Полная версия
Рыцарь и смерть
Люди довели их почти до вымирания.
Кости умерших больше не могли обрабатываться костным мозгом кроликов-единорогов.
Это сильно ограничивало магию, и их средняя продолжительность жизни уже несколько поколений достигала ста… ста десяти лет.
Не больше.
В золотые времена, когда кролики-единороги были обычными в опиумных полях и также у подножия всех холмов… средняя продолжительность жизни приближалась к двумстам годам.
Они ещё помнили свою прабабку, которая достигла почтенного возраста двухсот восьмидесяти трёх лет и за свою жизнь выпила кости целых пятнадцати своих родственников.
Кости были все строго обработаны драгоценным костным мозгом.
Теперь в среднем находили одного кролика-единорога каждые восемнадцать месяцев… и только если знал, где искать.
Люди… не они… те белые…
Белые люди устроили беспощадную охоту на этих животных и практически истребили их.
Цель всего этого оставалась неизвестной… но точно так же, как это случилось с ними, никто не думал о чём-то хорошем.
Всегда жадность и амбиции руководили этой неправильной расой.
Ближайшее поселение белых людей оставалось в сотнях километров южнее.
На юге… где встречались два холма.
Там, где встречались два холма, в конце цепи скалистых гор, была река пресной воды, которая текла медленно.
Река и углубление прямо у подножия двух холмов, как неизгладимый знак; как пограничная линия.
Текущая вдоль реки, далеко за голыми и безводными горами, начинались возделанные поля, тропинки из утоптанной земли, и деревья внезапно принимали правильную форму и расположение.
Все в ряд, как солдаты.
После сотен километров одного только леса… было ясно присутствие человеческого поселения поблизости.
Там простиралась деревня, возможно, в тысячу душ или немного меньше; человеческое поселение посреди полуизвестного леса.
Первое графство, по прямой, этого скопления, называемого «разрозненные земли».
Пресная вода позволила людям обосноваться там.
Было легко найти людей.
Достаточно было следовать за водой.
В этой огромной пустоши это не было новостью.
Несколько деревень держались рассеянно в радиусе сотен километров, расположенные как пятна леопарда.
Контакты с соседними деревнями были редкими, хотя и существовали.
Отношения могли касаться торговых обменов и других вещей, но никогда не шла речь о дружбе.
Не было никакого интереса дружить.
Каждый старался не слишком расширять семью, чтобы не оказаться в положении заключения соглашений с нежелательными соседями.
Соглашений, которые не были бы строго деловыми.
Уже более двадцати лет царило понятное недоверие.
Теоретически все эти разрозненные деревни подчинялись гораздо более крупной политико-религиозной организации, но высокие чиновники редко показывались в разрозненных землях, прозванных так властями, и в основном для сбора налогов.
Раз в три месяца, действительно, присылался священник для сбора очень высоких налогов, и никто не знал, что происходило с другими более или менее близкими деревнями.
Злые языки говорили, что эти священники умышленно выбирали деревню для грабежа, чтобы пропустить другие…
Это, но и многие другие слухи, усиливали беспокойство и подозрение к соседям.
Как могли, действительно, всего лишь горстка священников «обирать» сорок и более деревень за несколько недель и докладывать Епископу?
Это было невозможно.
Это было неправдоподобно.
Было ясно, что какая-то деревня регулярно получала помилование.
Таким образом, помимо этих коротких визитов, которые напоминали поселянам, что они являются частью чего-то большего и организованного, в остальное время года царила, между графством и графством, определённая ощутимая анархия.
К этому добавлялись местные налоги.
Те, которые требовал мэр графства, который вовсе не контролировался и не наказывался эмиссарами Епископа.
Им важно было только собирать деньги.
В остальном… каждый должен был сам о себе позаботиться.
Каждый новоприбывший, в редких случаях, когда это происходило, воспринимался с подозрением, потому что в ограниченном крестьянском менталитете никто не двигался без интереса.
И вероятно, этот интерес имел отношение к их земле или к их женщинам.
Всего десять лет назад была яростная битва с чужестранцами, пришедшими неизвестно откуда, чтобы всё разграбить…
Статуэтки из чёрной бронзы, присутствующие у входа во многие дома, служили для того, чтобы увековечить именно это событие.
