Сезонный шеф-повар

Творожный пирог по-тирольски с вишневым конфи

или

мороженое-сандей

Топфен – это классическое австрийское название творога. Моя секретарша попросила меня изменить это в оригинале. Наши гости наверняка неправильно поймут этот термин. Просто для ясности. Топфен – это, в классическом смысле, сухой творог, или предшественник сыра. После добавления сливок, сыворотки или воды он превращается в творог или обезжиренный творог. Я бы предпочёл сухой творог, потому что это даёт мне больше возможностей для обработки.

Меню принято секретарем. Теперь я проверяю, можно ли дозвониться до жены. Она отвечает: «Вы уже закончили?»

«Мы уже час как закончили», – говорит она. Работа горничных зимой – одна из самых неблагодарных. Горничные – почти как медсестры. Они знают о своих гостях каждую мелочь. Не только внешность, но и всё остальное.

«Я могу приехать к вам сейчас».

"Да".

«Твой босс еще здесь?»

«Тебе стоит взглянуть. Я так думаю».

«Ты спросил его, могу ли я переночевать у тебя?»

"Да".

"И?"

"Да".

«Могу ли я переехать к тебе?»

«Да», – я замечаю радость в ответе.

Я в шоке. В защиту жены должен признать, что к концу смены она совсем вырубается. У неё бывают только короткие диалоги, как этот.

Как-то у меня уже было предчувствие. Сейчас я быстро спущусь к начальнику и скажу, что у начальника моей жены есть свободная комната для персонала. Мне она от него не нужна. Он счастлив. Он может разнять двух ссорящихся птиц. Подчеркиваю, ссорящихся птиц, а не петухов. Это две официантки. Одна из Венгрии, другая из Польши. Каждому нужна своя личная жизнь. Зимние сезонные рабочие почти полгода находятся вдали от дома. Чем больше расстояние, тем реже они возвращаются домой . Это очень горько. В основном коллеги живут между собой в своих сетях, довольно дружелюбно. Если бы не это, всё было бы плохо. Поэтому

я собираю вещи и иду к жене. Кофе уже ждёт. Именно этого не хватает моим коллегам: капельки счастья, тепла. Менеджер отеля моей жены довольно дружелюбен и сразу спрашивает, как у нас дела.

«Первый день был немного… трудным», – говорю я.

В любом случае, это банальность, и он со мной согласен:

«Как и мы. Хотите кофе?»

«Оно уже там», – говорю я.

«Тебе так повезло!»

«Мне это нужно». На самом деле я люблю только фильтрованный кофе. Другие виды кофе мне не нравятся. Даже кофе в зернах. Я люблю капучино. Пока я пью кофе, я спрашиваю у Джоаны, моей жены, есть ли в отеле интернет. Она показывает мне розетку, и я вполне доволен. «Хозяин уже дал мне пароль». «Он стоит один евро в час».

«Там всё в порядке, – говорю я. – Можем сегодня вечером посмотреть объявления о летнем сезоне».

Теперь я действительно мог отдохнуть еще час.

«Я тебя разбужу», – говорит Джоана.

«Максимум час», – говорю я. «Тебе сегодня вечером нужно работать?»

«Скрой это», – отвечает Джоана.

Когда гостей убирают, их кровати застилают, а на подушки часто кладут что-нибудь сладкое. К большому удовольствию прачек, которые затем отмывают пятна от шоколада с подушек. В это же время горничные проверяют санузлы, не нужно ли что-нибудь почистить или долить. Отдохнув, я спрашиваю Джоану:

«Хочешь сегодня поехать домой?»

«Ты?» – спрашивает Джоана.

«Мне могут понадобиться еще одна или две формочки для печенья, два ножа и камень для заточки ножей», – говорю я.

«Хорошо, если ты будешь готов достаточно рано, мы еще сможем пойти», – говорит она.

«Проверь прогноз погоды, может, сегодня вечером выпадет новый снег», – говорю я ей.

