Идеальная жена

– Они задают вопросы, – прошептала Эмма, глядя на пенку в своей чашке. – Много вопросов. Лейтенант Райс… он смотрит на меня так, будто я уже в наручниках. А эти улики… – Она подняла на него глаза, ища понимания, поддержки. – Лиам, я не делала этого. Ничего из этого. Я боялась его, ненавидела моменты, но… убить? Нет. И я не искала про яды!

Она увидела, как его глаза расширились.

– Яды? Что за яды?

Эмма сжала губы. Сказала. Кратко, сбивчиво, о страшных строках в истории браузера ее ноутбука. О том, что она уверена – не она. О том, что кто-то знал ее пароль или нашел ноутбук разблокированным.

Лиам слушал, не перебивая. Его лицо становилось все мрачнее. Когда она закончила, он долго молчал, глядя куда-то мимо нее.

– Боже, Эмма, – наконец выдохнул он. – Это… это кошмар. Чистой воды подстава. Кому ты могла перейти дорогу? Кларе? Она всегда тебя ненавидела. – Он назвал имя Клары без колебаний. – Или… или его партнерам? Грэм Стоун? Я слышал, у Маркуса с ним были жаркие разборки перед… – Он замолчал, осознав, что сказал. – Слушай, тебе нельзя оставаться одной. Это опасно. Кто-то явно хочет тебя подставить. Или… или запугать до полусмерти.

Его слова звучали искренне. Его тревога за нее казалась настоящей. Он предлагал поддержку, физическую защиту. Он верил ей. Или делал вид? Подозрение, как холодный червь, снова зашевелилось в груди. Откуда он знает про Грэма Стоуна и его «жаркие разборки» с Маркусом? Он же был «вычеркнут» из их жизни годами! Кто ему рассказал? И почему он появился сразу после того, как она обнаружила страшные запросы и получила анонимный звонок? «Слишком вовремя».

– Ты веришь мне? – спросила она прямо, глядя ему в глаза, пытаясь прочесть правду.

Лиам встретил ее взгляд без колебаний.

– Да, Эмма. Верю. Я всегда знал, каков он был на самом деле. Жаль, что ты… что ты не ушла тогда. Но я верю тебе сейчас. Ты не способна на такое.

Он протянул руку через стол, осторожно, давая ей время отдернуть. Она не отдернула. Его пальцы легли поверх ее дрожащей руки. Тепло. Человеческое тепло. Первое за долгие дни. Благодарность снова хлынула волной, почти смывая подозрение.

– Спасибо, Лиам, – прошептала она, и в горле встал ком. – Ты… ты не представляешь, как это важно. Просто услышать, что кто-то верит.

Он улыбнулся, на этот раз искренне, и в его глазах появилось что-то знакомое, старое – отголосок той дружбы, что была давно.

– Я здесь. Чем могу помочь? Деньгами? Связями? У меня есть друг-адвокат, не акула, но порядочный… Нужно тебе куда-то переехать? Клара не должна тут заправлять.

Они проговорили еще полчаса. Лиам рассказывал о своих скитаниях последних лет (фриланс-программирование, жизнь на чемоданах), осторожно расспрашивал о деталях последних дней, предлагал практическую помощь. Эмма чувствовала, как ледяной панцирь страха вокруг сердца понемногу тает. Не полностью, но хоть немного. Он был якорем в бушующем море. Единственным человеком, протянувшим руку без осуждения.

Он пошел оплачивать счет. Эмма осталась за столиком, глядя в окно на улицу. Солнечный свет казался чуть ярче. Воздух – чуть легче. Может, не все потеряно? Может, с Лиамом она сможет…

Ее мысли прервал знакомый силуэт, появившийся на тротуаре прямо напротив кафе. Высокий, подтянутый, в безупречном пальто поверх строгого костюма. Лейтенант Райс. Он стоял, будто просто прогуливался, но его острый взгляд был направлен прямо на нее через стекло. Он не улыбался. Его лицо было каменной маской профессионального безразличия. Но в его позе читалось наблюдение. Целенаправленное.

Эмма похолодела. Он следил за ней? С самого дома? Или… или он следил за Лиамом?

