Полная версия
Споря с злою судьбой…
И будешь ты там до утра
Пока вдруг свет и жара
Не поднимут на ноги всех
И мы не вернемся домой
А мечты станут явью и медом
Ведь в мечтах – наша свобода…
Колыбельная закончилась. Оливии очень хотелось наклониться вперед, и поцеловать его в лоб, будто нанося таинственную, защитную печать, но она вовремя удержалась – зараза ведь никогда не дремлет…И это было бы слишком опасно – прикасаться губами к его горячей, воспаленной коже. Куда опаснее, чем просто гладить его волосы.
Тогда Доувинд ободряюще сжала его руку. Она уже и так зашла слишком далеко, так что ей было все равно, можно было касаться его, или нет. Это больше не имело значения.
–Мне пора идти. Прости, я и сама не хочу уходить. -их пальцы переплелись вместе. -Но так надо. Но я обещаю тебе, когда ты проснешься…Я буду рядом. До встречи…
Наконец, Оливия отпустила его и сделала несколько шагов назад. На душе скребли кошки – не было большей муки, чем мечтать о спасении, мечтать о радости в момент несчастья. Однако, в этот раз она была готова принять боль – ведь у нее, несмотря ни на что, все-таки еще оставалась надежда. Небольшая, едва уже не потухшая несколько раз, но оставалась…
Доувинд тщательно обработала руки антисептиком, и вышла из лаборатории.
Глава 4.
Мелисса Торчер родилась в Лондоне, в семье начальника лаборатории, работавшей с грунтами и удобрениями, и его лаборантки. Ее родители оба были люди очень занятые в науке, и потому девочка с самого раннего детства также оказалась в нее вовлечена. Вместо того, чтобы оставлять ее дома с нянькой, отец брал ее с собой на работу, где постепенно и прививал любовь к химии, давая ей выполнять всякие несложные, безопасные эксперименты, сортировать пробирки или придумывать какие-то новые вещества или виды почвы. Во всем своем первом классе девочка потом была единственной, кто знала формулы всех основных кислот и умела уравнивать простые реакции. Не было удивительным, что из-за этого ей с раннего детства пророчили блестящую карьеру в науке.
Когда она начала подрастать, ее стали интересовать более сложные вопросы, которыми она потом и донимала родителей. Как устроен мир? Из чего он состоит? А насколько он вообще большой? Ей охотно отвечали. Так Торчер узнала об молекулах, атомах, микроорганизмах и наконец о том, что мир на самом деле невероятно, невообразимо огромен, и что люди изучили лишь очень малую его часть, и многое о нем все еще не известно.
Мысль о том, что же именно таится там, в неизведанном, не давала ей покоя. Девочка часто фантазировала о том, что же может быть на дне океана или у далеких звезд, и каждый раз ей очень не хотелось возвращаться обратно в реальность, где все по прежнему было непонятно, а мечты так и оставались мечтами. Это чувство и подтолкнуло всю ее дальнейшую жизнь к тому пути, по которому она и пошла.
Тяга к науке и исследованию сначала заставила прилежно, с усердием учиться в школе, а затем привела Торчер в университет Кингстон на факультет микробиологии, куда она поступила с отличием. На несколько лет она ушла в учебу с головой. Образование не давалось легко, но она упорно продолжала зубрить, общаться с преподавателями, делать проекты и участвовать везде, где только могла, если это было связано с ее темой. Одним словом, набиралась опыта и несмотря ни на что становилась все лучше и лучше. Наконец, девушка сдала Бакалавриат и по выпуску сразу же устроилась работать в медицинскую лабораторию, где занимались изучением крови и разработкой лекарств. Если бы она только знала, как сильно эти знания ей пригодятся в будущем…
За десять лет Торчер добилась определенного карьерного роста, сначала получив приглашение работать в другом месте на специальности повыше, а потом и вовсе став там начальником. А затем, наконец, в тот период времени выстрелили ее старые знакомства в университете: сначала один преподаватель вновь поднял с ней связь, и под ее началом стали работать студенты кафедры, на которой она сама и училась, а потом, через какое-то время, ее и вовсе пригласили преподавать предмет в одном из институтов Лондона.
