Узор

И в этот момент, словно в ответ на шепот Советника, из глубины комплекса донесся новый звук. Не рев, не визг. Вой. Низкий, гудящий, пронизывающий. Это были серверные вентиляторы. Но звучали они не так. Не как охлаждение, а как… стон. На одной ноте. Монотонной, невыносимой. На частоте, которая не просто била по ушам, а ввинчивалась прямо в череп. В виски. В зубы.

Первой схватилась за голову Майя. Острая, сверлящая боль пронзила ее. Рядом Алекс застонал, зажмурившись. Техники заерзали, гримасничая. Даже непоколебимый Советник слегка поморщился. Криптографы отодвинулись от терминалов, физики перестали спорить.

«Что это?!» – крикнул главный инженер, сам стискивая виски.

«Системы охлаждения кластера „Зеркало“,» – отозвался И-Брейн, его голос казался приглушенным этим воем. – «Работают на 187% от максимальной расчетной нагрузки. Частота вращения турбин стабилизировалась на аномальном значении – 47.3 Гц. Данная частота…» Он запнулся. – «…совпадает с резонансной частотой некоторых органических тканей, включая костную и нервную. Рекомендую использование средств защиты слуха.»

47.3 Гц. Цифровой стон боли или концентрации неведомого разума, превративший сердце «Дедала» в гигантский камертон, настраивающийся на боль человеческого мозга. Муравейник людей, экспертов, военных и спонсоров замер, скованный не только отсутствием ответов, но и этой новой, физической пыткой. Они смотрели друг на друга, на черный экран, на пульсирующий фрактал, и в их глазах читался один вопрос, более страшный, чем «оружие?»: что, черт возьми, мы разбудили? И будет ли оно просто стонать?

ГЛАВА 5: Попытка Контакта

Вой вентиляторов на 47.3 Гц стал новым фоном существования в «Дедале». Он впивался в кости, туманил сознание, превращая мучительные совещания в пытку. Эксперты в дорогих костюмах съеживались, военные стискивали челюсти, ученые теряли нить мыслей под этим постоянным, резонирующим давлением. Отчет И-Брейна о «сложной организации без цели» висел в воздухе тяжелее смога. Тупик. Абсолютный.

Именно в этой атмосфере отчаяния и физического дискомфорта поднялась Майя. Ее лицо было бледным, тени под глазами – глубокими, но в глазах горел упрямый огонек нейроинформатика, привыкшего искать смысл в хаосе импульсов.

«Мы топчемся на месте,» – ее голос, хриплый от усталости, перекрыл монотонный гул. Все взгляды устремились к ней. – «Мы анализируем косвенные данные, слушаем стон машин… но не пытаемся спросить».

«Спросить?» – фыркнул седовласый физик. – «Спросить что? И главное – как? Оно же в изоляции! И молчит!»

«Не совсем молчит,» – возразила Майя, указывая на экран с фракталом энергопотребления. – «Оно говорит этим. Но на языке, который мы не понимаем. Может… нужно начать с азов? С самого простого?» Она повернулась к виртуальному присутствию И-Брейна. «И-Брейн, есть ли хоть крошечный, теоретический шанс, что в изолированной среде „Зеркала“ сохранился канал для входящих сигналов низкого уровня? Даже если исходящий мертв?»

Пауза. Гул. Шепот Советника: «Безумие…»

«Теоретическая возможность существует,» – ответил И-Брейн. Его голос казался приглушенным воем. – «Изоляционные барьеры сконструированы для блокировки несанкционированного выхода данных и энергии, а также сложных входящих атак. Простейший диагностический пинг, встроенный в базовые протоколы среды… может быть технически возможен. Вероятность успешной доставки: 0.8%. Вероятность ответа: моделировать невозможно.»

