Жить Свободным. Часть I

Молниеносное приближение, стремительный кивок головой, и вот в пасти молодого ястреба небольшой серебристый карась. Он брыкается изо всех сил в стремлении выжить, и в следующее мгновение вырывается из смертоносного клюва, но охотник резким движением снова захватывает добычу, задние лапы уже в воде, несколько резких взмахов крыльями поднимают брызги. И все же попытка удалась. Ястреб взмывает вверх, не оставляя рыбешке никакого шанса. Для него, лишь пару месяцев назад вылупившегося из яйца, и до того, кормившегося от матери, это первая успешная охота и первая добыча. Продолжая чрезмерно энергично махать крыльями, он поднимается все выше и выше, а потом невероятно гордый и довольный начинает парить, не выпуская добычу из клюва. Это его день, его момент взросления.

А внизу, будто проплывают небольшие озера с камышовыми берегами, тихая извилистая речка, зеленые луга, щедро украшенные фиолетовыми цветками люпина, березовые пролески и сосновый бор. На распаханном поле недалеко от деревни, рядом с березняком, в столь ранний час уже трудится с десяток крестьян, почти не разгибающих спину, чтобы успеть очистить поле от сорняков до полуденного зноя. А чуть вдали, верхом на конях, куда-то спешит пара кавалеристов, видимо с важным донесением о ходе учений. Отсюда, с высоты птичьего полета, они кажутся почти такими же маленькими, как эта рыбешка в пасти. И не важно, будь это согнутый над сорняками крестьянин или очень важный офицер. Все их тела, движения, мысли, проблемы и радости, выглядят будто песчинка в море. И все их жизни, и судьбы, быть может статься, для кого-то лишь такая же рыбешка в пасти.

– А-й-й! Чертов осот! Опять руку порезал, щиплет зараза – Иван встал и попытался облизать порезанную травой кожу между большим и указательным пальцами.

– На воды полей лучше. А я еще сбегаю в полдень – Алексей протянул брату флягу – неприятно это от осота порез, а если грязь попадет, так еще до завтра болеть будет.

Прошло уже три дня с того вечера, как он вернулся домой из барского дома с разукрашенной плетью спиной. Мать несколько часов отпаривала раны кипятком с настоями трав, чтобы избежать гноения. А отец все это время сидел за столом в глубокой задумчивости. В свои тридцать восемь лет, Игнат был хоть и совершенно необразованный, но по-житейски мудрый человек. Он понимал, что так внезапно прерванное наказание, обязательно будет иметь последствия. Потому было решено, что Лешка в ближайшие дни не будет появляться в барском поместье. А на утро пойдет сам глава семьи, и уж что будет, то и будет.

Вечером следующего дня отец вернулся с барщины. Какой разговор у них был с Тихоном никто не узнал. Но лицо Игната было больше похоже на месиво. Оба глаза заплыли синяками, губа рассечена, на порванной рубахе, на месте, прикрывавшем живот пара больших отметин от грязного сапога. Ни в этот вечер, ни на следующий день, он так ничего и не сказал сыну. Сам же Алексей старался поменьше показываться всем на глаза, и ходил с поникшим лицом и чувством сильнейшей вины, пытаясь быть услужливым.

– Спасибо – Иван пролил рану водой, потом отхлебнул и протянул фляжку обратно. Выдержав небольшую паузу, будто не решаясь сразу сказать, продолжил:

– Ты знаешь. Э-э-э. Как сказать то бы. В понедельник, пока ты в поместье был, приходили соседи. Сказать, что дочь их Ольга замуж сосватана. За Егора из Губаревки. И свадьбу уже в эту субботу играть будут. Родители не стали тебе говорить, когда увидели, в каком виде вернулся. Но я думаю тебе лучше знать.

– Да? Не понимаю, чего они переживают. Все нормально. Не заморачивайся – в этот момент внутри будто что-то оборвалось, но он пытался не подавать виду, хотя выходило плохо – А чего это они в июне жениться то собрались? Хоть бы Покрова подождали.

– Дурной ты еще Леха. Своими мечтами сам себе голову задурил и не видишь ничего. Нинка говорит, что у Ольги уже живот видно, как накруглился. А если до Покрова ждать, так это уже животина будет. В Губаревке вся деревня над этим Егором подшучивать станет. Вот и женятся. Да у нас пол деревни так переженилось.

– Да и чёрт с ними. Пусть женятся. Я-то здесь при чем.

Скрывать тревогу и обиду в голосе становилось все сложнее. Ну что это такое. Запричитал про себя юноша. Сначала отхватил плетей, да ещё и отца под избиение подставил, а теперь все мечты просто рухнули в одну минуту. Что за проклятая жизнь, ну за что меня так.

Иван слегка потрепал брату волосы, еще раз поблагодарил за воду, подбадривающе кивнул и молча пошел дальше полоть сорняки.

В эту ночь Алексей почти не спал. Допоздна он шатался по двору, не находя себе места. На душе опустошение, тоска и обида. Во рту сухость, а в груди странное чувство. Нет это не боль, просто что-то сжимает изнутри. Ночью в голову постоянно лезли дурные мысли и вспышки в памяти. Мечты о соседке, карета в поместье, разговоры с Васькой, побои плетью, прогулка с Машкой, тот почти поцелуй, слова Ивана в поле, эта юная графиня с кружкой воды, и снова тоска, обида, мечты. Уже далеко за полночь все это слилось в уставшей голове, в какое-то странное месиво. На душе вспыхивала злость. Злость на Тихона, помещика, на свою долю, на родителей, на этого, не знакомого ему Егора из соседней деревни. Но почему-то не на Ольгу. Сквозь все смешение в голове, он все еще мечтал о ней, все еще желал её. И это вожделение сквозь душевную боль, становилось невыносимым.