Волею судеб. Часть 1

Последние два-три месяца муж частенько в свои выходные исчезал из дома под благовидными предлогами. Вот и на этот раз отправился помочь брату закидать снег в погреб.

«Почему бы Стёпе не заняться этим делом с женой, ведь по воскресным дням Света абсолютно свободна. Их четырехлетнего Юрочку на выходные забирают её родители, и она, в отличие от меня, не кормящая мама с двумя детьми», – подумала Зоя.

Направляясь к «дежурке», она еще издали увидела стоящую возле магазина бывшую Иванову пассию. Несомненно, Тамара тоже заметила её: уж очень демонстративно и вызывающе она на неё посмотрела, будто замыслила что недоброе. Зоя была уже метрах в пяти от Тамары, когда та хитро усмехнулась и ринулась к магазину. И как раз в этот момент дверь распахнулась. Навстречу Тамаре выскочил Иван с бутылкой вина, шоколадкой и с обворожительной улыбкой, которую жена не могла не заметить, вглядываясь в его профиль.

Заняв выгодную для себя позицию, дабы Зоя не сразу попала ему на глаза, Тамара, ласково щебеча: «Ты прелесть», – раскрыла перед ним сумочку, и он плавно опустил в нее купленную бутылку.

Зоя к этому моменту подошла так близко, что без труда прочла надпись на этикетке: «Кагор». Шоколадку Иван отдал лебезящей перед ним незамужней женщине в руки с видом благодетеля и со словами: «Твой любимый, молочный». Это выглядело как задабривание, после чего не замедлил Тамарин благодарственный поцелуй в губы, причём, совсем не невинный. Иван был слегка подшофе, отчего потерял бдительность, не удосужился посмотреть вокруг, а ведь Зоя была практически у него за спиной. Она наблюдала, как Тамара, игнорируя её, поспешила взять его под руку и повела прочь от неё – законной супруги! Соблазнительница что-то шепнула Ивану и, как показалось Зое, куснула за мочку уха. Его смешок и её хохот вызвали судорогу в Зоином теле, она крепче прижала к себе Алёшу, не давая ему возможности взглянуть на столь очевидное безобразие. Эти двое смотрелись не как бывшие любовники – между ними явно существовала связь сейчас! Зоя была уверена в этом.

Как-то она почувствовала исходящий от Ивана аромат женских духов и с тех пор засомневалась, а так ли невинны его участившиеся отлучки, но подозрения держала при себе. Зоя старалась вбить себе в голову, что он по своей простоте душевной мог обнять невестку, сестрёнку или другую родственницу, хотя подобный запах ей с её абсолютным обонянием был незнаком. И теперь, остановившись там, где только что Тамара целовала её благоверного, она ощутила тот самый аромат. Зоя могла окликнуть мужа – он был всего лишь в трех метрах от нее, – а зачем? У неё имелись достоинство и гордость.

«Сколько это у них продолжается? – мелькнула у неё мысль. – Да какая теперь разница!» – подумала она и продолжила провожать их взглядом.

Между тем Тамара, заливисто смеясь, отломила кусочек шоколада и сунула в рот Ивану. А он, дурачась, захватил его вместе с её пальцем, отчего она нарочито восторженно взвизгнула и исподтишка оглянулась на Зою, со значением вскинув левую бровь как бы утверждая свою победу. Не удержалась она и от ухмылки. Её вороватый взгляд в сторону и прочие манипуляции не остались незамеченными Иваном. Почуяв что-то недоброе, он обернулся и увидел с отчаянием смотрящую на него молодую жену! На его глазах она с ребёнком на руках резко развернулась и пошла в противоположную от него сторону. Теперь, оказавшись лицом к отцу, его заметил и Алёша.

– Папа там! Папа там! – закричал он, хлопая мать по плечу, а потом, поняв, что она не реагирует на его крики, захныкал, потянул к отцу свои маленькие ручонки.

