Жить Свободным. Часть I. Время когда все кажется возможным

– И то правда.

Афанасий отхлебнул еще пару больших глотков.

– Ну а насчет понимаю ли я тебя. – вновь завел разговор Илья – конечно понимаю. Но и ты меня послушай. Зинка твоя и Катька, да и девки, с которыми ты летом на сеновале обжимался. Они взрослые бабы уже. У всех мужики, куча детей, хозяйство, барин со своими запросами. Вот на кой черт ты их мужикам сдался. Куда они тебя примут? Ну а мать….

Илья остановился, взял Афанасия за плечо и глядя в глаза вполголоса продолжил:

– Сколько ей годов было, когда тебя забрали? Ну ты же сам все понимаешь. Доля нам такая выпала, что уж тут теперь. Лучше может и не думать о доме.

– А ты вот ответь тогда – Афанасий одёрнулся, отвернулся и пошел дальше:

– А на кой мне тогда все это? За каким чертом я сейчас ноги передвигаю. Иду куда-то, воевать будем с кем-то. Может издохнуть проще было там в Архангельске. Хоть родителей бы видел на небесах.

– Ты это брось такое говорить! Дурной что ль? Это грех большой! Так случилось, значит случилось. Значит судьба у нас такая.

Илья выхватил флягу из рук Афанасия и убрал обратно в рюкзак. Дальше они пошли молча и стараясь не смотреть друг на друга.

А спереди и сзади, среди колосящихся полей, по грязной дороге, тянулась бесконечная колонна из пеших солдат, кавалеристов, пушек запряженных лошадьми и сотен телег с провиантом. И только одинокая роскошная карета, запряженная четверкой белых лошадей, явно выделялась на фоне этой военной процессии.

*************

Где-то после полудня, когда солнце еще было в зените и июньский зной достиг своего апогея, вдоль колонны во встречном направлении проскакал всадник. Доехав до экипажа, он развернулся, поравнялся с каретой и громко обратился к поручику, сопровождавшему экипаж рядом на коне.

– Подпоручик Алферов. С посланием его светлости генералу Панину от Полковника Власова.

– Сто-о-ой! – скомандовал поручик.

Извозчик резко потянул поводья, и карета остановилась. С запяток резво соскочил лакей, подойдя сбоку, открыл дверь и приклонил голову.

Из кареты высунулся мужчина лет сорока. Круглолицый, весьма упитанный, с мягкими, немного женственными чертами лица, в белоснежном туго натянутом парике, роскошном зеленом мундире с огромными отливающими золотым цветом генеральскими погонами и голубой лентой поверх мундира.

– Ваше сиятельство – обратился подъехавший гонец, спрыгнув с коня и приклонив голову:

– Полковник Власов приветствует его светлость на Острогожской земле. Рад сообщить вам, что до поместья полковника не больше пятнадцати верст. По такой дороге ваш экипаж будет в поместье часа через три. Изволите сделать распоряжения по приему.

– Замечательно – ответил мужчина из кареты стоя на ступени.

– Вот что! Передай полковнику, пусть первым делом истопит мне баню. Да. Баню. Все остальное потом. Не нужно этих вот приемов, поклонов. Баню с дороги, а потом ужин. И потом уже все дела и церемонии.

– Так точно! Будет сделано – ответил подпоручик. Отдал честь и вытянулся в ожидании других указаний.

Стоявший на ступени кареты генерал лишь махнул кистью руки, повернулся, и чуть наклонившись, залез обратно внутрь.

Лакей закрыл дверцу, подпоручик быстро запрыгнул на коня и ускакал с поручением генерала вперед.

Усевшись обратно внутри кареты спиной к извозчику, мужчина с явным облегчением обратился к своим спутницам:

– Ну вот. Уже почти. Скоро будем на месте.

Рядом на лавке сидела дама возрастом чуть младше своего спутника. Очень худая со светлыми длинными волосами, светло-серыми глазами. Бледное лицо, покрытое наспех сделанном макияжем, выдавало жуткую усталость. Как и все пассажиры кареты дама мучалась от духоты, изредка пытаясь охладить, безнадежно вспотевшие голову и шею, взмахами веера.

На другой лавке сидели две молодые девушки. Прямо напротив генерала совсем юная блондинка с прелестными слегка вьющимися золотистыми локонами, большими, даже огромными светло-серыми глазами, по-юношески округлыми чертами лица и немного пухлыми губами.