В университете она провела целых двадцать лет, и в конце концов получила звание профессора. Торчер гордилась этим достижением, и по праву считала его одним из главных в своей жизни. И несмотря на то, что ей уже было пятьдесят три года, она все еще была не замужем, а ее любящие родители отошли в мир иной: отец – из-за сердечного приступа, а мать – от рака, с которым они долго и безуспешно боролись, но в итоге не справились, она была счастлива. Торчер продолжала работать, учить, учиться, общаться с другими учеными и студентами, писать научные статьи, и, как один из ведущих специалистов своей области, даже присоединилась к команде океанологов, изучавших микрофлору глубоководных участков мирового океана.
А потом они нашли постоянно меняющийся, мутирующий микроорганизм, способный изменять свои и чужие клетки. Он распространился. Люди начали превращаться в монстров, и мир, который она знала и любила, рухнул у нее на глазах. И вот теперь, она плыла вместе с какой-то совсем еще юной, но уже седеющей девушкой на подводной лодке в сторону научного аванпоста, понимая, что те, кто теперь управлял остатками человечества, запретили реализовать единственный шанс хоть что-то исправить.
Конечно же Торчер не собиралась мириться с этим. Просто отступить, не добившись того, что было нужно, не узнав правды и ничего не изменив, было не по ней.
В плавании они провели около трех суток, с парой небольших остановок на то, чтобы поспать и перевести дух – уплыли от аванпоста "Восток" они все-таки довольно далеко, и возвращение не могло не быть долгим. Однако, теперь их судно было уже почти на месте. Они приблизились к побережью, и оставалось только пройти подземный туннель, ведущий в подземное озеро, рядом с которым и находился бункер аванпоста. Раньше он предназначался на случай ядерной войны, но с началом эпидемии его быстро переоборудовали под другие цели.
Наконец, впереди показалось нужное место – расщелина, ведущая в подземный туннель, и Торчер направила лодку туда. Камень тут же сомкнулся вокруг них со всех сторон. Сзади послышался глубокий вдох – видимо, Оливии не особо нравилось такое замкнутое пространство. Профессор ее понимала – в первый раз по такому месту всегда страшно плыть, все время кажется, что только сдвинься на сантиметр в сторону, и все судно разнесет на кусочки о камни. Но на самом деле, при должной осторожности, там можно было легко проскользнуть и даже не поцарапать борт…
На преодоление всего тоннеля у них ушло не больше пяти минут. Сверху, наконец, показался свет – они выплыли к доку бункера.
–Так, Оливия. -женщина повернулась к ней. -Когда мы всплывем, можешь пожалуйста посидеть здесь? Мне нужно будет поговорить с начальником аванпоста, чтобы объяснить ему всю ситуацию.
–Да, конечно. -кивнула Доувинд.
–Вот и замечательно. Тогда всплываем…
Подлодка медленно двинулась наверх, приближаясь к свету, и наконец оказалась на поверхности бассейна, вокруг которого была построена широкая, металлическая платформа. Сверху ее освещали не меньше десятка прожекторов. Чуть дальше в стороне располагалась большая дверь с гермозатвором. Стоило только судну показаться на поверхности, и она стала открываться. Сквозь окошко рубки Торчер увидела, как из-за ворот выбегают люди, человек десять.
–Так, все, я пошла.
С усилием распахнув шлюз, женщина высунулась наружу и помахала бежавшим руками. Тот, что был впереди всех – высокий, облаченный в военную, офицерскую форму мужчина с темно-русыми волосами и телосложением человека, который однажды был полноватым, но потом похудел по какой-то причине, вероятно, из-за большого стресса или голодания, радостно оскалился и махнул в ответ.
–С возвращением, Торчер! -крикнул он с сильным русским акцентом.
–Привет, Александр! -ученая тоже улыбнулась. -Как поживаешь?
–Порядок. Как видишь, живой. -пожал плечами военный. -Мы тут собираемся возвращаться домой. Ты уже получила сообщение?
–Да, получила…
–Все уже готовы выдвигаться, оставалось только тебя дождаться, и опечатать бункер. С первым только что справились. -он хмыкнул. -Сейчас мои ребята помогут тебе разгрузить вещи, и можно будет выходить. Готова сразу отправляться?
–Нет! Постой. -поспешно воскликнула Торчер, и ее лицо стало очень серьезным. -Сначала нам нужно кое о чем поговорить. Лично. Это очень важно. Можешь подняться на борт в одиночку?