Как вкопанный Иван застыл на месте. Хмель соскочил с него моментально, ведь оказалось, что пока они с Тамарой флиртовали друг с другом в предвкушении предстоящей, как они рассчитывали, близости, его жена стояла рядом, наблюдала за ними, слушала их разговор!

«Тамара не могла не увидеть Зою! Выходит, она намеренно вела себя так фривольно, специально подстроила, чтобы я заметил жену как можно позже. Или хотела, чтобы вообще не заметил её, и тогда бы, пока мы занимались с ней сексом, я бы ни сном ни духом не ведал, что на самом деле творится с моей женой!.. Боже мой! Какую глупость я совершил!» – ужаснулся Иван.

Мгновение его лицо выражало панику и тут же сменилось отрешённостью. Остекленевшие глаза смотрели на сына, а мозг работал хаотично. Иван машинально помахал удаляющемуся от него малышу, а тот продолжал кричать во всю силу своих маленьких легких и хлопать ручонкой по материнскому плечу.

– Ну, ты и стерва! – рявкнул Иван на любовницу, приходя в себя. – Мстишь мне за несбыточные мечты?.. Мы же договорились, что это всего лишь временная разрядка. Ты ведь сама подтолкнула меня к занятию сексом, уверяя, что женщине на сносях и в первые два месяца после родов нельзя иметь близость с мужчиной. Прошлый раз считался у нас последним. И зачем я опять поддался на твои уговоры?.. Дёрнула меня нелёгкая связаться с тобой вновь!.. А Зоя-то в чём перед тобой виновата? За что ты так поступила с ней?!

– Послушай, это же просто нелепость, – спохватилась Тамара, поняв, что переусердствовала. – Я просто хотела немного пошутить. Мы ничего такого и не сделали…

– Ещё как сделали! Я доверился тебе, а ты подставила меня. Ты ведь знала, что я люблю жену и детей.

– Постой, Ванечка. Давай… – начала было излагать свою мысль Тамара, поглаживая рукав его куртки.

– Хватит!.. Ты сделала свое чёрное дело.

Иван со злостью дернулся всем корпусом, отстраняясь от неё, и бросился вдогонку за женой.

– Здравствуй, золотце! – ласково обратился он к Зое, переводя дыхание.

– И ты не хворай, – бросила она отчуждённо, не замедляя шаг.

– Вы куда ходили, да и почему бегом? – спросил Иван заискивающим голосом, забирая у неё притихшего сына.

– За продуктами. А тороплюсь, потому что Серёжа в доме один остался, – сквозь зубы ответила Зоя.

– Почему же ничего не купила? – задал он вопрос, бросив взгляд на пустую сумку.

– В хлебном магазине товар разгружают, а в дежурном – продавщицам, похоже, не до покупателей, коль ты там так долго пробыл. У меня нет времени для простаивания. К тому же я вспомнила, что для Лёши есть пачка печенья, а мне кусок в горло теперь не полезет, – монотонно ответила она мужу.

– Так у нас сегодня и обед, и ужин отменяются?

– Ты показался мне сытым и довольным. По-видимому, отобедал. А поужинать и позавтракать, а заодно и похмелиться ты сможешь у Тамары. У них в доме самогона всегда в избытке.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовался Иван, понимая, что нарывается на ещё большие неприятности. – У меня вроде как свой дом есть, а ещё жена и дети.

– Надолго ли? – произнесла почти шёпотом Зоя, не желая пугать ребёнка.

– Ты о чём?

– А то ты не знаешь, – огрызнулась несчастная, сдерживая себя из последних сил.

– Ты не поняла, малыш. Между мной и Тамарой ничего нет, дружеские отношения разве что остались да кое-какие воспоминания, – стал активно оправдываться он тихим голосом. – Сейчас у неё роман с твоим бывшим дружком Стасом. Можешь спросить его при случае. С Томкой я встретился случайно. Мы со Стёпкой выпили с устатку после работы, и нам показалось мало. Тогда я пошёл за бутылкой и наткнулся на неё. Оказалось, что нам с ней по пути. Она решила подождать меня, чтоб идти веселее было.

