На рубеже веков

Грузины не заставили себя долго ждать. Наши пулеметчики оказались профессионалами: они сшибали нападавших практически одиночными выстрелами. Поняв, что попали в засаду, враги залегли, вот тут и пригодились снайперские навыки Покрышкина. Используя «Штайер», он расстреливал противников во все выступающие над землей части тела. Грузины громко выражали свое недовольство каждым попаданием – во всяком случае, те, которые были еще живы.

О стенку подвала у нас за спиной расплющилась пуля, вторая насквозь прошила голову первого номера пулемета. Это только в фильмах показывают, как мозги разлетаются по стенам, в жизни все проще и страшней: выбитый глаз и аккуратное выходное отверстие. Теперь, похоже, дело принимало плохой оборот – где-то рядом расположился снайпер. Самым мерзким было то, что работал он под прикрытием вампира, ментально мы его не чувствовали.

Я тихо спросил у Покрышкина:

– Ты его засек?

– Кажется… но не уверен.

Второй номер пулеметчиков, тот самый набожный паренек, попытался перекреститься, Казимир цыкнул на него и, отдав ему свой калаш, заставил занять другую позицию, а сам попросил:

– Вань, пусти очередь наугад. Только со стороны, за прицел не ложись.

Я подчинился, и тут же вторая пуля ударила в стену, спустя долю секунды Казимир нажал на курок.

– Кажется, есть.

В это время на улицу въехал танк. Воодушевленная пехота начала приподнимать головы (зря они это сделали). Танкисты были весьма наглыми, по крайней мере механик-водитель: он даже не удосужился закрыть свой люк и тут же получил туда гранату из РПГ.

Уж чего-чего, а такого эффекта я не ожидал. Сдетонировавший боекомплект сорвал башню, которая, подскочив на полметра, тут же рухнула обратно. Казалось, что танк просто сдвинул ее набекрень. В это же самое время Казимир с оставшимся солдатом спокойно отстреливали поднявшихся в полный рост и замерших от изумления бойцов. И тут в уши ударил страшный грохот, яркая вспышка хлестнула по глазам, все заволокло красным туманом, мир погрузился в абсолютную тишину, а плита перекрытия рухнула, погребая нас под собой…

Очнулись мы при свете дня. Казимир был в сознании как минимум уже минут двадцать и изо всей силы лупил меня по щекам. Мальчишка погиб, заваленный обломками, сами мы уцелели по чистой случайности, но неизбежная после любой травмы жажда уже начинала нас мучить. С трудом сев, я оценил ущерб: оружие валялось где-то под грудой щебня, «Штайер» погиб сразу, да и калаши восстановлению не подлежали. В наличии оставались только ножи да по паре гранат на поясе… нет, вру – у меня была еще саперная лопатка.

На улице раздавались крики и автоматные очереди, все это перекрывал лязг гусениц. Слух резанул страшный крик женщины. Я выглянул в пролом. Люди в пятнистой форме с закатанными по локоть рукавами шагали по мостовой, методично стреляя во все живое. Этакий тир с движущимися мишенями.

Казимир мысленно сказал: «Вампиров среди них нет, работаем от задних вперед. Только так, чтобы вякнуть не успели. Гранаты прибереги для танков. А то гляди, эти суки опять едут как на параде… – Глянув на останки раздавленной гусеницами женщины, он тихо выругался. – Я такого с сорок первого не припомню!»

Работали тихо и легко, потихоньку забрасывая трупы в подвалы, и вот уже перед нами танк и первый ряд зондеркоманды, кто-то из них обернулся и, увидев два окровавленных быстро надвигающихся силуэта, что-то испуганно крикнул, но было уже поздно. В танке ухнула граната, а еще через секунду все фашисты лежали на дороге мертвые. На ментальную связь выходить было нельзя, где-то поблизости находились агенты Ложи, поэтому, собрав все оружие с убитых солдат, мы пробились к российским миротворцам.

Дальше рассказывать особо нечего, война есть война. Двое суток осады: украинские ракеты – сбивающие наши самолеты, украинские танки – идущие в атаку на наши позиции, украинские «КрАЗы» – перевозящие вражеских солдат и орудия, и, наконец, украинские военные – воюющие на той стороне (такое мне и в страшном сне не могло присниться). Вампирами эти наемники не были, и мы с ними не церемонились: враг – он и в Осетии враг.

