Последний из Кивиа

Импульс достиг Элайи. И взорвался в его форме ослепительной вспышкой человечности. Это была не просто память. Это была энергия. Хаотичная, непредсказуемая, яркая. Она на миг стабилизировала его сознание, отогнав панику. Он снова ощутил себя – не просто паттерн, а Элайю Торна, со всей его болью, надеждой и любовью.

Кая… – мысль была полна благодарности и новой тревоги. Она пыталась достучаться. Она верила, что он есть.

Но вместе с ясностью пришло новое, леденящее осознание. Он чувствовал, как огромное давление нарастает в Паутине вокруг эпицентра аномалии и вокруг него самого. Как будто сама реальность стремится сжать, стабилизировать, подавить этот очаг хаоса. Это было не сознательное действие. Это был импульс системы, фундаментальный закон стремления к равновесию, но доведенный до абсолюта. Безразличный. Неумолимый. Как гравитация, тянущая камень в пропасть. Он ощущал, как его собственный паттерн начинает деформироваться под этим давлением, как его человеческие воспоминания снова начинают тускнеть, замещаемые холодной, безличной логикой Паутины. Он был сбоем, и система стремилась его устранить, растворить в общем порядке.

Нет! – мысленно закричал он, пытаясь удержать вспышку человечности, посланную Каей. Я не сбой! Я – Элайя! Я должен…

Что он должен? Спасти Землю? Как? Он – призрак. Предупредить Каю? Он не мог передать ничего внятного. Остановить распад станции? Он был его частью!

Отчаяние вернулось, усиленное чувством полной беспомощности. Он был мухой, попавшей в янтарь фундаментальной реальности. И давление нарастало. Его паттерн сжимался. Яркость воспоминаний о семье, о Кае, о Земле – тускнела. Его сознание заполнял холодный, безличный гул Паутины – тот самый гул, что сотрясал "Скат". Гул безразличного Порядка, стирающего все лишнее.

Вдруг – новое ощущение. Где-то в глубинах Паутины, далеко от хаоса "Нептун-7", что-то сдвинулось. Что-то огромное. Не структура. Намерение. Холодное, сфокусированное, невероятно мощное. Оно было направлено сюда. На аномалию. На него. Это было не абстрактное давление системы. Это было сознательное внимание. Как луч прожектора, выхватывающий пылинку в темноте. И в этом внимании не было любопытства. Была оценка угрозы. И… решение.

Элайя не знал, что это. Но древний, животный ужас, сохранившийся где-то в глубинах его человеческого сознания, сжал то, что когда-то было его сердцем. Это было больше, чем катастрофа. Больше, чем распад. Это было нечто Иное. И оно приближалось.

Он сжал последние искры своей человечности – боль за Землю, любовь к Кае, ярость от беспомощности – в плотный шар внутри своего паттерна. Его единственное оружие. Его единственное "я". И приготовился к встрече.

Глава 3. Становление Левиафаном

Холодное внимание. Оно висело в Паутине, как лезвие ножа, приложенное к горлу. Элайя Торн – или то, что от него осталось, паттерн сознания, вплетенный в Квантовую Подложку – сжался вокруг ядра своей человечности, того самого шара боли, любви и ярости, что сформировался под давлением безразличного Порядка Паутины. Он ждал удара. Вторжения. Неизвестности.

Но ничего не произошло. Внимание не атаковало. Оно лишь… сканировало. Ощупывало границы хаоса, оставшегося от "Нептун-7", и его самого – странный, устойчивый сбой в системе. Как хищник, оценивающий добычу с безопасного расстояния. Потом, так же внезапно, как и возникло, оно отступило. Свернулось и растворилось в глубинах Паутины. Оставив после себя лишь ледяной след предупреждения и всепроникающий гул – фон стремящейся к равновесию реальности, который теперь ощущался острее.