– Так иди, коль по пути. Вам ведь весело вдвоём! – произнесла Зоя, указав рукой себе за спину. – Чего за мной увязался?

Иван невольно оглянулся: Тамара шагала так медленно, словно надеялась, что он вернётся, догонит её. Его жёнушка тоже посмотрела на еле плетущуюся его пассию и поняла, почему та идёт нога за ногу, но комментировать не стала. Ей всё стало безразлично, неважно. Зоя почувствовала себя совершенно опустошённой, ей не хотелось слушать оправдания мужа, да и вообще ничего не хотелось, а он как назло продолжил выкручиваться:

– Я попросил Тамару занести Степану бутылку и передать ему, чтобы меня не ждал, – придумал он небылицу.

– А ещё наказал угостить его сына лакомством, – съязвила Зоя без особых эмоций. – Вкусный хоть шоколад-то был?

Иван предпочёл промолчать.

– Зой, дай мне денег. За хлебом схожу, – пояснил он.

– На «Кагор» и лакомство поиздержался? С каких это пор Стёпа перешёл на женское питьё? У него же аллергия на красные вина. Кстати, твоя пассия не слишком торопится выполнять поручение. Может, передумаешь?.. А то, как бы твой брат слюнями не захлебнулся, дожидаясь добавки. Мы-то и без хлеба обойдёмся, – заметила она не без иронии.

– Обойдёмся, – подтвердил малыш.

Он внимательно слушал разговор родителей и не мог понять, что происходит. Его детскому разуму сложно было постичь трения между взрослыми, но то, что случилось что-то из ряда вон выходящее, он почувствовал всем своим крохотным сердцем и по-детски пытался разрядить возникшую напряжённость между любимыми мамой и папой.

Иван встретился взглядом с сынишкой. Личико ребёнка, так похожее на его собственное лицо, было серьёзно и сосредоточено не по возрасту. Он глядел как всё понимающий маленький мужчина.

– Всё в порядке, сынок, – поспешил успокоить Иван малыша, отдавая его Зое, затем отправился за продуктами.

Реакция жены озадачила его. Она повела себя в данной ситуации совсем не как свойственно большинству женщин: довольно спокойно, отстранённо, будто произошедшее касается не её, а какой-нибудь посторонней женщины, которой она просто сочувствует.

«Любая другая на её месте закатила бы истерику!.. Пусть бы Зоя лучше накричала на меня, обругала, даже ударила, а то выглядит как чужая, и лишь глаза как у побитой собаки выдают её внутренние переживания», – пришло ему в голову. Отойдя подальше, он смачно выругался.

Как ни старался Иван не зацикливаться на дерзкой Тамариной выходке, а мысли об этом инциденте не выходили из его головы. Зная её со школы, он представить себе не мог, что она способна на такую подлость. Тома так старалась убедить его жену в продолжающихся их отношениях, что усилия её оказались небезрезультатными: Зоя замкнулась в себе, стала пассивной, даже с родственниками его общалась лишь по необходимости, когда они сами обращались к ней. А ведь она очень дружна была с его сестрой Тоней, да и с матерью его у неё сложились теплые отношения.

– Между вами пробежала чёрная кошка? – спросила его Антонина. – Зоя стала сама не своя. Не зовет меня сумерничать как прежде, когда тебя нет дома, не заходит к нам без особого повода, не приносит малышей. Она что, по магазинам вместе с ними мотается в такую слякоть? Твоя жена сникла. Её точно что-то гложет, и она упорно держит все горести в себе. А ведь мы были в доверительных отношениях. Зоя мне ближе, чем могла бы быть родная сестра, если бы таковая имелась. Уж не больна ли твоя жёнушка?

