Шёна Райх: охота на принца

– Вы зря недооцениваете деревенские заговоры, вашество, – пропела Шёна, накручивая добычу на палец. – Среди них есть очень древние и сильные. Такие, например, которые обеспечат недоброжелателю мучительную смерть в сточной канаве. Ну или по меньшей мере, очень зудящую сыпь в самых нежных местах. – Шёна снова широко улыбнулась, показывая все изгибы береговой линии Норландии. – А этот волосок я сохраню. На всякий случай.

Противная студентка бледнела, ловила ртом воздух и в ужасе наблюдала, как фройляйн Райх прячет её волос в карман передника. Кто-то удивлённо хохотнул. Шёна зыркнула по сторонам, ища насмешника, и натолкнулась взглядом на молодого человека потрясающей красоты: могучие плечи, золотые волосы, широкие брови, прямой взгляд тёмно-зелёных глаз. А эта головокружительная, сногсшибательная, неотразимая ямочка на подбородке! От него веяло спокойствием и силой. «Настоящий принц!» – подумала сирота, но тут же поняла, что такого быть не может: она читала о наследных принцах Пелофилакских всё, до чего могла дотянуться, и, судя по описаниям, оба были весьма заурядной внешности. Такими красавцами, как этот парень, принцы бывают только в дурацких сопливых сказках.

Чувствуя на себе внимательный зелёный взгляд, Шёна смущённо опустила глаза. Изучила выставленные на столе яства. Осознала, насколько голодна, и мигом забыла обо всех принцах, красавцах, гордячках с чёрной косой, своём внешнем виде и запахе… Она просто нагребла себе на тарелку вдоволь нарезанной буженины, квашеной капусты, хлеба и сыра, налила в кубок разбавленного вина, не дожидаясь прислуги, и принялась уплетать за обе щеки со страшной скоростью. Пусть думают, что хотят.

Когда слуги принесли похлёбку и овощи на пару́ с мелкими вкраплениями куриного мяса, Шёна уже не могла впихнуть в себя ни кусочка. Хотя если с запивкой…

Первокурсники поблизости от неё начали потихоньку общаться только тогда, когда директор поднялся из-за стола. Ужин был окончен. Зашелестела одежда, зашаркали подошвы слуг, застучали каблуки студентов. Противная девушка с чёрной косой поспешно куда-то метнулась. Не прошло и пары минут, как возле кубка Шёны будто тренькнул колокольчик, и из воздуха соткалась скрученная трубочкой записка. Очень некрасивая сирота развернула её и прочитала: «Фройляйн Райх, за ваше агрессивное поведение и ненадлежащий внешний вид за столом трудовая повинность продлевается ещё на две недели. Куратор по вопросам дисциплины Зигмунд Шлосс».

Шёна скомкала листок, подавила сытую отрыжку и подумала: «Ну и ладно. Зато я утёрла нос этой дряни».

ЗМП: Целовальный вторник

«В целом ряде сказок барона фон Зальтца присутствует мотив проклятия, которое снимается поцелуем принца, либо его любовью, либо свадьбой с принцем. В завязке сказок такого рода девушку, чистую душой и прекрасную во всех отношениях, проклинает мачеха, ведьма, иное злое существо, родственник или завистник.

Проклятие – это структура, которая держится на трёх опорах (объект, суть наказания и условие снятия), поэтому издревле чёрнокнижники стараются подобрать такое условие отмены, которое было бы почти невозможно выполнить. Если условия нет или оно совершенно неосуществимо, проклятие будет нестабильным, и его легко сможет развеять любой недоучка.

Фон Зальтц выбирает весьма сложное условие, ведь каковы шансы, что замарашку, немую, слепую, уродину, горбунью, медведицу, троллиху или девушку, у которой изо рта сыплются тараканы, поцелует или возьмёт в жёны принц? Однако цель автора сборника – вселить надежду в обделённых, научить их смирению, трудолюбию и милосердию, дать им надежду, что все страдания и старания будут вознаграждены. Поэтому, благодаря хитрости, уловке, удивительному стечению обстоятельств, помощи добрых фей или иных волшебных существ, девушка умудряется выполнить условие и освободиться от злых чар. Поцелуй, свадьба, все счастливы. Притом барон фон Зальтц раз за разом подчёркивает: “но вы, дорогие читательницы, понимаете, что история Зезоллы не могла окончиться иначе, ведь на её стороне были целомудрие, смирение и доброта – да ещё Закон магического предопределения в придачу”.