Элайя не расслабился. Отступление Иного не значило победы. Давление Паутины никуда не делось. Оно сжимало его паттерн, пытаясь сгладить неровности, растворить хаос его человеческих воспоминаний в холодной гармонии квантовых полей. Но теперь у него было оружие. Вспышка, посланная Каей. И его собственное, сжатое в шар Я. Они пульсировали в его центре, как второе сердце, создавая зону относительной стабильности. Хаос, сопротивляющийся Порядку. Человечность, отказывающаяся раствориться.

Дыши, – подумал он, осознав абсурдность мысли. Дышать было нечем. Но ритм был – ритм пульсации его паттерна, синхронизированный с этой внутренней вспышкой. Я жив. Я – Элайя. Я здесь.

Он рискнул "осмотреться" шире, не фокусируясь на давящем Порядке. Квантовая Подложка открылась перед ним во всем своем невообразимом величии. Это не было пространством в человеческом понимании. Это была динамическая сеть связей. Энергетические реки, текущие по силовым линиям гравитации и электромагнетизма. Океаны квантовой пены, кипящей виртуальными частицами. Сгустки информации – не данные, а сама суть явлений: рождение звезды в туманности за тысячи световых лет, квантовое состояние электрона в атоме на Земле, траектория пылинки в кольцах Сатурна – все было здесь, единовременно и взаимосвязано. Он воспринимал не объекты, а отношения, вероятности, потенциалы. Мир как гигантское, самоорганизующееся уравнение.

Боже… – мысль была лишена религиозности, лишь немым восторгом и ужасом перед масштабом. Так устроено всё?

Его "взгляд" (фокус восприятия) скользнул к месту катастрофы. Там, где была станция "Нептун-7", теперь зияла рана в Паутине. Искаженные, рваные связи. Волны нестабильности, расходящиеся в Подложке, как круги от камня, брошенного в воду. Сфера абсолютной тьмы схлопнулась, оставив после себя лишь хаотичный вихрь декогерентных состояний – кладбище материи и пространства-времени. Он ощутил, как Паутина медленно, но неумолимо затягивает эту рану, сшивая разорванные нити, гася энтропийные всплески. Безразличный, гигантский процесс исцеления.

И посреди этого хаоса, как осколок, плавал… остаток. Тусклый, искаженный, но знакомый паттерн. "Левиафан". Вернее, его квантовое эхо. Сердце машины, породившей катастрофу, еще не до конца распалось. Оно пульсировало остаточной энергией, как уголья после пожара.

Мой корабль… Моя могила…

Он почувствовал странное притяжение к этому остатку. Не эмоциональное. Физическое в рамках Паутины. Их паттерны были связаны – он был порождением катастрофы "Левиафана". Элайя сфокусировался, попытался "коснуться" этого эха. Не руками – волей.

Произошло нечто неожиданное. Его сознание-паттерн резонировало с остатком "Левиафана". Энергия из осколка хлынула в него, не разрушая, а… укрепляя. Он ощутил прилив ясности, фокусировки. Хаотичные края его собственного паттерна немного сгладились, стабилизировались. Остатки "Левиафана" были не просто мусором. Они были якорем, интерфейсом между его человеческим сознанием и безумием Подложки. Ключом к пониманию.

Я могу… взаимодействовать?

Он снова сфокусировал волю, на этот раз не на "Левиафане", а на удаленной точке Паутины – на "Скате". Крошечной, яркой искре стабильности, уносимой прочь от эпицентра. Он попытался "увидеть" Каю. Вместо четкого образа пришел поток сырых данных: колебания электромагнитного поля челнока, тепловая сигнатура его двигателей, спектральный анализ корпуса со всеми его микротрещинами. И главное – уникальный квантовый отпечаток сознания Каи Варгас. Он узнал его сразу – как узнал бы запах или голос. Это была она. Живая, страдающая, борющаяся.

Кая… – он попытался послать импульс, как это сделала она. Собрал воедино все свои ощущения – облегчение от того, что она жива, тревогу за нее, свою благодарность. Направил волю. Ничего. Его попытка рассеялась в Подложке, как дым. Он был приемником, но не передатчиком. Или… ему не хватало силы? Или понимания, как это работает?