–…Хорошо. -несколько удивленно ответил Александр, и сделал подчиненным жест рукой, чтобы они пока что ждали. -Давай поговорим.
Торчер знала этого человека довольно хорошо – еще когда он был в звании майора, в две тысячи двадцатом, им пришлось вместе работать во время всемирной пандемии коронавируса – военные помогали им с организацией карантина и распределением лекарств. Александр Терентьев был по меньшей мере на десять лет ее моложе, и всегда очень нравился ей своей пунктуальностью, надежностью и безупречным хладнокровием даже в самых щекотливых, непростых ситуациях. Поначалу она относилась к нему настороженно – все-таки, военный, как никак, да еще и весьма высокого звания, да еще и русский, но потом они сошлись, и теперь Торчер могла назвать его одним из своих лучших и самых надежных друзей, что у нее были. А после Вспышки их связь только укрепилась – благо, у обоих получилось выжить, и волей случая оба попали в ряды “С.А.И.Г.”. Мелисса была одним из главных научных умов, а Александр – главным по оперативной деятельности их организации. Той самой организации, которую теперь намеревались распустить…
–Ну-с, и почем тревога? -он спустился вслед за ней в рубку, и, повернувшись, увидел Оливию. Брови его тут же настороженно нахмурились. -А это еще кто?
–Это моя коллега. Не обращай внимания. -сказала ученая. -Дело в том, что…У меня на борту сейчас инфицированный.
–Вау, даже так. -лицо его осталось расслабленным, но по по интонации она сразу поняла, что Александр по меньшей мере удивлен, и начинает с осторожностью просчитывать варианты развития событий. -И как же я тебе могу быть полезен? Хочешь, чтобы я пустил ему пулю в лоб?
–Нет. Ни в коем случае. Это крайне важный подопытный. -покачала головой женщина. -Дело в том, что он не мутант. Как был на первой фазе, так и остался спустя несколько месяцев.
–…Брешешь. -недоверчиво произнес он, после короткой паузы. Глаза его с подозрением прищурились. -Это невозможно.
–Никак нет. Пойдем покажу.
Схватив его за рукав, Торчер потащила военного в лабораторию. Лицо мужчины при виде лежащего на столе Итана, кардинально поменялось. Оно приняло какое-то задумчивое, и даже несколько угрюмое выражение. Некоторое время Александр просто стоял и смотрел на него в полном молчании, будто не хотел, или не знал что сказать. В глазах его скользнула усталость.
–Знаешь, как это нам удалось? -тихо спросила ученая. -Все дело в энергии. Чтобы мутировать и адаптироваться, "Эпсилоне" нужно сжигать калории. Ему нужны питательные вещества, чтобы запустить биохимическую реакцию, которая вызывает изменения в организме. И мы их его лишили. А потом мы выяснили вот что – его клетки как раз уязвимы в момент самой мутации, когда они сжигают накопленные питательные вещества. Они становятся слабее. И если мы сможем найти враждебный ему патоген и понять, как обойти защитный механизм его клеток в таком состоянии, то тогда мы сможем наконец победить его. Мы создадим вакцину.
–Вот как. Понятно. -тяжело вздохнул Терентьев. -Я полагаю, из-за этого ты хочешь продолжить исследования?
–Да.
–И что ты планируешь делать? Неужели остаться сидеть тут и дальше копаться в этой дряни?
–Да. -снова кивнула она. -И, я надеялась… -Торчер сглотнула. -…что ты тоже сможешь нам помочь. Надо рассказать нашим о том, что мы нашли. Любые люди, которые останутся, будут полезны. Нам нужно будет поймать живого мутанта, чтобы…
–Чтобы что? -вдруг он перебил ее. В голосе Александра послышались раздраженные нотки. -Честно говоря, я не понимаю. Положим, вы создадите лекарство. А дальше-то что? Разве это исправит то, что людей на всей планете осталось меньше полумиллиона? Разве мы сможем каждого мутанта напичкать панацеей? И даже если она сработает, это исправит весь генетический ущерб, который эта мразь нанесла их телам? Мы получим кучу инвалидов, которых еще и непонятно как содержать, учитывая, сколько у нас сейчас осталось ресурсов. И, честно говоря, я согласен с командованием – мы можем направить силы и время на какие-то другие, более актуальные вещи. Может, нам и не нужно создавать никакой вакцины?