Долгие годы сборник сказок фон Зальтца был любимой книгой в домах, где девочкам позволялось учиться грамоте. А там, где не позволялось, его сказки передавались из уст в уста, ещё сильнее искажаясь. И в первый же десяток лет после публикации для многих девушек неосторожно сложенные истории стали причиной больших горестей.

Беззаветно поверив в эти вдохновляющие сказки со счастливым концом, некоторые рассудили примерно так: “Я бедная, всеми ущемлённая, но при этом добрая, честная и красивая. Почему бы мне не стать невестой принца?” Девушка связывает в платочек последние деньги, идёт к деревенской ведьме и просит наложить проклятие, которое может снять только поцелуй принца. Либо, если может (или желает сэкономить), накладывает такое проклятие сама на себя.

Оба эти варианта одного явления распространились так широко, что теоретики магии даже придумали для него особое название: “самоклят”. Девушек, которые сами обрекли себя на уродство, стало настолько много, что в 667 г. король Эрхарт I особым повелением учредил Целовальный вторник, который практикуется и по сей день.

За неделю до зимнего солнцестояния назначается день, когда любая особа, страдающая от проклятия, которое снимается только поцелуем принца, может явиться во дворец и поцелуй получить. Для этого выделяется особый павильон в королевском саду. Естественно, принца выбирают из побочных, не имеющих прав на престол, неженатых родственников короля. Обычно это престарелый дядюшка или малолетний двоюродный племянник, тем не менее, носящий официальный титул принца.

Про́клятых выстраивают в длинную очередь за два часа до полудня. В приёмной каждая девушка проходит опрос: называет свои имя, возраст, место рождения и причину, по которой оказалась в столь бедственном положении. Писцы заносят её рассказ в особую книгу, которая являет собой настоящий памятник человеческой глупости. Девушка имеет право промолчать, но не имеет права уклониться от проверки на наличие проклятия (на Целовальный вторник является немало любопытных, которые были бы не прочь получить поцелуй от настоящего принца и затем рассказывать о нём в родной деревне). Данную проверку ввели в 681 г., когда про́клятой прикинулась женщина, оскорблённая дядюшкой короля и пожелавшая свести с ним счёты. За многолетнюю историю обычая нашлось также несколько простаков, которые привели к принцу своих калечных и убогих родственниц, полагая, что поцелуй особы королевской крови сам по себе имеет целительное действие. Были ещё случаи, когда некие шутники намеренно оставили в общей очереди свинью в юбке и гусыню в ожерелье, что повлекло за собой большой конфуз.

После первой проверки следует испытание специально зачарованным амулетом, который определяет “самоклят” (в случае удачно снятия самоклята девушке дают пять розог, чтобы она больше не повторяла своей ошибки). Далее следует проверка условия снятия. Те, кому нужен от принца не поцелуй, а, например, рука и сердце, на этом этапе отсеиваются и ждут дополнительного решения. В полдень зачарованных в порядке очереди впускают в зал, где ожидает принц. Сопровождать несчастную может только один человек.

Наступает непосредственно момент снятия. Принц может по желанию задать жертве колдовства несколько вопросов. Затем следует поцелуй через платок. Бывали случаи, когда принцу приходилось целовать козу, жабу, полубезумную уродину, пускающую пузыри, и прочих не слишком приятных особ. Большинство проклятий в этот момент снимаются. Тех девиц, что остались нерасколдованными, подвергают дополнительным обследованиями и проверкам, уточняют формулировку проклятия и условия, а потом изыскивают способы помочь и им.

Весьма интересный случай зафиксирован в 683 году, когда оказалось, что проклятие снимается поцелуем, но вовсе не принца, а возлюбленного зачарованной девушки, который к тому времени был уже женат. Девушка и двое опытных магов выехали в родное селение несчастной, где поцелуй был произведён под наблюдением жены того мужчины и означенных магов (чтобы удостовериться, что поцелуй не повлечёт за собой приворот), а затем расколдованная получила положенные пять розог.