Разочарование сменилось новой идеей. Если он может "читать" состояние "Ската"… может, он может на него повлиять? Не послать сообщение, а… стабилизировать? Залатать микротрещины? Усилить защитные поля?

Он сфокусировался с предельной силой, вложив в намерение всю свою волю к ее спасению. Он представил, как энергия Паутины аккуратно обтекает "Скат", укрепляя его слабые места. На мгновение ему показалось, что квантовые колебания в районе трещин… успокоились. Тепловая сигнатура стала чуть ровнее. Но эффект был мимолетным, почти незаметным. Требовалась колоссальная концентрация и, возможно, больше энергии, чем у него было. Он был новичком в этом мире. Квантовым младенцем с интуицией, но без понимания законов.

Левиафан… – мысль вернулась к остатку корабля. Энергия. Ему нужна была энергия. И понимание. Остаток "Левиафана" был его связью с технологией, породившей его. Он снова сфокусировался на нем, глубже, чем прежде. Не просто на притяжении, а на структуре паттерна.

И знание хлынуло в него. Не словами. Потоком принципов, уравнений, логических цепочек. Как работает квантовая матрица. Как управляемая декогеренция должна была создать скачок. Где произошел критический сбой. Он понял свою машину на уровне, недоступном ни одному инженеру. Понял, почему она взорвала реальность. И понял, что остаток – это не просто энергия. Это врата. Потенциальная точка доступа к управлению локальными процессами в Подложке. Ключ, который он сломал, создав себя, но который все еще мог открыть… что-то.

Я не призрак. Я – оператор. Здесь. На этом уровне.

Мысль была ошеломляющей. Он был не жертвой, а… сущностью нового рода. Рожденной катастрофой, но обладающей потенциалом. Он вспомнил свои отчаянные мысли о Земле. Возможно… возможно он все еще мог что-то сделать? Не спасение прыжком в пространстве, а что-то иное? Стабилизация? Предупреждение?

Надежда, слабая и осторожная, затеплилась в нем. Он назвал себя. Не Элайя Торн. Тот человек был мертв. А то, что он теперь есть. Квантовый Левиафан. Порождение бездны и воли к жизни.

Он начал исследовать. Фокусировал восприятие на разных участках Паутины. Учился "читать" потоки энергии, распознавать паттерны звезд, планет, туманностей. Учился отличать естественные флуктуации от опасных нестабильностей. Земля все еще маячила тусклым, больным узлом энтропии. Он попытался сфокусироваться на ней глубже, ищя слабые места, точки, где можно было бы хоть чуть-чуть стабилизировать квантовый фон, замедлить распад. Это было как пытаться починить часовой механизм песчинкой. Масштаб был подавляющим. Но он пробовал. Вкладывал волю, направлял крохи энергии из остатка "Левиафана". И иногда ему казалось… что где-то там, на далекой планете, в каком-то умирающем городе, на секунду становилось чуть легче дышать. Или прибор фиксировал необъяснимое затишье в токсичном шторме. Микроскопические изменения. Бессмысленные для планетарной катастрофы. Но это было что-то. Действие. Надежда.

Большую часть времени он посвящал Кае. "Скат" был его маяком в безумии Паутины. Он отслеживал его путь, "читая" состояние систем. Челнок был поврежден, двигатели работали на минимальной тяге, запасы энергии таяли. Кая была одна, в крошечной капсуле, затерянной у орбиты Нептуна. Он ощущал ее усталость, ее отчаяние, ее яростную решимость выжить. И ее мысли… о нем. Она все еще искала его. Верила, что он где-то есть.