Райс медленно поднял руку, не в знак приветствия, а чтобы поправить воротник. Его взгляд скользнул за ее спину – туда, где у стойки оплачивал кофе Лиам. Потом снова вернулся к Эмме. Взгляд был тяжелым, оценивающим. Как будто он только что получил подтверждение чему-то важному.

Лиам вернулся к столику, улыбаясь, с чеком в руке.

– Что, готовы? Может, подвезти?

Эмма не могла оторвать глаз от окна.

– Лиам… – ее голос был шепотом. – Смотри. Напротив. Райс.

Лиам резко обернулся. Его улыбка мгновенно исчезла, сменившись настороженностью. Он встретился взглядом с Райсом через стекло. Что-то промелькнуло в его глазах – раздражение? Тревога? Он быстро отвел взгляд.

– Черт, – пробормотал он. – Надоедливый тип. Не обращай внимания. Пойдем. – Он взял ее под локоть, мягко, но настойчиво направляя к выходу с другой стороны зала, подальше от окна и взгляда Райса.

Они вышли на боковую улочку. Солнце вдруг показалось не таким ярким. Благодарность и облегчение от разговора с Лиамом смешались с новой, острой волной страха.

– Не волнуйся, – сказал Лиам, открывая дверь своей старой, немытой иномарки. – Он просто отрабатывает свою работу. Но будь осторожна с тем, что говоришь ему, Эмма. Полиция часто видит только то, что хочет видеть. – Он помог ей сесть. Его прикосновение было теплым, но Эмма снова почувствовала дрожь подозрения. «Почему он так резко среагировал? Почему увел ее? Что скрывал его взгляд?»

Когда машина тронулась, Эмма украдкой взглянула в боковое зеркало. Райс стоял на углу, наблюдая за их отъездом. Он достал телефон и что-то сказал в него. Не отрывая взгляда от удаляющейся машины.

«Друг или Враг?» Вопрос висел в воздухе салона, тяжелее запаха старого пластика. Лиам предлагал руку помощи. Его слова звучали искренне. Его тревога за нее казалась реальной. Но… слишком вовремя появился. Слишком осведомлен о делах Маркуса. И слишком заметно привлек внимание человека, который считал ее главной подозреваемой. Лейтенант Райс задавал вопросы о Лиаме? Теперь Эмма понимала – да. И его появление здесь, сейчас, было не случайностью. Это было предупреждением. Или частью плана?

Она смотрела на профиль Лиама, сосредоточенный на дороге. Старое, доброе лицо. Лицо человека, которого она когда-то любила как брата. Но теперь на него легла тень. Тень подозрения, посеянная безмолвным взглядом лейтенанта Райса и ее собственным, израненным страхом доверием. Может ли она доверять ему? Или он – тот самый «Э» из планшета Маркуса? Следующий игрок в смертельной партии, где ее разыгрывали как пешку?

Машина ехала по улицам, увозя ее обратно в золотую клетку. Но теперь в клетке было не просто страшно. Теперь там был выбор. Довериться протянутой руке и рискнуть. Или оттолкнуть ее и остаться в одиночестве перед лицом врагов, видимых и невидимых. И оба варианта казались смертельно опасными.

Машина Лиама, старая, с подвывающим двигателем, тронулась с места, увозя Эмму от кафе и от тяжелого, неотрывного взгляда лейтенанта Райса. Она видела его в боковом зеркале – неподвижная фигура на углу, телефон у уха, глаза, прикованные к удаляющемуся автомобилю. Он выглядел как хищник, отмечающий движение добычи. Или как пастух, следящий, чтобы овца не сбилась с пути… пути прямиком в загон.

Тишина в салоне стала густой, неловкой. Звук мотора и шум улицы за окном лишь подчеркивали напряжение. Эмма сидела, сжав руки на коленях, пальцы впивались в кожу сквозь тонкую ткань платья. Она чувствовала тепло там, где рука Лиама легла на ее локоть, уводя от взгляда Райса. Это тепло было якорем, единственной реальной точкой опоры в штормящем море. Но оно же было и источником сомнения. «Почему он так резко увел ее? Почему так насторожился при виде Райса?»