В 697 году на Целовальный вторник прибыла слепая девушка, условием отмены проклятия у которой было замужество. Так как это был не самоклят, а девушка оказалась скромной и миловидной, вдовый принц решил помочь её горю и заключить брак на один день. Проклятие было снято, но наутро принц не пожелал расставаться с расколдованной, и эта развязка стала одной из самых счастливых за всю историю Целовального вторника. По сей день это исключение из правил передают из уст в уста, забывая о том, сколь многие возвращаются домой ни с чем, сколь многие так и мучаются до самой смерти со своим проклятием.

Согласно статистике за последние двадцать лет, составленной мною на основе учётных книг Целовального вторника, общая картина такова:

100 % проклятий, условием снятия которых был поцелуй принца, были успешно отменены.

70 % заколдованных на Целовальном вторнике – случаи самоклята.

В 5 % случаев проклятие оказалось мистификацией, розыгрышем или обманом.

За последние 20 лет зафиксировано 82 случая, когда для снятия проклятия околдованная должна была стать супругой принца. В 13 случаях его высочество согласился на однодневный брак, и во всех 13 случаях проклятие было снято. Таким образом, вероятность благополучного исхода при таком варианте проклятия составляет 15 %.

В 7 % случаев для отмены чар от принца требовался поцелуй любви. Лишь один из этих случаев привёл к положительному для околдованной исходу, но об этом будет сказано далее».

Из выпускной работы Шёны Райх

по теории магии «Закон магического

предопределения: правда и вымысел»

Душ

После ужина Руна потянула новую подругу за руку:

– Пойдём, до отбоя есть ещё немного времени.

Сначала рыжая завела Шёну в кладовку, из которой вынесла пухлую стопку одежды, а потом в гулкое помещение с деревянными полами. Между влажными скользкими досками были щели в полпальца шириной. От стен, обложенных дорогой керамической плиткой, отражались звуки, и каждое слово усиливалось стократно. Вдоль левой стены стояли лавки и были прикручены крючки для одежды. В каждом огороженном закутке под потолком висела лейка. Да, а ещё здесь было полно голых девушек.

Видимо, Руна хотела произвести впечатление на провинциалку. С видом знатока столицы она плавно повела рукой, будто вся картина, открывшаяся взору Шёны, была изобретением рыжей болтушки.

– Три года назад академию взяла под покровительство сама королева Гренуйетта. Ух, какую ЧИСТКУ она тут устроила! Клопы и блохи спасались толпами. Впервые за историю Академии прачки перестирали все шторы и балдахины. Служанок наняли вчетверо больше против прежнего. Студентов стали ежемесячно проверять на вшивость. Некоторых благородных трудно было приучить хотя бы к еженедельному мытью и стирке белья. Ну, ты, наверное, заметила, как у нас тут строго насчёт чистоты?

– Заметила, – хмуро подтвердила Шёна, разминая ноющие плечи.

– Ну вот. Королева как раз и велела в особых помещениях устроить душевые и туалеты на каждом этаже. Кстати, она же сделала обязательным приём девушек для обучения.

Вероятно, Руна надеялась, что очень некрасивая студентка будет охать, ахать, изумляться, а может, даже ужасаться. Но Шёна и бровью не повела. Гроссмуттер тоже была новатором, пусть всего лишь на уровне небольшого сельского приюта.

– А как работает душ? – уточнила очень некрасивая студентка, с удовольствием сбрасывая пыльные и вонючие тряпки.

– Сейчас покажу. Я, кстати, и форму для тебя прихватила.

Руна положила стопку вещей на лавку и тоже принялась раздеваться.

– Видишь, в каждой кабинке на стене висит фарфоровая тарелка с ладошкой. Надо только приложить руку и велеть: тёплая вода! Норма – одно ведро в день на человека. Вёдра, думаю, мы с тобой ещё потаскаем. Их заливают в цистерну на третьем этаже.

– Я сейчас не могу колдовать, – напомнила Шёна, крутя браслет на запястье.

– Я помогу, – лукаво улыбнулась рыжая и приложила ладонь к фарфоровому блюду в ближайшей кабинке. Что-то пробормотала. Полилась вода. – Ну вот, становись! – пригласила она и юркнула за соседнюю перегородку.

Шёна встала под душ. Вода была ледяная.

– Иногда не сразу нагревается, – невинно пояснила Руна из соседней кабинки и высунулась, чтобы посмотреть на приятельницу. – Всё в порядке?

«Ах ты, шутница эдакая», – подумала Шёна, но она тоже была не промах. В приюте водные процедуры были обязательны в любое время года, но дрова экономили, поэтому воспитанницы были закалённые.