Придя на кухню, я быстро проверяю, сколько гостей. Немного.

Сегодня на обед для сотрудников мы готовим жареную лопатку. Солтан уже всё подготовил.

«Чего хотят Мухмат и его коллеги?» – спрашиваю я Солтана.

«Мучмату он тоже нравится», – говорит Солтан. Я удивлён.

«Но они его не едят», – говорит Солтан с улыбкой. Мухмат приготовил себе и коллегам сырный салат с пастой. У него осталось много сыра с завтрака. Мне это нравится. Мне не о чем беспокоиться. Сегодня вечером Мухмат встречается с друзьями и коллегами.

«Они только сегодня приехали, – говорит он. – Привезли с собой кое-какие товары».

«Продукты?» – спрашиваю я.

«Да, колбаса». Колбаса – это сосиска. Наверное, салями.

«Ослиная салями?» – спрашиваю я.

"Также".

«Продай мне один, или мы поменяемся».

«Я привезу тебе один из Италии», – говорю я.

«Мы так и делаем», – отвечает Мухмат. Ещё ему нравится итальянская салями.

«Я также могу принести вам южнотирольские колбаски».

«Они тоже вкусные. С удовольствием».

«Но это не сработает, пока у меня не будет выходного», – говорю я Мухмату.

«Я могу подождать».

Я зажарил тирольский ростбиф с луком целиком. Солтан как раз зашёл и захотел быстренько его попробовать.

«Очень вкусно!» Во многом благодаря мясу. Наш шеф-повар покупает мясо напрямую у фермера. С альпийского пастбища. В конце сентября. Лучше и быть не может. Фермер – брат шеф-повара. Теперь у меня больше нет вопросов. Пробуя, я чувствую вкус каждой травы, растущей на альпийском пастбище. Удачное жаркое немного поднимает настроение на кухне, и мне кажется, что ребята стали мне больше доверять. В сезонном бизнесе всё быстро меняется. Так что давайте наслаждаться тишиной и покоем.

Восемь… десять… шестнадцать… двадцать два заказа сейчас обрабатываются чековым принтером. Несколько гостей уже стоят у буфета с закусками. Какая жалость. Мне пора готовить. Я как раз собирался немного понаблюдать за гостями. Из окна выдачи я вижу зону буфета. Несколько гостей смотрят в сторону кухни. Я коротко киваю им, и всё. Заказов почти нет. Использую это время, чтобы проверить, всё ли в порядке у нас на буфете. Я поставил свою витрину со всем меню. Как только я подхожу к началу буфета, мне навстречу подходит женщина. Она может стоять с тарелкой в руке. Для меня это чудо. Она стоит на двадцатисантиметровых палках, напоминающих копии ботинок. На горнолыжном курорте. Похоже, это своего рода эквилибристика. Интересно, как это возможно с ногами, которые не сильнее моей руки. Самое тяжёлое в этой женственной фигуре, похоже, золотые часы. Она спросила меня на искажённом немецком, почти пискляво, какие из предлагаемых блюд безглютеновые. Мне пришлось сказать ей, что я шеф-повар, а не диетолог. Да, её диетолог сказал ей, что ей нельзя есть глютен.

«Ты за это заплатила?» – спрашиваю я ее.

"Да".

«То есть, у вас не было списка продуктов, которые вам нельзя есть?»

«Да», – говорит она, но не знает, что входит в состав каждого блюда.

«Да, просто ешьте то, что безопасно для вас». Она нашла этот совет очень полезным, сказала она, и, как мне кажется, это прозвучало несколько лицемерно. Я всегда удивляюсь, почему люди постоянно хотят есть то, что им не следует. Мы же не можем вешать на каждом продуктовом магазине таблички с указанием особенностей питания покупателей. Вскоре после этого приходят двое детей с четырьмя тарелками и просят добавки.