– Не обращай на него внимания, – повторил Лиам, сосредоточенно глядя на дорогу. Его пальцы постукивали по рулю в нервном ритме, противореча спокойному тону. – Копы всегда так. Ищут самое простое решение. Самую очевидную мишень, – он бросил быстрый взгляд в ее сторону, – ты и есть эта мишень, Эм. Просто потому, что ты была рядом. И потому что Маркус был… ну, ты знаешь. Не ангелом.

Слова были правильными. Успокаивающими. Но что-то в них резануло. «Очевидная мишень»… Звучало почти как признание ее уязвимости, ее пригодности для роли подозреваемой. Как будто он уже смирился с этой версией, даже веря в ее невиновность.

– Откуда ты знаешь про Грэма Стоуна? – спросила Эмма вдруг, глядя прямо на него. Вопрос вырвался неожиданно, подпитанный накопившимся подозрением. – Про их «жаркие разборки»? Ты же… ты был вне всего этого круга. Давно.

Лиам на мгновение сбился с ритма постукивания. Его взгляд мельком скользнул к ней, затем вернулся на дорогу. В его глазах мелькнуло что-то – удивление? Досада?

– Слухи, Эм, – пожал он плечами, слишком небрежно. – В бизнес-среде все всё знают. Особенно когда рушатся такие альянсы. Грэм не скрывал, что Маркус его кинул на какой-то крупной сделке. Говорили об этом на прошлой конференции в Чикаго, где я был по работе. Мир тесен», – он снова посмотрел на нее, пытаясь улыбнуться. – Не ищи зловещих тайн там, где их нет. Я просто пытаюсь понять, кто мог быть заинтересован в его смерти. И в подставе тебя.

Объяснение было правдоподобным. Но не снимало остроты вопроса. Почему он сразу назвал именно Грэма? Почему не Клару, которая была очевидным кандидатом в ее глазах? Его «слухи» казались слишком конкретными, слишком своевременными.

Они ехали молча. Дома роскошного района сменились более скромными, затем снова появились знакомые Эмме улицы, ведущие к ее тюрьме-особняку. Лиам свернул на их улицу, замедлил ход.

– Слушай, Эмма, – заговорил он тише, голос стал серьезным. – Я знаю, что ты не хочешь слышать о Кларе… но будь с ней осторожна. Она не твой друг. Никогда не была. Для нее ты всегда была… чужим элементом в ее идеальной картине семьи с Маркусом. А теперь .., – он не договорил, но смысл был ясен: «А теперь ты помеха. Или козел отпущения».

– Она уже сказала, что сделает все для защиты «чести семьи и памяти брата», – прошептала Эмма, вспоминая ледяные слова в лимузине. «Всеми доступными средствами».

Лиам резко выдохнул.

– Вот видишь. А «доступные средства» могут включать и подбрасывание заколок, и… – он запнулся, – …и прочее. Ты уверена, что она не знала твой пароль от ноутбука? Или не могла подкупить кого-то из прислуги? Софию? Томаса?

Эмма содрогнулась. Мысль о том, что верная (казалось бы) София или молчаливый Томас могли впустить Клару или кого-то еще, пока она была в полубессознательном состоянии от страха или снотворного, или просто открыть ноутбук… Эта мысль была новым слоем кошмара. Дом переставал быть даже тюрьмой. Он становился осиным гнездом, где каждое лицо могло скрывать предателя.

Машина остановилась у подъезда. Большой, холодный дом возвышался над ними, его окна казались слепыми, равнодушными глазами.

– Не заходи одна, – сказал Лиам решительно. – Я провожу тебя до двери. Убедимся, что все… спокойно.

Они вышли. Лиам шел рядом, его присутствие было одновременно защитой и напоминанием о ее беззащитности. Она чувствовала его взгляд, скользящий по фасаду, по окнам, будто он искал признаки незваных гостей или подстерегающей опасности. «Или проверял, все ли на месте?»

Он остановился у двери.

– Вот твои ключи. Запрись на все замки. Никому не открывай, кроме меня. Я позвоню тебе вечером, хорошо? – Он вытащил из кармана потрепанную визитку. – Мой новый номер. Старый я сменил… после того как ты перестала отвечать. – В его голосе прозвучала старая боль, и Эмма почувствовала укол вины. – Звони в любое время. Если что-то случится. Если будет страшно. Если… если он позвонит снова.