– С ней все в порядке, – отмахнулся Иван.

– Ха! Так значит, ты совершил нечто такое, что очень ранило её душу! Ваши натянутые отношения видны невооружённым глазом. Как ты умудрился до такой степени обидеть её (мать своих детей!), что она замкнулась в себе? Зоя вообще-то не дуется по пустякам. Что ты такого натворил? У тебя есть кто-то кроме неё? – ополчилась она на брата.

– Не говори глупости! – разъярился Иван. – Как только в голову могло прийти такое. Я люблю жену и никогда не променяю на какую-то там женщину.

Своей проницательностью Тоня задела его за живое. Он сознавал, что нагло кривит душой. В его толковании «не променять» – не значит ни разу не изменить, а в Тонином, как и в Зоином, понимании, измена – всегда предательство.

Кому-то могло показаться, что у Ивана и его жены Зои всё по-прежнему, но только и не близким им людям. Создавшаяся в их семье обстановка стала для обоих не просто тяжёлой, а невыносимой. О случившемся Зоя не упоминала. Она не желала никаких разборок, выяснений отношений с мужем. Зоя пресекала все его попытки оправдаться, выговориться и эта недосказанность камнем лежала на его душе. Из последних сил создавая видимость, будто ничего ужасного в её жизни не случилось, Зоя продолжала содержать дом в чистоте и порядке, заботиться о детях, готовить еду, которая почему-то получалась теперь не такой вкусной как прежде. Она разговаривала с Иваном вроде как по-человечески, однако у него появилось ощущение, что жена общается со стенкой. У них не было больше дружеских бесед. В доме перестали звучать смех и шутки. Там поселилась сама зима. Лишь когда его не было поблизости, Зоя могла раскрепоститься, быть в обществе детей собой прежней. Только они невидимой нитью связывали молодых супругов. То, что Иван стал много времени уделять детям, подолгу гулять с Алёшей и стараться разгрузить её от домашних дел – не имело теперь для Зои большого значения.

Управившись как-то с приготовлением обеда и уложив детишек на послеобеденный сон, Зоя поставила самовар, воспользовавшись горячими древесными углями из русской печи, да подкинула в трубу чурочек, и в ожидании, когда вскипит, присела рядом на табуретку. Глядя на сияющую поверхность лужёного самовара, она запрещала себе думать о том неприятном, наболевшем, что так мучило её. Стараясь изгнать из головы тяжёлые мысли, она начала считать до ста и незаметно для себя впала в забытье. Зоя как бы дремала и не дремала, ведь глаза её были полуоткрыты. Очнулась она от шипения самовара и страшного видения, пригрезившегося ей: перед ней, в облаке пара, возник старец с седой бородой. Зоя глядела на него как завороженная. Не столько ушами, сколько каким-то внутренним слухом (так бывает во сне), она услышала его дребезжащий голос: «Старшего сына ты отдашь Богу! А земля скоро будет гореть под ногами, покроется кровью». Зоя подскочила как ужаленная, её охватил ужас. Она кинулась к сыновьям, потрогала их лобики, прислушалась к ровному дыханию, и успокоенная вернулась на кухоньку. «Совсем сбрендила на нервной почве, – подумала Зоя. – Прежних отношений у нас с Ваней уже не будет, однако надо как-то налаживать жизнь, а иначе в дурдом угодить можно», – пришло ей в голову.

Ещё до ссоры с мужем её начали преследовать кошмары. Порой Зое снились дети-утопленники – её дети! Иногда ей удавалось ухватить ребёнка за руку или одёжку, а чаще он исчезал в мутной воде, и она ничего не могла поделать, кроме как нырнуть следом за ним в воду. И в этот самый момент Зоя просыпалась. Такие сны вызывали жгучую боль в её душе. Она полагала, что они связаны со случайно прочитанным отрывком из стихотворения Некрасова, только не могла понять, почему этот стих так запал ей в душу.

