Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института

Наша четвёрка остановилась около забора.

– Благодарю за приглашение, Александра Егоровна, – сказал Атаванов-старший и поцеловал руку женщине.

Не успела родственница ответить, как место её друга занял его сын, в точности повторивший все действия.

– Александра Егоровна, позвольте выказать свою благодарность за тёплый приём, – кавалергард ловко нагнулся над ладонью тётушки и запечатлел на покрасневшей от холода коже невесомый поцелуй, – и знакомство с такой очаровательной барышней.

Впервые за весь вечер он посмотрел на меня открыто и без тоски. Не успела я обдумать перемену в настроении этого загадочного мужчины, как передо мной возник Георгий Дмитриевич, который в следующую секунду прижал мою ладонь к своим губам.

– Настоящая красавица, – с теплотой произнёс он. – Как и все женщины в вашей семье.

С благодарной улыбкой я кивнула и присела в реверансе. Пожилой граф сделал несколько шагов в сторону и завёл незамысловатый разговор с Александрой Егоровной, уступив место подле меня сыну. Последний не заставил себя долго ждать и возник рядом уже в следующее мгновение.

– Анна Павловна, – мужчина с выправкой истинного кавалергарда склонился над моей ладонью и поцеловал пальцы. – Благодарю за приятную компанию и прошу простить мою нелюдимость, – он выпрямился. – Не принимайте на свой счёт. Совсем недавно я поссорился с близким другом, поэтому сейчас нахожусь на душевном перепутье. Позвольте выразить мою признательность за то, что оставались терпеливы ко мне.

– Вам не за что извиняться, Иван Георгиевич, – ответила я, стараясь незаметно разглядеть детали его колета. Разница в росте способствовала обратному. – Уверена, вы и ваш друг достаточно мудры, чтобы преодолеть все трудности и прийти к компромиссу.

Я постаралась вложить в слова всю надежду, которую была способна подарить практически незнакомому человеку.

– Вы невероятно добры, – в голосе мужчины звенели нотки восхищения. – Прошу, зовите меня просто Иван. Я не настолько стар, насколько мог показаться.

Не желая признаваться, что уже целый вечер величаю его в своей голове не более чем по имени, я кивнула. Впервые за весь вечер граф искренне улыбнулся и, откланявшись, направился к родителю.

Распрощавшись, отец и сын покинули наше поместье.

Глава №4. Грань между воспоминаниями и реальностью

Мне выделили спальню на втором этаже. К моему приходу в камине уже горел согревающий после морозной улицы огонь. К счастью, в покоях имелась ванная комната, попасть в которую можно было через неприметную дверь в самом углу помещения. Также тётушка распорядилась, чтобы у меня была своя прислуга – крепостная девчонка лет четырнадцати по имени Василиса или, как её звали сёстры, Вася.

По моей просьбе крепостная натаскала в ванну тёплой воды. Пока она бегала с вёдрами, я расправилась с одеждой, оставшись в нижнем платье. Как раз в тот момент, когда я аккуратно складывала пелерину в шкаф, в комнату зашла Вася. Заметив меня, она сильно удивилась.

– Сударыня, вы почему не позвали меня? Я бы помогла с корсетом, – виновато промолвила девчонка и опустила голову.

Две тонких русых косички вторили её движениям.

– Не переживай, Василиса, – как можно мягче сказала я и закрыла дверцы шкафа. – Меня учили ухаживать за собой самостоятельно. Но как только мне понадобится твоя помощь, я обязательно скажу.

Чуть успокоившись, крепостная согласно кивнула и даже слегка улыбнулась. Прекрасно, возможно, мне удастся завести здесь если не друзей, то хотя бы знакомых.

– Ванна готова, сударыня.

– Спасибо, Василиса.

– Я могу идти?

– Одну секунду.

Пройдя мимо девчонки, я направилась к своему багажу. Мысленно поблагодарив Архипа за то, что он принёс мои вещи в комнату, я открыла сумки и достала небольшой сундучок, отделанный кожей. Внутри него находились щётки, расчёски, крема и всё то, что могло понадобиться в банный день. Вспомнив, как строго классные дамы следили за чистотой учениц в институте, я вздрогнула. По коже поползли мурашки, но сейчас было неподходящее время для воспоминаний.