Все кончилось через пять дней. «Бежали робкие грузины», за ними двигались российские колонны, уничтожая склады техники и разоружая вражескую армию…

Мы шли по городу. Посмотрев на меня, Казимир сказал:

– Больше всего напоминает Минск в сорок первом. Его тоже сначала так проутюжили, а потом взяли.

Жители выходили из подвалов, все еще шарахаясь от военных, но, распознав в них русских, кидались нам на шею со словами благодарности.

А война тем временем продолжалась, то там, то здесь звучали выстрелы снайперов и люди падали мертвыми. Чаще всего в ответ на выстрел летела граната, а один раз я видел, как жители сами поймали такого «бойца». Расправа была короткой: вырванные пальцы и размозженная голова. Постепенно все прекращалось, командировка подходила к концу.

С Катькой я встретился на сборном пункте возле Рокского тоннеля. Увидев, что она жива и здорова, я окончательно успокоился, чего нельзя было сказать о ней. Ее до сих пор трясло после пережитого, я обнял ее, поцеловал и попытался успокоить.

Чуть позже возле нас появился Ермоленко и участливо спросил:

– Ну как? Можно поздравить с боевым крещением?

В ответ Катька бурно разрыдалась. Успокаивать ее он не стал, просто усадил на камень возле дороги и задумчиво произнес:

– Вот точно так же было в сорок первом, только враг был намного сильнее. – Он чуть-чуть помолчал и неожиданно жестко сказал: – Все, подаю рапорт о недопустимости дальнейшей политики невмешательства. Уж слишком дорого это обходится. Кстати, не пора ли тебе позвонить своему знакомцу из Ложи?

Руки мои дрожали, пальцы плохо попадали по кнопкам, но все же я набрал тот самый номер, в глубине души надеясь, что телефон на том конце будет занят. Увы, после второго гудка в трубке раздалось:

– Я вас слушаю…

После всего, что мы пережили в Цхинвале, даже та часть отцовских записей, которая нам сперва показалась скучной, пошла на ура…

* * *

Неделю мы блаженствовали и отдыхали. Отец занимался делами усадьбы. Вступал в права наследования, составлял новое завещание (от предыдущих оно отличалось только тем, что в нем в качестве наследника появился я), заключал новые договоры с прислугой и пересматривал их оплату. Я бродил по Афинам и купался в море вместе с господином Брауном, который с удовольствием сопровождал меня, наслаждаясь свободой. Мы уже помогли ему связаться с учителем, который жил и работал в Северо-Американских Штатах. Тот полностью одобрил действия Джона и рекомендовал всецело положиться на советы господина Промахоса. Джон договорился с отцом, что останется в библиотеке лет на тридцать. Поскольку эта территория считалась нейтральной, а на самом деле патронировалась Лигой, то встреча с бывшими коллегами последнему супругу королевы Виктории не грозила. К тому же, как библиотекарь, он мог не опасаться преследований, да и покровительство Лиги нельзя было сбрасывать со счетов…

В один из вечеров в небольшой таверне на берегу моря мы познакомились с двумя очаровательными дамами. К нашей великой радости, обе они оказались вампирами. Честно говоря, в тот вечер мы не собирались в «Тритона», но, уловив эманации двух незнакомых нам родственников, решили познакомиться. Каково же было наше изумление, когда, войдя в полутемный зал, мы увидели двух прелестных девушек, занятых (под запеченную в тесте рыбу и вино) высоконаучной беседой.

Уловив нашу озадаченность, дамы не жеманясь пригласили нас присоединиться. Джон с восторгом окунулся в диспут; мне бы пришлось нелегко, но благодаря беседам с княгиней Голицыной, которая была прекрасным математиком, я тоже не ударил в грязь лицом. Постепенно разговор свернул на физику и химию, здесь я чувствовал себя гораздо уверенней: господин Менделеев все-таки прекрасный учитель, – к тому же в обществе было просто принято изучать труды современных ученых, поэтому к тому моменту, когда нам подали жареных осьминогов, я окончательно освоился.