Рядом брюнетка чуть постарше, с изящно оформленной прической, карими глазами, слегка нарумяненными щеками, и несмотря на внешнюю измотанность, притягивающая какой-то строгой, благородной красотой.

После обнадеживающих новостей атмосфера среди утомленных полуденной духотой пассажиров стала заметно веселее.

– Мне уже и не верилось, что эта поездка когда-нибудь закончится. Как же все это утомляет – сказала спутница генерала.

– Как же вы правы ваша светлость – ответила брюнетка напротив, и едва сдерживая ехидную улыбку продолжила:

– Я уже думала, если Анну вновь укачает, и еще хоть раз вытошнит на мое платье, я ей-богу выйду прочь и пойду обратно в Петербург пешком.

– Знаешь милая Лизанька – начала Анна, повернувшись лицом к собеседнице и также едва скрывая усмешку:

– Испортить твое чудесное белоснежное австрийское платье, а потом смотреть, как вы трое на ходу выскакиваете из кареты, чтобы не поплохело самим. Да потом еще битый час сидите с кислыми лицами, делая вид, что здесь ничем не пахнет. У-у-у! Да это единственное развлечение, доступное мне в этой чертовой повозке в последнюю неделю.

– Ну ты и гадюка – ответила Лиза, едва сдерживая уже не улыбку, а хохот.

– Ну-ка юные леди! – резко оборвала дама напротив – следите за своими языками!

На мгновенье в карете установилась тишина. Генерал строго оглядел своих спутниц, с серьезным видом отвернулся к окну, и тут же повернулся обратно, уже не сдерживаясь от смеха. Атмосфера, от этого залившего компанию хохота, стала еще более оптимистичной.

Делать в дороге было и правда совершенно нечего. Разве что смотреть на измученные лица друг друга, да считать задом многочисленные ухабы сельских дорог.

Поездка длилась уже восьмой день. На ночь экипаж останавливался на постоялых дворах. Но места эти были явно не для столь знатной публики. Скудная, простая еда. Тесные и душные комнаты с потрепанными постелями. Вонь от заваленных конским навозом подворий. От того новость о скором прибытии в поместье полковника, приносила такое долгожданное облегчение, словно свежий бриз подул с моря.

*********

К лету 1763 года обстановка на западных границах империи становилась все напряженнее. По всему дело шло к большой войне. И вопрос был только в том вспыхнет вперед конфликт с недавним союзником Пруссией, вокруг дряхлеющей Речи Посполитой, или застарелое противостояние с Турцией и её вассалом Крымским ханом. Потому недавно взошедшая на престол императрица Екатерина II решила устроить масштабные военные учения.

Местом проведения был выбран город Острогожск в Воронежской губернии. Полковой город Острогожского слободского казачьего полка, построенный сто лет назад, как часть мощной Засечной черты. Учения не случайно задумали провести в казацком войсковом городе. Казачество, несмотря на своенравность, и в целом проблемность для чиновников, продолжало играть огромную роль в военной машине империи.

Командовать учениями был назначен генерал-аншеф Петр Иванович Панин. Один из наиболее опытных и влиятельных военных и гражданских чинов периода правления свергнутого и убитого императора Петра III. Петр Панин к своим сорока двум годам, уже отличился целой плеядой блестящих побед, в том числе в ходе только, что закончившейся семилетней войны. Получил практически высший военный чин генерал-аншефа, выше которого был только чин фельдмаршала. Успел, среди прочего, побыть генерал-губернатором Кёнигсбергским. Ну и в придачу, старший брат Петра Ивановича Никита, был и вовсе воспитателем наследника престола Цесаревича Павла Петровича, сколотил вокруг себя сильную партию при дворе, и фактически возглавил российскую внешнюю политику, после прихода Екатерины к власти. Новая императрица, урожденная прусская княгиня Софи́я А́нгальт-Це́рбстская, понимая, что заняла престол вместо законного наследника, собственного сына Павла, стремилась склонить на свою строну наиболее влиятельных вельмож периода правления свергнутого мужа. Потому влияние Паниных после дворцового переворота, случившегося годом ранее, не уменьшилось, а напротив только возросло.

Понимая, что большая военная кампания может начаться совсем скоро, и помня чрезмерно затянувшуюся семилетнюю войну, Петр Иванович решил взять на учения супругу и дочь, дабы побыть с близкими, покуда это возможно.

