Дорога первоцветов

– О, а я тебя знаю! Видела тебя несколько раз в магазинчике, правда, прежде ты выглядел чуть по-другому. Ты там подрабатываешь?

– Ну, можно и так сказать…

Девушки переглянулись, их глаза заблестели; каждая про себя подумала: “Если подружиться с этим парнишкой, можно будет потом попросить его представить меня мастеру! А там и до более близкого знакомства недалеко!” Расступившись, они позволили ему войти в магазинчик, а затем сами протиснулись следом – очень уж интересно было, как общаются между собой такие разные люди.

А дальше… С большим удивлением девушки смотрели, как парень, наклонившись, стянул с себя носки и бросил их на стол – мастер едва руки успел отдернуть – и с оскорбленным видом возвестил:

– Врут слухи, вот доказательства! Носки грязнющие, словно я всю землю босиком обогнул, а не всего-то по паре улиц прошелся!

– Убери от меня. Эту гадость, – казалось, мастеру не хватало воздуха. – И не смей больше. Брать мои вещи.

– Ой, а я как раз хотел попросить…

– Вон!!!

– Ладно-ладно, извини, плохая шутка, – поникнув от испуга, парень схватил носки и бросил их в ведерко для мусора, затем сбегал в подсобку, намочил тряпку и хорошенько протер стол.

Посчитав конфликт исчерпанным, он вернул на лицо насмешливое выражение, вальяжно прогулялся по магазинчику, повертел в руках некоторые фигурки. Сердца девушек дрогнули: вдруг этот варвар испортит такую красоту? Но все, к счастью, обошлось: парень вернул фигурки на полку, затем схватил свободный стул и уселся на него, словно в седло коня, положил подбородок на деревянную спинку. Несколько минут он в упор разглядывал вернувшего к работе мастера, пока тот не выдержал:

– И где же ты нахватался таких ужасных манер?

– Почему сразу ужасные?.. Слушай, ты бы на улицу вышел, там тепло, хорошо, деревья в цвету все такое. Вот когда ты в последний раз выходил? Хотя бы в этом тысячелетии?

Не удержавшись, девушки тихонько засмеялись. Мастер оригами, впрочем, вопрос проигнорировал. Парень вздохнул:

– Слушай, правда, вышел бы разок, хотя бы до почты прогулялся, посылку забрать. Тебя там вот что дожидалось, – он извлек из сумки небольшую шкатулку из темного дерева, аккуратно поставил на стол.

Несколько минут мастер сидел неподвижно, а затем отложил согнутую бумагу, которая еще не обрела окончательной формы, и, поддев крышку ногтем, резко откинул.

– Зачем ты принес сюда эту дрянь? – мелодичный голос вдруг наполнился какой-то особенной, сокрушительной силой, заставившей бедных посетительниц взвизгнуть и броситься прочь из магазинчика.

Столкнувшись с подругой, девушка уронила свой ирисовый венок и наклонилась поднять его. В этот момент мастер смахнул со стола шкатулку, и по полу покатились разноцветные бусины. Одна из них, крупная и черная, подкатилась к ногам девушки – и та, не задумываясь, подняла ее, но тут же отбросила, словно обжегшись. Дело в том, что, развернув бусину другим боком, девушка увидела нарисованный череп с красными точками в пустых глазницах, и тут же ее сковал необъяснимый, дикий ужас. Едва сдерживая дрожь, девушка вышла из магазинчика и присоединилась к подругам, возбужденно щебечущим:

– Что это было? Я не помню, чтобы мастер так выходил из себя.

– Кто, все-таки, этот парнишка? Работник не стал бы общаться в таком тоне. Может, они братья?

– Какие братья, они ведь такие разные! Хотя и друзьями их не назовешь…

– Но ведь и родственники, бывает, не имеют ни единой общей черты. Взять хотя бы меня и моих сестер!

– Ну сравнила, тоже мне…

Девушки договорились, кто попытает удачу и подойдет познакомиться в следующий раз: в конце концов, должно же однажды сердце мастера оригами дрогнуть! Весело смеясь, они отправились дальше – пить ароматный чай на веранде ресторанчика, делать домашние задания и обсуждать жестоких преподавателей.

И только девушка с венком никак не могла перестать думать о бусине, подкатившейся к ногам. “Ну как я могу бояться, – сокрушалась она. – Я же с детства обожала истории про призраков и злых колдунов. А тут, подумаешь, нарисованный черепок!” И все же до самой ночи девушку нет-нет, да и пробирал страх, и одежда липла к спине из-за холодного пота.