Он не уточнил, кто «он» – Райс, аноним, или призрак Маркуса.

Эмма взяла визитку. Бумага была шершавой под пальцами. Контакт. Связь с миром. Спасательный круг.

– Спасибо, Лиам, – голос ее дрогнул. – Правда. Спасибо.

Он снова улыбнулся, на этот раз мягче: – Держись, Эм. Мы разберемся в этом бардаке. Обещаю. – Он сделал шаг назад, давая ей пространство, но его взгляд все еще был прикован к ней, полный тревоги и… чего-то еще? Решимости? Или расчета?

Она вставила ключ в замок, почувствовав, как его взгляд тяжелеет на ее спине. Щелчок замка прозвучал громко в тишине подъезда. Она толкнула дверь.

– Эмма, подожди! – его голос остановил ее, когда она уже переступила порог. Она обернулась.

Лиам стоял на ступеньке, лицо его было серьезным.

– Прости, что спрашиваю сейчас… но это важно. Тот «решающий разговор» в планшете Маркуса… с «Э». У тебя есть хоть какие-то мысли? Кто это мог быть? Кроме… ну, кроме тебя? – Его вопрос прозвучал осторожно, но нацелено. Как будто он ловил рыбу в мутной воде ее памяти.

Эмма замерла. Вопрос о «Э». Тот самый, что гвоздем сидел в ее голове. Почему он спрашивает сейчас? Почему именно после разговора о Кларе, Грэме и подозрениях? «И почему его взгляд стал таким… напряженным?»

– Нет, – ответила она честно, чувствуя, как поднимается новая волна беспомощности. – Никаких. Только догадки. Елена… бывшая Грэма? Но Маркус с ней почти не общался. Кто-то из бизнеса .., – она пожала плечами. – Я не знала всех его дел. Он… не делился.

Лиам кивнул, но выражение его лица не прояснилось. Казалось, он ожидал другого ответа.

– Понятно. Ладно. Не парься. Просто… если что вспомнишь, скажи мне. Это может быть ключом. – Он сделал шаг назад. – Запирайся. И звони.

Он повернулся и пошел к своей машине, не оглядываясь. Эмма закрыла тяжелую дверь, щелкнула замком, задвинула засов. Она прислонилась к холодному дереву, слушая, как двигатель Лиама заводится, ревет и умолкает, уезжая.

Тишина дома обрушилась на нее с новой силой. Но теперь это была не просто тишина страха. Это была тишина, наполненная вопросами без ответов.

Доверять ли Лиаму? Его забота казалась искренней. Его гнев на Маркуса – настоящим. Его предложение помощи – единственной соломинкой. Но… слишком много «но».

Своевременное появление: после улик, после звонка.

Знание деталей: о Грэме, о конфликтах, о которых он, казалось бы, не должен знать так конкретно.

Резкая реакция на Райса: и желание скрыться от его взгляда.

Нацеленный вопрос о «Э»: как будто он искал что-то конкретное.

Его профессия: программист. Человек, который прекрасно знает, как войти в чужой ноутбук, подобрать пароль, оставить следы… или стереть их.

А что, если он и есть «Э»? Что, если этот «решающий разговор» в 11:30 был у Маркуса с ним? О чем? О прошлом? О ней? О мести? И если Маркус пал с лестницы после этого разговора… что сказал Лиам? Что сделал? И почему теперь он здесь, предлагая руку помощи? Чтобы контролировать ее? Чтобы направлять расследование в нужное русло? Или… или из-за старой, не умершей до конца привязанности, которая толкнула его на страшный шаг, а теперь заставляла защищать ее от последствий?

Друг или Враг? Вопрос больше не был абстрактным. Он висел в холодном воздухе холла, как лезвие гильотины. Довериться ему – значило рискнуть всем. Оттолкнуть – остаться один на один с Кларой, Грэмом, Райсом и невидимым пауком, плетущим паутину из анонимных звонков и цифровых ловушек.

Эмма медленно пошла вглубь дома, к кабинету. К ноутбуку. К планшету Маркуса. К уликам. Рука непроизвольно сжала визитку Лиама в кармане. Бумага была шершавой. Как наждак. Как правда, которая могла ободрать ее душу до крови. Она подошла к окну, отодвинула край тяжелой портьеры.

