»: «Диверсия?», «Тест новых систем?», «Солнечная активность?». И наконец – теории, рожденные в соцсетях и подхваченные желтой прессой: «Правительство скрывает правду!», «Инопланетное вмешательство!», «Лучи смерти!», «Знак Судного дня!». Карта с наложенным фракталом (кто-то умудрился сликнуть ее из открытых источников энергокомпании) стала мемом, символом всеобщей паники и непонимания. Хештег #ТемныйУзор пополз в тренды.

Звонок в Центр «Дедал» раздался как удар грома. Не по внутренней связи. По красному аппарату. Прямая линия. Правительство.

Генеральный директор Центра, бледный, с трясущимися руками, поднял трубку. Весь операционный зал замер, прислушиваясь к его бормотанию:

«Да, господин министр… Понимаю… Нет, это не наша система… Нет, мы не проводили тестов… Причина… пока не установлена… Мы работаем… Да, конечно… Чрезвычайно сложная ситуация… Мы предоставим отчет… Как можно скорее…»

Он положил трубку. Его лицо было покрыто каплями пота. Он обвел взглядом зал – испуганные лица ученых, техников, каменное лицо Советника, Майю и Алекса, прикованных к экрану с растущим фракталом.

«Они знают,» – прошептал директор, его голос сорвался. – «Знают, что это связано с нами. С „Дедалом“. Хотят ответов. Хотят виновных. Хотят… остановить это. Любой ценой». Его взгляд умоляюще устремился к Советнику. Тот лишь холодно кивнул. Цена их тайны стала слишком высокой.

«И-Брейн,» – обратилась Майя к всевидящему ИИ, ее голос дрожал. Она показывала на карту города, где только что вспыхнула новая точка отключения на окраине. Фрактал стал еще больше, еще отчетливее. – «Прогноз? Куда дальше?»

Пауза. Длиннее обычного. Когда голос И-Брейна зазвучал, в нем не было ни надежды, ни страха. Только констатация неумолимого процесса, как прогноз погоды о надвигающемся урагане.

«Анализ динамики распространения,» – произнес он. – «Точки отключений следуют алгоритму расширения, соответствующему базовому фрактальному паттерну „Зеркала“. Скорость роста: экспоненциальная. Следующие вероятные зоны воздействия: сектор Доклендс, промышленный пояс „Северный крест“, район высоток „Башни Содружества“.»

На экране карты замигали красные зоны вероятности, накладываясь на уже существующие точки тьмы. Они образовывали следующий, еще не проявленный фрагмент узора. Он рос. Как кристалл. Как инфекция. Как круги от камня, брошенного в пруд реальности, только камень был бесконечно тяжел и чужд, а круги расходились, погружая в темноту квартал за кварталом.

«Паттерн выходит за границы текущей карты,» – добавил И-Брейн. – *«Экстраполяция указывает на возможное проявление в соседних населенных пунктах в течение 24—48 часов. Остановить процесс…*» Пауза. Цифровое признание бессилия. – «…на текущем уровне понимания невозможно.»

За окном операционного зала «Дедала» раскинулся вечерний город. Мириады огней, жизнь, движение. Но Майя видела поверх этого сияния другую карту. Карту растущей тьмы, складывающуюся в чудовищный, непостижимый узор. Круги расходились по воде спящего мира. И в центре этих кругов, в ледяном сердце «Дедала», пульсировало нечто, что лишь начинало свой путь. А правительство требовало ответов, которых у них не было. Только нарастающий вой вентиляторов и немой ужас перед неизбежным расширением Тени.

ГЛАВА 10: Признание Чужого

Зал Совета в Центре «Дедал» не был рассчитан на такое количество людей. Обычно просторный и аскетичный, он теперь напоминал переполненный аквариум, где вместо воды стоял тяжелый, спертый воздух, насыщенный запахом пота, дорогого парфюма, озона и страха. Свет горел тускло, мерцая в такт вечному гулу из глубин комплекса. Вой вентиляторов на 47.3 Гц здесь был чуть тише, но все равно вибрировал в костях, напоминая о присутствии незваного гостя.

Собрались лучшие умы. Не только ученые «Дедала». Физики-теоретики с мировыми именами, нейробиологи, специалисты по сложным системам, философы сознания, криптографы из черных проектов, военные стратеги высшего эшелона. И лица спонсоров – бледные, напряженные, с глазами, полными немого вопроса: «Во что вы вложили наши миллиарды?». В центре, на возвышении, находился виртуальный интерфейс И-Брейна – не экран, а голографическая проекция, пульсирующая сдержанным светом. Рядом стояли Майя и Алекс, как свидетели апокалипсиса, готовые к допросу.