Ночью, едва сон опустил над ней полог, девушка оказалась в густом, укрытом сумраком сосновом лесу. Сперва она чуть не сошла с ума, почувствовав, что ее тело изменилось. Две руки точно были в порядке, а вот в третьей пульсировала боль, а еще очень мерзла кожа – в месте, где густая шерсть была содрана. Хорошо хоть, культя, оставшаяся от потерянной четвертой руки, уже обросла, и холод не мог до нее добраться. Кроме того, девушка одновременно видела и то, что находится перед ней, и то, что оставалось за спиной, а еще далекие кроны сосен на фоне кроваво красного неба. “Сколько же у меня глаз?” – подумала она, борясь с подступающей тошнотой.

Это чудовищное тело плохо слушалось, но девушке все же удалось кое как справиться с глазами и закрыть лишние. Мягко оттолкнувшись от земли (и сама немало этому удивившись), она полетела вперед. Несколько раз девушка – точнее, то чем она теперь была – рисковала напороться на острый сук или страшный, раскинувший шипастые ветви куст, но в последний момент опасность удавалось обогнуть.

Внезапно она увидела человека. Стройный, в белой одежде, он словно маяк приковывал взгляд. Подобравшись ближе, девушка смогла различить лицо человека, и волна эмоций захлестнула ее. Это мастер оригами стоял в лесу; красное небо над головой, пугающий шум, нарастающий с каждым ударом сердца – смесь стекотания, шипения, квохтанья, рычания и множества других звуков – казалось, не достигал его слуха. Лицо мастера оригами оставалось безмятежным, на губах играла легкая улыбка.

Девушка хотела броситься к нему, попросить помощи и защиты. Объяснить, что не понимает, как здесь очутилась, и что очень хочет вернуться. Но это многорукое тело не только не двигалось, но и всхрюкивало, облизывалось и сглатывало подступившую слюну. Сладковатый человеческий запах щекотал ноздри и перебивал лесные ароматы.

Стволы и ветви рядом затрещали: по ним карабкались другие существа, искали место поудобнее, рассаживались, цеплялись руками, ногами, хвостами и отростками, названия которым девушка не смогла подобрать. Мохнатые, чешуйчатые, клыкастые, с паучьими лапками, с множеством глаз или вовсе без них – каких только чудовищ здесь не было! Все они затаились, словно зрители, ожидавшие начала театральной постановки.

Вдруг еще один человек появился меж деревьев: крупный и широкоплечий мужчина, очень высокий. На его фоне мастер оригами казался хрупкой бумажной фигуркой. Черты лица мужчины были искажены страхом – и это выглядело странным, почти комичным, словно этот человек прежде никогда ничего не боялся. Схватив мастера оригами за запястье, он потянул его за собой, но тот ловко вывернулся, отступил на шаг.

– Глупый самонадеянный мальчишка! – прорычал мужчина. – Кому и что ты пытаешься доказать? Поторопись, пока еще не поздно скрыться…

Но мастер оригами лишь упрямо вздернул подбородок и произнес напевно, с издевкой:

– Если бы ты проснулся с огромной силой, что бы ты сделал?.. Вчера ты ответил на этот вопрос, и я просто-напросто выполняю то, что ты сказал. Я уговорил жителей поселка уйти, и теперь они останутся живы: твари, что глаз с нас не сводят, их не тронут. Или сегодня ты бы подготовил другой ответ? – повисла пауза, нарушаемая лишь писком, причмокиванием и шепотками: жуткие на вид зрители уже начали между собой выяснять, кому достанутся ноги мужчин, кому – руки, как поделить внутренности. Существо с пробивающимися из-под кожи зелеными побегами стало пританцовывать, радуясь, что успело закрепить за собой правый глаз человека помоложе. А вот его сосед горевал: он хотел язык, но был слабоват, чтобы бороться за него.

Окинув существа скучающим взглядом, мастер оригами добавил:

– Уходи. Если не вернусь – что же, невелика потеря. Все равно в стае меня никто не любил.

– Это не…

– Хочешь сказать, это не так? – уголки губ мастера оригами опустились, а в сладковатый аромат его тела вплелась горькая нота. – Но я с самого начала вызывал у вас лишь раздражение, всем и всюду мешал. И это хорошо: если меня не станет, вы наконец вздохнете с облегчением. Плохо лишь, что ты всех оставил и бросился меня спасать.