Отодвинув пару флакончиков с розовой водой, я наконец нашла то, что искала. Несколько кусков мыла, завёрнутых в упаковочную бумагу и обёрнутых бечёвкой. В состав входили эфирные масла и морская соль. Мне чудом удалось купить их у одной институтской служанки. Совсем молоденькая крепостная должна была съездить в город и купить это мыло для одной ученицы средних классов, но по своей неопытности согласилась взять в качестве предоплаты только половину цены, а оставшуюся сумму добавить от себя. Предполагалось, что по возвращении из Петербурга служанка заберёт деньги и отдаст товар, получив сверху небольшое вознаграждение, но вместо этого ученица взяла лишь три пачки мыла, на которые изначально и хватало суммы. Барышня планировала подставить помощницу забавы ради, о чём гордо рассказала своим подружкам.

Я застала служанку в кладовой, где она долго ревела над этим самым мылом, так как не представляла, как вернуть потраченные деньги. Из её нервных всхлипов мне толком не удалось ничего разобрать, поэтому я просто сунула несколько монет ей в руки, предложив перепродать такую дорогую покупку. По её счастливым глазам было непонятно: хватило ли моих средств на покрытие всех трат или нет, но девушка тотчас перестала реветь, поблагодарила меня и убежала. А я осталась стоять с тремя брекетами подарочного мыла, которому за месяц так и не смогла найти применение – белье стирать ими жалко, а в общую баню брать страшно. Мало ли украдут.

И только сейчас, находясь в чужом доме, полном незнакомых людей, я наконец поняла, зачем всё это случилось в моей жизни. Мне не хотелось жить ближайшие месяцы в полном одиночестве или среди агрессивно настроенных крепостных. Я взяла пачку мыла, ощутив сильный аромат розы, и протянула её Васе.

– Держи, – глаза девчонки загорелись, но руки она не протянула. – Не стесняйся. Это подарок.

– Это очень… очень дорого, – с запинками произнесла она, но взгляд не отвела.

– Бери, – настойчивее повторила я. – Право, не придавай этому большое значение. Небольшой знак внимания ещё никому не навредил.

Несколько секунд крепостная обдумывала что-то в своей голове, а затем резко подалась вперёд и с рвением ребёнка, никогда не знавшим игрушек, выхватила мыло у меня из рук и глубоко вдохнула аромат.

– Спасибо-спасибо-спасибо! – чуть ли не завизжала Вася, но вовремя спохватилась и зажала себе рот свободной рукой. – Спасибо…

– Пользуйся на здоровье, – с улыбкой отмахнулась я и подошла к туалетному столику. – Можешь идти. Я очень устала с дороги, так что воду из ванной можно будет вычерпать утром.

– Благодарю, сударыня, – в очередной раз поклонилась Вася и спиной попятилась к двери. – Добрых снов!

– Спокойной ночи.

Тихо щёлкнула дверь. В комнате повисла тишина. Немного подумав, я приоткрыла окно, подкинула несколько поленьев в огонь и села на пуфик перед туалетным столиком. С наслаждением вытащила из причёски десяток шпилек и распустила русую копну. Длинные пряди тяжёлыми змеями заструились по плечам, образуя крупные кудри. Стянула с ног чулки и направилась в ванную комнату.

В маленьком помещении горели всего две свечи. Их отблески очерчивали силуэты немногочисленной мебели, включая чашу ванной, небольшую табуретку, складной столик и пару узких высоких шкафчиков у стен.

Тяжёлыми от усталости руками я стянула с себя последний предмет гардероба и залезла в ванну. Волосы вывесила за латунный край так, чтобы они не намокли. Горячая вода приятно обжигала замёрзшую кожу, пока я медленно погружалась всё глубже и глубже. Наконец тепло объяло озябшие плечи. Откинувшись на спинку, я полностью расслабилась.

На столике неподалёку стояли несколько флакончиков с ароматической солью. Дотянувшись до них, я послушала ароматы и, выбрав тот, что отдавал лавандой, щедро добавила в воду.

Треск горящих поленьев доносился из соседней комнаты. Привыкшая к вечному шуму общих спален, я всё ещё не могла смириться с такой пугающей, почти осязаемой тишиной. Но, немного успокоившись, поняла: что-то внутри меня радовалось выпавшей возможности остаться наедине со своими мыслями.