«Вы очень голодны», – говорю я им двоим.

«Нет. Это для родителей», – говорит старший, отставляя тарелки и по-детски тыкая в салаты. Родителям, похоже, всё равно, что на тарелках и как. Если бы всё было так просто для нас. Ожидания гораздо выше. Теперь, начиная с самых маленьких, никто даже не прикасается к тарелкам, к контейнеру, из которого пробует. Буфет похож на кормушку в нашем соседнем заповеднике дикой природы. Иногда я думаю, почему мы не ставим буфет там. Мне хотелось быстренько посмотреть, куда ходят дети, и понять, кто родители. Конечно, этот быстрый взгляд сразу же подтверждает и усиливает предрассудки. Родители вдрызг пьяны. Ладно, ничего страшного. Обычное состояние отпуска в этих кругах. Интересно, почему они так много пьют в отпуске. Я бы делал это только на работе, если бы это было невыносимо, но деньги были нужны. Почему они пьют, когда у них так мало времени на отпуск и семью? Забавно. Они что, ненавидят свою семью?

Тут подходит пожилая дама. Она хвалит еду, и я спрашиваю, не хочет ли она чего-нибудь ещё из буфета. «Да, помидоры и моцареллу».

Я кладу ей на тарелку и благодарю за комплимент. Она говорит, что сейчас с детьми и хочет ещё раз увидеть горы зимой. «И попробуй еду», – говорю я ей.

«Самое главное», – отвечает она.

«Оправдались ли ваши ожидания?» – спросил я её. «Конечно», – ответила она. Комнаты были такими красивыми, а ванная ещё прекраснее. «Да-да», – подумал я про себя. «В таком возрасте ты уже давно там стоишь». Это я могу сказать по себе.

«Ты действительно все еще можешь справиться с этой сезонной работой?» – спрашивает она меня.

«Мне нужно встать пораньше, три часа, два литра кофе и час на ванну», – говорю я ей. Она смеётся.

«Так и должно быть», – говорит она.

«Ещё нет», – отвечаю я ей. Она уже смеётся от души. Просто для проверки я смотрю на нашу стойку, а Солтан машет рукой. Теперь мне придётся тут потихоньку исчезать. Разрежать. Назад на кухню. Три небольших заказа. Солтан не решился положить на тарелку два стейка и шницель. Он второй повар, мой заместитель.

«Солтан!»

«Хорошо, я сделаю это!»

Этого вполне хватило. «Дела у него идут не так уж плохо», – вынужден признать я.

«С таким малым количеством гостей я бы с удовольствием поднялся», – сказал Мухмат. Солтан тут же кивнул, и я разрешил ему. Улыбка на его лице – одно из самых прекрасных зрелищ в этом сезоне. Вжух, и он исчез. Он даже очень хорошо подготовился к отъезду. Сделал два сэндвича, убрал своё рабочее место и как следует пополнил запасы. Образцово!

Вечерние дела заканчиваются на удивление рано, и мы можем закончить уборку. Мы практически выбегаем из офиса. Когда мы приезжаем к Джоане, она спрашивает меня, не хотим ли мы поскорее вернуться домой. Время идеальное. По понедельникам и пятницам поездка через перевал Решен – настоящее испытание на выносливость. Ночью – не так сильно, как утром. Мы просто потеряем слишком много времени, и будет сложно предсказать наше прибытие. Зимой важно знать, какие будут осадки. В свежий снег на Малс-Хит практически невозможно проехать на машине. Южнотирольская служба уборки снега, в конце концов, одна из лучших в Альпах. Зимой же выезжаешь довольно рано, учитывая некоторые простои. Погода кажется благоприятной, и мы рискуем поездкой. Мы отложили поиск работы на день. Поездка всё ещё довольно важна, потому что нам нужно купить несколько специальных инструментов для Джоаны и меня. Вообще-то, мы могли бы отложить её до нашего выходного. Но в нашей работе это не гарантировано. Тем более, что нам с Джоаной придётся взять выходной в один и тот же день. Но есть и другая причина против. Я просто не хочу кататься в толпе туристов. Это означало бы кататься с людьми, которые просто не имеют ни малейшего представления об альпийских условиях и ведут себя соответственно.