– Глупый мальчишка, у тебя есть сестра. Она будет горевать, а еще…

– Она с самого начала знала, что я задумал. Как и то, что меня в большинстве случаев невозможно переубедить. Так что уходи.

В небе творилось что-то невообразимое: словно полчище саранчи перекрыло кровавые облака. Стало темно, как безлунной ночью, только чувствовалось беспрестанное движение, копошение, шуршание. Все больше существ спускались вниз и теснили тех, кто уже занял места на ветках.

– Уходи, пожалуйста, пока я не утянул тебя за собой.

Девушка закрыла одни глаза и открыла другие – те, которым темнота не была помехой. Она увидела, что мужчина грязно выругался, но в глазах его блестели слезы.

– Береги мою сестру.

Огромный то ли пес, то ли волк вырвался из густых зарослей, заставив прятавшихся там существ броситься врассыпную. Шерсть его была влажной и всклокоченной, огромные когти оставляли глубокие борозды на земле, а с длинных клыков капала слюна.

– Пор-р-ра. Уходим, быстр-р-ро! – прорычал пес, и мужчина ловко запрыгнул ему на спину, махнул рукой на прощание.

Мгновение, и мастер оригами снова остался в одиночестве. Насмешливое, уверенное выражение вернулось к нему; мастер произнес слова, и они, словно напитанные невероятной силой, перекрыли шум и далеко разнеслись по сосновому лесу:

– Я хочу поговорить с Баронгом. Приведите его ко мне.

Грянул взрыв хохота. Некоторые существа смеялись так сильно, что теряли равновесие и соскальзывали на землю, катались по осыпавшейся хвое и мху, зажимая животы.

– Давненько мы не встречали такой невероятной наглости! Да кто ты такой, чтобы чего-то требовать? Команды раздает – ишь, чего удумал, Баронга ему подавай.

– Хотя вон он какой холененький, беленький! Может, и впрямь придется Баронгу по вкусу?

– Да таких славных и ладных детишек в каждой деревне полно, что особенного вы в этом разглядели? Дурной мальчишка, и только!

– Ну явно же вку-у-усный!

Мастер оригами поморщился: ну кому же понравится чувствовать себя куском мяса на прилавке? В тот же миг существа ринулись на него, пощелкивая зубами. Не изменив ни позы, ни выражения лица, мастер достал из рукава несколько изящных птиц, сложенных из бумаги, подкинул в воздух: те за мгновение обросли плотью, бросились наперерез существам, жестоко раня их острыми клювами и когтями. Даже крылья оставляли на телах рваные, сочащиеся кровью царапины.

Некоторые существа упали замертво, другие, жалобно повизгивая и зажимая полученные увечья, бросились врассыпную. Глядя на них, девушка с облегчением подумала: как же хорошо, что она осталась на месте, хотя сладковатый человеческий запах продолжал манить, а мышцы зудели, требуя движения.

– Я хочу поговорить с Баронгом. Как его найти? – мастер оригами повторил вопрос, и на этот раз никто и не подумал смеяться.

– Что он такое? – заволновались существа, спрашивая друг у друга и не получая ответа. – Выглядит, как человек, но разве могут люди делать такое? Слабые, жалкие, никчемные люди, которые годятся лишь для развлечения…

– Так и будем стоять?.. Обидно, наверное, когда у тебя такая большая свита, а в ней не сыщется никого толкового. Придется самому обратить на себя его внимание, – вздохнув, мастер оригами выхватил из-за пазухи сложенный во много раз лист бумаги, поднял: над его головой развернулся огромный воздушный змей. Стремительно поднявшись в воздух, змей крыльями срезал макушки деревьев, затем закружился в бешеном ритме и вонзился в самую гущу пролетающих над лесом существ. Множество тел попадали, ломая ветви, горячая кровь пролилась, словно дождь. Наверху воцарился хаос; шум, клекот и визги многократно усилились. Существа метались, наталкиваясь друг на друга: некоторые, не разобравшись в ситуации, зачинали потасовки, другие кидались на змея, но этим лишь ранили себя. А на земле все молчали, разом проглотив языки.

Внезапно воздушный змей вспыхнул, занялся ярким голубым пламенем, и все поняли: Баронг получил послание. Воздух в лесу словно загустел, стало трудно дышать; находящаяся в теле многорукого существа девушка кожей ощутила чужое присутствие, кровь вскипела в жилах, сердце бешено забилось. Покачнувшись, она чуть было не сорвалась с ветки, но удержалась, сумев с помощью крыльев вернуть себе равновесие. Другие существа беспрестанно дрожали; видимо, чтобы найти опору, они плотно прижимались друг ко другу. К девушке тоже прижались, и омерзение вперемешку с необъяснимым облегчением пронзило ее мысли.