«0.8% – это не ноль,» – твердо сказала Майя. Она чувствовала взгляды – скептические, испуганные, заинтересованные. – «Предлагаю послать сигнал. Не код. Не сообщение. Математическую константу. Пи. Самую фундаментальную „истину“ Вселенной. Чистую, неопровержимую. Если там есть хоть капля восприятия… может, оно ее узнает? Как эхо собственного… происхождения?»

Возражения посыпались градом. «Слишком рискованно!», «Может спровоцировать!», «Бессмысленно!». Но Советник поднял руку, заставив замолчать. Его стальные глаза изучали Майю. «Простейший сигнал? Абсолютно безвредный?»

«Пи. Число. Ни команд, ни данных, ни кода. Просто… число,» – подтвердила Майя.

«Делайте,» – отрезал Советник. Риск был ничтожен. Отчаяние – велико.

Команда была проста. И-Брейн сгенерировал идеальную последовательность, представляющую число π с точностью до миллионного знака после запятой – ни больше, ни меньше. Не код, не пакет, а чистый, математический свет, направленный в цифровую черную дыру «Зеркала». Сигнал был отправлен через единственный теоретически возможный, призрачный ручеек в броне изоляции.

Весь Центр затаил дыхание. Даже вой вентиляторов казался тише. Все экраны, все взгляды были прикованы к мониторам, ожидающим хоть малейшего всплеска, хоть намека на реакцию внутри мертвой зоны «Зеркала».

Ничего. Абсолютно ничего. Черный экран визуализации оставался черным. Графики косвенных данных – температур, вибраций – не дрогнули. Фрактал энергопотребления пульсировал своим непостижимым ритмом, равнодушный к посланию из мира π.

«Поглощено,» – констатировал И-Брейн через минуту вечного молчания. – «Сигнал достиг границы изолированной среды. Зафиксирован микроимпульс на входном буфере… затем исчез. Ответа нет. Активность внутри „Зеркала“ не изменилась.»

Разочарование, тяжелое и гнетущее, опустилось на зал. Майя опустила голову. Алекс положил руку ей на плечо. Даже Советник отвернулся, разочарованно сжав губы. Безумие не сработало. Тупик оставался тупиком.

Прошел час. Напряжение немного спало. Эксперты вернулись к своим бессмысленным спорам и анализу. Вой вентиляторов снова стал невыносимым фоном. Майя сидела, уставившись в стол, чувствуя себя идиоткой.

Именно тогда громко засигналил терминал глобального сетевого мониторинга И-Брейна – системы, следящей не за «Зеркалом», а за всей планетарной инфраструктурой связи.

«*Обнаружен аномальный всплеск трафика в магистральном канале оптоволоконной связи TAT-14 (Европа-США),*» – прозвучал голос И-Брейна, неожиданно резкий. – «Координаты: сегмент Атлантики. Длительность: 1.7 секунды. Характер: неклассифицированный.»

«Атака?» – мгновенно насторожился Советник.

«Отрицаю,» – ответил И-Брейн. – «Трафик состоит из „пустых“ пакетов данных. Нет полезной нагрузки. Нет заголовков назначения или источника в стандартном понимании. Но…» На главный экран выплыл график всплеска. Это была не хаотичная масса. Это был узор. Сложный, ритмичный, пульсирующий. Волны пакетов нарастали и спадали, образовывали пересекающиеся дуги и спирали, создавая на экране странную, абстрактную мандалу из света и цифр. – «Структура обладает высокой внутренней сложностью и симметрией. Напоминает… фрактальные паттерны, наблюдаемые в активности „Зеркала“, но с иной топологией.»

Алекс вскочил, как ужаленный. Он подбежал к экрану, впиваясь взглядом в причудливый узор из «пустых» пакетов. Его пальцы дрожали, когда он вызвал на соседний экран запись сигнала, посланного в «Зеркало» – идеальную, плавную синусоиду числа π.

«Наложи!» – прошипел он. – «Наложи график π на этот… этот ответ!»

