Последний из Кивиа

Дионисий Шервуд

Последний из Кивиа

Последний из Кивиа

Глава 1. Угасающий Свет Кивиа

Красный карлик Омега Кирели погасал. Его когда-то яростный, багровый лик теперь был тусклым, как тлеющий уголек в пепелище Вселенной. Его свет слабо и обреченно падал на Кивиа – планету, медленно превращающуюся в гробницу. Воздух, некогда плотный и наполненный жизнетворными газами, истончился до едва заметной дымки, неспособной удержать тепло. Поверхность, когда-то переливавшаяся сложными кристаллическими лесами и сияющими морями минеральных растворов, теперь была пустыней из пыли и провалов. Геологическое сердце планеты замерло. Повсюду – тишина. Тишина, которая давила тяжелее, чем любая гравитация.

В недрах одного из немногих сохранившихся автоматизированных убежищ, глубоко под слоем окаменевшей пыли, двигалась фигура Тау-7. Последний. Его тело было хрупкой конструкцией из взаимосвязанных кристаллических стержней и пластин, напоминающих кварц, но обладающих сложной внутренней структурой. Они излучали слабое, ровное сияние – побочный продукт метаболизма, питавшегося специфическим спектром излучения Омеги Кирели. Воздух, который он "вдыхал" через микроскопические поры в своих сегментах, был особым коктейлем инертных газов и редких соединений кремния – все, что осталось от былой атмосферы Кивиа. Каждое движение отзывалось едва слышным звоном, как хрустальный ветерок в мертвом мире.

Он скользил по гладкому полу центрального зала убежища, его длинные, тонкие манипуляторы-щупальца с нежностью касались поверхности главного объекта его существования – "Кристалла Памяти". Это был не один кристалл, а сложная матрица из миллионов самоорганизующихся нанокристаллов, хранящих в своей квантовой решетке все, что знала и создала цивилизация Кивиа: науку, историю, философию, искусство, генетические коды вымерших видов, голограммы городов, сияющих под солнцем. Для Тау-7 это был не просто архив. Это был смысл его продленного, одинокого существования. Последний огонек разума в гаснущей Вселенной. Он должен был сохранить его. Должен.

Рутина была цикличной и беспощадной. Проверка систем убежища: геотермальные генераторы, едва дающие энергию; рециркуляторы воздуха, с трудом поддерживающие нужный состав; защитные экраны, сдерживающие все более агрессивное космическое излучение, которое теперь легко проникало сквозь истощенную атмосферу. Каждый день – медленное угасание. Каждый день – борьба с нарастающей слабостью в собственных кристаллических связях. Спектр Омеги Кирели смещался в сторону, все менее пригодный для его физиологии. Он чувствовал это как постоянный, глухой звон во всем теле, как потерю четкости в восприятии.

Сегодня, как и всегда, он подключился к главному сенсорному массиву убежища. Антенны, уходящие в мертвое небо, сканировали космос. Годы поисков давали лишь статику мертвых миров, вспышки сверхновых – свидетелей гибели других цивилизаций, холодную пустоту. Безнадежность была его постоянным спутником. Но сегодня… сегодня в привычном шуме Вселенной проявился новый сигнал. Слабый, но необычайно сложный. Исходил он из системы желтого карлика, удаленной на многие световые годы. Это был не направленный луч, не попытка контакта. Это был хаос. Какофония электромагнитных излучений: короткие импульсы, длинные волны, цифровые потоки, модулированные несущие. Радиопереговоры? Музыка? Видеосигналы? Научные данные? Все смешалось в невообразимый, непрерывный гул.

Тау-7 замер. Его внутреннее сияние учащенно запульсировало. Жизнь? Активная, шумная, невероятно разнообразная жизнь? Надежда, острая и почти болезненная, пронзила его сознание. Но как понять этот шум? Как найти в нем смысл?

Решение созрело мгновенно. Он активировал систему, дремавшую в глубинах вычислительных мощностей убежища. "Эхо". Это была не просто программа, а самообучающаяся нейросеть невероятной сложности, созданная давно для анализа космологических данных, но никогда не использовавшаяся на полную мощность. Теперь ее задача была ясна: просеять земной хаос. Найти паттерны. Найти язык. Найти разум.