Вещей брать особо не приходится. Берём только немного воды и разные припасы, которые пригодятся, если путешествие остановится. Поездка по верхней долине реки Инн, по сути, похожа на поездку по отелю или торговому центру. Все дома хорошо освещены, заправки и заправки расположены каждые несколько километров, и, кроме туристической инфраструктуры, смотреть особо нечего. И тут мы слышим миф о глобальном потеплении. В Альпах это не миф. Во всех отелях есть отопление, они часто посещаются машинами, а вне пиковых часов обслуживаются ремесленниками. Сразу понимаешь, кто тает ледники. Наверное, также зная, как движется воздух в Альпах. Днём можно спокойно попытаться сфотографировать «природу» Альп. Пожалуйста! Это будет сложно. За двадцать лет постоянного проживания в Альпах я ни разу не сфотографировал эту прекрасную природу. Не нашёл следов человека. Следы, безусловно, есть на каждой фотографии. Массовый туризм. Но следы этого явления простираются гораздо дальше. Дорога через перевал Решен, и не только, по сути, представляет собой экскурсию по беспрецедентной свалке. Любой, кто всё ещё называет это природным заповедником, либо негодяй, либо благотворитель-обманщик. Возможно и то, и другое. Позвольте мне описать это одним словом: экологический преступник. Если это действительно преследует какую-то цель, потребуется контроль, который государственные учреждения просто не в состоянии обеспечить.

Мы уже проезжаем перевал Решен и замечаем, что большинство отелей перед нами с жёлтыми номерами. Голландские. Большинство австрийские. Как только мы прибываем в Италию, большинство номеров – итальянские. Почти как в Замнауне. На всём протяжении пути, до самого Шлудернса, мы не встречаем ни одного местного водителя. Шлудернс с его замком ночью выглядит поистине красиво, и чувствуешь себя как дома. Почему дома? На самом деле мы из ГДР. Её больше нет. Многие наши коллеги приехали из Польской Народной Республики, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Югославии. Недавно – также из Украины и Молдовы. Все эти страны существуют до сих пор. Но, к сожалению, там нет работы. Работы, которая позволила бы заработать на жизнь. Все эти страны были развитыми промышленными странами. Граждане ГДР, например, любили покупать товары в соседних странах, и наоборот; соседи тоже любили покупать в ГДР. С 1970-х годов это стало возможно без визы. Можно было без проблем поехать в соседнюю страну. Имея при себе удостоверение личности.

Начиная с 1990 года многие рестораны в штатах были закрыты. За редкими исключениями, это также касалось корпоративных столовых, школьных кухонь и других поставщиков. В одночасье деньги, которые свободно и с удовольствием тратились в этих штатах, исчезли. Не было никаких трудностей. Рестораны в этих штатах были постоянно переполнены. Люди редко готовили дома. Завтрак и обед ели на работе, в школах, детских садах и домах престарелых. В конце дня, после чуть меньше девяти часов работы с перерывами, люди любили встречаться с друзьями и коллегами в ресторанах, спортивных и развлекательных центрах. Этих работ больше не существует. Сегодня коллеги, как и мы, сезонные рабочие или безработные. Ночью коллеги готовят еду, которую они редко или никогда не готовили дома. И они делают это на кухнях, которые иногда старше, чем свалки штатов, из которых эти коллеги родом. Сравнение с кухнями штатов никогда не придет в голову никому. Они всегда были идеальными, чистыми и современными. Было несколько исключений. Но ненадолго; на короткое время. Затем бизнес был полностью реорганизован. Эти хорошо обученные люди теперь работают на кухнях, которые раньше казались совершенно обычными. Они работают бок о бок с семьями предпринимателей, погрязшими в долгах, которые не могут обслуживать свои долги даже в третьем поколении. На родине их бизнес полностью реорганизовывался каждые восемь-десять лет. Для этих коллег сезонная работа – это шаг назад в Средневековье. Просто шок!