В тусклом свете на руке блеснул браслет. Семь рядов из неоднородного речного жемчуга с рядом из серебряных бусин, проходящих через все ярусы. Я так привыкла к нему, что забыла снять перед купанием. Украшение было дешёвым, но главное – оно скрывало от любопытных взоров большую часть левого запястья. На то было две причины: шишка размером с перепелиное яйцо и уродливый шрам, тянущийся от основания большого пальца и до середины предплечья. Оба увечья я получила в тринадцать лет на уроке верховой езды в Смольном, когда упала со взбесившегося коня. Результатом стал перелом запястья, неаккуратно сделанная в медицинском крыле операция и там же наложенные швы.

Кости срослись неправильно. На месте, куда пришёлся удар, образовалась шишка, а кисть долгое время не двигалась полноценно. На протяжении полутора лет я усиленно занималась музыкой, чтобы вернуть окаменевшим пальцам подвижность. Учиться пришлось с самого начала: травма свела на нет всю мышечную память в левой конечности. Но, несмотря на все мои усилия, наверстать удалось далеко не всё: игра на фортепьяно до сих пор давалась мне с трудом. Менуэты в моём исполнении звучали, откровенно говоря, скверно. Пострадавшая конечность сильно отставала от здоровой, да и ощущалась она словно замороженная. Тогда на помощь снова пришла живопись. В ней мой недуг никак не проявлялся, чему я была несказанно рада.

Браслет я купила, когда устала прятать свою особенность за кружевными манжетами. Много денег не было, поэтому выбор пал на одно из самых дешёвых и массивных украшений. Несмотря на соблюдение строгой формы в институте, некоторые учителя позволяли мне носить жемчуг на уроках. Но были и те, кто строго наказывал за это, поэтому на их лекции я ходила с неприкрытыми запястьями, из-за чего ощущала себя беззащитной.

Вскоре вода остыла. На одной из мраморных полок я нашла стопку чистых простынь. Выбрав самую большую, завернулась в лёгкую ткань и вернулась в спальню. В багаже нашла пачку бумаги для писем и несколько конвертов. Взяла пару листов, выбрала наименее помятый конверт и достала письменный набор. Водрузила все сокровища на туалетный столик. Настало время отправить весточку по-настоящему близкому человеку.

Анастасия Петровна Мироновская была одной из немногих моих близких подруг и единственным лучом света во мраке коридоров Смольного.

«Сердечная моя подруга…».

Слова лились из глубины души и «вытекали» на бумагу аккуратными буквами. Я писала о том, как доехала, как соскучилась по ней и нашим задушевным разговорам, как мне не хватает её общества. Боясь придать письму чересчур унылый настрой, добавила, что, несмотря ни на что, стараюсь не отчаиваться.

Взяла второй лист и написала несколько абзацев для отца. Рассказала о том, что тётушка меня хорошо приняла, затем напомнила о его обещании как можно скорее забрать меня домой. Поинтересовалась здоровьем и пожелала скорейшего выздоровления.

Закончив и упаковав письма, отложила их на комод, чтобы утром передать Васе. Вытащила из багажа ночную сорочку и накинула её на себя, перед этим ещё раз протерев тело от капель воды. Лёгкие кружева почти не спасали от ночного сквозняка. Быстро юркнув под одеяло, я несколько раз по-кошачьи потянулась и завернулась в плотный кокон из пледа. Высокий балдахин частично скрывал меня от мира, хотя и пугал своим иссиня-чёрным цветом. Несмотря на неудачное сватовство, тётушка всё-таки позаботилась обо мне.

По крайней мере прямо сейчас всё, что мне было нужно, – мягкая постель и уединение.

А с остальным можно было разобраться и позже.

***

Дикий крик разрезал звенящую тишину дома. Подпрыгнув, я рывком села в кровати и уставилась в угол, в котором, как подсказывала память, должна была находиться дверь. В комнате было не видно ни зги, а в воздухе уже не чувствовался запах дыма – верные признаки того, что свечи и дрова в камине догорели задолго до моего пробуждения.

Несколько минут я не сводила взгляда с дверной ручки. В доме стояла оглушающая тишина, ни единого шороха, кроме собственного бешеного сердцебиения в ушах.

– Показалось, – нервно подытожила я, но позу не сменила.

Разыгравшееся воображение заставило осмотреться в поисках защиты. На прикроватной тумбочке нашёлся витиеватый канделябр, который и был выбран в качестве оружия. Одеяло сбилось в ногах. Кровь пульсировала во всём теле.