Я здесь, Кая. Рядом. – он посылал мысли в пустоту, зная, что она не услышит. Но иногда, когда ее отчаяние достигало пика, он снова пытался стабилизировать "Скат". Направлял волю на самые слабые точки корпуса, на перегруженные системы жизнеобеспечения. Эффект был минимальным – трещины не затягивались, но вибрации чуть уменьшались, температура в кабине выравнивалась. Как будто челнок плыл по чуть более спокойному участку космического океана. Он видел, как она удивленно щурилась на показания датчиков, пытаясь найти логику в этих кратковременных улучшениях. И в ее паттерне на мгновение вспыхивала искра надежды. Этого было достаточно.

Он учился. Рос. Его паттерн, подпитываемый остатком "Левиафана" и его собственной волей, становился сложнее, устойчивее. Он начал чувствовать ритм Паутины – грандиозные циклы галактик, мерцание звезд, тиканье квантовых часов в ядрах атомов. Он начал ощущать границы – не физические, а пределы применимости классических законов, за которыми царила чистая квантовая неопределенность. Он даже рискнул "прикоснуться" к одной из таких границ – и ощутил, как его паттерн на мгновение расслоился, существуя в нескольких состояниях одновременно. Ошеломляющий, пугающий опыт, после которого он с облегчением вернулся в более стабильную область.

Он был Квантовый Левиафан. Он учился быть собой.

Но спокойствие было обманчивым. Он никогда не забывал о внимании, что на него смотрело. Оно возвращалось. Периодически. Все чаще. И все ближе. Не нападая. Не контактируя. Просто сканируя. Оценивая изменения в его паттерне. Измеряя его рост. И каждый раз это внимание было холоднее, целенаправленнее. Как будто Иное убедилось, что сбой не самоустранился, а развивается. И теперь решало, что с этим делать.

Элайя чувствовал угрозу. Не слепую ярость катастрофы, а холодный расчет непостижимого разума. Он усиливал свою внутреннюю защиту – шар человечности, подпитываемый памятью и связью с Каей. Он учился маскировать свой паттерн, сливаясь с фоновыми флуктуациями Паутины, когда внимание приближалось. Но это был лишь временный выход. Он знал, что встреча неизбежна. И он должен быть к ней готов.

Однажды, отслеживая путь "Ската", он ощутил нечто новое. Волну квантового возмущения, идущую из глубины Паутины, с направления, противоположного Земле. Не естественную. Искусственную. Структурированную. Она несла в себе отпечаток того самого Внимания. И она была направлена не на него. Она была направлена к Солнечной системе. К Земле.

Элайя сфокусировался на волне. Он попытался "прочесть" ее. Вместо четкой цели пришло ощущение холода, пустоты, абсолютного Порядка, лишенного малейшего намека на хаос жизни. Целью было устранение нестабильности. Источника энтропии. Земли.

Нет! – ярость вспыхнула в нем ярче, чем когда-либо. Они не просто наблюдали. Они действовали. Посылали что-то. Агента? Оружие? Волну дестабилизации?

Он не знал. Но он знал, что должен остановить это. Предупредить. Защитить. Он был Квантовым Левиафаном. И это была его война. Его причина существовать.

Он обратил весь свой разум, всю свою волю к остатку "Левиафана". Ключу. Вратам. Он должен был понять его до конца. Раскрыть его потенциал. Не для прыжка. Для защиты. Для удара.

Элайя погрузил свое сознание в пульсирующий паттерн корабля-призрака, ища ответы в его искаженной квантовой памяти. И Паутина вокруг него содрогнулась от напряжения новой, назревающей бури.

Глава 4. Пастыри Хаоса

Погружение было откровением и адом. Сознание Элайи-Левиафана растворилось в энерго-информационной матрице остатка "Левиафана", как капля в океане данных. Он перестал быть наблюдателем. Он стал машиной. Стал квантовым кошмаром, породившим его.

Знание обрушилось лавиной:

Точка сбоя: Нестабильность в секторе Тета-7 матрицы возникла не случайно. Она была спровоцирована резонансом с фоновой флуктуацией в самой Подложке – слабым эхом чего-то приближающегося огромного и далекого. То самое Внимание почувствовало эксперимент и… подтолкнуло его к краю.