Отношения Панина с супругой Марией к этому моменту сложно было назвать теплыми. Мария Родионовна Панина, в девичестве Татищева, дочь Петербургского градоначальника, была фрейлиной у трех предыдущих императриц. В юности славилась при дворе изысканной красотой и высоким умом. Авторству Марии Родионовны принадлежали несколько переводов романов и повестей с французского языка на русский. Но брак с Петром выдался трагичным и тяжелым. В начале все было похоже на сказку. К венцу Марию убирала сама императрица Елизавета Петровна, присутствовавшая и на свадебном балу, подтверждая самый высокий статус брачующейся пары. Петр Панин, тогда еще полковник, в этот период делал блестящую военную карьеру. Но потом случилась первая беременность. Ребенок умер при родах. Потом, через год, опять неудачная беременность прервалась досрочно. В общей сложности Мария была беременна 17 раз. Но либо беременность заканчивалась преждевременно, либо ребенок рождался хилым и умирал в младенчестве. Из всех детей у Паниных выжил только пятый. Дочка по имени Анна.

Петр Иванович души не чаял в дочери, хоть, по правде говоря, это не всегда было так. Трагические смерти детей невероятно огорчали. Но они с Марией все же продолжали пытаться. Столь блестящая карьера, такие щедрые дары от императорской фамилии, одна из наиболее влиятельных фамилий, а наследника нет. Но дети умирали. А дочь. Что ж тут сказать. Дочь не унаследует фамилию, не умножит титулы. Выйдет замуж, и? И, пожалуй, все. От того, Панин практически не бывал дома, предпочитая службу семейным делам. Но со временем он смирился с судьбой. Отношения с Анной стали становиться все ближе и ближе, и к моменту, когда дочке исполнилось 15 лет, перспектива долгой разлуки, казалась уже невероятно тягостной. К тому же, Петр Иванович понимал, что пройдет год или два, и дочь нужно будет выдавать замуж. А там будет уже совсем другая жизнь, и видится они будут не часто.

Вместе с семьей Паниных путешествовала молодая Елизавета, которую взяли с собой как учительницу немецкого и латыни для Анны. Лиза, дочь графа Воробьева была знатных кровей. Но отец её, бывший и без того из небогатого семейства, еще и умудрился промотать остатки наследства. Потому молодой графине приходилось рассчитывать теперь только на себя. Возрастом она была ненамного старше своей ученицы, а потому их отношения больше походили на отношения близких подруг или сестер. Толку в итоге от такой учебы было мало. Зато присутствие Лизаветы хоть как-то скрашивало перспективу провести лето вдали от столичной светской жизни.

*********

Ближе к пяти часам по полудни, когда летнее солнце уже не пекло так сильно, но духота еще и не собиралась уступать место вечерней прохладе, роскошная карета, к тому моменту уже вся покрытая дорожной пылью и испачканная понизу слоем грязи, наконец достигла конечной точки этого путешествия. Генерал Панин решил разместиться с семьей в усадьбе отставного полковника Власова Георгия Петровича.

Усадьба Власова на самом краю Острогожска, представляла собой весьма милого вида одноэтажный деревянный дом желтого цвета с двумя невысокими башенками на главном фасаде, и маленькими окошечками на крыше, имитирующими наличие мансарды. Желтый фасад с белыми полосками, и оконными рамами, также выкрашенными в белый, был щедро украшен резным декором. Все это делало дом очень похожим на роскошные загородные усадьбы петербургской знати. С угла к дому примыкал высокий деревянный забор, также выкрашенный в желтый, с большими массивными воротами и калиткой рядом. А за забором пряталось весьма большое для такого дома подворье, средь которого даже виднелся небольшой купол домовой церкви.