– В порядке, – буркнула очень некрасивая студентка и принялась быстро-быстро растираться.

Руна поняла, что розыгрыш не удался, смутилась и заказала в кабинке Шёны тёплую воду.

Тут со стороны входа в душевую послышался жуткий рёв, а следом – многоголосый девичий визг.

Фройляйн Райх резко обернулась. К ним, раскинув руки, будто чтобы схватить, приближалось нелепое чучело с мешком на голове. На мешке была намалёвана отвратительная рожа. Чучело выло и рычало, студентки бросились к лавке за одеждой и полотенцами, а Шёна и Руна оказались загнаны в свои кабинки. Кто-то из старшекурсниц успел накинуть мантию и выскочить за помощью.

Руна, отчаянно визжа, спряталась за перегородку и по доброте душевной сунула подруге полотенце:

– Прикройся!

Чудище продолжало реветь и надвигаться. Очень некрасивая студентка поняла, что в этой академии не только Руна любит розыгрыши. Из-под рваного одеяния чучела видны были форменные ботинки. Значит, кто-то из парней решил пошутить…

Шёна цапнула полотенце, сделала шаг назад, под струю воды. За несколько секунд полотенце намокло и потяжелело. Тут-то Шёна и огрела им чучело, которое успело подойти почти вплотную.

Ошалевший любитель розыгрышей поскользнулся, сел на задницу. Шёна добавила ему ещё шлепок по голове – чтобы наверняка! – кое-как обвязалась мокрым полотенцем и сдёрнула с нападавшего мешок. Под маской оказалось глуповатое безусое лицо.

– Это второгодник Штайнер! – вскрикнула одна из девушек.

Несколько студенток вместе обмотали Штайнера всё теми же полотенцами. Мокрыми и холодными. Через пару минут, когда Шёна и Руна были почти одеты, явилось начальство. Безжалостная комендант Шульц движением брови подняла нарушителя в воздух, и тот поплыл за ней, точно флажок на палочке. С флажка на деревянный пол падали крупные капли.

– Послушай, – задумчиво сказала Шёна, перебирая стопку форменной одежды, – тут случайно попали мужские вещи.

Она развернула короткие плотные подштанники.

– Нет-нет, всё правильно, – ухмыльнулась Руна. – Это срамные порты.

– Чего?

– Ну… ты же понимаешь, у нас тут с чистотой строго… Кстати, три дня в месяц по уставу девушкам разрешено не ходить на занятия.

– А-а… – догадалась Шёна. – А вторые зачем? – Она показала на чёрные свободные брюки, которые шли в комплекте с чёрной же рубашкой.

– Это для тренировки. Завтра как раз и наденешь, – обрадовала Руна. – Сегодня занятий не будет, можно надеть сорочку и юбку, а сверху мантию. – Она помолчала, а потом всё-таки добавила: – А ты молодец. Не струсила.

– Понятно же было, что это розыгрыш, – смутилась Шёна.

– Не скажи. Магическая академия всё-таки. У нас тут такое бывает!.. А ты даже не завизжала и не прикрылась, сразу заехала ему полотенцем.

– Мне и прикрывать особо нечего. На меня чучело не польстится, когда рядом есть добыча посочнее. – Шёна усмехнулась и слегка ущипнула подругу за круглый бочок. – Визга и без меня было много, и он никак не помогал. Выбор всегда прост: драться или бежать. А бежать было некуда.

Девушки вышли из душевой и возле лестницы пожелали друг другу спокойной ночи. Поднимаясь в спальню, Шёна обдумывала глупый розыгрыш Штайнера, своё быстрое решение с мокрым полотенцем и промелькнувшее на лицах студенток уважение. Что ж, может, за это ей простится неловкая сцена за ужином.

Но то, что сказала Руна, настораживало. «Магическая академия всё-таки. У нас тут такое бывает!..» Какое это «такое»? И что Шёна, лишённая магии, сможет этому «такому» противопоставить целый месяц, пока длится наказание?

О жизни после проклятия

«Милая моя Лизхен! Я не дописала в прошлый раз.

Скоро всё вернулось в почти привычную колею. Проклятие не повлияло на моё здоровье, мои умения, мой разум. Это главное. Первое время я ощупывала языком сложные углы и щели между зубами, но потом привыкла и к ним. Единственное, выковыривать застрявшие кусочки еды было трудно, а в целом, внешнее уродство почти не изменило мои сиротские будни. Меня даже почти не дразнили.