Наши новые знакомые оказались необычайно интересными собеседницами. Эмили дю Шатле и Ада Лавлейс Байрон были давними подругами и обе обладали прекрасными математическими способностями, а если добавить к этому их необыкновенную привлекательность и остроумие, то можно догадаться, что мы с Джоном забыли обо всем на свете.

Глядя на двух очаровательных девушек, свободно ориентирующихся в самых сложных научных материях, я в очередной раз убедился, что женщина, когда ей не мешают развивать свои природные склонности, может достичь высот не меньших, чем любой ученый муж.

От разговора меня отвлек мысленный вопрос отца, который деликатно интересовался, где нас черти носят и когда я изволю вспомнить о тренировках. Глянув на часы, я только и смог, что тихо ругнуться, и торопливо поднялся из-за стола, принося извинения нашим собеседницам.

– Ничего страшного, – мило улыбнулась госпожа Эмили, – дело в том, что мы направляемся именно к господину Промахосу, если же вы проводите нас к нему, это будет просто замечательно, а продолжение беседы окажется прекрасным дополнением к прогулке.

Нам с Джоном оставалось только порадоваться. Добравшись до дома, мы выяснили, что отец уже довольно давно ожидал наших спутниц. Он с удовольствием приветствовал их, а меня с Джоном без долгих разговоров отправил в гимнастический зал.

– Какая прелесть, господин полковник, – прощебетала вслед нам госпожа Лавлейс, – у вас есть манеж?

– Мы же в Греции, сударыня, – серьезно ответил отец, – а в Греции есть всё.

– В таком случае позвольте нам воспользоваться этим благом цивилизации. Поскольку за неделю путешествия мы нигде не могли хоть сколь-нибудь размяться.

И уже через какие-то сорок минут к нам присоединились обе дамы и отец…

Сегодня после раннего завтрака Александр Никифорович, приятно улыбнувшись, поинтересовался, как устроились наши гостьи, и, услышав искреннюю благодарность, сказал:

– Прекрасно. Рад, что все хорошо и наконец собрались все, кого мы ждали, можно и отправляться.

– Куда? – полюбопытствовал я.

– В горы.

– А я думал, мы наконец-то посетим библиотеку.

– Да, господин полковник, – согласилась со мной очаровательная мадам дю Шатле, – обозревать окрестности мы будем чуть позже. Сейчас же пора заняться делом.

– Именно им мы и займемся, – абсолютно серьезно заверил ее полковник, – поэтому наденьте походную одежду. Часа вам, я надеюсь, хватит.

Выйдя во двор, я уважительно покачал головой. И когда только учитель успел собрать целый караван, ума не приложу. Штук двадцать осликов косили хитрыми глазами и весело шевелили ушами, спокойно пережидая погрузку. Кони же, наоборот, гордо фыркали и нервно перебирали ногами, демонстрируя свое нетерпение. Слуги деловито грузили поклажу, кухарка бегала от кухни к коновязи, норовя впихнуть в чересседельные сумки еще один кусочек курочки или фляжку вина. Короче говоря, все были заняты делом…

Подъем оказался долгим и трудным. Как отец находил дорогу в этих зарослях и нагромождении скал – не знаю, но те козьи тропы, которыми мы шли, нас не вдохновляли. Кони нервничали и возмущенно ржали, требуя вернуться на нормальную дорогу. Дамы то и дело вскрикивали (что не мешало им наслаждаться путешествием). Джон напряженно мурлыкал какую-то песенку, я временами жмурился и настороженно поглядывал вниз, и только ослики невозмутимо шли вперед, не обращая внимания на неудобства, да отец, бодро указывавший направление, сиял довольной улыбкой.

Неожиданно деревья расступились, и мы увидели площадку, заросшую кустарником и высокой травой. Полковник поднял руку, и караван остановился. Спрыгнув с коня, он медленно прошелся по поляне и поманил меня к себе.

– Здесь когда-то стоял храм, – тихо сказал он, когда я подошел, – видишь?

После его слов у меня словно пелена с глаз упала. Я увидел остатки стен, из кустов выглядывали обломки колонн, более того, выяснилось, что мы стоим возле развалин пологой лестницы.

– Хорошо вернуться домой, – задумчиво продолжал отец. – Владыка Аполлон никогда не отпускает человека, который служил ему от всего сердца, даже если дает ему возможность уйти.