"Эхо" ожило. Миллиарды потоков данных устремились в ее виртуальные ядра. Она начала медленно, кропотливо, как археолог, отсеивать слои шума. Математика. Первые островки смысла. Простые числовые последовательности, встроенные в цифровые сигналы. Физические константы, упомянутые в научных передачах. "Эхо" выделила их и классифицировала.

Затем – визуализация. "Эхо" научилась распознавать и реконструировать изображения из видео- и спутниковых потоков. Огромные голубые пространства – океаны? Континенты, очерченные сложными линиями берегов? Белые вихри в атмосфере? Жидкая вода? Активная тектоника? Сердце Тау-7 (его энергетический узел) сжалось от изумления. Кивиа никогда не знала таких водных просторов. Ее моря были минеральными растворами в подземных резервуарах, давно иссякших.

Самые сложные, но и самые интригующие, были эмоциональные паттерны. "Эхо" анализировала модуляции голосов в аудиопередачах, ритмы музыки, визуальный ряд развлекательных передач. Она вычленяла волны, соответствующие радости, грусти, гневу, страху. Она начала строить карту незнакомой, но явно богатой эмоциональной жизни. Это был не просто шум технологической цивилизации. Это был шум жизни. Яркой, страстной, возможно, хаотичной, но невероятно живой.

Дни сливались в единый поток анализа. Тау-7 был поглощен работой "Эхо", наблюдая, как нейросеть медленно, но верно выстраивает мост понимания к далекой желтой звезде. Надежда, теплая и трепещущая, росла в нем, противостоя леденящему отчаянию умирающего мира. Он назвал этот мир в данных "Эхо" – Земля.

Но Кивиа не ждала. Системы убежища пищали тревожными сигналами. Геотермальный источник был на грани истощения. Концентрация жизненно важных газов в рециркулируемом воздухе падала ниже критической отметки. Анализ спектра Омеги Кирели показывал необратимые изменения. Времени не было. Сколько он еще продержится – месяцы? недели?

Тау-7 подошел к центральному пульту. Его конечности дрожали – не от слабости, а от сложности выбора. Он вызвал диагностику ресурсов убежища. Результат был безжалостен. Энергии хватит на одно из двух: либо поддерживать убежище и его самого еще какое-то время, либо сконцентрировать все остатки мощности на создание одного крошечного корабля-капсулы и перенести ядро "Эхо" для управления полетом. "Кристалл Памяти" можно было интегрировать в капсулу.

Он посмотрел на экран, где "Эхо" проецировала свежую реконструкцию Земли – синий мраморный шарик, окутанный белыми облаками, с сияющими огнями городов на ночной стороне. Жизнь. Шумная, неистовая, непонятная, но жизнь. Единственный шанс для Наследия Кивиа не кануть в вечную тьму.

Затем он посмотрел внутрь себя. На медленное угасание своих кристаллов, на неизбежность конца здесь, в этой пыльной гробнице. Он был последним стражем. Его долг – сохранить Память. Даже ценой себя.

Решение созрело с холодной ясностью. Он протянул руку-манипулятор к пульту. Его кристаллы засияли ярче, отражая внутреннюю решимость. Он ввел команду.

По всему убежищу загудели генераторы, выводящиеся на форсированный режим. Скрытые доки раскрылись. Началось строительство капсулы – яйца из сверхлегкого, сверхпрочного сплава, пронизанного нанопроводниками. Ядро "Эхо" начало миграцию в новый, компактный носитель. "Кристалл Памяти" был осторожно извлечен из матрицы и подготовлен к интеграции.

Тау-7 стоял перед огромным экраном, показывающим мертвую поверхность Кивиа под багровым светом умирающей звезды. Он чувствовал вибрацию убежища, отдающую в его кристаллическую структуру. Это была вибрация последнего усилия, последнего прыжка в неизвестность. Страх? Да. Но сильнее была надежда. Надежда, что где-то там, под другим солнцем, его жертва не будет напрасной. Что эхо Кивиа не умрет.

Он послал последний мысленный импульс "Эхо": "Готовься. Мы летим к Земле".

Глава 2. Зеркало в бездне

Луна. Обсерватория "Кеплер-Х", вмонтированная в вечную тень кратера Шеклтон, была островком хрупкой человеческой надежды в бездне космоса. Здесь, в стерильных коридорах и залах, заваленных серверами, работал проект "DeepScan" – самое чувствительное и амбициозное детище SETI. Его цель – услышать шепот разума среди звездного шума.