–Нет. Нужно. -покачала головой женщина, но голос ее слегка дрогнул. Становилось понятно, что помощи, скорее всего, ждать не придется. -Можно не лечить всех. Но, по крайней мере, мы можем обезопасить здоровых. Мы сможем решить дефицит питьевой воды. Получится выращивать больше пищи. Нам будет проще освоить Землю обратно, если у всех людей появится иммунитет. Это важно прежде всего для нашего долгосрочного будущего.
–А если оно снова адаптируется, и вакцина перестанет работать? -прищурившись, спросил Терентьев.
–Значит создадим такую, к которой оно приспособиться не сможет! -упрямо заявила Торчер.
–…Знаешь, я очень хочу тебе верить. Правда. -мрачно произнес он. -Но взгляни вокруг. Все истощены. Все хотят домой, к своим семьям. Я не видел свою жену и сына уже полгода, и тоже хочу наконец к ним вернуться. Ты знаешь, почему ты в одиночку ушла в плавание три месяца назад? Потому что ни у кого уже не осталось запала продолжать. Я могу попробовать убедить людей снова пойти рисковать, жертвовать своими жизнями и продолжать бороться ради призрачной надежды. Но сколько из них согласятся? Мы столько народу положили ради этого…И вакцина вакциной, но даже героем никто помирать не хочет.
–Так может, именно потому, что так много людей погибло, и стоит ее создать? -возразила ученая. -Их жертва не должна быть напрасной. И, конечно, умирать не хочется, даже героем. Но мы должны попробовать рискнуть. И надежда вовсе не призрачна. Не для меня.
–Ты хоть в курсе, что все, кто останутся, потом под трибунал пойдут за неподчинение приказам? -в его голосе прозвучала доля иронии. -Времена нынче суровые, они ни с кем сюсюкаться не будут.
–Поэтому я и прошу тебя поговорить с людьми, и спросить, кто именно желает остаться. Я не заставляю никого продолжить поиск вакцины против их воли и не буду никого удерживать от того, чтобы увидеть их семей. -сказала Торчер. -И даже если мы с Оливией будем тут одни…То просто оставь нам припасов, и мы разработаем лекарство сами. Пожалуйста, Александр…только ты можешь нам помочь.
–…Хорошо. -наконец, спустя с минуту молчания, сдался он. -Я поговорю с нашими. Кто захочет остаться – пусть остаются. И я оставлю вам достаточно еды и вооружения, чтобы вы могли продержаться несколько месяцев. Зная тебя, ты бы все равно не отступилась. Командованию я скажу, что вы сюда пришли уже после нашего ухода, и этого разговора не было. Но знай, все последствия твоего решения ты примешь сама. Я не буду тебя защищать или оправдывать. Если это закончится дурно – сама виновата.
–Хорошо. -кивнула женщина.
–Договорились. -сказав это, Александр направился к двери, но у самого порога, прежде чем выйти, обернулся. -Не прими это за оскорбление, но…Честно, я удивлен, что ты до сих пор в живых. На войне такие энтузиасты как ты обычно умирают первыми.
*****************************************************************************************
Бункер оказался куда больше по размерам, чем Доувинд себе представляла. Помимо дока тут также был медпункт, лаборатория, по площади как минимум вчетверо превышавшая ту, что находилась на подлодке, ядерный реактор, жилой комплекс, в котором могло спокойно разместиться вплоть до сотни человек, склад с топливом, одеждой, едой и оборудованием, столовая, пункт связи и конференц-зал, в котором они теперь и собрались.
Это было длинное помещение с овальным столом, за которым расположилось несколько десятков стульев. Оливия села на самом его краю, с неким любопытством рассматривая приходивших людей. Несмотря на то, что это очевидно было очень предвзятым мнением, все-таки те самые "С.А.И.Г.", о которых она была так много наслышана, раньше ей почему-то представлялись какими-то таинственными, суровыми спецагентами, спасающими человечество, как в фильмах. Но теперь она видела самых обыкновенных людей: ученых и военных, одетых в обычную одежду и с обычными, усталыми лицами. Из плоти и крови, живых.
Впрочем, это делало их подвиг даже еще более героическим.