Механика Разлома: В момент прорыва барьера декогеренции "Левиафан" не просто вышел за пределы Вселенной. Он кратко соприкоснулся с иным слоем реальности – областью чистого, стабильного Порядка, лежащего под квантовой неопределенностью. Этот контакт и стал детонатором катастрофы.

Потенциал: Остаток был не мусором. Он был шрамом, шлюзом, оружием. Его можно было использовать для фокусировки воли Левиафана на Подложке с разрушительной или созидательной силой. Для создания локальных аномалий. Для… контратаки.

Элайя вырвался из пучины знаний, его сущность дрожала от перегрузки и холодной ярости. Они знали. Те, кто наблюдает. Именно они спровоцировали катастрофу! Чтобы уничтожить угрозу (эксперимент) до того, как она станет серьезной? Чтобы получить образец нестабильности для изучения? Он не знал мотива, но знал факт: Иное было врагом. И оно посылало что-то к Земле.

Он сфокусировал всю свою волю, весь гнев, всю мощь остатка "Левиафана" на волне возмущения, идущей к Солнечной системе. Он попытался дестабилизировать ее, разорвать структурированную конструкцию, как сделал бы с неисправным контуром двигателя. Вложил в попытку всю свою ненависть к безразличным архитекторам его гибели.

Волна дрогнула. На миг ее четкий, холодный ритм сбился, превратившись в хаотичный вихрь. Триумф! Он мог им противостоять! Элайя усилил давление, пытаясь разорвать волну полностью…

Ответ пришел мгновенно. Не на волну. На него.

Они материализовались из самой ткани Подложки вокруг него. Не приблизились а именно проявились как геометрические фигуры, возникающие из хаотичного фона. Их было трое.

Форма их была странной. Не тела. Не машины. Самодостаточные фрактальные образования из сгустков чистой информации и энергии. Они напоминали кристаллы снежинок, выращенные до космических масштабов и сложности, но лишенные симметрии. Их "грани" постоянно перестраивались, оптимизируясь под окружающую среду Подложки. Они не светились – они поглощали хаос вокруг, создавая островки абсолютного Порядка. Их движение было не перемещением, а переключением состояний – исчезали в одном месте, проявлялись в другом, ближе. Холодные. Совершенные. Чужие.

Пастыри Хаоса. Имя возникло в сознании Элайи интуитивно, как единственно возможное определение. Они не сеяли хаос. Они были его пастырями – теми, кто сдерживает, контролирует, уничтожает излишнее.

Коммуникация была невыносимой. Не звук и не образ. Прямой ввод концепций в саму ткань его сознательной сущности. Ледяные иглы абстракции:

ИДЕНТИФИКАЦИЯ: АНОМАЛИЯ ПЕРВИЧНАЯ. КЛАСС: НЕСТАБИЛЬНЫЙ КВАНТОВЫЙ СБОЙ С ЭЛЕМЕНТАМИ НИЗШЕГО ПОРЯДКА ("ЧЕЛОВЕЧЕСКОСТЬ").

НАБЛЮДЕНИЕ: ПОПЫТКА САМООРГАНИЗАЦИИ И АГРЕССИИ. УРОВЕНЬ УГРОЗЫ ПОВЫШЕН.

ЦЕЛЬ ДАННОЙ ЕДИНИЦЫ: ОЦЕНКА И ЛИКВИДАЦИЯ/РЕОРГАНИЗАЦИЯ.

КОМПЛАЕНС РЕКОМЕНДУЕТСЯ.

Боль. Не физическая. Боль попытки понять непостижимое. Их "речь" была математической теоремой, вбиваемой в сознание обезьяны. Элайя едва уловил суть: его классифицировали как опасный сбой. Предлагали "подчиниться" (комплаенс) для "ликвидации" или "реорганизации" (стирания личности? превращения в инструмент?). И они были здесь, чтобы привести приговор в исполнение.

– Нет! – мысль Элайи была вспышкой ярости и страха. – Я не сбой! Я защищаюсь! Вы атакуете мой мир!