Напротив, через улицу, припаркована была неприметная серая машина. За рулем сидел человек в кепке, низко надвинутой на глаза. Он смотрел не на дом. Он смотрел вниз, на газету или планшет. Но Эмма знала. Это была наружка. Райс сдержал невысказанную угрозу своего взгляда. Он поставил на нее хвост.

Ее глаза метнулись к визитке, зажатой в потной ладони. Номер Лиама. Единственная ниточка к миру. К спасению. Или к пропасти.

Кому позвонить? Кому довериться? Или… молчать? Молчать и ждать следующего удара в этой тихой, смертельной войне, где она не знала ни союзников, ни всех врагов в лицо. Где даже протянутая рука друга могла оказаться капканом.

Она опустила портьеру, погружая комнату в полумрак. Выбор висел в воздухе, тяжелый и безмолвный. И от этого выбора могла зависеть не только ее свобода, но и жизнь.

Глава 7: Зеркала Прошлого

Дом больше не молчал. Он дышал. Каждый его скрип, каждый стук старой системы отопления, каждый шелест листвы за окном был наполнен зловещим смыслом. Тишина после отъезда Лиама была не покоем, а затаившейся угрозой, сгущающейся в углах высоких потолков и за тяжелыми портьерами. Серая машина напротив, та самая с человеком в кепке, стала постоянным напоминанием: за ней наблюдают. Райс не доверял. Райс ждал промаха.

Эмма пыталась жить. Механически: разогреть суп (который стоял нетронутым), принять душ (вода казалась ледяной, даже когда была горячей), переодеться (чистая одежда пахла чужой). Но каждое действие требовало титанических усилий. Страх был фоном, на котором меркло все остальное. Страх перед невидимым врагом, страх перед полицией, страх перед Кларой, страх… перед самой собой. Сомнения, посеянные Лиамом (Друг? Враг?), грызли изнутри. Его визитка лежала на тумбочке, как неразорвавшаяся бомба. Позвонить? Довериться? Или это именно то, чего ждет паук в паутине?

Она избегала столовой и лестницы. Эти места были отмечены желтой лентой памяти, невидимой, но прочнее полицейской. Проходя мимо, она чувствовала холодное дуновение, слышала эхо несуществующего хруста – звук падающего тела. Ей приходилось опираться о стену, чтобы не упасть самой.

На второй день после визита Лиама она решила вернуться в спальню. Их спальню. Цитадель Маркуса. Она стояла на пороге, рука дрожала на ручке. Воздух внутри пахнул им – дорогим одеколоном, сигарой, властной мужской силой, которая все еще висела, не рассеиваясь. Она сделала шаг внутрь.

И тогда началось.

Сначала это было мимолетно. В большом трюмо она мельком увидела отражение не себя, а его. Высокую, мощную фигуру у окна, спиной к ней, в любимом халате. Она вскрикнула, обернулась. Никого. Только пустое кресло у окна, на котором он любил сидеть, наблюдая за садом и комментируя ее «бездействие».

Сердце бешено колотилось. Галлюцинация? От нервного истощения? От чувства вины, которое, как яд, разъедало ее изнутри, несмотря на уверенность в невиновности? Она подошла к трюмо, тронула холодное зеркало. Видела только свое бледное, испуганное лицо.

Но вечером, когда она пыталась нанести крем на лицо перед туалетным столиком в спальне, отражение в зеркале снова исказилось. Ее черты поплыли, расплылись, и на их месте, словно проступая сквозь дымку, появилось его лицо. Без эмоций. Холодное. Глаза, пустые и всевидящие, смотрели на нее, а не в нее. Губы шевельнулись, как будто произнося беззвучные слова.

Эмма отпрянула, задев флакон с духами. Он упал на пол, но не разбился, лишь глухо стукнув о ковер. Зеркало снова показывало только ее. Но ощущение его присутствия осталось. Физическое. Давящее. Как будто он стоял за ее спиной, дыша ей в затылок. Она выбежала из спальни, захлопнув дверь, и спустилась вниз, в гостиную, где включила все лампы и телевизор на полную громкость, пытаясь заглушить тишину и собственный страх.