Многие из них выглядели раздраженными и перешептывались между собой – видимо, не понимали, почему они все еще тут, когда им пора было выдвигаться домой. Но, в конце концов, когда занятыми оказались чуть меньше половины стульев, офицер, которого звали Александром и который, как она поняла, был давно знаком с Торчер, встал во главе стола и начал свою речь.
Говорил он в течении длительного времени. Не упускал ни единой детали, упоминал все, о чем ему было рассказано. Весь его монолог все остальные молчали и слушали, ни разу не перебивая. Александр освещал проблему основательно, с каждой стороны: он упомянул как и то, почему Торчер считала, что создать вакцину необходимо, и чего именно они успели достичь, так и то, насколько высокую цену всем рискнувшим придется заплатить ради того, чтобы продолжить и попытаться воспользоваться еще одним шансом. Снова ставить свою жизнь под угрозу. Возможно, больше никогда не увидеть своих родных. Понести наказание за неповиновение приказам.
Доувинд наблюдала за людьми, но с каждой секундой надежды на то, что кто-то останется, становилось все меньше. В этих глазах не было решимости продолжать. Была апатия, был страх, было нетерпение и желание поскорее убраться отсюда. Кто-то нервно топал ногой по полу, кто-то зевал. Скорее всего, большая часть из них даже не воспринимала полученную информацию как что-то, что могло означать реальный шанс чего-то добиться. Неудачи слишком сильно обескуражили людей…
–Итак, теперь поднимите руку те, кто хочет остаться и продолжить исследования. -наконец произнес офицер.
–Товарищ полковник, разрешите задать вопрос. -послышалось из зала.
–Разрешаю.
–Разве мы не должны в таком случае задержать профессора Торчер, как предателя, и отдать ее под трибунал? Нас не накажут за то, что мы этого не сделали?
–…Профессор Торчер – лучший из тех наших специалистов, что еще живы. -немного помедлив, ответил Александр. -Мое честное мнение – я бы доверился ей, если бы только не одно но. Я знаю, как сильно все вы устали. Наша миссия длилась очень долго, и нам пора домой. Нас никто не осудит, если мы так поступим, тем более, что командование приняло решение отличное от профессора. А на счет наказания не беспокойтесь – я лично гарантирую безопасность каждому находящемуся здесь. Даже если это расценят, как невыполнение нашего долга, у меня уже готова легенда, которая предоставит нам всем алиби. По возвращению мы просто скажем, что она не вернулась в срок, и нам пришлось вернуться без нее, а решение продолжать исследование было самоличной инициативой Торчер. Еще вопросы?
–Никак нет, товарищ полковник.
Все замолкло. Настало время принять решение: остаться или уйти. Сколько из них были готовы снова пойти в бой? Сколько из них еще окончательно не сломались? В итоге, руку не поднял никто. Люди стали подниматься с своих мест, и уходить. Оливия заметила, как лицо Торчер бледнеет, и она, сгорбившись, смотрит куда-то в пол потерянным взглядом.
Александр подошел к ним медленным, размеренным шагом.
–Говорил же, вряд ли кто-то согласится.
–Ничего. Я понимаю. -медленно кивнула ученая. -Вы прямо сейчас выдвигаетесь?
–Да. Скоро за нами прилетят. Техника тоже остается вам, будьте с ней бережными…
–Спасибо. Будем.
–Не за что.
Он удалился. Вскоре, в зале остались только Доувинд и Торчер. Наступила тишина, мрачная, тягучая, как болото. Слов не было. Каких-то эмоций – тоже. Оливия такому исходу не удивилась. Будь у нее шанс вернуться к семье, в безопасность, она бы тоже им воспользовалась. В этом не было ничего постыдного. Напротив, в каком-то смысле девушка даже завидовала этим людям – они-то могли, просто захотев, уйти и не продолжать бороться…
–Чтож, похоже мы теперь вдвоем. Опять. -произнесла она, оглядывая зал. -С чего начнем?
–…Да, ты права, работа не ждет. А нам ее предстоит чертовски много. -ответила ученая, поднимаясь с стула. -Для начала, нужно перенести Итана в лабораторию бункера, с подлодки. Потом, все обработать антисептиком, после того как мы занесем его. Далее, нам нужно будет перенести оборудование и уже собранные образцы…И надо будет хорошо выспаться. Когда со всем разберемся, выдвигаемся на охоту, ловить мутантов. Нужна их ткань.