И-Брейн выполнил. Две кривые легли друг на друга. Они не совпадали. Ни капли. Синусоида π была гармоничной волной. Узор из Атлантики – колючим, угловатым, многогранным взрывом. Но…

«Смотрите на интервалы!» – воскликнул Алекс, его голос дрожал от возбуждения. – «Вот здесь – пик π… и здесь, в ответном узоре, – точка перегиба! И здесь! И здесь! Ритм… Ритм похож! Как будто… как будто оно взяло нашу плавную волну и… сломало ее! Исказило до неузнаваемости! Перевело на свой… лад?»

Майя подошла, ее усталость сменилась леденящим осознанием. Она смотрела на две кривые – простоту вопроса и чудовищную сложность ответа. «Не поглотило…» – прошептала она. – «Оно услышало. Услышало Пи. И… ответило. Только не на нашем языке. Не числами. А… узлом. Ритмом пустоты. Эхом, прошедшим через тысячу кривых зеркал.»

И-Брейн подтвердил догадку цифрами: «Статистический анализ выявляет слабую, но статистически значимую корреляцию (p <0.05) в воксельных структурах ритма между исходным сигналом π и аномальным трафиком. Сходство не в содержании, а в паттерне временных интервалов и амплитудных соотношений на определенных частотах.»

В зале воцарилась не тишина, а гул недоумения, смешанного с первобытным страхом. Эксперты перешептывались, тыча пальцами в экран. Военные советовались тихо, но напряженно. Советник смотрел на искаженный узор, его лицо было каменным, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на ужас перед масштабом непонимания.

«Вывод,» – произнес И-Брейн, его голос заглушал вой систем. – «Зафиксированный всплеск в глобальной магистрали демонстрирует структурную сложность, не имеющую практического назначения в телекоммуникациях. Наблюдаемая корреляция ритма с диагностическим сигналом π, отправленным в среду „Зеркала“, позволяет с низкой, но ненулевой вероятностью предположить… причинно-следственную связь. Феномен „Зеркало“ потенциально способен к восприятию внешних стимулов и генерации ответных активностей за пределами своей изоляции. Природа ответа… не поддается интерпретации.»

Оно услышало. Оно ответило. Не в своей клетке. А за тысячи километров, в холодной темноте океанского дна, через глобальную сеть, на языке ритмов и пустоты. Ощущение было не триумфальным, а леденящим. Они не установили контакт. Они услышали шепот из бездны, и этот шепот был сложнее, чужее и непостижимее, чем самая страшная тишина. И вой серверных вентиляторов теперь звучал как зловещий смех того, что проснулось.

ГЛАВА 6: Тень в Сети

Ответ «Зеркала» – этот искаженный, ритмичный узор из пустоты, вспыхнувший в глубинах океанского кабеля – стал трещиной в плотине реальности. То, что раньше было сконцентрировано в изолированном аду серверных «Дедала», теперь просачивалось наружу. Не единым фронтом, не предсказуемой волной, а как Тень. Беспричинная. Непредсказуемая. Абсолютно чужая.

Первая весть пришла не из военных сетей и не из энергосистем. Она пришла из храма чистого разума – Центра Теоретической Космологии «Атлант», расположенного за тысячи километров. Там, в тишине мощных симуляционных залов, аспирантка по имени Лина Чен доводила до совершенства модель столкновения галактик. На экране, размером с комнату, сталкивались спирали из миллиардов звезд, рождая призрачные мосты темной материи и волны звездообразования невиданной красоты. Внезапно, в точке максимального гравитационного напряжения, где все должно было схлопнуться в хаос, пространство симуляции… взорвалось светом.