Галлюцинации не ограничились зеркалами. Ночью, в полусне, ее разбудили шаги. Тяжелые, мерные, знакомые до боли. Шаги Маркуса по коридору второго этажа. Его ритм. Его тяжелая поступь. Они приближались к ее двери (она снова спала в гостевой комнате внизу, запираясь на ключ). Остановились прямо за тонким деревом. Тишина. А потом – скрежет ключа в замке. Попытка открыть ее дверь.

Эмма вжалась в подушки, зажав рот рукой, чтобы не закричать. Сердце готово было вырваться из груди. Ключ скрежетал снова, настойчиво. Потом шаги отошли. Затихли. Она не спала до рассвета, прислушиваясь к каждому звуку, вцепившись в нож для бумаг, который нашла в ящике стола (жалкая защита от призрака или живого убийцы).

Утром она осмелилась выйти. Замок на ее двери был цел. Ни следов взлома, ни чужих отпечатков. София, пришедшая убираться, поклялась, что не поднималась наверх ночью и не трогала замки. Томас в гараже. Значит, ей показалось? Или кто-то был в доме? Или… или это был он? Его призрак, бродящий по местам былой власти?

Провалы в памяти стали чаще. Она ловила себя на том, что стоит посреди комнаты, не помня, зачем пришла. Находила вещи не на своих местах: любимая кружка в кабинете Маркуса, книга по садоводству на кухонном столе. Она приписывала это стрессу, шоку. Но сомнение точило: «А не она ли сама это сделала в состоянии диссоциации? Не она ли бродила ночью, имитируя его шаги?»

Однажды, пытаясь отвлечься, она решила заняться цветами в зимнем саду – своем бывшем убежище. Поливая орхидеи, она почувствовала взгляд. Пристальный, тяжелый. Она обернулась. В большом окне, выходящем в сад, отражалась комната и она сама. И… тень. Человеческая тень, мелькнувшая за ее отражением, у самого края зеркальной поверхности, где отражались деревья снаружи. Быстро. Как будто кто-то отпрянул, заметив, что она видит.

Эмма замерла, лейка дрожала в ее руке. Наружка Райса? Клара? Или ей снова померещилось? Она бросилась к окну, распахнула его. Пустой сад. Только ветер шевелил ветви. Ни души. Но ощущение слежки стало невыносимым. Кто-то был здесь. В саду? За деревьями? Или этот кто-то был мастером оставаться невидимым?

Она металась по дому, проверяя замки, задергивая шторы, чувствуя себя загнанным зверем. Дом, ее тюрьма и крепость, превращался в лабиринт кошмаров, где стены отражали призраки, а реальность смешивалась с паранойей. Она нуждалась в чем-то реальном. В улике, которая не была бы подброшена. В доказательстве, что она не сходит с ума.

И тогда она решилась войти в кабинет Маркуса. Его святая святых. Место, куда ей доступ был строго ограничен. Сердце колотилось, как птица в клетке, когда она открыла тяжелую дверь.

Кабинет был безупречен. Полиция все аккуратно положила на место после обыска. Книги в идеальном порядке на полках, стол пуст, стул задвинут. Но воздух был спертым, наполненным пылью и воспоминаниями о его гневе. Она подошла к массивному дубовому столу. Провела рукой по гладкой поверхности. Здесь он сидел. Здесь планировал. Здесь контролировал.

Ее взгляд упал на статуэтку – тяжелый бронзовый бизон, подарок какого-то партнера. Маркус любил переставлять ее с места на место, это был его нервный жест. Сейчас она стояла необычно близко к краю стола. Эмма машинально поправила ее, сдвинув к центру. И тогда она заметила.

Позади статуэтки, в щели между задней панелью ящика стола и самой столешницей, торчал крошечный черный уголок чего-то пластикового. Почти невидимый, если не знать, куда смотреть. Эмма осторожно подцепила его ногтем. Вытянула.

Это был диктофон. Маленький, плоский, цифровой. Дешевый, не фирменный. Не тот, что Маркус использовал для важных переговоров. Этот был похож на шпионскую игрушку. На его корпусе не было ни пылинки.