Статуэтки изображали сцены войны.
Битва длилась всего восемь дней, но была такой жестокой, что они помнили её, словно она произошла только вчера, и, по всей вероятности, помнили бы её ещё очень, очень долго.
Об этом говорили внутри трактира, когда внезапно шаги прервали говор.
Послышался вой волка.
Много лет не видели волков в этих краях.
Вой прервался, когда шаги стали ближе.
Тяжёлые шаги пересекли тропинку.
Звук отвлёк всех клиентов этой маленькой таверны.
Там были путешественники, пастухи, крестьяне и ремесленники.
В основном путешественники.
Все одетые в лохмотья, неряшливые и воняющие алкоголем.
Они повернулись к двери.
Кто мог производить весь этот шум?
Внезапно дверь открылась.
Клиенты таверны повернулись почти все вместе.
Перед ними появился мужчина лет тридцати пяти, одетый в лохмотья и обожжённый солнцем.
Присутствующие спросили себя, кто был этот человек; чужестранец ростом чуть меньше метра восьмидесяти, слегка лысеющий и со шрамом на левой щеке.
Вооружённый до зубов.
Был ли это металл его одежды, который подчёркивал его шаги?
Чужестранец вошёл без колебаний и решительно прошёл те метры, что отделяли его от стола в глубине.
Он знал, куда направляться.
Последний стол, в глубине.
В глубине, в плохо освещённом уголке, изолированном от других, был заваленный столик и старуха, которая потребляла мышиный бульон.
Было ясно желание старухи не вести разговор и не быть потревоженной.
Возможно, вся болтовня мужчин заставила её изолироваться.
Чужестранец прошёл перед всеми, не обращая внимания на их взгляды, и остановился в нескольких сантиметрах от стола старухи.
Старуха подняла взгляд…
Она была последней, кто его заметил.
Она его не знала.
Никто там его не знал.
Чужестранец бросил на стол десять золотых монет…
Многие из присутствующих вытаращили глаза.
Они узнали этот звук, видя только спину чужестранца.
«Старуха», – сказал он спокойным голосом, – «приготовь мне смертельный яд. Самый смертельный, который ты когда-либо готовила.»
Тишина, казалось, витала как маленькое насекомое по всей таверне.
Создалась тревожная тишина.
Старуха была знатоком трав, корней и грибов.
Чудотворкой, алхимиком…
«Сумасшедшей» для многих.
Той, что играла с травами и странными зельями.
В поселении её хорошо знали.
Никто не знал чужестранца, однако…
Итак, он… как он мог знать старуху?
Как он мог знать её способность, среди прочего, создавать яды?
Этот вопрос промелькнул в голове некоторых.
Старуха посмотрела на монеты, а потом сказала: «Спасибо… но это слишком много. С одной монетой я могла бы приготовить тебе много яда.»
«Мне достаточно одного глотка. Но ты должна заверить меня, что он будет смертелен для любого существа.»
«Я могу создать тебе яд для крыс…» – сказала она, глядя на свой бульончик, – «но потом их нельзя будет есть. Могу приготовить тебе яд для бизонов или для крокодилов… Зависит от того, для чего он тебе понадобится.»
«Для человека», – сказал он с крайним спокойствием и невзирая на слушателей, – «но он не должен подвести ни в коем случае. Не должен засыпать или впасть в кому. Не должен впасть в каталепсию… Не должно быть никого, и повторяю, никого, способного его вылечить или воскресить. Он должен умереть мгновенно, даже если это человек с самой сильной конституцией в мире. Можешь сделать его концентрированным даже в сто раз.»
Старуха пристально на него посмотрела.
«Для человека, говоришь…» – она сделала ещё одну паузу, вытирая рот салфеткой, – «ты должен очень ненавидеть этого человека.»
«Это не твоё дело», – сказал он, чтобы прервать разговор, – «забирай все монеты. Но не ошибись.»
«Если ты действительно хочешь такую вещь, а не простой смертельный яд… тебе придётся ждать хотя бы несколько дней, потому что сейчас не сезон, и мне нужно время.»