Ничего не происходило. Собрав частички самообладания, я заставила себя ослабить хватку на подсвечнике и только теперь заметила, что металлические детали слишком сильно впивались в ладони. Казалось, остались небольшие ранки, но в кромешной тьме об этом было сложно судить.

Стояла тишина. Убедив себя, что крик был не более чем плодом собственного воображения, находившегося на границе сна и ужасных воспоминаний, я немного расслабилась.

Стоило мне моргнуть, как на обратной стороне век, словно маслом на холсте, нарисовалась картина – плачущая барышня в истерике прячет раны на предплечьях, натягивая короткие рукава ночнушки до самых локтей. Она сидит на жёсткой кровати без простыни. Несколько институток пытаются расцепить её руки, которыми она в ужасе прикрывается и никого не слышит.

Ещё несколько жестоких сцен всплыли в памяти, но я абстрагировалась от них. Свободной рукой с усилием потёрла лицо.

– Просто кошмар. Не более.

Для собственного спокойствия канделябр был оставлен на ближнем углу тумбочки. Одеяло расправлено и заново скручено вокруг тела в плотный кокон. Несмотря на погасший огонь, в спальне было тепло, но уснуть больше не получалось. Простыни, которые ещё несколько часов назад представлялись лучшим подарком после тяжёлой дороги, сейчас душили и закручивались вокруг ног, словно изголодавшиеся звери. Тишина больше не помогала приводить мысли в порядок, скорее, наоборот, путала. Напряжённое тело находилось в состоянии боеготовности: мышцы словно окаменели в одной позе. Взгляд не отрывался от дверной ручки. Минуты текли медленно.

В тот момент, когда мне почти удалось забыться в беспокойном сне, раздался ещё один крик. Женский.

Глава №5. Дело о канделябре, сорочке и чести

Тело среагировало быстрее разума. Рывком схватив канделябр, я уже в следующую секунду оказалась у двери. Отбросив всё стеснение по поводу ночной сорочки и наготы, я тихо отворила дверь и шагнула в коридор.

Темнота окутала лестницу. Я крепко сжимала подсвечник, пока бесшумно спускалась по ступенькам. Звуки шагов и шуршания одежды стали отчётливо слышны.

Ещё несколько шагов, и я увидела ярко-жёлтую светящуюся полоску. Тонкий луч света выглядывал из-под двери, ведущей в кабинет покойного дядюшки. Судя по мелькающим теням, в комнате кто-то был.

Возможно, здесь тётушка хранила документы, деньги и драгоценности, поэтому нас решили ограбить? Или кто-то из крепостных решил подделать вольную грамоту?

Бессмысленно. Почти никто из крестьян не умеет писать.

Пока я думала, раздался ещё один крик, который почти сразу же сменился на смех. Я так удивилась, что замерла, не дойдя нескольких шагов до двери. Рука с названным оружием застыла в воздухе.

Но вот он снова сменился на крик. Высокий женский крик.

Откинув все сомнения, я посильнее замахнулась «оружием» и резко толкнула дверь. В свете многочисленных свечей и горящего камина предстала неприятная картина. В центре кабинета на широком столе из красного дерева сидела полураздетая девушка. Рядом с ней стоял мужчина. Его камзол валялся на полу, а пуговицы жилета были в разнобой расстёгнуты. Изношенная нижняя рубаха крестьянки сбилась на уровне её расставленных коленей, чем не постеснялась воспользоваться проворная ладонь сударя, одетого явно на несколько рангов выше, чем его избранница. Судя по взлохмаченным шевелюрам и раскрасневшимся щекам, до моего вторжения они целовались.

Парочка испуганно отшатнулась друг от друга, увидев нежданного гостя. Теперь мне было хорошо видно, что девушка, юность лика которой повергала в шок, была чуть ли не младше меня, в то время как мужчина годился в ровесники моему отцу. Я мысленно назвала его испорченным стариком.

Судя по почти истлевшей, вульгарно задранной рубахе, передо мной, на столе покойного дядюшки, сидела крепостная девка. Бесстыдно распущенные кудрявые пряди золотой волной вились по её плечам и спине, а испуганный взгляд голубых глаз неотрывно следил за мной. Спохватившись, она сдвинула колени, поджала ноги и натянула подол из дешёвого коленкора до самых пят.