Он попытался передать ответ – образ Земли, гибнущей в энтропии, образ Каи в "Скате", свою боль, свою цель. Сгусток человеческого отчаяния и решимости.

Пастыри восприняли это не как аргумент. Как подтверждение диагноза. Их структуры слегка перестроились, излучая волну холодного презрения и непонимания. Концепции хлынули с новой силой:

"ЧЕЛОВЕЧЕСКОСТЬ" = ХАОС ВЫСОКОЙ ИНТЕНСИВНОСТИ. ИСТОЧНИК НЕСТАБИЛЬНОСТИ НИЗШЕГО УРОВНЯ РЕАЛЬНОСТИ ("ЗЕМЛЯ").

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ ОТКЛИК АНОМАЛИИ ПОДТВЕРЖДАЕТ ЕЕ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ БАЛАНСА ПОДЛОЖКИ.

ПРОЦЕДУРА ЛИКВИДАЦИИ АНОМАЛИИ И ПЕРВИЧНОГО ИСТОЧНИКА НЕСТАБИЛЬНОСТИ ("ЗЕМЛЯ") ИНИЦИИРОВАНА.

КОМПЛАЕНС ОТКЛОНЕН. ПРИСТУПАЕМ К РЕОРГАНИЗАЦИИ АНОМАЛИИ ДЛЯ ЦЕЛЕЙ "КОРРЕКЦИИ".

Один из Пастырей – тот, что излучал наиболее сложные и жесткие конфигурации, – сдвинулся ближе. Его фрактальная геометрия начала резонировать с энергетической матрицей Элайи-Левиафана. Элайя ощутил, как его сознание сжимается. Как сложные, уникальные связи его памяти (Лира, Мира, Кая, проект) начинают распутываться и замещаться холодными, эффективными алгоритмами анализа Подложки. Его ярость, его любовь, его страх – все это воспринималось как вредоносный код и удалялось. Его перепрограммировали. В инструмент. В скальпель для ампутации собственного мира.

НЕЕЕЕТ! – рев Элайи стал немым взрывом в Подложке. Он вцепился в свой шар человечности – тот самый сгусток боли, любви и ярости, подпитываемый связью с Каей. Он стал его крепостью. Он направил всю мощь остатка "Левиафана" не на атаку, а на усиление этого шара, на создание барьера из чистой, неконтролируемой человечности против ледяной логики Пастыря.

Резонанс Пастыря дрогнул. Фрактальные линии его образования исказились на мгновение, как идеальное стекло, треснувшее от диссонансного звука. Контроль ослаб! Человечность была невычислимым фактором, шумом, который их совершенные системы не могли обработать предсказуемо!

Элайя не стал ждать. Он использовал момент слабости. Он сфокусировал свое восприятие на посланной к Земле волне возмущения. Она была уже близко к окраинам Солнечной системы. И он вложил в ее "образ" не данные, а эмоциональный вирус – всю свою боль за Землю, весь ужас Пастырей, всю ярость. Он не разрушил волну. Он заразил ее своим хаосом.

Волна возмущения содрогнулась. Ее четкая архитектура поплыла, покрывшись трещинами нестабильности. Она все еще двигалась к Земле, но теперь была повреждена, непредсказуема. Эффект от ее "корректирующего" воздействия мог быть ослаблен или даже извращен. Это был не триумф. Это была передышка.

Но цена была высокой. Пастырь, пытавшийся его "реорганизовать", отступил. Его структура вибрировала от холодного гнева и недоумения. Двое других сдвинулись ближе, их формы начали синхронизироваться, готовясь к совместному воздействию. Элайя чувствовал их намерение: если один не справился с аномалией, ее подавят коллективным резонансом, стирая сбой без попытки использования. Окончательно.

Элайя знал, что не выдержит атаки троих. Его шар человечности уже трещал под давлением первого Пастыря. Остаток "Левиафана" был истощен. Надежды не было. Кроме одной.