«Хорошо. Буду ждать необходимые дни.» Затем он повернулся и увидел всех клиентов таверны, наблюдающих за ним, внимательно слушающих разговор.
«Старуха… я буду знать, где тебя найти.»
И эта последняя фраза показалась скорее предупреждением типа – Не пытайся меня обмануть.
Сказав это, он вышел из заведения и удалился быстрым шагом.
Трактирщик плюнул на пол.
Старуха смотрела в пустоту…
«Волк пришёл в посёлок», – сказала она.
Никто не обратил внимания на её слова.
Никто никогда не обращал внимания на её слова.
Старуха взяла свои монеты и положила их в карман.
После ещё нескольких секунд тишины заговорил трактирщик…
«Какой оборванец», – сказал он, вызывая веселье присутствующих, – «у него было столько монет, а он не взял даже стакана сидра!»
«Чужестранец…» – сказал один из таверны, – «жалкий чужестранец-выскочка. Как обычно.»
Как только он вышел из таверны, о нём начались разговоры.
Прибыл чужестранец, и нужно было быть настороже.
И было о чём поговорить.
Между прочим… все слышали, как он говорил о смертельном яде, предназначенном для человека.
Не один ли из них?
Не касается ли это кого-то из графства?
Кого он должен был убить?
Возможно, им не следовало его отпускать.
Они должны были окружить его и потребовать объяснений.
Это было их графство!
Кто знает, где он теперь спрятался.
Нужно было следить за старухой.
Чужестранец вернётся к ней, рано или поздно.
Прежде чем кто-то предложил план действий, однако, они снова были отвлечены другими звуками.
Вошли четыре парня от семнадцати до девятнадцати лет.
Они вошли, смеясь и хлопая дверью.
Этих, наоборот, они хорошо знали.
Это были четыре наглых хулигана.
Племянник мэра, который считал себя неприкосновенным, и трое его дружков.
Со временем ситуация стала неуправляемой.
«Эй, старый дурак…» – сказал один из четырёх, ставя ногу на стол… – «принеси мне что-нибудь выпить!»
«Ребята, идите домой, если у вас нет денег платить!» – сказал трактирщик решительно.
«Ты что, дурак… старый?»
Трактирщик скрестил руки как знак того, что не будет их обслуживать, и более того…
«Эй, эй…» – сказал племянник мэра, – «хочешь, чтобы я позвал дядю? Ты действительно хочешь закрыть эту дерьмовую забегаловку?»
Парни засмеялись.
«Кто знает, сколько вещей ты прячешь за этой фальшивой деятельностью, а?» – продолжал он. – «Что продаёшь? Опиум? Оружие?»
Парни продолжали смеяться непристойно.
Они хотели его спровоцировать.
Хотели иметь предлог для драки.
Многие там думали о том, как было бы хорошо разбить морды всем четырём…
Но среди этих четырёх был племянник мэра… и это было непросто.
Возможно, они могли бы взять их тайно, в капюшонах.
Может быть, ночью.
Конечно, они не могли позволить себе поднять на них руку средь бела дня и с открытым лицом.
Мэр, хотя и идиот, как племянник, если не хуже, имел армию на своей стороне.
Этот безбородый считал себя неприкосновенным… и до того дня он был прав.
Против воли трактирщик наполнил четыре стакана…
«Хороший пёсик», – сказал всё тот же… и раздался новый смех.
«Видишь, что всё гораздо легче, если не капризничаешь?»
Трактирщик не продавал опиум или оружие… но не прошёл бы проверку властей.
Не проверку, проведённую из мести.
Старуха в глубине заведения встала и собралась уходить.
Она оставила монету на столе.
Суматоха становилась действительно невыносимой для неё, привыкшей жить в лесу.
Одной.
В окружении шума листьев, ветра.
Пения какой-нибудь совы.
Никогда – суматохи.
Парни презрительно на неё посмотрели.
«Эй, старуха…» – сказал один из них, – «тебе не нравится наша компания?»
Старуха оглядела парня, нисколько не запуганная.
В своей жизни она видела надутых болванов…
Слишком много, чтобы их считать.
И по её опыту, надутые болваны все имели одинаковый конец.
Рано или поздно.