А теперь ещё и это видение. Старец казался таким реальным! Напоминал ей какого-то святого, сошедшего с иконы.

Этой ночью Зоя долго не могла заснуть. Проснулась она после тревожной ночи от пристального взгляда и с трудом разомкнула веки. Оказалось, что муж, облокотившись на подушку, наблюдал за ней. Увидев, что жена уже не спит, он поцеловал её. У них ни разу не было близости после рождения Серёжи и задолго до его появления. Ему не хватало её.

– Ты самая сладкая женщина, самая лучшая, по крайней мере, для меня, – заговорил он с хрипотцой, которая так завораживала её прежде. – Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты не сомневалась в этом. Тебе известно буквально всё о моём прошлом. Нет такой девицы в посёлке, с которой бы я встречался более одного раза, а ты бы о ней не знала. Мне понятно, почему ты невысокого мнения обо мне и почему ненавидишь меня теперь: я сам по глупости дал тебе повод. Но ты единственная, кого я способен любить по-настоящему. Надеюсь доказать тебе это, искупить свою вину. Как ты считаешь, у меня есть шанс вымолить у тебя прощение? Мы ведь можем попробовать наладить мир в семье, вернуться к прежней жизни? – спросил Иван.

Его глаза были полны искреннего раскаяния. Он робко улыбнулся.

– Я уже пытаюсь, только ты не дави на меня – иначе могу сорваться.

Выдержав её пристальный взгляд, Иван нерешительно качнул головой.

– Надеюсь, это не означает, что ты отказываешь мне в близости? Как ты себя чувствуешь, дорогая? Оправилась после родов? – завалил он её вопросами, придвигаясь теснее.

– Серёже уже два месяца. После рождения Лёши мне не понадобилось столько времени для восстановления. Тогда ты не спрашивал – сам почувствовал, что я готова.

Зоя не могла избавиться от неловкости. Ей казалось, что она лежит в постели с чужим человеком. И это после трёх с лишком лет совместной жизни! Даже в самом начале брака она не испытывала ничего такого.

Иван ласкал её неторопливо, нашёптывал разные нежности, которые Зоя не слышала прежде. В какой-то момент ему показалось, что она ожила, ощущает то же самое что и он, но заглянув ей в глаза, увидел в них пустоту. Он знал все её чувствительные точки, помнил, как она реагировала на его прикосновения. Сейчас это не сработало. Усилия Ивана как бы канули в возникшую между ними пропасть. Зоя лежала почти безучастно, лишь иногда словно бы поощряя его к действию. А раньше наслаждалась вместе с ним, в ней горело желание. Иван понял: ему предстоит приложить немало усилий, чтобы вновь завоевать её благосклонность, вернуть её любовь и доверие.

Не успели они оправиться от одной неприятности, как случилась новая беда ― тяжело заболел Алёша. Иван был на работе, когда у сынишки поднялась температура. Зоя вызвала педиатра. Врач обследовала ребёнка, выписала лекарства, сказала, что ничего страшного – обычная простуда. Она уверила молодую мамочку, что весной всегда возрастает заболеваемость детей, вот и в этом году она едва успевает обходить пациентов по вызовам, да и на приёмах народу о-го-го сколько, ей даже приходится задерживаться на работе.

Зоя выполняла все инструкции педиатра, но улучшения не было. Ребёнок капризничал, отказывался от еды. Температура подскакивала до тридцати девяти, и не опускалась ниже тридцати восьми. Всю ночь они с Иваном практически не спали, по очереди ухаживая за больным Алёшей, а утром, проводив не выспавшегося мужа на работу, Зоя смерила температуру и ахнула: градусник зашкалило за тридцать девять! Она приложила ухо к детской груди – дыхание было тяжёлым, ей показалось, что она улавливает хрипы. Молодая мама попыталась подавить нахлынувшую на неё панику – не получилось. Наспех накинув попавшуюся под руку куртку, она побежала к свекрови. На пороге её встретила золовка.