Хозяин дома был хорошо знаком по службе с Петром Ивановичем. Они вместе служили в Пруссии несколько лет назад. Полковник, как и Панин делал успешную карьеру. Среди военных он прославился мудростью в планировании операций и холодным сердцем. Власов мог отправить разом десятки солдат на верную смерть, и даже не повести бровью. Зато, все его операции давали блестящий результат. Но потом, в судьбоносном сражении при Кунерсдорфе, снаряд разорвался прямо под его конем, переломав последнему разом все четыре ноги. Завалившийся жеребец прокатился по полковнику, нанеся тяжелые увечья. Несколько недель Георгий Петрович пролежал в полевом лазарете. Никто и не верил в его выздоровление. Но он выжил. Последствия же ранений были тяжелыми. Одна нога почти перестала двигаться, из-за травмы поясницы движения стали медленными и скованными, а правый глаз практически почти не видел. Полковник был с почестями уволен из армии на пенсию, так как более не мог нести службу. В память о заслугах, и с целью использования опыта Власова, он был повелением императрицы Елизаветы Петровны одарен поместьем в Воронежской губернии, и в придачу сотней душ крестьян. Супруга Георгия Петровича Ольга, происходила из зажиточной семьи провинциальных купцов, и не могла похвастать ни глубоким умом, ни житейской мудростью. Еще до ухода мужа на войну, она очень стремилась приблизиться к жизни столичного дворянства, чем сильно утомляла того. А после возвращения супруга с тяжелыми ранами, личная жизнь у них совсем разладилась. И все что оставалось Ольге, это скандалить с мужем, вытягивая из него деньги на, казавшиеся ей модными вещи, да донимать прислугу, требуя от безграмотных крепостных соблюдения какого-то, ею самой выдуманного, этикета. Все эти попытки построить светскую жизнь на деревенских корнях, выглядели порой совсем нелепо. Но среди местной публики Ольга Ивановна слыла первой модницей и светской дамой.

Экипаж въехал сквозь ворота на подворье, где уже все было готово к встрече высоких гостей. Полковник с супругой, городской голова с женой, да пара офицеров гарнизона выстроились в ряд. Все в парадных одеяниях. Мужчины в военных мундирах с лентами, белых париках под черными треуголками, начищенных сапогах. Дамы в пышных белых платьях, скрывавших столь же пышные фигуры провинциальных помещиц немолодого возраста, с чрезмерно нарумяненными лицами. А их шеи, запястья и кисти рук сияли, казалось, всеми драгоценности, которые у них вообще были. Чуть поодаль, позади стояли человек пять прислуги в праздничных ярких крестьянских нарядах. Все встречающие старались максимально выправиться, словно солдаты на построении, и не переставали все время улыбаться. А посреди двора, в том месте куда подъехала карета, лежал большой ковер. Видимо, кому-то пришла в голову мысль, что высокостатусных гостей нужно встречать, непременно, расстелив ковровую дорожку. Но мысль пришла поздно, и дорожки не нашлось, потому просто расстелили ковер. Смотрелось все это невероятно нелепо, и только подчеркивало пропасть между столичной знатью и провинциальным дворянством.

Полковник с супругой подошли первыми к карете. Следом кучкой мелкими шажками подтянулись остальные. Лакей, вымуштрованным до изящного автоматизма движением открыл дверцу и приклонил голову. Петр Иванович высунулся из кареты, встал на ступень и неспешно оглядел двор, стоявших в сторонке слуг, и лишь после обратил взор на встречающих.

– Ваше сиятельство. Имею честь приветствовать вас – на правах хозяина начал Власов.

Панин сошел со ступени, стремительно подошел к полковнику и с улыбкой протянул руку:

– А я то как рад, уже наконец увидеть вас добрый друг. Что там с моим указанием по баньке? Готово?

– Конечно ваше сиятельство, истоплена банька и веники запарены, и чан с родниковой холодной водой стоит. С дорожки то прохладиться. И квас холодный только из погреба – перебила, неспешно отвечавшего в силу своего недуга, полковника супруга. Ольга Ивановна впервые принимала в доме столь высоких гостей, а потому, изо всех сил стремилась привлечь их внимание. И даже возможный гнев, весьма непростого характером мужа, не страшил её сейчас. Помещица повернулась в сторону слуг и что-то прошушукала им, резво зазывая взмахами руки. В ответ пара слуг, мужик и молоденькая девушка быстро, почти бегом, подошли к хозяйке. В руках у девушки было полотенце с большим караваем и солонкой по центру последнего. Мужик же держал поднос с парой бокалов белого вина.

– Вот, по традиции примите хлеб да соль. И бокал прохладного вина с дороги – продолжила Власова.

– Вино и хлеб? Интересно – ухмыльнулся Панин. И не став пробовать ни того ни другого, взял полковника под руку:

– Проводи-ка меня дорогой. А супруга твоя пусть моих спутниц принимает.