Я озадаченно посмотрел на него и увидел:

…Громада храма с золотым солнцем на фронтоне, казалось, парила в воздухе, ярко-синее небо соперничало со столь же яркими красками на гордых колоннах, мраморная лестница сверкала так, что глаза слезились от света, а там, впереди, тихо и торжественно раскрывались тяжелые двери из драгоценного эбенового дерева, и золотые накладки на них казались маленькими солнцами.

Из полумрака святилища медленно вышел жрец, облаченный в белоснежное одеяние, с треножников струились клубы ароматного дыма, а гигантское изваяние в глубине зала, казалось, ожидало поднимающегося по лестнице взволнованного эфеба. На губах бога играла загадочная улыбка, глаза человека и Владыки Аполлона встретились, зачарованный мерцанием золотистых огоньков в глазницах скульптуры юноша даже не заметил, как жрец обрил ему щеки и срезал длинные пряди волос, тщательно уложенные по плечам. Темные волосы четко выделялись на золотом жертвеннике…

– А дальше? – зачарованно выдохнул я.

– Дальше, Петя, нельзя. Это таинство, но в храм мы сейчас войдем.

– Он же разрушен.

– Нет, – уверенно возразил отец, – истинные храмы никогда не подвергались разрушению и осквернению. Пойдем.

Полковник свернул к обрыву, я, недоумевая, направился за ним, как и наши спутники, которых он позвал резким взмахом руки. Глянув на то, как ловко отец начал спуск, я только обреченно вздохнул и шагнул следом. Судя по звукам за спиной, дамы, спешившись, последовали за нами, и мне оставалось только порадоваться, что мы не связаны никакими человеческими условностями и вид женщины в брюках нас не шокирует. Как они спускались бы по таким камням в юбках и туфлях – не представляю.

Наконец мы достигли ровной площадки, ноги мои дрожали от напряжения, а когда я глянул вверх, то был вынужден присесть. Длина спуска меня приятно поразила, но как по такому склону можно спускать груз – осталось для меня загадкой. Ада и Эмили были в полнейшем восторге, Джон сохранял спокойствие, но всех мучил только один вопрос: а что дальше? Меня это тоже интересовало, отец же с выражением полнейшего удовлетворения на лице обозревал открывшийся с горы вид и чего-то ждал. Уже через минуту мы поняли чего.

Из ближайших к нам зарослей показалась конская морда, а спустя еще пять минут появился весь караван. Поняв, что совсем рядом имеется нормальная дорога, я просто озверел, но сказать ничего не успел: огромная каменная глыба бесшумно отъехала в сторону, явив миру зев пещеры. В проходе появились вампиры, которые, коротко поздоровавшись с нами, принялись помогать разгружать ослов.

– Идем, Петя, – тихо сказал отец, убедившись, что груз принят.

Я покосился на наших спутников, которые тоже направились к пещере. Кажется, отец имел в виду не отдых.

– Они тоже увидят, но тебе я хочу показать все сам…

…Храм, стоявший под горой, казался нереально прекрасным. Белоснежная громада словно парила в первозданной тьме подземного зала. Несколько мгновений я не мог не только дышать, но и думать.

– Как? – только и сумел спросить я, обретя голос.

– Все очень просто, – улыбнулся отец, – это теневой храм.

О таком чуде мне слышать не приходилось, а он как ни в чем не бывало продолжил:

– В мои времена, Петя, храмы строили именно так. Сперва рыли котлован и в нем возводили храм, так сказать, – истинный. Он строился по личным чертежам архитектора. Затем его украшали, наполняли священными предметами и книгами, устанавливали алтари, треножники, статуи, освящали, а потом – засыпали и точно над ним строили второй храм – полностью аналогичный первому. Но это уже был слепок, подобие. Даже строили его по копиям чертежей, а настоящий проект до сих пор лежит в священном ларце у ног бога.

– Зачем?

– Храм – это земное жилище бога, и входить в него смертным нельзя, а вот в копию дома входить можно.

– Магия подобия? – догадался я.

– Правильно, – похвалил меня отец, – благодаря такому решению бог всегда был уверен, что, посетив свой дом, он найдет его неоскверненным и в идеальном порядке, независимо от того, какие события происходят на земле.