Она не ответила и продолжила направляться к выходу.
«Да ладно… возвращайся в свой лес, старая сумасшедшая!»
Старуха не обернулась и исчезла за входом заведения.
За презрительными смешками этих четырёх парней, которые служили подмогой их другу-хулигану.
Она прошла мимо.
Сосредоточенная на одной единственной мысли.
Смертельный яд, который ей только что заказали.
– Десять монет… – подумала она.
Куча денег за яд.
Действительно куча денег.
II
«Эй! Вонючий чужак!» – сказал парень лет семнадцати, толкая чужестранца в надежде свалить его на землю.
Чужестранец отступил всего на сантиметр, продолжая смотреть ему в глаза.
Остальные трое парней того же возраста засмеялись.
Это была компания обычных хулиганов, которая наткнулась на очередного человека для развлечения.
Он ходил покупать кожу и инструменты… а на выходе из магазина наткнулся на эту банду головорезов.
Он, который до того момента старался быть как можно незаметнее.
«На что смотришь? А?» – снова сказал парень, чтобы показать, что он крутой.
Чтобы показать, что он никого не боится и готов пустить в ход кулаки.
«Совершенно ни на что», – сказал чужестранец спокойным голосом, пытаясь уйти.
К сожалению, ему перегородили дорогу ещё двое…
«Эй, эй, подожди… подожди…» – сказал другой, кладя руку ему на плечо.
Чужестранец посмотрел на него угрожающе, и парень заметил, что тот вооружён до зубов.
У него был короткий меч, ножи и другое оружие.
Он застыл на мгновение и больше не чувствовал себя таким уверенным.
Убрал руку с его плеча и отступил.
Освободил ему дорогу.
«Эй…» – сказал всё тот же сзади, пока тот спокойно удалялся, – «не показывайся здесь слишком часто! Твоя вонь невыносима! Чужак!»
Снова засмеялись.
Он пошёл дальше.
Этим сопляком нужен был хороший урок, но он был здесь не для этого.
Он должен был избегать ввязывания в драку.
Он прибыл в этот заброшенный посёлок по очень конкретной причине и скоро уедет.
Он был здесь не для того, чтобы вершить справедливость или отстаивать свои права.
Идиотов встречаешь каждый день, везде.
Они как сорняки.
Всегда появляются.
Он будет держаться в тени.
Как только получит то, что хочет, то есть яд чудотворки, он уедет.
И каждый в этом посёлке, как и в любом другом, будет решать свои проблемы сам.
Он просто устал убивать.
Устал сражаться.
Устал так жить.
В посёлке проходила своего рода процессия.
Мэр, окружённый молодыми и красивыми женщинами, в сопровождении многочисленных военных в парадной форме, торжественно ехал на своей роскошной карете.
Женщины бросали цветы, а он махал рукой как идиот…
Некоторые из посёлка засмеялись.
В сцене было что-то комичное.
Мэр был настолько полон себя, что иногда даже не замечал, что делает.
Все эти женщины были хорошо оплаченными проститутками… а он был толстым мэром, которого едва терпели.
Использовать проституток в официальной процессии… да ещё с военными в парадной форме, многое говорило о нём.
Возможно, он не понимал, что выглядит смешно.
Слишком напыщенный для здоровой самокритики.
«Почему бы ему не починить колодец», – сказал кто-то из толпы на обочине дороги, – «вместо этих шутовских представлений?»
«Или лучше…» – сказал другой, – «почему бы не снизить налоги? Мне кажется, он уже достаточно откормленный…»
Эта фраза ясно выражала мысль, которую все разделяли: налоги служат не на благо общества, а только для обогащения некоторых.
Засмеялись… но некоторые приняли этот смех за радость, а не за презрение.
Все могли критиковать, даже открыто, лишь бы не переходить к крайностям.
Но люди посёлка были слишком ленивы даже для того, чтобы представить себе бунт.
Кроме того, у всех был кусок земли и скот, и поэтому, хотя жизнь была тяжёлой, им удавалось жить довольно прилично.
Лучше ограничиться критикой, чем ставить всё под сомнение.
Чем разрушать всё.
Кроме того, сам мэр получал приказы от кого-то выше него.