– Тоня, Алёшеньке совсем плохо! Думаю, мне придётся лечь с ним в больницу. Надо вызвать «скорую», – проговорила Зоя дрожащим от переживания голосом. – Где мама? Мне Серёжу не с кем оставить.

С первого дня замужества она называла свекровь мамой, и Полина Михайловна воспринимала её как родную дочку.

– Её нет, но есть я. Сейчас прибегу. Может не всё так страшно?

Тоня не особо разбиралась в детских болезнях, но взглянув на распластанного, мечущегося в жару племянника тоже не на шутку встревожилась.

– Да. Поскольку не помогают лекарства, надо класть его в больницу, – согласилась она с Зоей. – Сбегаю, сделаю вызов. Я мигом.

Но дозвониться до скорой ей не удалось. В милиции, куда она побежала, сказали, что нет связи – повреждение на линии.

Зоя укутала больного Алёшу и, оставив Серёжу с Тоней, с тяжёленьким малышом на руках пробежала по слякоти два с лишним километра до больницы. Там у неё потребовали направление от врача, и ей пришлось вновь бежать – теперь в поликлинику. Благо, что она находилась неподалёку. На приём к педиатру собралось множество мамаш с детьми, и каждая утверждала, что её ребёнок очень болен. Женщины рьяно отстаивали свои права, не позволяя никому пройти вне очереди. Просидев там более двух часов с изнемогающим ребёнком, Зоя не получила желаемой помощи.

– Положите, пожалуйста, нас с Лёшей в больницу, – попросила она врача со слезами на глазах.

– Не паникуйте, мамаша, – довольно жёстко посоветовала ей педиатр. – У ребёнка обычная простуда. Ваш крепыш справится с болезнью. Вон он, какой пухленький да румяный. О другом-то малыше вы подумали? Вы же грудью кормите!

– Мне есть на кого оставить младшенького. Свекровь не откажется присмотреть за ним. Я буду сцеживать молоко, отправлять его с золовкой или с мужем, а раз в сутки постараюсь бегать домой и кормить его грудью. Помогите ради бога! У меня плохое предчувствие, – стала умолять её Зоя.

– К сожалению, детское отделение переполнено. Ну, прямо эпидемия вселенская начинается! Поверьте, есть и другие дети, ещё более нуждающиеся в диспансеризации, а класть их некуда! К тому же бегать на кормление из больницы нельзя: принесёте домой инфекцию – заразите ещё и грудного малыша. Да и сцеживаться не так просто. Я выпишу вам дополнительные лекарства. Всё будет хорошо, не сомневаюсь в этом.

Слёзы непроизвольно потекли по Зоиному побледневшему лицу. Она и сама начала задыхаться, была близка к обмороку. Её вид напугал врача, она смягчилась, но не изменила своего решения.

– Ну-ну, мамаша, нельзя так изводить себя. У вас может пропасть молоко. С вашим мальчиком ничего страшного не случится. Через пару дней (поверьте моему немалому опыту) кризис минует, и он пойдёт на поправку, – заверила Зою доктор, затем, выписав несколько рецептов и дав кое-какие рекомендации, отправила её с Алёшей домой.

Опасаясь заразить младшенького, Зоя отнесла его к свекрови. Когда наступало время кормления Серёжи, у постельки больного сынишки её заменяла Тоня.