– Вот почему истинные храмы нельзя разрушить?

– И рукописи именно поэтому не горят. Во всяком случае, те, которые лежат здесь. Кстати, чаще всего грабители не находили в земном храме ничего ценного. Догадываешься почему?

Я кивнул, с благоговением созерцая величественные колонны и мощные двери.

– А внутрь можно?

– Вообще-то нежелательно, ты ведь не посвящен. Но на порог и на пару шагов в зал я тебя проведу. А если все-таки захочешь войти, я проведу обряд. Богов, даже если их нет, сердить не стоит…

* * *

– …Первый раз о таком слышу, – сообщила Катька, отрываясь от рукописи.

– Подожди, – меня посетила мысль, и я поторопился ее высказать, пока она не убежала, – значит, если бог живет на Олимпе, ну или на небе, то его настоящий дом там. Правильно?

– Наверняка.

– Тогда получается, храм, чертежи которого делал сам архитектор – это отражение дома небесного. В таком случае храм для людей – просто тень этого отражения.

– Ты хочешь сказать, что настоящий теневой храм у всех на виду, а истинный скрыт, – поддержала мою мысль Катерина, – просто за столько лет понятия поменялись.

– Точно! Об этом надо с Батей поговорить.

Но разговор пришлось отложить. Буквально через пять минут со мной связался отец и приказал собираться в дорогу: нас ждали в Никите…

Количество гостей впечатляло, а поняв, кто нас посетил, я преисполнился неимоверной гордости – в зале кроме крымских сидели Магистры из России, Украины, Белоруссии и не менее двадцати высокопоставленных вампиров с учениками из Европы и ее окрестностей. Я с удовольствием поздоровался с Гольмом, Дашей и Мойшей Ивановичем, раскланялся с Федоровым и Деевым. В углу обнаружились мирно беседующие Митиёри, Зотов[9] и Джабраил. Покрышкин и Кошка шептались с Ермоленко. От такого зрелища мы с Катькой слегка растерялись.

– Катюша, подойди к столу, – попросил вошедший в зал дядя Юра.

Я двинулся было за ними, но меня задержал бывший шеф.

– Иван, мы должны встретить высокого гостя, пошли.

Я поймал взгляд отца и, уловив подтверждение, поплелся за Романовым.

– А кого еще ждем?

– Твоего знакомого, – хмыкнул шеф, передавая образ.

– Значит, он приезжает. Круто. А я даже имени его не знаю.

– А его вообще мало кто знает, – успокоил меня Романов, – поэтому и называют просто Он. Понял?

– Так точно! – Я лихо козырнул, изображая бравого солдата Швейка. – Как прикажете к нему обращаться? Товарищ Он или господин Он?

Шеф немедленно отвесил мне подзатыльник и ответил:

– Великий Магистр, при случае достаточно просто Великий, чтобы не путать. Слово «уважаемый» категорически не подойдет. И вообще, не стоит акцентироваться на обращении. Великие сами к тебе обратятся, если понадобится.

Я хотел еще кое-что уточнить, но не успел. Мягко зашуршали шины, скрипнули тормоза, из остановившейся машины вышел Глава Капитула. Осмотревшись, он одобрительно кивнул, улыбнулся Романову и направился к дверям. Мне показалось, что он пройдет мимо, словно меня вообще здесь нет, но, поравнявшись с нами, Он одобрительно хлопнул меня по плечу. У шефа глаза полезли на лоб, а я ощутил необыкновенный прилив гордости, но насладиться триумфом не удалось: гость, более ни на секунду не задержавшись на улице, прошел в дом…

Встреча шла своим чередом. Говорили много, спорили жарко, аудитория сразу разделилась на два лагеря. По принадлежности можно было отличить военных от гражданских. Большинство военных настаивало на том, что политика невмешательства Лиги себя не оправдывает. В то время, когда Ложа активно проводит свои акции в разных странах мира, Лига зарывает голову в песок и пытается отсидеться. А результатом мы имеем повсеместную сдачу своих позиций и потерю зон влияния. Оппоненты же поднимали очередную демократическую волну по поводу того, что люди должны сами выбирать, куда им идти дальше (совершенно не задумываясь над тем, что Ложа такими мелочами не озадачивается).