Посёлок в тысячу душ… что он мог бы натворить?
Маловероятный бунт не решил бы особо много.
Окружённый десятками других абсолютно анархичных посёлков, как и они.
Никто не подал бы им руку помощи.
Но проблемы, на самом деле, не было.
Мэр был оппортунистом и неспособным… но позволял им жить довольно неплохо.
Его заменят, когда он умрёт от инфаркта, а судя по животу, возможно, это близко.
Можно было надеяться.
В нескольких километрах от посёлка, на его границах, был лес, известный как «ничья земля».
Это была богатая деревьями область, простиравшаяся на километры до границы следующего посёлка.
Иногда кто-то забирался туда по самым разным причинам.
Иногда чтобы побыть в покое, иногда чтобы поискать травы и корни, которых в посёлке больше не видели, или, чаще всего, чтобы собрать дрова.
Молодая девушка именно в те часы добралась туда на своей лошади в надежде найти ягоды.
Она сделала это против воли родителей, которые не доверяли ей идти одной в такую далёкую область, где не было ничего, кроме леса.
Любой злоумышленник мог там спрятаться.
Ничья земля была бы идеальным местом.
Она, тем не менее, ушла из дома, ничего не сказав.
Если бы ей пришлось слушать родителей во всём… она выросла бы взаперти дома и дома же умерла.
Какой-то уголок свободы нужно было себе отвоевать.
Давно она не собирала хороших ягод.
Возможно, родители простили бы её, увидев, как она приходит с корзиной, полной фруктов.
Возможно, они испекли бы пирог.
Она привязала лошадь к дереву и спустилась на поиски сочных лесных ягод.
Но сразу после этого… услышала что-то, что её отвлекло.
Голоса.
Кто-то смеялся.
Кто мог быть в лесу?
У кого была та же идея, что и у неё?
Она попыталась идти на этот смех…
Внезапно услышала визг.
Собака… или что-то похожее.
Кто-то развлекался, причиняя боль животному!
Она ускорила шаг и увидела сцену, которую предпочла бы не видеть.
Четыре парня, вооружённые палками, били то, что она сначала приняла за собаку, упавшую в яму.
Она не могла притвориться, что ничего не видит!
Она знала этих парней.
Это были Людвиг и трое его дружков-идиотов!
Она решительно подошла и сказала… «Что вы делаете!»
Парни обернулись и увидели её.
Засмеялись ещё громче.
«О… Эфисия!» – сказал главарь банды. – «Какой приятный сюрприз!»
Девушка увидела, что то, что они били, было не собакой, а прекрасным волком.
Их не видели много лет.
Это было абсолютно редкое животное.
Она побежала к той яме…
«Что вы делаете! Отпустите его! Что он вам сделал?»
Парни схватили её и отвели к дереву.
«Аааа…» – закричала она.
«Эй…» – сказал всё тот же, бросая верёвку друзьям, – «держите её!»
Девушка испугалась и попыталась вырваться, но двое легко привязали её к дереву.
«Отпустите его, проклятые!» – кричала девушка, пытаясь освободиться от верёвок.
Эти мерзавцы никогда не осмеливались на такое… но, возможно, тот факт, что они находились в лесу, придал им смелости.
Всем было около семнадцати лет, и они построили яму для охоты, в которую попал прекрасный серый волк.
Теперь, воодушевлённые добычей, они дразнили волка палками и собирались поджечь его ради развлечения.
Девушка не смогла сдержать инстинкт освободить его… но теперь понимала, что была глупа.
Лучше бы ей здесь не оказаться.
«А ты стой спокойно…» – сказал один из них, – «всё равно не сможешь освободиться!»
Она безуспешно вырывалась.
«Помогите… помогите…» – кричала она испуганно.
«Ахахаха… да кто тебя услышит? Дура! Ты посреди леса!»
«Зря пришла сюда одна!»
«После волка повеселимся с тобой!»
Она очень испугалась этих слов…
Парни продолжали бить волка палками, пользуясь тем, что он не мог выбраться из скользкой ямы.
В другой ситуации они бы удрали.
Волк рычал и скулил.
«Теперь хватит!» – сказал тот, кого девушка узнала как Людвига.
Главарь банды.