Мужчина рядом с ней не двигался. На его лице читалась смесь злости и непонимания. Он в упор разглядывал меня, пытаясь понять, кого принесло в такой поздний час по его душу. В отличии от девицы, её спутник явно имел хоть какой-то вес в обществе, что делало сложившуюся ситуацию ещё более мерзкой.

Я не знала, кто этот человек, но его одежда и то, как он не спешил прикрыться (хотя, кроме снятого камзола, надевать ему больше ничего и не требовалось), давали понять, что он оценивал меня. Следовательно, передо мной был минимум вольнонаёмный, если не дворянин.

В душе поднялся чистый гнев. Мало того что эти двое осквернили кабинет дядюшки, так этот мужчина, скорее всего, принудил беззащитную крепостную ко всему тому, что здесь произошло. И хоть девушка выглядела напуганной скорее из-за моего появления, нежели из-за принудительных плотских утех, я постаралась встать на её сторону. В моей картине мира никак не укладывалось, что молодая бесправная девица могла быть организатором сие разврата.

– Кто вы такой и что здесь делаете? – как можно строже спросила я и для убедительности чуть приподняла канделябр.

Я специально адресовала вопрос мужчине, так как хотела сразу обозначить, что считаю виновным только его. Он в последний раз оглядел меня и чуть-чуть повернулся. Что-то в моём тоне заставило его заговорить.

– Трифонов Константин Алексеевич, – с расстановкой произнёс он и слегка поклонился. Так слабо, словно стоял перед крестьянкой, а не потомственной дворянкой. – Управляющий имения Румянцевых и их незаменимый помощник. Позвольте поинтересоваться…

Вольнонаёмный не успел договорить. Его перебил ещё один голос, донёсшийся прямо из-за моей спины.

– Константин Алексеевич, мне необходимы все выписки из бухгалтерии за последнюю зиму…

Я резко развернулась, всё ещё держа канделябр над головой. Передо мной оказался мужчина двадцати пяти лет, одетый в стильный клетчатый костюм по фигуре. Он стоял, склонив голову над исписанными листами. Несколько светлых прядей выбились из зализанной назад укладки. Развязавшийся шейный платок болтался на воротнике.

На бледном лице незнакомца с сильно выделяющимися скулами промелькнула гамма эмоций, стоило ему оторвать взгляд от бумаги. Спокойно осмотрев управляющего, крепостную и тот разврат, что они устроили, мужчина вперил в меня вопросительный взгляд. Боже милостивый! Во всей картине его удивляла только я?

– Константин Алексеевич, – обратился он к управляющему. – Я не знал, что ты позвал ещё гостей.

Мужчина сделал особый акцент на слове «ещё» и недовольно посмотрел на старика. Тот не предпринял никаких действий, продолжая растерянно смотреть на собеседника. Заметив это, незнакомец закатил глаза и добавил:

– Неужели одной девицы не хватает?

Константин Александрович сразу же сконфузился и залился краской, а у меня глаза расширились от наглости этого хама!

– Я? Девица?! – не своим голосом прошептала я и чудом не запустила в него канделябром. – Да как вы смеете?!

Мужчина ещё раз показательно осмотрел меня с ног до головы.

– Но ведь вы прямо сейчас стоите в общей комнате в одной сорочке.

Я быстро посмотрела вниз и с ужасом поняла, что он прав. Во время поисков источника шума мне в голову не пришла идея надеть что-то ещё.

А вот прямо сейчас, стоя в одном ночном платье, кружевной край которого едва закрывал середину моих икр, а ворот – плечи, я впала в оцепенение. Господи, какой позор! В жизни не испытывала ничего подобного!

С грохотом уронив канделябр, я обхватила обнажённые локти руками в жалкой попытке хоть как-то прикрыться. Свечи вылетели из зажимов и разлетелись по полу десятком кусочков. Не отрывая взгляда от восковых обломков, я почувствовала, как собственные плечи стыдливо ссутулились.

Наверное, что-то в моей реакции заставило мужчин отступить. Воспользовавшись моим смятением, управляющий помог крепостной слезть со стола, и они быстрым шагом покинули кабинет. На пороге Константин Алексеевич не забыл откланяться незнакомцу, проигнорировав меня. Я даже не успела возмутиться – стеснение сжимало горло. Мне были не видны чужие взгляды, но воображение красочно рисовало презрение на лицах всех присутствующих.