Сезонные рабочие вынуждены экономить деньги по этой причине. Каждая поездка домой к семье обходится примерно в тысячу евро. Если повезет. Часто случаются аварии и ремонт, из-за чего сомневаешься, сможешь ли ты зарабатывать на жизнь в будущем. Многие наши коллеги и мы эмигрировали именно по этой причине. Это, по крайней мере, сокращает время в пути и риск несчастных случаев. Поэтому мы отказались от съемных квартир, порвали все дружеские связи и нередко разрывали семейные связи. По необходимости. Постоянные отношения в одночасье превращаются в цыганский образ жизни. С друзьями и членами семьи часто видятся только в последний день их жизни или на похоронах. К тому времени уже слишком поздно. У цыган нет друзей. Только среди себе подобных. В какой-то момент цыган вынужден искать новый дом. Постоянное место жительства. Соседей. Возможно, друзей и коллег, с которыми они часто встречаются. Это спекулятивно. Рискованно. Если что-то пойдет не так, придется уезжать. Нам повезло найти место в обществе, где всё было не так гладко. Нас тепло приняли. В Южном Тироле, простые, добрые люди. Сравнение с ГДР неизбежно. Конечно. Никто из наших новых хозяев в это не поверит. Наши хозяева больше похожи на граждан ГДР, чем им кажется. Поэтому мы рассматриваем это как разумную замену дому.

Проезжая вдоль озера Решен, даже начинаешь чувствовать себя как дома. Улицы кажутся знакомыми, как и отели и рестораны, и даже итальянские туристы, которые ходят и стоят на улицах, казалось бы, безразличные.

Перед нами едет немецкая машина. Похоже, она опоздала. На крыше у неё багажный контейнер. Я еду сзади и удивляюсь, зачем ему такое ведро. Во внедорожнике всего двое. У фургона даже брызговика нет, и на лобовое стекло постоянно летит песок и солёная грязь. «Надо проскочить», – думаю я. Иначе окажусь в «Шландерсе», и мой баллончик опустеет. Или, ещё хуже, проделаю дыру в лобовом стекле. Я как раз включаю поворотник и собираюсь обогнать. Вдруг багажник машины передо мной открывается, и в меня летит всякая всячина. Йоана пригнулась. И тут этот идиот передо мной резко тормозит. На скользкой дороге. «Боже мой, – думаю я, – они тоже водить не умеют». Меня уже ничто не удивляет.

Я едва успел остановить машину. При необходимости я бы въехал в сугроб, образовавшийся при расчистке снега. В начале сезона он ещё довольно свежий и, вероятно, значительно мягче, чем в конце. Кроме лыжных палок, летело всё подряд. Даже длинное нижнее бельё пассажира передо мной. Не хватает только прокладок у пассажира. Лыжи остались там, где лежали. Это меня удивляет. Водитель выходит. Пассажир остаётся сидеть. Он лицемерно спрашивает, не случилось ли со мной чего.

«Я тебя едва узнаю», – говорю я ему. «Машина пострадала сильнее, чем я». Показываю ему несколько косых царапин. Он открывает бумажник и достаёт триста евро. «Нам не нужна полиция из-за ущерба», – говорит он слегка командным тоном. «Это же Mercedes», – отвечаю я. «За триста евро, в лучшем случае, можно заменить дворники и тросики». «У меня больше нет с собой наличных», – говорит он. «Он ещё и попрошайничать будет», – думаю я про себя. «Можешь снять наличные в банкомате в городе». «Я тебе покажу. Это будет стоить не меньше восьмисот евро». Он подходит к своей пассажирке и о чём-то с ней говорит. Она роется в сумке и что-то ему протягивает. Он возвращается и говорит: «Для тебя». Он дал мне тысячу евро. «Достаточно», – коротко говорю я. «Он хочет ехать в Бургейс», – почти вопросительно отвечает он. Мы говорим ему, куда обратиться.