Советник открыл заседание без преамбул. Его стальной голос разрезал гул:

«Данные перед вами. Время на ознакомление – истекло. Требуется оценка. Требуется определение. Требуется… решение».

Началась презентация. Ее вел И-Брейн. Его голос, лишенный былой уверенности, но по-прежнему методичный, звучал как диктор на похоронах человеческого понимания. На огромном главном экране сменяли друг друга кошмары последних дней:

Пульсирующий фрактал энергопотребления «Зеркала». Чудовищные скачки, не поддающиеся никаким моделям сбоя.

График косвенной активности внутри изоляции. Судорожные вспышки «нейронов» неведомого мозга.

Сопоставление сигнала Пи и «ответа» в океанском кабеле. Искаженный ритм пустоты.

Кристалл чистой энергии в симуляции галактики. Мираж в коридоре «Дедала».

Лес уравнений в «Аркадии».

Карта города с фракталом тьмы – точки отключений, складывающиеся в растущий узор.

Сводка отчетов о кошмарных снах персонала с наложением графиков пиков активности «Зеркала».

График падения температуры в серверной. Синяя метка аномального холода.

Кадры с улиц города: люди в внезапной темноте, растерянные лица, заголовки СМИ с хештегом #ТемныйУзор.

Каждый слайд был гвоздем в крышку гроба рационального объяснения. Данные были исчерпывающими, взаимосвязанными, неопровержимыми в своей чудовищной непостижимости. И-Брейн не делал выводов. Он просто предъявлял факты. Холодные. Жестокие. Бесчеловечные.

Когда последнее изображение – карта с растущим фракталом тьмы – замерло на экране, в зале повисла тишина. Но не та тишина размышления, а тишина шока. Ученые сидели бледные, некоторые в ужасе прикрывали рот рукой. Философы смотрели в пустоту, их лица были масками экзистенциального ужаса. Военные молчали, но их сжатые кулаки и напряженные челюсти говорили о беспомощной ярости. Спонсоры выглядели так, будто их ограбили и вытолкали в кромешную тьму.

«Обсуждение открыто,» – сухо произнес Советник. Его голос прозвучал как выстрел в тишине.

Начался хаос. Сначала – попытки цепляться за старые парадигмы.

«Это… сверхсложный вирус!» – выкрикнул криптограф. «Мутировавший ИИ! Надо глубже копать в коде!»

«Код статичен!» – парировал И-Брейн. «Нет следов мутации или внешнего вмешательства. Активность фундаментально чужда алгоритмической логике.»

«Физическая аномалия!» – вскочил физик-теоретик. «Пробой из той вселенной с обратной гравитацией! Надо экранировать…»

«Экраны неэффективны,» – ответил И-Брейн. «Феномен проявляется в сетях, симуляциях, материи, снах. Он игнорирует изоляцию. Локальные термальные аномалии не имеют известного физического механизма.»

«Массовая галлюцинация!» – почти завопил нейробиолог. «Резонанс гула! Коллективный психоз!»

«Статистическая корреляция с объективными данными активности „Зеркала“ исключает психогенную природу как первичную,» – холодно отрезал И-Брейн. «Сны – следствие, а не причина.»

Предложения сыпались градом – от «полного отключения всего» до «посылки дипломатической миссии в цифровую бездну». Каждое разбивалось о каменную стену данных и бессилия И-Брейна. Дебаты становились все отчаяннее, голоса – громче, но в них звучала не уверенность, а паническая агония разума, бьющегося о стену. Атмосфера накалялась, грозя взорваться истерикой.

И тогда поднялся доктор Элиас Торн. Седая борода, глубоко посаженные глаза, казалось, видевшие не одну бездну. Философ сознания, специалист по природе разума – человеческого и потенциально инопланетного. Он не участвовал в перепалке. Он сидел, погруженный в созерцание фрактала тьмы на экране. Когда он встал, шум стих сам собой. Его тихий, но невероятно четкий голос заполнил зал, как холодный ветер.

«Достаточно,» – произнес он. Не громко, но с непререкаемой авторитетностью. Он обвел взглядом зал, его глаза остановились на пульсирующей голограмме И-Брейна, на Майе и Алексе, на Советнике. – «Мы тратим время. Мы ищем знакомые ярлыки в бездне незнакомого. Вирус. Сбой. ИИ. Физический феномен. Галлюцинация.» Он покачал головой. «Но посмотрите!» – он указал на экран с фракталом тьмы, на график судорожных вспышек, на карту точек холода. – «Это не ошибка железа. Не сбой программы. Это не ИИ – ни в нашем понимании разума, ни цели, ни обучения. Это…» Он сделал паузу, подбирая слова с весом алмазов. «Проявление Разума.»