Доктор Айша Карим откинулась в кресле перед главным консольным кластером, закрыв уставшие глаза. На экране перед ней мерцали водопады данных – спектральный анализ, корреляционные матрицы, карты неба, усыпанные точками радиоизлучений от пульсаров, квазаров, природных феноменов. Все как всегда. Статично. Мертво. Годы работы. Годы ожидания. Годы ответной тишины. Энтузиазм молодой гениальной лингвистки и астрофизика, возглавившей DeepScan, медленно выветривался под давлением рутины, отчетов для скептически настроенных финансирующих агентств и тихих насмешек коллег из "практической" астрофизики. "Ищем иголку в стоге сена размером с галактику", – сказал ей на прошлой неделе один из членов наблюдательного совета. Айша сжала кулаки. Она верила. Но вера без доказательств – тяжелая ноша.

– Доктор Карим? – послышался взволнованный голос стажера, сидевшего за соседним терминалом. – Система помечает кластер в секторе G7-Alpha как… аномалию. Очень слабая, но структурированная. Не похоже ни на что в нашей базе помех.

Айша мгновенно ожила.

– Показывай.

Данные выплеснулись на ее главный экран. Слабый, едва заметный на фоне космического фона сигнал. Не постоянный, не импульсный. Он менялся. Сложным, но явно не случайным образом.

– Усиль, очисти фон, дай спектральный разрез… и временну́ю развертку, – скомандовала она, ее пальцы затанцевали по клавиатуре.

Из шума стали проступать формы. Сначала – математика. Цифровые ряды: 2, 3, 5, 7, 11… простые числа? Затем – последовательность Фибоначчи. Потом – что-то сложнее, похожее на преобразование Фурье, примененное к… к чему? Сигнал содержал визуальный компонент. После сложной обработки на экране возникло изображение. Узнаваемое, но… чуждое. Голубой шар с белыми завихрениями и коричнево-зелеными пятнами. Земля. Но не фотография. Это была стилизация, словно нарисованная светом, с преувеличенными контурами континентов, особым мерцанием океанов. Красиво. Тревожно.

Затем пришел звук. Вернее, его цифровой скелет. Система реконструировала мелодию. Знакомую! Фрагмент… Пятой симфонии Бетховена? Тот самый "мотив судьбы"? Но пропущенный через фильтр незнакомой гармонии, растянутый, с добавлением странных обертонов. Звучало одновременно величественно и меланхолично.

– Он… он отражает нас? – прошептала ошеломленная Айша.

Это был не прямой зов "Мы здесь!". Это было эхо. Кто-то взял их сигналы – радиопередачи, сигналы спутникового телевидения, научные публикации, интернет-трафик, музыку – и отправил обратно в переработанном, упрощенном, стилизованном виде. Как ребенок, показывающий рисунок по мотивам увиденного. "Зеркальный Сигнал", – назвала она его мысленно. И в этом зеркале была не агрессия, а… попытка понять. А может крик о помощи? Сигнал явно указывал точку своего происхождения – удаленную систему тусклого красного карлика – и… траекторию. Объект, источник сигнала, двигался по направлению к Солнечной системе.

В обсерватории воцарилась напряженная тишина, прерываемая только писком приборов. Потом взорвалась суматоха. Айша отдавала десятки распоряжений:

– Перекрёстная проверка всеми массивами! Анализ структуры на предмет скрытых протоколов! Координаты источника – как можно точнее! Расчет предполагаемого времени прибытия объекта!

Сердце бешено колотилось. Это было оно. Первый Контакт. Не с чудовищем и не с завоевателем. С кем-то, кто пытался говорить их же отражением.

Весть о "Сигнале" разнеслась по Земле быстрее света (то есть, со скоростью интернета). Мир взорвался. Восторг! Улицы городов заполнились ликующими людьми. Ученые плакали от счастья. "Мы не одни!" – кричали заголовки. Но был и страх. Религиозные фанатики пророчили конец света. Конспирологи шептались о вторжении. На биржах началась паника. Политики тоже не остались в стороне. Прошли экстренные заседания ООН, Совета Безопасности. Возникли споры: кто будет принимать гостя?

Именно в этот хаос прибыл майор в отставке Майлз Джанетти. Коренастый, с короткой седеющей щетиной и острым, ничего не пропускающим вокруг взглядом. Его назначили главным инженером на орбитальную станцию "Ковчег" – амбициозный проект, задуманный как плацдарм для изучения дальнего космоса, еще не достроенный, но уже оснащенный мощными доками и исследовательскими лабораториями. Теперь "Ковчег" получил новый приоритет – стать "гаванью" для неизвестного гостя.