Когда из приюта выгнали толстух с Мией во главе, многие младшие девчонки, которым от этой компании доставалось, вздохнули с облегчением. Ну и колбаски из кладовой перестали пропадать.

Фройляйн Фогель была ко мне добра. Она говорила, что девочка с моими талантами не должна заботиться о внешности. Что мне повезло: многие рождаются и без красоты, и без способностей, и живут так, пока не помрут, серо и скучно, не оставив следа. Я же – совершенно другое дело. Я должна посвятить себя науке. Мне достался острый аналитический ум, который надо развивать и оттачивать. И наставница не давала мне скучать. Она загружала меня так, чтобы не было лишней минутки на унылые размышления. Задавала такие упражнения, над которыми ломали головы ученицы намного старше меня. Если что-то не получалось, не жалела времени: втолковывала, чертила схемы, сидела со мной над тетрадками допоздна. Мне стало доставаться меньше бытовой работы, зато мой разум кипел от постоянного поиска решений.

Под руководством фройляйн Фогель я варила всё более сложные зелья. Вскоре с её помощью я проштудировала полдюжины томов о растениях, используемых в косметической магии, и написала свою первую (подражательную и без особых открытий) научную работу. Тему я выбирала сама. Корпела над книгами и втайне надеялась, что у женщины с учёной степенью есть хотя бы небольшой шанс не сдохнуть старой девой. Приютские девчонки начали обретать округлые формы и почти взрослую красоту, поэтому тема внешности снова стала сильнее меня волновать.

Я не верила в силу своего природного обаяния, так что даже в свободные от занятий дни не убегала танцевать с сельскими парнями. Одно время ходила учиться к знахарке, но чаще оставалась в приюте. Читала, слушала истории старой фрау Мюнстер, а когда её не стало, общалась с новой библиотекаршей, фрау Цвёльфман. Эта чопорная с виду бабуля оказалась прожжённой картёжницей, и мы резались с ней в игры до самого отбоя. На интерес или на желание. Я выигрывала чаще и чаще, так что фрау Цвёльфман то кукарекала из чердачного окошка, то добывала для меня разрешение ознакомиться самыми ценными книгами библиотеки (или запретными, предназначенными только для глаз наставниц, вроде “Необычайных и правдивых случав для поддержания беседы в мужском обществе”).

Всё было не так уж плохо, Лизхен. Только очень не хватало тебя. Твоей красоты и непосредственности, твоего звонкого смеха и шалостей. Твоей фантазии и твоих дурацких предсказаний, которые сбывались через два на третье: “Смотри, смотри, сейчас Катрина споткнётся, и останемся мы без компота”. Катрина тогда чуть не ошпарила себе ноги. “Завтра этого цыплёнка кошка задерёт, так давай его спрячем на денёк в корзине под кроватью”. Кошка до цыплёнка не добралась, зато через день его утащил наглый ястреб. “Давай начистим две кастрюли и поставим донцами друг к другу! Я увижу наших суженых! Я могу!” Чтобы не пропадать двум часам упорного оттирания донышек, ты устраивала целое представление, которое не снилось ярмарочным предсказательницам. “Вижу! Вижу! Ой, какой красавчик. Смуглый, широкоплечий! Погоди, это мой. А тебе сейчас другого присмотрю. Кажется, блондин”… Ох, Лизхен. Где же ты сейчас, моя хорошая?».

Из дневника Шёны Райх

Первые занятия

– Что ты всё кряхтишь, как старая бабка? – возмутилась утром Миллефьоре.

Красавица была раздражена: во-первых, приходилось самостоятельно, без служанки делать себе причёску, но невидимки не желали втыкаться как надо, золотые пряди расползались и обвисали, вместо того, чтобы лежать красивым плотным венком.

А во-вторых, Миллефьоре злилась из-за неудачи. Ночью она попыталась применить к соседке по комнате лучшие во всём королевстве амулеты для определения подлинности и точной формулировки проклятия. Этими амулетами снабдила её королева Гренуйетта. Однако приборы сбоили и не желали открывать истину. При этом жетон, который уродина получила в наказание, тихонько жужжал и потрескивал. Миллефьоре поняла, что именно жетон мешает амулетам работать, как полагается, но снять его незаметно для Шёны и преподавателей было невозможно. Златовласая интриганка подумала, не стоит ли найти подход к куратору по вопросам дисциплины, чтобы тот сократил наказание для Райх.