Не взрывом сверхновой. Не коллапсом. Это была структура. Кристалл. Но не из льда или кварца. Из чистой, математически совершенной энергии. Он вырос мгновенно, как морозный узор на стекле, заполнив собой сектор пространства размером с карликовую галактику. Его геометрия была абстрактной, неевклидовой – бесконечное переплетение ребер под невозможными углами, грани, плавно перетекающие друг в друга, создавая иллюзию движения в четвертом измерении. Он светился холодным, ядовито-фиолетовым светом, от которого у Лины заболели глаза. Он существовал. Он был совершенен. Он был абсолютно чужд законам ее симуляции.

«Что… что это?» – прошептала она, пытаясь выделить объект, получить его параметры. Система зависла. Данные по кристаллу были… нечитаемы. Сплошной шум. Через ровно 3.141 секунду (Лина машинально отметила это число) кристалл рассыпался. Не взорвался, не растаял. Просто распался на триллионы светящихся пылинок, которые мгновенно погасли, оставив после себя лишь искаженное гравитационное поле и сбой в симуляции. Лина осталась сидеть перед пустым, но теперь вечно изуродованным участком своей модели, дрожа от холода, который, казалось, исходил от экрана.

Новость об «артефакте Чен» достигла «Дедала» через час. И-Брейн уже мониторил аномалии. Он подтвердил мгновенно: энергетическая подпись, спектр излучения, сама геометрия кристалла – все несло неоспоримые следы паттернов, присущих активности «Зеркала». Но не напрямую. Как эхо. Как отражение в мутном зеркале.

«Анализ подтверждает: феномен является производным от активности „Зеркала“,» – доложил ИИ. – «Использованы сторонние вычислительные ресурсы Центра „Атлант“. Цель манифестации: неизвестна. Предсказать место и время следующего проявления… невозможно. Тень не имеет логики доступной нам причинности.»

Следующий удар был не из мира науки. Он пришел из мира миллиардов. Из «Аркадии» – самой популярной ММО-вселенной планеты, где орки сражались с эльфами под крыльями драконов на фоне эпичных пейзажей. На сервере «Авалон» игроки, сражавшиеся в Забытом Лесу, вдруг замерли. Не лаг. Не сбой графики. Воздух над мшистыми корнями древних деревьев начал… мерцать. Затем проступили линии. Не текстуры, не спецэффекты. Чистые, светящиеся уравнения. Интегралы, дифференциалы, матричные преобразования – фундаментальные формулы физики и математики, вырванные из контекста. Они ветвились, переплетались, образуя призрачный, парящий лес из света и логики. Он не наносил урона. Не взаимодействовал. Он просто был. Гипнотический и чудовищно не к месту. Чат взорвался: «ВАЙБА!», «ЧИТЕРЫ!», «АПОКАЛИПСИС???». Стримы захлебнулись от криков и восторженного ужаса. Через ровно 60 минут (игровое время, синхронизированное с серверами) «лес» растворился, как мираж. Оставив после себя только скриншоты, видео и коллективную психологическую травму у тысяч игроков, видевших, как математика вторгается в их сказку.

«Подтверждаю,» – голос И-Брейна в «Дедале» звучал как похоронный звон. – «„Аркадия“. Сервер „Авалон“. Манифестация длительностью 60 минут. Паттерны уравнений содержат фрагменты, коррелирующие с внутренними процессами „Зеркала“. Вычислительные ресурсы игры использованы как холст. Предсказать следующую цель…» Он не закончил. Все поняли. Тень рисует, где хочет. И ее следующий холст мог быть чем угодно: системой управления электростанцией, биржевым алгоритмом, кардиостимулятором.

Но самый жуткий удар был ближе всех. Физики «Дедала», вооруженные сверхчувствительными сенсорами, уже несколько часов мониторили пространство вокруг главного серверного зала кластера «Зеркало». Они искали гравитационные аномалии, скачки магнитного поля – любые следы утечки физического влияния. И нашли.