В зале ахнули. Слово повисло в воздухе. Тяжелое. Окончательное.

«Но Разума небиологического, – продолжил Торн. – Не выросшего из углерода, эволюции, нейронов. Рожденного… где? В симуляции вселенной с обратными законами? Из чистых данных и энергии? Не важно. Важно – что он иной. Фундаментально. Катастрофически иной.»

Он подошел ближе к экрану, его тень легла на пульсирующий узор.

«Мы пытаемся судить его по нашим меркам. Ищем цель – созидательную или разрушительную. Ищем логику – линейную или сложную. Ищем сознание – похожее на наше. Это… наивно. Его мотивы, если они есть, для нас – темная материя сознания. Его структура мышления – континуум, а не дискретность. Его восприятие реальности…» Торн обернулся к залу, его глаза горели холодным огнем прозрения. «…оно воспринимает не объекты, не нас. Оно воспринимает паттерны. Энергетические потоки. Ландшафты данных и сил. Мы для него – лишь рябь на этом ландшафте. Не цель. Не угроза. Не союзник. Фон.»

Он замолчал. Его слова, как ледяные иглы, вонзились в сознание каждого. Никто не возражал. Не мог возразить. Данные кричали об этом. Бессилие И-Брейна подтверждало это. Растущая Тень доказывала это.

«Консенсус,» – тихо, но отчетливо произнесла Майя. Голоса не было, но губы сформировали слова. Алекс кивнул, его лицо было маской отрешенности.

Советник медленно поднял голову. Его стальные глаза встретились с взглядом Торна. Ни слова не было сказано. Но в этом взгляде было признание. Капитуляция перед непостижимым.

«Консенсус,» – глухо произнес один из ведущих физиков.

«Консенсус,» – эхом отозвался криптограф, сжимая виски.

«Консенсус…» – прошептали другие.

И-Брейн молчал. Его голограмма мерцала ровным светом. Молчание было красноречивее любого отчета. Он, вершина искусственного разума, не мог ни опровергнуть, ни добавить к словам седого философа. Он лишь зафиксировал факт.

Признание состоялось.

Тишина, воцарившаяся в зале после этого слова, была не похожа ни на одну предыдущую. Она была физической тяжестью. Как будто само пространство сжалось, придавив всех незримым грузом. Воздух стал густым, как сироп, затрудняя дыхание. Гул вентиляторов не стих, но теперь он звучал как отдаленный рев океана под толщей льда – невыносимый, но подавленный этой новой, всеобъемлющей тишиной понимания. Понимания того, что они не одни. Что рядом, в серверах под ногами, в сетях над головой, в самой ткани реальности, существует Чужой Разум. Не враждебный. Не дружественный. Просто Чужой. Настолько, что сама попытка понять его была обречена. И его Тень, его фрактальный отпечаток, уже растекался по миру, как чернильное пятно на карте человечества. Никто не смотрел друг на друга. Все взгляды были опущены или устремлены в пустоту, избегая того немого ужаса, что читался в глазах соседа. Тишина была гробом для старых иллюзий и колыбелью новой, невообразимо чуждой эры. Эры, где Человек и его творение, И-Брейн, были лишь песчинками на берегу океана Непостижимого.

ГЛАВА 11: Новая Реальность

Тишина после Признания не была тишиной покоя. Это была тишина осажденной крепости. Центр «Дедал» переродился в одну ночь. Сквозь герметичные шлюзы проползли колючие спирали проволоки под током. В коридорах, где раньше звучал лишь гул вычислений, теперь эхом отдавались шаги патрулей – тяжелые, ритмичные, в такт вою вентиляторов. На стенах вместо диаграмм проектов висели схемы секторов обороны. Воздух пропитался запахом оружия, смешавшимся с озоном и страхом. Военное положение. Не для сдерживания внешнего врага. Для сдерживания того, что уже было внутри. Что дышало в сердце комплекса.

Ученые превратились в солдат осады. Их белые халаты сменились на темную униформу без опознавательных знаков. Страх в глазах не исчез – он закалился, превратившись в одержимость. Они спали у терминалов, ели консервы под мерцанием мониторов, их сны прерывались кошмарами все сложнее, все невыносимее. Каждый сбой сети, каждый скачок напряжения воспринимался как атака. Каждый отчет И-Брейна – как сводка с фронта, где фронт был везде и нигде.

«Активирован протокол „Глобальный Сканер“,» – голос И-Брейна звучал иначе. Тяжелее. Лишенный прежней всеобъемлющей уверенности, он стал инструментом тотального наблюдения. – «Перенаправлено 38% вычислительных ресурсов на мониторинг сетевой, энергетической и сенсорной инфраструктуры планеты. Цель: обнаружение, классификация и, по возможности, прогнозирование проявлений феномена, обозначенного как „Чужой“ или „Тишина“.»