Она взглянула на мастера оригами: тот продолжал стоять с прямой спиной, спокойный, точно занимался обыкновенной работой в своем магазинчике. Он вытянул руку – летавшие вокруг смертоносные птицы снова обратились бумажными фигурками и послушно легли в ладонь, после чего были убраны в рукав.

Последние черты змея уже исчезли в пламени, но оно не угасло, лишь разгорелось сильнее, побелело, стало таким ярким, что глаза всех существ нещадно заслезились. Вскоре из пламени, окутанная сиянием, выступила величественная фигура. “Баронг! Баронг! Баронг!” – волна шепота пронеслась по притихшим существам.

Тот, кого называли “Баронгом”, плавно опустился на землю. Когда обволакивающее сияние и слепящий огонь наверху угасли, девушка смогла разглядеть его: огромное существо, которое напоминало человека лишь тем, что имело две ноги, две руки и голову. Тело Баронга было закутано в меха, лицо покрывала сплошная маска с красно-желтыми узорами, выпуклыми глазами с крошечными, почти незаметными прорезями и выдающимися острыми зубами. Если бы девушка увидела такую маску в карнавальной лавке, то наверняка посмеялась бы над ней, сочтя нелепой – но сейчас ее пробрал ужас. Голова Баронга была украшена множеством кос, куда были вплетены мелкие косточки, бусины и множество других предметов, которые девушка не смогла как следует разглядеть.

– Отчего моя доблестная свита трусливо поджала хвосты? – голос Баронга, глубокий и звучный, плетью прошелся по существам, заставив их вздрогнуть.

Девушка и сама почувствовала глухую боль в груди, съежилась и судорожно вздохнула. А вот мастер оригами позы не изменил, не опустил гордо вздернутого подбородка. Если на фоне удалившегося на псе мужчины он казался хрупким, то в сравнении с могучей фигурой Баронга и вовсе представлялся тростиночкой, деточкой, которой впору ходить, цепляясь за мамкину юбку.

Несколько долгих минут Баронг рассматривал мастера оригами, обходил его с разных сторон, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Наконец, сказал с неожиданным, пробирающим до костей весельем:

– Ты что же, подбил мою свиту из рогатки?

– Я лишь хотел поговорить с тобой. Если бы они не набросились на меня и выполнили просьбу, все бы остались живы.

– Вот как! – казалось, изображенные на маске глаза стали еще больше. Повисла пауза, а затем Баронг вдруг легко согласился. – Хорошо, давай поговорим.

Наблюдавшие за развернувшейся сценой существа не сумели сдержать удивленного возгласа. На их памяти Баронг никогда не проявлял благодушия к зарвавшимся глупцам. Так, в прошлый раз он живьем содрал шкуру с того, кто осмелился дерзить – и теперь эта шкура была всего лишь лоскутом в его огромной накидке. Девушку пробрала дрожь, стоило ей подумать: “Откуда я вообще знаю об этом?..”

Выдержав паузу, Баронг добавил:

– Я поговорю с тобой… Но сначала все же откушу кусочек!

Баронг вытянул руку, затянутую в черную перчатку, собираясь коснуться щеки мастера оригами. Но тут между ними словно молния сверкнула: бумажная птица ринулась защищать хозяина и вспорола руку Баронга от кончика пальцев до локтя. Темные капли упали на землю, и она зашипела, задымилась.

– Я пришел поговорить, – спокойно повторил мастер оригами. – Но если для этого нужно сначала подраться с тобой – что же, я подерусь.

Пока девушка, к ногам которой подкатилась бусина, металась по кровати, не в силах проснуться, в магазинчике, располагавшимся в доброй дюжине перекрестков от ее дома, прозвенел дверной колокольчик. Никто не поторопился открыть ночному посетителю, но он и не подумал уходить – позвонил еще раз и стал дожидаться. Вскоре послышался лязг поворачивающегося в замке ключа. На крыльцо вышел паренек в пижаме с нарисованными кроликами, поверх которой была наброшена светлая накидка с золотистой оторочкой по воротнику.

Заспанно щурясь и беспрестанно зевая, он осмотрел ночного гостя с с головы до ног, а после крикнул в темноту дома:

– Хозяин! Тут тебе долг отдавать пришли, спускайся скорее!