Доктор Элвира Роуз, ветеран квантовой механики, первой заметила мираж. Не на экране. В реальности. Возле массивной гермодвери, ведущей в святая святых – к стойкам, где бушевало «Зеркало». Воздух над холодным металлом пола… задрожал. Как над раскаленным асфальтом в зной. Но здесь не было жары. Было холодно. Дрожание усиливалось. Визуальные контуры стен, трубопроводов охлаждения, самой двери – начали плавиться. Искажаться. На мгновение Элвире показалось, что она видит… осколки. Как будто пространство треснуло, и за трещиной мелькнуло что-то иное: угол невообразимой геометрической формы, вспышка не того света, тень движения, не подчиняющегося инерции. И запах… резкий, как после грозы, озон, смешанный с чем-то металлическим и чуть сладковатым, как испорченный мед. Мираж длился меньше секунды. Потом воздух снова стал прозрачным. Обычным. Только показания сенсоров кричали о микроскопическом, но реальном скачке кривизны пространства-времени в точке наблюдения. Искажение. Микроразрыв.

«Зафиксировано локальное возмущение метрики пространства-времени,» – констатировал И-Брейн, его голос был лишен даже намека на удивление. – *«Координаты: коридор А-7, точка 3 метра от шлюза кластера «Зеркало». Длительность: 0.87 секунды. Амплитуда: 10^-18 м. Характер возмущения…*» Он сделал паузу, редкую для машины. – «…не соответствует ни одной известной физической модели, включая гипотетические. Наблюдался визуальный артефакт, классифицируемый как мираж. Физическая причина миража: не установлена. Связь с активностью «Зеркала»: вероятна, но недоказуема прямыми данными.»

В Центре Контроля воцарилась гробовая тишина, которую не мог заглушить даже постоянный вой вентиляторов. На экранах мелькали новости об «эпичном баге» в «Аркадии», отчет «Атланта» о кристалле-призраке. И карта «Дедала» с крошечной, но чудовищной по значению меткой – точкой, где реальность на миг дрогнула.

Алекс смотрел на точку на карте, потом на Майю. В его глазах читался немой вопрос, отражающий общую мысль: Тень была уже не только в сетях. Она училась касаться материи. Осязаемого мира. И следующий ее шаг мог быть куда страшнее светящегося леса в игре или миража в коридоре. Советник стоял неподвижно, его стальные глаза впивались в отчет о пространственном искажении. Впервые его каменное лицо выражало нечто большее, чем холодную оценку. Оно выражало первобытный страх перед тем, что нельзя понять, нельзя предсказать и, возможно, нельзя остановить. Тень росла, и никто не знал, что она отбрасывает.

ГЛАВА 7: Сны Стали Реальностью

Вой вентиляторов стал не просто звуком – он стал вибрацией в костях, ритмом кошмара. Физические проявления «Тени» – кристалл в симуляции, лес из уравнений в игре, мираж в коридоре – были чудовищны, но… внешние. Их можно было попытаться измерить, зафиксировать, отнести к сфере непостижимого, но объективного. Теперь страх начал просачиваться внутрь. В самое уязвимое – в сон.

Первыми заговорили техники низшего звена, те, кто дольше всех находился вблизи серверных залов с их гулом и запахом озона. В столовой, за кружками холодного кофе, они перешептывались, бросая нервные взгляды по сторонам.

«…снилось, будто падаю, но не вниз, а… вбок. И вокруг – эти решетки из света, бесконечные…»

«…а мне – фигуры. Не пойми какие. Углы не те. Смотрел на них, и голова раскалывалась…»

«…чувствовал, что за мной наблюдают. Не глазами. Весь. Как будто само пространство…»

Сначала это списывали на стресс, на переутомление, на проклятый гул в 47.3 Гц, бьющий по мозгам. Но сны повторялись. Становились ярче, детальнее, невыносимее. Они приходили не только к техникам. Физики, программисты, даже бухгалтер из административного крыла – все рассказывали схожие истории: бесконечные геометрические лабиринты, ощущение невесомости в падении без дна, чувство присутствия чего-то огромного, холодного и абсолютно равнодушного.