На плечи легла тяжёлая ткань. От неожиданности колени слегка подогнулись, но выдержали. Оторвав глаза от пола, я поняла, что незнакомец накинул на меня шерстяной плед. Клетчатая ткань спасительным коконом прикрыла всё тело, спасая от позора. Руки сами собой натянули её до самого подбородка.

Мужчина обошёл меня и направился к столу. Выдвинув стул, он уселся за рабочее место и включил масляную лампу. Разложил принесённые бумаги в одном ему известном порядке, поправил каждую стопочку и только после этого обратил внимание на меня.

– Щеголяете в одном нижнем белье по дому. Обижаетесь, когда вас сравнивают с… – он запнулся и жестом обвёл место, где совсем недавно сидела полураздетая девица. – Требуете управляющего отчитываться перед вами. Кто вы?

От его спокойного рассудительного тона мои мысли потихоньку начали вставать на свои места. Посильнее запахнувшись в плед, я уверенно задрала подбородок. Гордость оскорблённо маячила где-то на краю сознания и наконец дала о себе знать.

– Меня зовут Анна Павловна Водынская. Единственная дочь статского советника Павла Егоровича Водынского и племянница Румянцевой Александры Егоровны. А вы кто такой, позвольте узнать?

Моё имя не вызвало у мужчины никаких эмоций. Единственное, что он сделал при упоминании титула отца – машинально встал из-за стола, как того требовали нормы приличия в присутствии барышни знатного происхождения.

– Сударыня, позвольте представиться, – спокойно произнёс он. – Граф Мещерский Андрей Кириллович. К вашим услугам.

Мужчина не стал кланяться или целовать мою руку. Вместо этого он, усевшись обратно, обратил всё своё внимание на документы, лежащие на столе. Меня возмутило его поведение. Но ещё больше напрягла фамилия: она казалась пугающе знакомой, но я никак не могла понять, где именно её слышала.

– Что вы делаете в этом доме, граф Мещерский? – подчёркнуто официально обратилась я к нему.

– Живу.

Односложность ответов и напускное спокойствие оппонента выбивали из колеи. Граф продолжал копаться в бумагах, не обращая на меня никакого внимания. Он вёл себя как дома: достал из ящика стола перо и чернильницу, немного подкрутил ручку у масляной лампы, пододвинул ближе коробочку с песком. Глядя на всё это, внутри разрасталось раздражение. Да кто он, чёрт побери такой, если ориентируется в кабинете моего дядюшки лучше, чем его родная племянница?!

Последняя мысль натолкнула на внезапно появившийся огонёк ревности. Дядюшка – был единственным человеком, который препятствовал моей ссылке в институт. Поэтому смотреть на то, как какой-то самоуверенный граф хозяйничает в его кабинете, было невыносимо.

– Не хотите ли рассказать, почему вы здесь живёте?

Собеседник не дёрнулся, продолжая заниматься своими делами. Складывалось ощущение, что я разговариваю со стенкой.

– Нет, не хочу, – прямо ответил Андрей Кириллович, но спустя мгновение всё же добавил. – Если вам так сильно интересно, то меня пригласила ваша тётушка. Я её крестник, поэтому пару раз в год навещаю свою крёстную мать. Иногда помогаю с бухгалтерией, – он посмотрел на меня и, не отводя взгляда, кивнул на бумаги на столе. – Конец истории.

Наступила тишина. В камине трескались поленья, свечи быстро плясали на сквозняке. Не выдержав тягостного молчания, которое, казалось, приносило дискомфорт только мне, я спросила:

– Как… почему вы так спокойно отнеслись к тому, что здесь происходило?

Граф непонимающе уставился на меня.

– А что здесь происходило?

Я попыталась объяснить, но слова застряли в горле. Жар прилил к лицу. Он серьёзно будет делать вид, словно ничего не произошло? Самоуверенный болван! Подобного отношения к девушке, пусть и крепостной, я точно ему не спущу с рук!

– Вы думаете, я не заметила, как управляющий приставал к крестьянке? – самым спокойным тоном, на какой только была способна, спросила я. – Или вы, граф, подобное отношение к крепостным поддерживаете? Возможно, мне уже необходимо называть её сералькой?

«Серальками» дворяне называли крепостных девушек, в чьи обязанности против их воли входило удовлетворение потребностей своих «хозяев». Подобная мерзость просто не укладывалась у меня в голове! Как можно так обращаться с живыми людьми?!