К возвращению мужа с работы Зоины нервы были на пределе, она была в панике. Алёша продолжал метаться, у него появилась одышка, а хрипы усилились. У ребёнка стало проявляться беспокойство, которое неожиданно сменилось вялостью. Лекарства не помогали. Дважды его вырвало. Зоя взяла малыша на руки, заметалась с ним по дому. Ивана и самого охватил страх за ребёнка. Не в силах успокоить жену, помочь своему сынишке, он стремглав ринулся в пункт «скорой помощи». Домой Иван явился с фельдшерицей. Она сделала жаропонижающий укол, но это успокоило малыша совсем ненадолго. Всю ночь они обтирали его водой, смешанной с водкой, клали на лобик прохладные влажные салфетки, поили лекарствами. Если у Ивана ещё хватало сил сдерживать себя, то у жены не осталось никакой моченьки! Она плакала от безысходности: Алёшеньке становилось все хуже и хуже, а они ничем не могли помочь своему малышу. Зоя не находила себе места, тревога с каждой минутой усиливалась, боль охватила её душу. Ничто не могло облегчить страдания ребёнка, а значит и его мамы тоже. Сейчас она надеялась лишь на Господа, всё время молила его о спасении, ни на минуту не выпускала из рук сынишку.

Совершенно измученный и потерявший всякое терпение Иван, видя ужасное состояние жены, попытался забрать у неё малыша, но она не позволила. Он был не в силах ничего поделать – ему пришлось сдаться. Ивану удалось ненадолго задремать под утро. Очнулся он от тихого завывания. Испугавшись, Иван резко вскочил с кровати, бросил взгляд на плачущую жену, прижимающую к груди обмякшее тельце сыночка. Его ручки и ножки были безвольно опущены. Иван понял: Алёшеньки, их первенца, больше нет! У него самого потекли слёзы.

Зоя не подпускала мужа к себе и к малышу. Ивану пришлось приложить немало усилий, чтоб отобрать у неё бренное тело ребёнка. И тогда с ней началась истерика. Сквозь её причитания можно было разобрать проклятия в адрес женщины-педиатра, не согласившейся положить ребёнка в больницу. А ещё она поносила службу «скорой помощи», до которой невозможно дозвониться, и которая не способна оказать действенную помощь. Она и на себя наговаривала всякие гадости:

– Я скверная мать! – вопила она от безысходности. – У меня нет права иметь детей, коль допустила смерть ребёнка!.. А ведь он был таким крепеньким, практически не болел. – Лёшенька был умненьким, хорошеньким мальчиком! Я виновата в его смерти. Никогда не прощу себя! Не хочу жить. Хочу умереть вместе с моим сыночком! Почему Господь не забрал меня вместо него?.. Как несправедливо!..

Ивану тяжело было слышать её стенания. Он боялся оставить её хоть на минуту, но необходимо было соблюсти формальности: вызвать «скорую» и милицию, чтобы засвидетельствовать факт смерти сына, отвезти тельце в морг. И тут явились Тоня с матерью.

Они мигом бросились одеваться, заслышав женский вопль, донёсшийся из-за стенки, и поняв, что случилось несчастье! Проснувшегося Серёжу они принесли с собой. Увидев младшенького, Зоя кинулась распелёнывать его, менять совсем чистые и сухие пелёнки. Потом, вместо того чтобы приложить младенца к груди, начала суетливо ходить с ним по дому. Почувствовав запах грудного молока, а может и невменяемое состояние матери, голодный двухмесячный малыш раскричался во всю силу своих крошечных лёгких.

Полина Михайловна забрала у неё малютку, и Зоя вновь переключилась на мертвого Алёшу. Теперь она уже его закутала в детское покрывальце и принялась петь колыбельную, укачивая на руках. Иван не решился вновь отнять у неё детский трупик. Он не знал, как вести себя с ней, боясь нового приступа истерии. Она так и ходила до прихода фельдшерицы, которая прибыла одновременно с милицией. По просьбе Ивана женщина-медик сделала ей успокоительный укол. Зоя не противилась. Всё то время пока проводились необходимые формальности, она простояла у стены, обхватив себя руками и не издав ни звука. На вопросы отвечал Иван. Он сам сопровождал тело сынишки в морг, а вернувшись, застал жену всё в том же положении. Её лицо покрывала мертвенная бледность и лишь дрожащие губы выдавали причастность к миру живых.