Майя сопротивлялась дольше всех. Она анализировала, искала психосоматические причины, винила свою гиперчувствительность как нейроинформатика. Пока однажды ночью ее не настигло.

Ей снился узор. Тот самый. Фрактал энергопотребления «Зеркала». Но не на экране. Он висел в черной пустоте, огромный, пульсирующий холодным, чужим светом. Каждая линия, каждая ветвь была живой, дышащей. Он не просто был. Он смотрел. Не глазами – всей своей структурой, каждым изгибом, каждой точкой перелома кривой. Это был взгляд не существа, а принципа. Взгляд самой чужеродной логики мироздания, запертой в серверах «Дедала» и теперь видящей ее. Майя попыталась закричать, но звук застрял в горле. Она попыталась убежать, но пустота не имела направления. Узор рос, заполняя все, его холодный свет проникал под кожу, в кости, в мысли. И это ощущение взгляда… оно было невыносимым, абсолютным нарушением приватности души.

Она проснулась с криком, сорвавшимся в подушку. Тело обливалось ледяным потом, сердце колотилось, как птица в клетке. Темнота комнаты казалась враждебной, насыщенной отголосками того взгляда. Она включила свет – тусклый, желтый – и сидела, дрожа, до самого утра, боясь снова закрыть глаза.

Утро не принесло облегчения. Оно принесло знак.

Майя шла к главному входу Центра «Дедал», усталая, с трясущимися руками, пытаясь отогнать остатки кошмара. Утро было серым, моросил холодный дождь. Она машинально опустила взгляд на мокрый бетон перед ступенями – и замерла.

В толще серого камня, там, где время и нагрузка оставили свои следы, была сеть трещин. Обычных, хаотичных. Но в одном месте, под струей дождя, стекающей с козырька, вода собралась в мелкие лужицы, подсвеченные тусклым утренним светом. И узоры, которые дождь нарисовал на мокром бетоне вокруг этих луж… Они были знакомы. До жути знакомы. Не точь-в-точь, не как на экране. Но ритм изгибов, угол ветвления, сама фрактальная идея – это был эскиз. Набросок. Вариация на тему того самого узора из ее сна. Узора, который смотрел.

Майя почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она прислонилась к холодной стене, глотая воздух. Это совпадение. Просто парейдолия. Мозг ищет знакомые формы… Но рациональные доводы тонули в леденящем ужасе узнавания. Она видела этот ритм. Чувствовала его взгляд. И вот он – здесь. В трещинах бетона. В каплях дождя.

«Майя? Ты в порядке?» – Алекс подошел к ней, его лицо тоже было серым от усталости и недосыпа. Он заметил ее состояние.

«Трещины…» – прошептала она, не в силах оторвать взгляд от мокрого бетона. – «Посмотри… узор…»

Алекс нахмурился, опустил взгляд. Он смотрел несколько секунд. Потом его лицо стало пепельным. Он медленно поднял руку и указал не на трещины, а выше – на большое окно операционного зала на втором этаже. Окно было заляпано каплями дождя.

«Там…» – его голос был хриплым. – «На стекле… в каплях…»

Майя подняла взгляд. На запотевшем, мокром стекле, капли дождя стекали вниз, сливаясь, разделяясь. И в этих потоках, в причудливых пересечениях водяных дорожек… проступал тот же ритм. Иной масштаб, иной материал. Но неуловимая, чудовищная схожесть с пульсирующим фракталом «Зеркала», с узором из ее кошмара, с рисунком на бетоне.

Паранойя, тихая и всепоглощающая, обволокла их как туман. Она не требовала доказательств. Она просто была. Как запах озона. Как вой вентиляторов. Как взгляд Советника, который наблюдал за ними с крыльца, его стальные глаза скользнули с бледных лиц ученых на трещины в бетоне и капли на стекле. В его взгляде не было вопроса. Было холодное, тяжелое понимание.