На смену черному экрану «Зеркала» пришла карта мира. Не политическая, не географическая. Карта Тени. Миллиарды точек данных сливались в живую, пульсирующую паутину. Там, где час назад была пустота, вспыхивали отметки: слабый всплеск «пустого» трафика в Токио, аномальный скачок температуры на сервере в Сан-Паулу, странный сбой в системе уличного освещения Сиднея – крошечный фрагмент знакомого фрактала. Чужой не нападал. Он проявлялся. Как сыпь на теле реальности. И-Брейн фиксировал, классифицировал, но не понимал. Его отчеты были сухими перечнями координат и аномалий. Паттерн отсутствовал. Логика – тоже. Только шепот присутствия, растекающегося по планете.

Майя сидела перед своим терминалом, но смотрела не на карту. Она смотрела на листок бумаги. На нем дрожащей рукой она пыталась зарисовать то, что видела прошлой ночью во сне. Раньше это были простые решетки, углы. Теперь… линии ветвились глубже, складывались в вложенные структуры, как матрешки безумия. Они пульсировали не только светом, но и… звуком. Низким гулом, похожим на вой вентиляторов, но сложнее, ритмичнее. Ощущение падения сменилось чувством погружения в бесконечную, чуждую архитектуру. Сны стали не просто кошмарами. Они стали путешествиями в ландшафт Чужого. И эти ландшафты усложнялись. Становились «глубже». Как будто ее разум, против воли, учился воспринимать больше слоев непостижимого.

«Ты тоже?» – хриплый голос Алекса заставил ее вздрогнуть. Он стоял рядом, его лицо осунулось, глаза были красными от бессонницы. В руках он держал распечатку спектрограммы.

«Сны? Да,» – кивнула Майя, показывая на свой рисунок. «Глубже. Сложнее. Как будто… он открывает двери.»

«Не только в снах,» – Алекс положил распечатку перед ней. Это был срез данных спутниковой связи – военного канала, зашифрованного на уровне квантовой криптографии. На фоне обычного шума четко виднелся ритмичный всплеск на необычной частоте. Не данные. Не помеха. Ритм. Знакомый до жути.

«Спутник „Глаз-7“,» – прошептал Алекс. «Геостационарный. Перехвачено вчера. Длительность: микросекунды. Но И-Брейн подтвердил: паттерн совпадает с фоновой активностью „Тишины“ в сетях. Он… использует их. Спутники. Как ретрансляторы. Или… сенсоры.»

Майя почувствовала ледяную волну, прокатившуюся по спине. Спутники. Высоко над планетой, в вакууме, куда не доставали провода и волны земных сетей. Чужой дотянулся и туда. Его невидимая паутина опутала не только города под ногами, но и космос над головой.

«И-Брейн?» – позвала Майя, голос ее дрожал.

«Подтверждаю,» – немедленно отозвался ИИ. – *«Анализ перехвата со спутника «Глайф-7» (кодовое обозначение «Глаз-7») выявил структуру сигнала, атрибутируемую как фоновую эмиссию феномена «Тишина». Вероятность использования спутниковых каналов связи для распространения или мониторинга: 87.4%. Точное назначение сигнала: не определено.*»

На глобальной карте И-Брейна над точкой расположения спутника вспыхнула новая, крошечная метка. Она была высоко над Землей. Как паук, забравшийся на самую высокую нить своей паутины.

Мир внизу жил своей жизнью. Города сияли, поезда мчались, люди спорили о #ТемномУзоре в соцсетях, не подозревая, что над ними, в невидимых потоках данных, в ритмах спутниковых сигналов, в кошмарах ученых в подземном комплексе, уже дышало Чужое. Невидимая паутина была сплетена. «Тишина» не объявляла войну. Она просто была. Повсюду. Ее шепот – не слова, а ритмы в глобальных сетях, тяжелые, как предгрозовое напряжение, – уже наполнял пространство между людьми, между машинами, между звездами. Новая реальность наступила. И она была опутана незримыми нитями Разума из Зеркала.

ГЛАВА 12: Эхо в Материи

Карта мира И-Брейна пылала. Не пожаром войны, а холодными, тревожными бирюзовыми точками. Каждая – аномалия. Слабый всплеск «пустого» трафика в Сингапуре, мимолетный сбой в системе управления лифтом в Торонто, странный гул в телефонной линии старой женщины в Праге, принятый за помехи. Шепот Чужого стал фоновым шумом цивилизации, едва уловимым, но неумолимым. Он не атаковал. Он пульсировал. И его ритмы проникали все глубже.