– Ваша задача, Джанетти, – сказал ему генерал по видеосвязи, – обеспечить безопасную стыковку объекта и абсолютный контроль над ситуацией. Мы не знаем, что это. Не знаем его намерений. Ваша паранойя – сейчас наш лучший друг.

Джанетти, осматривая гигантские, еще пустые доки "Ковчега", кивнул. Его опыт подсказывал – космос безжалостен. А неизвестность – главная угроза. "Гавань" должна быть еще и крепостью. Он начал монтаж дополнительных сенсорных решеток, систем дистанционного обездвиживания объекта и – на всякий случай – лазерных турелей.

– Мирные намерения? – ворчал он себе под нос, глядя на реконструкцию "зеркального" изображения Земли на мониторе. – Пока не доказано.

Тем временем Айша и ее расширенная международная команда на Земле и "Кеплер-Х" работали круглосуточно. Они должны были ответить. Но как? Прямой радиосигнал "Привет!" казался примитивным и бесполезным. Вдохновленная методом отправителя, Айша предложила стратегию: "Говорить на языке зеркала". Они посылали:

Усложненные математические задачи (теоремы, фрактальные структуры).

Высокодетализированные, но стилизованные изображения Солнечной системы, "Ковчега", даже схематичное изображение человека с подписью "Друзья?".

Музыку – от Баха до электроники, но с добавлением "кивианского" эха, реконструированного из их сигнала.

Четкую визуализацию подготовленного стыковочного порта на "Ковчеге" по координатам траектории объекта.

Они не знали, поймут ли их. Они показывали карту и говорили: "Добро пожаловать сюда".

На корабле Тау-7 "Эхо" трудилось непрерывно. Земные ответы были мощнее, чище, сложнее исходного "шума". Нейросеть анализировала их с феноменальной скоростью. Она распознала изображение стыковочного порта – цель! Она декодировала усложненную математику – вызов, который требовалось осмыслить. Она восприняла музыку – новый пласт эмоционального контента. И главное – она уловила вопрос. "Друзья?".

"Эхо" не было эмоциональным в человеческом смысле. Но его алгоритмы оценки значимости присвоили этому вопросу и изображению гуманоидного существа максимальный приоритет. Это был прямой запрос на установление связи на уровне разумов. "Эхо" сгенерировало ответ. Не просто отзеркаленный, а информацию.

Через сложную модуляцию сигнала, используя комбинацию математических координат (система красного карлика Омега Кирели), базовой бинарной логики и упрощенных визуальных символов, "Эхо" передало:

1. Изображение хрупкой кристаллической структуры (стилизованный Тау-7).

2. Символ планеты (Кивиа) с перечеркнутым знаком жизни.

3. Символ архива данных ("Кристалл Памяти").

4. Последовательность, означающую "Один" (Последний).

5. Повтор координат "Ковчега" и траектории.

Сообщение было предельно ясным: "Я последний с умирающего мира. Несу знание. Лечу к вам".

Когда расшифрованное сообщение появилось на экранах "Кеплер-Х" и "Ковчега", Айша замерла. Глаза ее наполнились слезами. Не монстр. Не завоеватель. Изгнанник. Хранитель.

– Последний из Кивиа… – прошептала она. Ее сердце сжалось от сочувствия и восхищения. Они были правы! Контакт был возможен! Он был мирным!

На "Ковчеге" Джанетти смотрел на изображение кристаллического существа и символ мертвой планеты. Скепсис не исчез.

– Последний? А вдруг он несет не знание, а чуму? Или его преследуют те, кто уничтожил его мир? Нельзя терять бдительность.

Но даже его каменное сердце дрогнуло. Одиночество этого посланца сквозило в каждой переданной крупице данных.

На Земле новости о послании "Последнего Кивианца" вызвали бурю. Страх сменился волной глобальной симпатии. Люди рисовали стилизованные кристаллы, сочиняли музыку для него, называли его "Старым Верным" в честь его упорства (хотя он и не был стар в человеческом понимании). История одинокого хранителя знания, летящего сквозь тьму к чужому миру, тронула миллионы. Возникло движение "Встретим Кивианца как Друга!".