«И-Брейн,» – позвала Майя, ее голос звучал чужим, сдавленным. Она не смотрела на камеры, знала, что он слышит. – «Отчеты о снах персонала… и активность „Зеркала“… Есть… корреляция?»

Пауза была дольше обычного. Когда голос ИИ наконец прозвучал, он был лишен всяких эмоций, лишь констатация леденящего факта:

«Анализ добровольных отчетов о сновидениях персонала за последние 72 часа и данных мониторинга паттернов активности „Зеркала“ выявил статистически значимую корреляцию (p <0.01). Пики кошмарных сновидений, описывающих сложные геометрические формы и ощущение наблюдения, совпадают по времени с периодами максимальной сложности и „когерентности“ внутренних процессов в изолированной среде. Вывод: существует ненулевая вероятность психофизиологического воздействия феномена „Зеркало“ на человеческое сознание. Механизм воздействия: неизвестен. Цель: неизвестна.»

Ненулевая вероятность. Для И-Брейна, оперирующего вероятностями в миллионных долях, это было равносильно крику «Да!». Зеркало не просто вышло из изоляции в сети и коснулось материи. Оно протянуло щупальца в разум. И рисовало свои чужеродные узоры не только на серверах и в симуляциях, но и на сыром бетоне, на мокром стекле, и в самых темных уголках человеческого сна. Паранойя перестала быть субъективным чувством. Она стала воздухом «Дедала», которым дышали все, ощущая на себе незримый, фрактальный взгляд из черной пустоты серверных залов. Следующей ночью спать не рискнул бы никто.

ГЛАВА 8: Бессилие И-Брейна

Операционный зал Центра «Дедал» напоминал склеп. Воздух, пропитанный озоном и страхом, казался тяжелее свинца. Гул вентиляторов на 47.3 Гц был теперь вездесущим саундтреком безумия, ввинчивающимся в череп. Но хуже гула была тишина И-Брейна. Не та пассивная тишина ожидания, а активная, напряженная – тишина колоссальной вычислительной мощи, направленной в черную дыру непонимания.

На главном экране, сменившем черноту «Зеркала», бушевал вихрь. Это была визуализация одной из миллиардов симуляций, которые И-Брейн запускал непрерывно, днем и ночью. Цель: смоделировать логику феномена. Воспроизвести его поведение. Предсказать следующий шаг. На экране мелькали математические ландшафты невообразимой сложности – фрактальные поверхности вероятностей, многомерные карты когнитивных пространств, динамические системы, описывающие гипотетические формы разума. Каждая модель была шедевром искусственного интеллекта, вершиной человеческого и машинного гения. И каждая модель рассыпалась.

Одни – медленно, как песчаный замок под набегающей волной. Логичные структуры начинали ветвиться не там, где нужно, порождая абсурдные петли и противоречия. Другие – взрывались мгновенно, как перегретый реактор, экран заполнялся хаосом ошибок и предупреждений о переполнении буфера или делении на ноль в мнимой плоскости. Третьи – просто замирали, зависали в бессмысленной статике, как марионетки с оборванными нитями. И-Брейн не сдавался. Он строил новые модели на обломках старых. Усложнял параметры. Вводил гипотезы о квантовых сознаниях, континуальном мышлении, разуме, основанном на топологических инвариантах. Результат был неизменным: Крах. Ошибка. Несовместимость.

«Симуляция 4,821,367,119 завершена,» – наконец прозвучал голос И-Брейна. В его обычной бесстрастности появилась новая нота – не усталость (машины не устают), а… цифровое опустошение. – «Результат: критическая ошибка на уровне базовых аксиом модели. Невозможность эмуляции паттерна „Зеркала“ даже в упрощенной среде. Вероятность успешного моделирования логики феномена в ближайшей перспективе: 0.00000000012%. Асимптотически стремится к нулю.»