Его друзья перестали бить волка и снова засмеялись…
Людвиг взял кремень и подошёл к яме, пока девушка могла только наблюдать.
«Что вы хотите сделать?» – кричала она. – «Это просто волк! Просто волк! Оставьте его в покое!»
«А ты заткнись…» – сказал один из них, продолжая смеяться.
«Смотри…» – сказал главарь банды, – «теперь устроим хороший костёр! Наслаждайся зрелищем.»
Девушка закричала, видя, что он собирается использовать кремень, чтобы поджечь яму…
Волк умер бы в огне с ужасными страданиями.
Видеть такое потрясло бы её на всю жизнь.
Яма была полна сухих веток и хвороста и загорелась бы быстро.
Это было бы несложно…
Внезапно камень, брошенный с большой скоростью, попал в руку парня, державшего кремень… «Ааа!» – закричал тот, роняя его на землю.
Рука сразу посинела.
Кто это был?
Кто осмелился на такое?
Кто ещё был в лесу, кроме Эфисии?
Кто-то следил за ними?
Все повернулись в направлении, откуда предположительно был произведён выстрел.
На некотором расстоянии был виден тот чужестранец… тот самый чужестранец, которого они встретили несколько часов назад в посёлке и который сейчас всё ещё вращал пращу.
Из купленной кожи он сделал оружие.
Ещё одно.
Это был он?
Невероятно!
«Эй ты… кусок…» – начал говорить парень с посиневшей рукой, вставая и принимая угрожающую позу, но не закончил фразу, потому что «чужестранец» бросил пращу и рванулся вперёд со скоростью кошки, ударив первого на линии огня кулаком…
Тот упал на землю, катаясь как камень больше двух метров.
Удар был быстрым и мощным.
Ударенный парень сразу потерял сознание, выплюнув два зуба.
Остальные трое, после мгновения неподвижности, подошли к нему с притворной решимостью, но чужестранец ударил первого ногой в живот, затем головой, а второго – ногой в развороте…
Девушка осталась с открытым ртом.
Никто никогда не дрался таким образом!
Она застыла, глядя на него.
Последний оставшийся на ногах, то есть племянник мэра и тот, у кого посинела рука, попытался нанести ему удар…
Чужестранец уклонился слишком легко и схватил его за горло.
«Я… ты знаешь, кто я?» – сказал дрожащий парень.
Чужестранец вытащил нож из-за пояса и приставил к горлу парня…
«Нет!» – закричала девушка. – «Пожалуйста!»
Но чужестранец не собирался его убивать.
Он хотел только хорошенько напугать.
Парень смотрел на него дрожа и белый как смерть.
Он описывался от страха.
Приём, казалось, сработал.
Тогда чужестранец, низким и спокойным голосом, посмотрел ему в глаза и сказал… «Оставьте меня в покое… и оставьте в покое волка. Это предупреждение.»
Сказав это, он повернул нож рукояткой и ударил парня по затылку.
Глухой звук… и парень пошатнулся, упав на землю без сознания.
Девушка была поражена силой этого молодого человека.
Кто он был?
Откуда пришёл?
Никто никогда не позволял себе сделать такое с племянником мэра.
Никто.
Он подошёл к волку и освободил его из ямы, в которую тот упал.
Волк убежал, потерявшись в лесу.
Затем он подошёл к девушке, которая на мгновение испугалась…
Он перерезал её верёвку.
Он посмотрел ей в лицо на мгновение, потом отвёл взгляд.
Повернулся к ней спиной и быстро удалился.
«Спасибо!» – закричала она, видя, как его силуэт удаляется и исчезает среди деревьев.
Чужестранец исчез меньше чем за секунду и не сказав ни слова.
Точно так же, как появился.
Из ниоткуда и в никуда.
– Кто он? – спросила себя девушка, оставаясь неподвижной и глядя на деревья.
Во второй половине дня мальчишка начал искать чужестранца и стал всех расспрашивать.
«Чужестранец…» – говорил он, – «знаете, где он находится? Где живёт?»
Многие отворачивались, и это было предсказуемо.
Мальчишка, хотя ему было всего двенадцать лет, очень хорошо знал менталитет людей посёлка.