«Ему там понадобится трактор», – подумал я. Я дал ему фонарик, чтобы он смог найти нижнее бельё. Кажется, ему придётся купить новые лыжные палки. Я на одну из них наехал. Ему повезло. В Решене есть спортивные магазины. «Мне пора», – говорю я ему. «А то лучше развернуться», – думаю я про себя. Он поблагодарил меня. Его пассажирка не сделала ни единого жеста. Она сидела неподвижно, как палка.

Остаток пути больше ничего не происходит. В Спондиниге к нам, полагаю, присоединились несколько коллег. Из Стилфса – пробка. Почти все сворачивают в Эйерсе. Некоторые продолжают путь вместе с нами. Они едут значительно быстрее нас и вовремя исчезают из виду. В Кастельбелле мы встречаем ещё один контрольно-пропускной пункт карабинеров. Они стоят перед фруктовым кооперативом. И вот мы дома. Наша соседка Паула отодвигает занавеску и смотрит, кто идёт. Успокаивает, что соседи следят за порядком. Я машу ей рукой, и она быстро отодвигает занавеску. Подойдя к двери нашей квартиры, я замечаю, что дверь Паулы приоткрыта. «Добрый вечер, Паула».

«Как там?» – спрашивает она в ответ.

«Тяжело», – отвечаю я. Она идёт к себе в квартиру и приносит два письма. Они пришли сегодня. «Ты знаешь, от кого они?»

«Один из офиса». Она бормочет что-то себе под нос и говорит:

«Спокойной ночи». Она закрывает дверь.

Распаковав вещи, я оставляю пакет фильтрованного кофе на пороге её дома. Ей он нравится. Мы иногда приносим ей пакетики. В письме было уведомление о проверке на превышение скорости. Мы превысили скорость. Сто семьдесят евро. Почти на двадцать километров в час больше лимита. Чек практически невозможно разобрать. В некоторых квадратиках крестики, в других крестиков нет, только линии. Я спрашиваю Джоану, не найдёт ли она где-нибудь сумму. «Вот!» «Ты должна предъявить документы», – говорит она. «В Больцано». «Ещё один выходной», – думаю я про себя. Мы пьем ещё кофе, собираем всё необходимое и наконец-то идём спать. Какое облегчение.

День 3

Сегодняшнее утро начинается немного раньше обычного. В четыре часа. Это значит, что ночь была значительно короче обычного. Джоана уже не спит. Она профессиональная жаворонок. У горничных ритм пекаря. Им приходится заканчивать уборку дома до того, как проснётся первый гость. Горничные убирают не только номера гостей, но и ванные комнаты, гостевые комнаты и столовые, лестничные пролёты и гостиничную прачечную. Мои читательницы могут представить это сами. Речь идёт об одной горничной, которая ежедневно убирается в односемейном доме. Я хочу видеть их лица. В отелях гости редко проявляют ту заботу, которую могли бы проявить дома. Горничная убирает свой дом после работы. Одна. Учитывая, что многие женщины даже не умеют нормально стирать своё бельё, это проявление мастерства, достойное Нобелевской премии. Горничные также знают самые интимные подробности жизни своих гостей. Мы часто об этом говорим. Особенно когда у моей жены грипп. Зная состояние белья гостей, меня не удивляет, что некоторые люди постоянно болеют.