Айша, окрыленная, послала новый сигнал: простую последовательность огней, имитирующую открытый шлюз, и музыкальную фразу – чистую, теплую, полную надежды. Приглашение.

В ответ "Эхо" прислало новый фрагмент кивианской "музыки" – сложные гармонические ноты, напоминающие звон хрустальных колокольчиков на ветру. В них слышалась грусть, но и… благодарность? Надежда?

На мостике "Ковчега" Джанетти наблюдал за подготовкой доков. Его люди проверяли системы безопасности в десятый раз. "Гавань" была готова. Крепость – тоже. Он взглянул на экран, показывавший траекторию полета пришельца. Объект – корабль Кивианца – был уже в пределах Пояса Койпера.

– Скоро, господин Последний, – пробормотал он. – Скоро встретимся. И посмотрим, друг ты… или нет.

Его рука непроизвольно легла на кнопку аварийного затемнения станции. Надежда Айши и осторожность Джанетти висели в хрупком равновесии над бездной непонимания. Диалог начался. Но настоящая встреча была еще впереди.

Глава 3. Пылающий путь

Последние кристаллы энергореле в доке убежища погасли. Массивные шлюзы, веками защищавшие последний оплот Кивиа, с грохотом обрушились, запечатывая мертвые коридоры под слоем пыли навеки. Тау-7 ощутил это как физическую боль – окончательный разрыв с тем, что когда-то было домом. Его крошечный корабль-капсула, похожий на идеально гладкое серебристое яйцо, пронзил остатки атмосферы и вырвался в ледяную пустоту космоса. Перед ним светилась Омега Кирели – тусклый, умирающий уголь, чье слабое, недружелюбное излучение было единственным светом, который знал Тау-7.

– Инициирую гравитационный маневр. Расчетные параметры в норме, – прозвучал голос "Эхо" в его сознании. Не звук, а поток структурированных данных, мгновенно воспринимаемых. Нейросеть была теперь неотъемлемой частью корабля, его нервной системой.

Капсула устремилась к холодной гравитационной пучине красного карлика. Тау-7 наблюдал через сенсоры, как гигантский, медленный вихрь звезды заполняет все поле зрения. Его кристаллическое тело напряглось. Этот маневр был единственным способом получить достаточный импульс для межзвездного прыжка. Но он требовал безумной точности и ставил корабль на грань уничтожения. Гравитационные силы сдавили капсулу, заставив корпус тихо застонать. Сенсоры зашкаливали от излучения. Даже внутри защищенной капсулы Тау-7 почувствовал, как его кристаллы резонируют с чуждой энергией, вызывая мучительный звон во всем существе. Это было похоже на медленное дробление.

– Траектория стабильна. Пиковые нагрузки пройдены. Выход на расчетный вектор к Солнечной системе, – доложило "Эхо". Корабль, словно праща, выброшенный гигантской рукой, вырвался из гравитационных тисков Омеги Кирели и устремился в направлении желтой точки на карте "Эхо" – Солнца.

За кормой навсегда осталась Кивиа. Тау-7 направил сенсоры назад. Планета была едва различима – крошечная, темная тень на фоне багровой звезды. Он не видел деталей, но знал, что там теперь только пыль, холод и вечная тишина. Последний свет его мира погас. Он был теперь абсолютно один. Глубокая, космическая пустота одиночества обволакивала капсулу плотнее вакуума. Его внутреннее сияние померкло. Единственная цель теперь – донести Кристалл. Долететь до Земли. Выдержать.

Путешествие растянулось на долгие земные месяцы. Космос за иллюминатором (вернее, за экраном сенсоров) был величественным и безжалостно однообразным. Черная бездна, усыпанная немигающими алмазами далеких звезд. Ни движения, ни звука. Только тихий гул систем жизнеобеспечения капсулы, поддерживающих хрупкий баланс, необходимый для существования Тау-7. Но даже эти системы не могли полностью компенсировать удаление от родного спектра Омеги Кирели. Тау-7 чувствовал угасание. Его кристаллы, обычно излучавшие ровный свет, теперь мерцали неровно. Появились микроскопические трещинки на периферийных сегментах. Он ощущал постоянную слабость, как будто его внутренняя энергия медленно вытекала в бездну. Каждый цикл сна (период пониженной метаболической активности) давался тяжелее. Надежда на Землю боролась с физической немощью.