–Кстати, у меня есть вопрос, как раз на счет мутантов. -вспомнила Доувинд. -А разве у них тут не должно и так хранится какое-то количество образцов их крови и ткани? Просто я знаю, что вы их вроде как раньше уже собирали.
–Откуда..?
–Ну…наткнулась на брошенную полевую лабораторию вашей группы как-то раз. Там были и дневники, и даже контейнер со всей этой дрянью. Так я, кстати, впервые и узнала о “С.А.И.Г.”.
–Хорошо. Отвечая на твой вопрос. -Торчер смахнула упавшую на глаза челку в сторону. -Есть такое явление, как разложение. Образцы мутировавшей ткани очень долго не хранятся, потому что "Эпсилона" начинает своими клетками их пожирать, как только носитель умирает, и разложение происходит даже еще быстрее, чем обычно. И он перестает изменять клетки носителя, только свои. Это невозможно – как-либо изменить уже отмершие ткани. А нам просто необходимо понаблюдать за тем, как именно оно вовлекает организм хозяина в процесс своей биохимической реакции. К тому же, внутри живого тела защитный механизм его клеток должен работать лучше и его будет проще изучить, у них как раз есть более благоприятная среда. Только загвоздка заключается в том, что с Итаном это не пройдет – в его состоянии спячки мы едва ли сможем увидеть нужный результат, а дать его организму полностью мутировать никак нельзя, едва ли мы сможем найти еще одного такого же уникального пациента…Поэтому хотя бы еще один зараженный нам и нужен живым.
–Еще и живым… -невесело протянула Оливия. -Теперь я понимаю, почему так много стульев пустовало.
–…Да, деятельность наша постоянно сопряжена с очень высокой…опасностью. -кисло согласилась ученая. -Ладно, будет нам языками чесать. Пошли…
Они направились обратно к подводной лодке. Доувинд следовала за Торчер в паре шагов позади. Свет в коридорах бункера был голубой, стерильный, от светодиодов, стены – голый, холодный бетон. Мимо них то и дело пробегали люди, с различной поклажей на руках – с минуты на минуту все остальные обитатели аванпоста должны были подняться к его металлическим воротам, сесть на прибывшие вертолеты, отчалить, и уже через несколько часов быть в безопасной зоне.
Вдруг Оливия поняла, что ей без разницы, что будет с этими людьми, и смогут они долететь или нет. Без разницы, сколько там выживших осталось на пока еще остававшейся безопасной территории. Без разницы, как вакцина, если они, конечно, ее создадут, изменит их жизни, или нет. Обречено ли человечество на вымирание? Достанется ли весь мир “Эпсилоне”? Что будет потом? Нет никакого дела. Люди приходят и уходят, что-то рождается, что-то умирает, они цветут пока живы, про них забывают, когда они мертвы. Мир огромен и постоянно в движении, и, кажется, невозможно оставить на нем хоть какой-то след своего краткого присутствия. Он может швырнуть тебя, как захочет, дать шанс прикоснуться рукой к звездам, или растоптать, смешать с грязью, но итог всегда один – не остается ничего, все превращается в пыль и раз за разом перемешивается, деформируется, превращается…
Оглядываться назад тоже было странно. Весь этот путь, который она проделала за это время, казался Доувинд лишь чередой нелепых случайностей, случившихся по какой-то необъяснимой причине именно здесь и сейчас. Даже то, что происходило всего каких-то жалких два года назад – школа, семья, поиск университета, все казалось таким далеким и ненастоящим, словно было выцветшим отрывком из прошлой жизни. Памятью какого-то другого человека.
Сколько еще таких случайностей должно было случиться? Куда они должны были привести ее? Когда ей предстояло умереть? От старости ли, от болезни, или быть убитой кем-то другим, будь то зараженный или другой человек? Оливия не знала. Вдруг она почувствовала себя тяжело больной – что-то давило на плечи, сводило мышцы в судороги, заставляя двигаться их сами по себе, выполнять чуждые ее разуму команды.
Все достало. До чертиков. Хотелось закричать, даже если бы ответом было только эхо. Надо было что-то сделать, что-то поменять, неважно что, лишь бы только это изменение было заметно, принесло нечто новое. Чтобы хоть один маленький след остался не из-за случайности, а потому что так пожелала и сделала она…И это было бы величайшей победой всей ее жизни.