После утреннего ритуала, в котором я ограничился только самым необходимым, я быстро выпиваю первую чашку кофе. По прибытии в отель я ещё успею принять душ. У Джоаны на это нет времени, поэтому ей нужно немного больше времени, чтобы собраться. Я завариваю кофе в дорогу, и мы берём его с собой в термосе. Джоана уже готова и выпивает ещё один кофе вместе с ней. Затем она спускается к машине и заводит её, чтобы мы немного согрелись. Мы даём машине прогреться почти десять минут. Здесь температура может опускаться до минус десяти градусов по Цельсию рано утром. Вещи собраны. Мы ничего не забыли. На самом деле, было бы достаточно, если бы мы выехали в шесть часов или даже на полчаса позже. Но нам нужно пройти через перевал Решен, а значит, и через Мальс-Хит. Там часто дует очень сильный ветер. Также ожидаются метровые сугробы. При сильных осадках перевал становится практически непроходимым. Цепи противоскольжения тоже не помогут. В этой ситуации нам пришлось бы ехать в объезд через Инсбрук. А на этом шоссе разрешена скорость только 100 километров в час.

Всё для гостей и окружающей среды. Мы отправляемся в путь и встречаем несколько пассажиров. Большинство едут в Замнаун или даже чуть дальше нас. Многие южнотирольцы зимой работают вне дома, особенно из Финшгау. Дорога до верхней долины реки Инн и швейцарских горнолыжных курортов также значительно короче, чем до Доломитовых Альп. К тому же, бензин и дизельное топливо здесь значительно дешевле. Никто не предоставляет субсидий на проезд. Рабочие оплачивают всё это из своего кармана, включая ущерб, причинённый автомобилям. Поэтому пассажиры редко покупают новые автомобили. Как только цены на бензин растут, это также сигнал для пассажиров затянуть пояса. В крайнем случае, нужно учитывать и объезд через Замнаун.

Замнаун – зона безналогового налогообложения. Однако в приграничной зоне можно ожидать значительного движения. Замнаун также позиционируется как туристическое направление. Заправка там стоит на тридцать-сорок центов дешевле. Качество бензина и дизельного топлива значительно лучше. Я не могу точно судить о качестве топлива, только по пробегу в километрах. Тем не менее, я уверен, что в наши топлива добавляют дешёвый нитрометан и подобные вещества. Это приводит к повышенному расходу. К сожалению, заправка в налоговой гавани связана с потерей времени. Сезонные рабочие и работники, добирающиеся на работу, мало что от этого выигрывают. Пассажиры теряют один-два часа на объезд. Поэтому многие работники, добирающиеся на работу, и сезонные рабочие заправляются в Австрии. Всё равно это того стоит.

Сегодня на Малс-Хит выпало совсем немного снега, и нам почти не пришлось сталкиваться с сильными сугробами. Благодаря этому мы добрались до отеля довольно рано. Ключ работает, и на стойке регистрации уже дежурит персонал. Мы здороваемся, и коллега спрашивает, хорошо ли мы доехали. У нас ещё есть время выпить кофе в номере. Джоана уже идёт в сауны, чтобы их почистить. После душа я могу прилечь и поспать ещё час.

Джоана, однако, заканчивает работу раньше. Обычно около 16:00. Это немного зависит от загруженности прачечной. Горничные также приходят заправлять кровати. Номера готовят ко сну и проверяют, всё ли в порядке. На подушки часто кладут сладости. Например, шоколад. Одна из самых больших ошибок в гостиничном бизнесе. Наволочки, покрытые шоколадом, очень трудно чистить. И это не говоря уже о самих подушках. В любом случае, ущерб огромен. И для гостя тоже. В конце концов, эти подушки проходят специальную обработку. Химическую.

Мухмат пропал за завтраком для сотрудников. «Иди, разбуди Мухмата», – говорю я Солтану. Он бежит наверх. Минута – и Солтан вернётся. Мухмат будет здесь через десять минут. Его лицо очень красное. «Что случилось, Мухмат?» – спрашиваю я. «Мама умерла». Мухмат крайне раздражён. Он почти не видел свою мать последние двенадцать лет.