Петр Иванович поздоровался с городским головой, выслушал представления других присутствующих и удалился с прихрамывающим помещиком в сторону дома. К этому времени все спутницы генерала уже стояли перед каретой, и с некоторым удивлением оглядывались вокруг.

– Ваши светлости. Как прошло путешествие? – переключилась на оставшихся на дворе гостей Ольга: – рада вас приветствовать. Я полностью к вашим услугам. Указывайте, что пожелаете. Все будет исполнено.

– Спасибо. Все хорошо. Но мы право очень устали – негромко и не очень приветливо ответила Мария Родионовна, а юные спутницы, стоя позади перешептывались и хихикали, рыская глазами по сторонам, и показывая пальцами друг другу, то на нелепый ковер под ногами, то на слуг с угощениями.

– Нам бы скорее попасть в свои комнаты.

– Конечно, конечно. Как пожелают ваши светлости. Пойдемте!

Ольга Ивановна приклонила голову и показала в сторону отрытых дверей дома. Панина прошла первой, следом проследовали девушки. Анна, проходя мимо каравая, ткнула в него пальцем и захохотала.

Войдя в дом, гости очутились в небольшом холле, из которого вел проход в гостиную налево через арку, а по коридору направо находились хозяйские спальни. Дом был небольшим, и чтобы разместить гостей с комфортом, хозяева сами на это время переехали в летний флигель.

– Вот и наш дом. А это Варя и Коля. Они на ближайшее время будут здесь жить на подворье, и в любое время к услугам их светлостей. Но лучше зовите меня. Я и днем, и ночью в вашем полном распоряжении. Мы непременно сделаем ваше пребывание столь же комфортным, как ваши светлости привыкли. В гостиной стол накрыт. Если изволите, можно отужинать. У нас прекрасное вино, и шоколад есть.

Помещица не унималась, рассыпаться в любезностях.

– Нет! – уже с нескрываемым раздражением вновь ответила Панина:

– Мы хотим пройти в свои комнаты. Я там дождусь супруга и потом решим, где отужинать. А девочек проводите в их комнаты. И принесите им туда ужин.

– Да, да. Все сейчас сделаем. Все будет. Варя, Коля слышали. Чего стоите как балбесы. Ну-ка проводи гостей.

Власова схватила Варю за рукав и резко толкнула вперед в сторону коридора со спальнями. Тон её, при общении с крепостными, мгновенно превратился из заискивающего в нескрываемо надменный и жестокий. Варя поклонилась и позвала за собой молодых гостей. Пройдя с десяток шагов по коридору, они оказались у дверей спальни. Весьма просторная комната с высокими окнами, сквозь которые солнце заливало светом интерьер. В комнате стояли 2 кровати застеленные белыми, расшитыми красивыми серебристыми узорами, покрывалами, шкаф, комод и маленький столик с парой стульев. На столике для гостей были заготовлены яблоки, груши и сахарные леденцы, да графин с водой.

– Ваши покои. Добро пожаловать. В графине прохладная вода из родника. Сейчас принесу ужин и чай. Госпожам угодно сделать, еще какие-то распоряжения? – спросила Варя. Со всей своей скромностью, и даже боязливостью, она вела себя куда более подходящим образом, чем хозяйка усадьбы.

– Нет. Свободна – ответила Анна и отмахнулась рукой. Варя поклонилась и вышла из комнаты тихонько закрывая поскрипывающую дверь.

– Охх. Не могу поверить, что сегодня буду спать на нормальной кровати – сказала Лиза, присев на стул возле столика и продолжила – но все равно как же здесь ужасно. Эта полковничиха, что-то бормочет, бормочет. А наряды их. Это же ужас какой-то. А ковер, ковер посреди двора в пыли. Какая глупость.

– А может не так уж все и плохо – парировала Анна, проходя по комнате и поглаживая рукой предметы интерьера – в конце концов, я никогда так далеко от дома не уезжала. Это же так интересно в самом деле. Посмотреть другие края. Да и дурацкая дорога все такие закончилась. А еще папенька обещал, что будут приемы.

– Приемы?

– Да! Представляешь, сколько здесь молодых офицеров собралось на учения. А девушек, по-твоему, сколько? Вот милочка! Представь, столько прекрасных молодых людей, и все их внимание только наше. Выбирай кого хочешь.