Дав гостю войти внутрь, паренек помог ему снять плащ, усадил на стул, зажег настольную лампу, а сам, не церемонясь, запрыгнул прямо на стол и подтянул ноги, сложив их крест-накрест.

– Ты опять берешь мои вещи без спросу, паршивец? – мастер оригами спустился по лестнице с бумажным фонарем, бросавшим на стены причудливые отсветы.

– Ну я никак понять не могу: то ты просишь меня одеваться как тебе нравится, то раздражаешься из-за какой-то тряпки! У тебя вон все шкафы забиты, ты и не помнишь, наверное, что в них лежит. Так зачем жадничать? Тем более, – парень с обидой дернул за край накидки. – Эта штука жутко неудобная! Рукав широченный, я чуть не защемил его дверью. И все углы собрал, ой-ой, пока…

Мастер оригами резко поднял руку, и воцарилась тишина.

– Прошу прощения, что потревожил в столь поздний час… – начал посетитель, теребя в руках платок, которым до этого промокнул бисеринки пота с седых висков. Случившаяся перебранка ввергла его в замешательство, и заготовленные заранее слова вылетели из головы.

– Отчего же, я всегда рад гостям. Особенно тем, с кем у нас общая история.

– Точнее, тем, кому ты дал в долг, – хохотнул парень. – Да распоследний скряга-ростовщик по сравнению с тобой невинен как дитя!

Мастер оригами не стал отвечать на издевку, он не сводил глаз с гостя:

– Помнится, в прошлую нашу встречу, – которая, к слову, случилась совсем недавно, – вы очень испугались. Я лишь хотел заказать картину для магазина, и мне искренне жаль, если напугал вас и заставил думать, что потребую возврата долга, когда вы к этому, очевидно, не готовы.

– Тогда вы появились неожиданно… – пробормотал гость. – Но с тех пор я много думал. О прошлом и настоящем, о жизни. А еще о девочке… О той, которую вырастил, и которой вы однажды спасли жизнь.

– Конечно, я помню ее.

– Хотел бы я сказать, что она стала хорошим человеком, но проблема в том, что у нее слишком сложный характер, а я плохо разбираюсь в людях. – Ночной гость помолчал. – Но какой бы она ни выросла, я просто рад, что она есть. А вот я… только ей мешаю. Теперь руки дрожат, когда я рисую, ходить сложно, а долго сидеть на одном месте – еще сложнее. Да и картины мои не пользуются спросом. Так что ей приходится тянуть на себе и меня, и ребенка. Обдумав все это, я понял, что готов.

– Дурацкая причина сдаться, – фыркнул паренек, качнувшись из стороны в сторону. – Так вы ей не поможете, лишь сделаете больно.

– Ну что поделать, я всегда был эгоистом. И я на самом деле уже очень сильно устал, и из остальных эта причина – самая главная. Но все же мне напоследок хотелось показать себя с чуть более хорошей стороны. Жаль, не вышло.

Бросив предостерегающий взгляд на паренька, мастер оригами хмуро спросил:

– Она знает?

– Конечно. У нас нет друг от друга секретов. Она проводила меня до вашей двери, – посетитель улыбнулся, из-за чего его лицо будто сделалось моложе. Затем улыбка медленно угасла. – Будет больно?

– Совсем немного. Вам нечего бояться. А теперь закройте глаза и подумайте о чем-то приятном.

Поколебавшись минуту, посетитель смежил веки. Только редкие белесые ресницы чуть подрагивали. Свет фонаря в руках у мальчишки затрепетал, взвился, выплескиваясь за пределы тонкой бумаги. На минуту помещение наполнилось слепящим светом, словно в окно заглянуло неприкрытое облаками летнее солнце и обнажило каждый скрытый тенью уголок.

Когда этот свет потускнел и вернулся в границы фонаря, словно в клетку, посетителя больше не было в магазинчике.

Подвешенные к потолку бумажные птицы тихонько шелестели, задевая друг друга крыльями.

Глава 7. Белые стены

Сквозь сон Ал почувствовал, что кто-то гладит его по голове, слегка оттягивая волосы, затем осторожно обнимает за плечи и усаживает. Снаружи занимался серый рассвет. Несколько минут Ал тупо смотрел на свой матрасик у стены, тщетно пытаясь понять, каким образом очутился на кровати. Затем он перевел взгляд на маму, часто моргая спросонья. Она сидела рядом, полностью одетая, с зачесанными в пучок волосами. То ли из-за слабого света, проникавшего сквозь приоткрытые ставни, то ли из-за усталости, мамино лицо тоже казалось очень серым.