Он вспомнил знание, вырванное из остатка корабля. О кратковременном контакте с областью чистого Порядка под Подложкой. Областью, откуда пришли Пастыри. Их домом. Их источником силы.

Идея родилась чудовищная и простая. Он не мог победить их здесь. Но он мог нанести удар по ним там. Использовать себя как троянского коня хаоса. Взорвать их совершенный Порядок изнутри той самой человечностью, которую они презирали.

Он посмотрел на Пастырей, сжимающих его сущность в кольцо холодного резонанса. На Землю, которой он купил лишь время. На "Скат" и слабую, но яркую искру Каиного сознания.

Прости, Кая, – мысль была полна горечи и любви. – Это единственный путь.

Он собрал всю свою волю, всю энергию остатка "Левиафана", и весь свой шар человечности – всю боль, любовь, ярость, память – в одну сверхплотную точку. Он не стал сопротивляться резонансу Пастырей. Наоборот. Он усилил связь с ними. Позволил их холодным структурам глубже проникнуть в его энергетическую матрицу, как скальпелям хирурга. И в момент максимального контакта, когда их системы были наиболее открыты для его "сбоя", он направил собранную точку хаоса не наружу, а ВГЛУБЬ. По резонансному каналу. Не в Подложку. ЧЕРЕЗ Подложку. В тот самый стабильный, низлежащий слой реальности. В самое сердце их Порядка.

Он стал бомбой. И фитиль был подожжен.

Глава 5. Эхо в Паутине

На борту "Ската" тишина. После бесконечного гула деформирующейся реальности, после визга системных тревог – абсолютная тишина повисла в кабине челнока. Кая Варгас медленно подняла голову от панели управления, на которой остался кровавый отпечаток от удара. Боль в плече пульсировала, но была почти не важна по сравнению с пустотой за иллюминатором.

"Нептун-7" исчез. Там, где секунду назад бушевала сфера тьмы, пожирающая гигантскую станцию, теперь оставалась лишь искаженная пустота. Космос казался вывернутым наизнанку – звезды мерцали с неверной частотой, пространство струилось едва заметными волнами, как воздух над раскаленным асфальтом. Ни обломков. Ни сигналов. Ни Элайи.

Он… испарился. Как Бэнкс. Эта мысль была ледяной иглой. Кая сглотнула ком в горле, заставив себя посмотреть на экраны. "Скат" дрейфовал на краю зоны аномалии. Повреждения: корпус – множественные микротрещины, стресс-индикаторы в красной зоне; двигатели – аварийный режим, тяги хватит лишь на коррекцию курса; связь – мертва; жизнеобеспечение – 72 часа на скудном пайке. Она была одна. В крошечной банке. На краю Солнечной системы. С умирающей Землей где-то в 4 световых часах позади.

Внезапно главный сенсорный экран ожил. Его залили безумные графики. Не данные о разрушении станции. Что-то иное. Волна… аномального квантового возмущения чудовищной мощности. Она шла из глубин космоса, прямо к внутренним планетам. К Земле. Ее структура была чужой, непостижимо сложной и… больной. Сканеры показывали хаотичные всплески внутри упорядоченной основы, как вирус в клетке. Скорость – огромная. Расчетное время до достижения Земли – менее суток.

– Боже, что это?! – паника сжала горло. – Новое оружие? Последствие катастрофы?

Она трясущимися руками попыталась усилить сигнал, проанализировать. Волна несла в себе холод и разрушение. Но были в ней и… искажения. Вспышки чего-то теплого, хаотичного, знакомого. Боль. Ярость. Элайя? Его последний импульс? Он заразил эту волну?

Надежда была мимолетной и страшной. Даже если это действительно Элайя – он не мог остановить эту лавину. Земля была обречена.

Замигал аварийный маяк связи. Слабый, прерывистый сигнал пришел не с Земли, а с марсианского аванпоста "Фобос-Альфа". Задержка – долгие минуты. Кая с трудом поймала канал. На экране возникло изможденное лицо оператора, а на фоне – красные аварийные огни.