– А это уже, пожалуй, интересно. Возможно, это лето и не будет таким уже ужасным – приободрилась Лиза.

Анна подошла к кровати, повернулась, расправила в стороны руки и завалилась назад на роскошное покрывало:

– А я думаю наше лето будет прекрасным!

С этими словами юная Панина закрыла глаза, улыбнулась и уснула самым сладким сном, который только можно себе представить.

Глава 2.

Все крестьянские дома в России похожи как капли воды. Грубо срубленная изба пятистенка с двускатной соломенной крышей. Маленькие окошечки со ставнями да низкие двери, проходя в которые, приходится сгибаться даже подростку. При входе в дом узкие сени, вечно заваленные скудной одеждой, лаптями, валенками и мелкой хозяйственной утварью. Внутри, напротив входа, большая печь, от которой и отапливались в холода, и готовили пищу, на ней же и спали самые слабые: дети, старики, да захворавшие взрослые. Здесь же перед печью стол, за которым ели, готовили еду, чинили одежду, и просто проводили время в ненастную погоду. В соседней комнате широкие полати в два ряда, на которых спали все, исключая тех, кому выпало греться на печи. Сквозь натянутый бычий пузырь в маленьких окошечках, едва проникал свет. Проветрить можно было только сквозь отрытую дверь, отчего в домах было очень душно. Вокруг дома небольшой участок, огороженный кривым жердевым забором. У зажиточных семей к дому пристроен сарай, а иногда, даже, небольшая баня по-черному. Срубы и заборы не красили, оттого они быстро дряхлели, и превращались в унылое зрелище. На улицах и во дворах не было никакого мощения. В межсезонье деревни тонули в грязи, а в летнюю жару страдали от пыли.

В крестьянских семьях редко было меньше семи детей, да еще и пожилые родители часто жили здесь же. Потому в домах было тесно, и большую часть времени деревенские жители предпочитали проводить на улице. А в летнюю жару не грех было и завалиться на ночь на сеновал или просто под навесом за сараем. На дворе держали живность: кур, гусей, коз, реже свиней. Крупной скотины не было. Коров и лошадей разводили помещики, в чьих хозяйствах крепостные трудились по три-четыре дня на неделе. Остальное время оставалось на свое хозяйство. Возделываемые поля находились вокруг деревни и принадлежали помещикам, но у каждой семьи был небольшой собственный надел, чтобы кормиться. Наделы эти распределяла община по числу едоков в семьях. Такой уклад жизни не менялся из поколения в поколение. Это где-то в городах, развивалась архитектура, строились первые университеты, зарождалась философская наука, мода. А в деревнях люди жили ровно также, как их отцы и прадеды. И только гнет крепостного права, то усиливался, то чуть слабел, но только затем, чтобы укрепиться еще сильнее, в угоду властвующим элитам.

************

– Проснись, ну давай же просыпайся. Про-сы-пай-ся!

Юная девчушка, стянув одеяло с лежавшего на полатях в духоте брата, начала дергать за ногу.

– Давай, вставай. Родители уже вернулись со службы, завтракают все. Пойдем же. Пойдем.

– Отстань! Дай поспать. Воскресенье же. Воскресенье слышишь? Спать буду – ответил юноша, не открывая глаз, отвернулся к стене, сжался в клубок и сделал вид, что продолжает спать.

– Ну и спи! – обиделась девчушка и вышла из комнаты.

– Леха, Ле-е-еха!

Раздался громкий твердый голос отца из соседней комнаты:

– Ну ка вставай быстро и иди сюда. Еда остынет.

– Встаю, встаю. Ни посидеть вечером спокойно, ни поспать утром, ничего нельзя.

Парень шестнадцати лет с длинными темными волосами, худощавым лицом и слегка впалыми карими глазами, бормоча под нос, потихоньку встал, потянулся и стал натягивать на себя рубаху, валявшуюся рядом. Затем спрыгнул на пол и неспешно вышел в комнату, где уже собралась вся семья.

Алексей был третьим ребенком в семье, средним из трех братьев. Старшего завали Иван, младшего Юрий и еще две сестры: Нина на год старше, и младшая в семье Лукерья, которую все мило называли Луша. Всего же в доме жили девять человек: родители, пятеро детей, и семья, недавно женившегося Ивана, жена Катерина и новорожденный сын, также названный Иваном в честь отца.