– Да пусть они выбирают! – не выдержал Митиёри. – Только и нам пора за дело браться, а не пускать все на самотек.

Верховный Глава Капитула сидел молча, казалось, ничто его здесь не интересует, лицо оставалось абсолютно бесстрастным. А эмоции в зале все более накалялись.

– Куда мы докатились с этой политикой? – поддержал Митиёри Федоров. – Страну развалили! Территории потеряли! А все из-за того, что кое-кому просто не хочется брать на себя ответственность.

Я заметил, как при этих словах дрогнули ресницы Главы Капитула, а Батя обменялся с Тотлебеном и Гольмом быстрыми взглядами.

– Так хотел народ! – выкрикнул кто-то в ответ на слова Федорова.

– Не народ, а Ложа!

– Но люди их поддержали!

– Господи! Сколько лет вы живете на свете? Вы что, до сих пор не поняли, что девяносто процентов любого народа за кусочек материальных благ, положенных ему в карман, а чаще всего – просто обещанных, поддержит что угодно и кого угодно! Гитлер тоже пришел к власти демократическим путем, и чем это закончилось? А демократ Черчилль, который фактически сам себя назначил премьер-министром?

И тут впервые заговорил Он:

– Господа, не могу понять, для чего здесь нахожусь я. Если вы разбираетесь между собой – я не собираюсь выступать в роли третейского судьи. Для этого есть нейтралы. Если же хотите знать мое мнение о человечестве, скажу просто – это приблизительно пять процентов homo sapiens, которые хотя бы думают. Все остальные – это скот, и их место – на бойне. Заметьте, пополнение в свои ряды и мы, и вы выбираем из людей, а не из скота. Любой человек подумает над нашим предложением, прежде чем согласиться. Скот же не раздумывает, потому что хочет одного – бесконечно жить и бесконечно жрать. Я надеюсь, комментарии к моему выступлению не нужны.

– Нужны, – тихо сказал Тотлебен, – но чуть позже.

После этих слов полемика как-то угасла. Разговор пошел тише, вампиры рангом пониже и мы с Катькой покинули зал (то есть почти все). Пар явно спустили, мнениями обменялись, разговор предполагался серьезный, блок тоже поставили недетский. Что я, что Ермоленко не смогли уловить ничего, хотя очень старались. Оставалось только одно – идти гулять.

Конец сентября был теплым, вода в море еще не успела остыть, учителя пошли купаться, а мы отправились на прогулку по ночной Никите, между делом заглянув и в ботанический сад. К нам с Гансом, Мойшей и Ленькой присоединились еще несколько молодых вампиров из Европы и Москвы. Это мешало дружеской беседе, но не прогонять же их, гости все-таки.

Буквально через пятнадцать минут беседы мы с изумлением поняли, насколько они невежественны. Привыкнув к общению с умными европейцами (вроде Ганса или Гольма с Покрышкиным), я откровенно растерялся от их политической безграмотности. Интересно, они что, наставников совсем не слушают или тем просто некогда? А может быть, не торопятся учиться, живя в сытой и благополучной (весьма условно) Европе. С некоторым стыдом я вспомнил лекцию Ермоленко по поводу Горбачева, тогда я тоже не понимал, к чему это может привести. Эти же, похоже, игнорировали всё. Они считали, что человек – самое ценное существо в мире, и даже не думали о том, что смерть одного человека, уничтожившего вражеский танк, даст возможность выжить тысяче, нет, они просто не хотели этого понимать.

«Вань, теперь я знаю, зачем меня папа в Цхинвал отправил», – ошеломленно подумала Катька.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Расписать пулечку – сыграть в преферанс.

2

Гривенник – десятикопеечная монета.

3

Полушка – монета в полкопейки.

4

Иван Сергеевич Аксаков – русский публицист, поэт, общественный деятель, один из лидеров славянофильского движения.

5

«Желтые билеты» выдавались проституткам в Российской империи в 1843 году по указу императора Николая I. После царского разрешения проституток обязали вставать на учет в специально созданные врачебно-полицейские комитеты, где у них забирали паспорта, выдавая взамен желтые заменительные билеты и смотровые книжки.