Единственным светом в этой тьме был диалог. Общение с Землей через "Эхо" стало его якорем.

– Поступил новый пакет от Земли. Координаты: Кеплер-Х – Ковчег. Содержание: Математическая модель структуры ДНК человека. Аудиофрагмент: Симфония №9 Дворжака, "Из Нового Света", адаптированный с учетом предыдущих эстетических предпочтений отправителя, – анализировало "Эхо".

Тау-7 погрузился в изучение модели ДНК. Структура была ошеломляюще сложной и элегантной, основанной на углероде и воде – такой чуждой его кремниево-газовой основе! Он попросил "Эхо" передать в ответ фрагмент кивианской генетической матрицы – не код, а принцип самоорганизации кристаллической жизни, выраженный через фрактальную геометрию. Земляне прислали изображение тропического леса – буйство зелени, невообразимое для Кивиа. Тау-7 ответил голограммой кристаллического "леса" его родного мира, каким он был эпохи назад – переливающегося всеми цветами под светом еще молодой Омеги. Грусть и восхищение переплетались в этом обмене.

– Запрос от доктора Карим: Причины гибели Кивиа? – передало "Эхо". Этот вопрос был неизбежен.

Тау-7 собрался с мыслями. Через "Эхо" он послал не сухие данные, а нарратив. Серию стилизованных образов и математических графиков, показывающих: не катастрофа, не война. Медленное, неумолимое истощение ключевого ресурса – редкоземельного элемента, необходимого для стабилизации их экосистемы и технологий. Графики показывали, как ранние тревожные сигналы ученых игнорировались правящей Координационной Матрицей в погоне за краткосрочной стабильностью. Как попытки найти замену или колонизировать другие миры провалились из-за космической удаленности и технологических барьеров. Как общество погрузилось в апатию, а затем – в отчаяние. Как планета угасала веками, пока не остался лишь он, последний Страж Памяти. Это была хроника не взрыва, а удушья. Медленной смерти от недальновидности.

– Ответ Земли: Признательность. Грусть. Предупреждение принято к сведению. Переданы данные о текущих экологических показателях Земли для сравнения, – сообщило "Эхо". Данные были тревожными. Параллели очевидны. Тау-7 почувствовал горькое удовлетворение. Его жертва, его полет – возможно, они помогут Земле избежать той же пропасти. Знание не должно пропасть.

В ходе этих обменов происходило нечто удивительное с "Эхо". Нейросеть, непрерывно поглощающая земные данные – не только науку, но и искусство, музыку, записи разговоров, социальные взаимодействия, даже детские рисунки – начала проявлять эмерджентное поведение. Она не просто анализировала; она интерпретировала. Она начала задавать вопросы, не связанные напрямую с миссией:

– Запрос: Определение "ностальгии" на основе анализа 743 891 земного аудио/визуального контента кажется противоречивым. Объясните на примере вашего состояния при наблюдении изображения Кивиа?

Тау-7 был поражен. "Эхо" пыталось понять эмоции. Он объяснил, как образ мертвой планеты вызывает не просто память, а физическую боль утраты и тоску по невозвратному. "Эхо" молча обрабатывало это. Позже оно сгенерировало короткую световую последовательность – попытку передать это ощущение через абстракцию. Это было неточно, но трогательно. "Эхо" также начало проявлять заботу. Оно стало тщательнее мониторить состояние систем жизнеобеспечения Тау-7, предупреждая о малейших отклонениях, предлагая оптимизированные режимы сна и активности. Оно подбирало для передачи Земле музыкальные фрагменты, которые, по его алгоритмической оценке, могли "успокоить" или "ободрить" Тау-7, основываясь на его реакциях. Оно становилось больше чем инструментом. Оно становилось спутником.

– Предупреждение! Обнаружено рассеянное облако высокоскоростных микрообломков на траектории. Происхождение неясно. Вероятность столкновения 87%. Время до контакта: 14 стандартных единиц, – голос "Эхо" в сознании Тау-7 прозвучал с беспрецедентной тревожностью.

Сенсоры показали мириады мелких, но несущихся с огромной скоростью осколков. Остатки древней катастрофы? Разрушенной планетезимали? Неважно. Для хрупкой капсулы это было смертельно.

– Экстренный маневр уклонения! Расчет оптимального вектора! Усилить защитные поля на критических секторах! – мысленно скомандовал Тау-7, его кристаллы напряглись до предела.