Ал обвел взглядом комнату, не заметил у порога обуви Ноа и его плаща на крючке – и резко подхватился, принялся спешно одеваться.

– Он все-таки отправился бродить ночью! Нужно отыскать Ноа поскорее, пока он не поранился или не свалился в канал.

– Алан, присядь

– Некогда сидеть, мы же…

– Присядь, – повторила мама таким тоном, что Ал, сам того не желая, свалился как подкошенный.

Нехорошее предчувствие многократно усилилось. Глубоко вздохнув, мама взяла Ала за руку.

– Сынок, Ноа не вернется.

– Как это? Что ты имеешь в виду?

– Иногда люди уходят, и с этим ничего не поделаешь.

– Хватит обращаться со мной как с маленьким! – Ала охватила злость. – Представь себе, я знаю, что такое смерть. И я видел, что Ноа не то чтобы слишком хорошо себя чувствовал в последнее время. Но он не болел и был еще сильным. Просто иногда чуть-чуть забывался и плохо спал. Так о чем ты мне говоришь?!

– Я говорю тебе правду, – мама слегка повысила голос. – Ноа ушел. Он давно хотел сделать это, но я отговаривала как могла. Поэтому не смей меня попрекать.

– Куда… Где? Он ведь не стал бы сам себя…

– Не мели чушь. Сам прекрасно знаешь, какой у Ноа характер. Много лет назад он связался с одним человеком и обещал, что подарит ему закат своей жизни. Да уж, звучит бредово, – мама поморщилась. – Этот человек вроде бы не настаивал на исполнении обещания, однако Ноа упрямый, он решил до конца платить по счетам.

Ал не находил слов. Он запустил пальцы в волосы и стал остервенело тянуть их в разные стороны. Запутавшиеся, зацепившиеся за ногти волоски выдирались с корнем, но эта маленькая боль не приводила в чувство.

В памяти всплывали разрозненные, мелкие моменты, которые теперь выстраивались в цепочку, обретали новый смысл. Вот они с Ноа идут по улице, наполненной сладким ароматом. Палисадники все в цвету, стройные магнолии, тянутся ветвями за границы низеньких оград. Прохожие останавливаются, чтобы полюбоваться, разговаривают, пока причудливые тени плетут узоры на их руках и лицах. "Хочу, чтобы после смерти мне в гроб положили цветок магнолии", – в уши Ала влились чьи-то слова – вместе с шумом ветра, птичьим перезвоном и шелестом трав. Удивленный, он остановился, заозирался по сторонам, пытаясь вычислить, кому из прохожих принадлежала прозвучавшая фраза. Так и не определив, Ал поспешил догнать Ноа.

– Не понимаю, зачем в такой погожий день думать о смерти?

– По-моему, день самый подходящий. Все в цвету, как раз можно выбрать понравившийся цветок, сообщить близким, – ответил Ноа задумчиво.

Распространенная традиция – класть цветы на грудь усопшего – всегда казалась Алу нелепой. Ведь когда тебя уже нет, какая разница, чем, кроме твоего тела, начинят твой гроб?

– Только не говори, что сам тоже об этом думаешь!

– А какой цветок ты бы для меня выбрал?

Ал едва не подавился воздухом; ему совершенно не нравилось, какой оборот принял разговор. Улыбнувшись, Ноа потрепал Ала по голове:

– Не волнуйся, тебе не придется выбирать для меня цветок.

– Это что еще значит?..

Но старик уже не слушал – заинтересовался лотком с горячей кукурузой, посыпанной белыми крупинками соли.

Еще Алу вспомнилась церемония, которую они с Ноа наблюдали в Сигнальных Кострах. Тогда они хотели справиться о работе у стеклодува или хотя бы у мастера по изготовлению красок, но в тот день почти все оказалось закрыто. По улицам двигалась похоронная процессия: люди в траурных одеждах несли цветы и блюдца с дольками сладких фруктов. Миловидная девушка с покрытой головой подошла к ним с Ноа:

– Угощайтесь, берите, сколько хотите. И порадуйтесь за наших мертвых: сегодня их тела, наконец, будут сожжены, и души освободятся.

– Желаю им с честью пройти испытания, – Ноа отсалютовал яблочной долькой, словно бокалом, и положил на язык. – С кем вы сегодня прощаетесь?