Миллефьоре отошла от спящей, повернула перстень камешком вниз и зажгла в нём магический огонёк. В столе соседки она обнаружила записную книжку в кожаном переплёте. Перед сном Райх что-то в ней строчила. На форзаце нашлось объяснение, откуда у девчонки из приюта такая дорогая вещь. Дарственная надпись гласила: «Лучшей выпускнице Приюта для магически одарённых девиц имени королевы Зезоллы, с сердечными пожеланиями дальнейших успехов в науках. У тебя большое будущее, и я рада, что помогла тебе поступить в академию. Гроссмуттер, 819 г.». Миллефьоре попыталась перевернуть страницу, но весь блок листов как будто склеился. Ни один невозможно было отделить. Юная графиня фон Кальтхерц зашипела от досады и внимательнее рассмотрела форзац. «Изготовлено в мастерской переплётчика Х. Андерса, Хелльхайм, Кожевенная улица. Наши заклятия – надёжная защита ваших записей».

Миллефьоре, конечно, знала пару самых простых чар, которые позволяли читать сокрытое. Её отец, Отто фон Кальтхерц, был искушённым политиком. Ещё до рождения Миллефьоре, когда король тяжело заболел, фон Кальтхерц два года фактически правил государством наравне с молодой королевой Гренуйеттой. Когда король наконец почувствовал себя лучше, а его августейшая супруга отбыла в дальние поместья поправить здоровье, Отто фон Кальтхерца назначили послом в Норландию, а потом ещё в несколько ближних королевств. Так что дипломагического опыта у графа было не занимать. И любящий отец, конечно, поделился с Миллефьоре тем, что помогло бы ей учиться в академии и упрочивать положение в свете (ведь, как он говаривал, «красивая женщина при иностранном дворе – это, в первую очередь, шпионка»). Но в мастерской Х. Андерса, наиболее распространённые чары, конечно, хорошо знали и нашли от них защиту. Вот и пришлось будущей шпионке отступиться.

Так что наутро Миллефьоре очень раздражало даже дыхание Шёны.

– Руки ноют, – процедила фройляйн Райх сквозь кривые зубы.

В приюте, конечно, воспитанницы работали много, но полдня выбивать ковры ей никогда не приходилось. Просто потому, что у Гроссмуттер отродясь не было столько ковров.

Превозмогая боль, сирота стянула чернющие волосы узлом и спрятала под косынку.

– В столице такое никто не носит, – фыркнула Миллефьоре, – разве что служанки.

– Без косынки будет только хуже, – объяснила Шёна, натягивая непривычное одеяние для тренировки, а сверху мантию. – За пару часов они превращаются в сплошной колтун. Кажется, это часть проклятия, хотя, если честно, я уже и забыла, как было до него.

Миллефьоре замерла, не донеся шпильку до затылка:

– Расскажи! – потребовала она.

– Да что тут рассказывать, – пожала плечами фройляйн Райх. – Поссорилась в приюте с новенькими девчонками. Слово за слово, заклинание за заклинание. Подрались. Я долбанулась головой. А очнулась уже в таком виде. Была на Целовальном вторнике, и поцелуй принца никак не помог. Даже три поцелуя. А один из королевских колдунов сказал, что принц должен меня полюбить.

Златовласая снова занялась причёской:

– А не мог он ошибиться? Маги тоже люди. Может, от принца нужна была не любовь, а ночь любви…

Шёна поперхнулась и долго не могла откашляться.

– А может, – продолжала Миллефьоре, – имелся в виду не конкретный принц, а любой. Ну зачем тебе сдался этот Франкус? Говорят, он с неба звёзд не хватает и не сказать, чтобы красавец. А когда такое говорят о принце, это значит, что он дурак и урод.

– Какой товар, такой купец, – пробурчала под нос Шёна, делая вид, будто не знает, что её великолепная соседка – невеста этого самого дурака и урода. – По крайней мере, до него проще добраться.

Миллефьоре поджала губы:

– Сомневаюсь. Как только стало известно, что ты получила место в академии, его отослали невесть куда. А младшего наследника – вообще за границу выперли. Пойдём. Скоро начнётся занятие.