Обнимая вечность

Решив, что с ней явно что-то не так, девушка, запрыгнула в темнеющий проём открытого окна своей комнаты с пожарной лестницы.

Подойдя к большому, на всю стену, зеркалу, которое приобрела не так давно, она начала себя рассматривать. Полная темнота комнаты сейчас ни в коем разе не мешала ей видеть себя так же чётко, как и днём. Длинные, ниже колен широкие шорты цвета хаки, доходящие почти до носков такого же цвета. Чёрные кроссовки и такая же широкая чёрная майка, на пару размеров больше её собственного, подтверждающая легенду о похудании на несколько десятков килограмм, которую она озвучивала всем кто проявлял интерес к этой стороне её жизни. Под ней стягивающая спортивная маечка, хорошо утягивавшая грудь, чтобы не привлекать внимания. На голове яркая белая кепка, из-под которой торчали в стороны чернющие волосы, заканчивающиеся яркими фиолетовыми прядями.

Подумав, что никогда не забудет ошарашенного лица Глена, когда он, наконец, заметил, что отрастают не белые, а чёрные волосы, девушка достала из шкафчика ножницы и, даже не включая света, ибо ей он был не нужен, остригла яркие кончики. Немного подумав, она ещё больше обрезала волосы, сделав весьма симпатичную стрижку, и снова стала похожа на мальчишку.

Начинало светать.

– Что же, с днём рождения тебя Энжел Уинстон. – Пробормотала она в зеркало.

Приняв душ, она надела свободное белое шерстяное платье, опускавшееся ниже колен, с двумя небольшими разрезами с боков, оставшееся из прошлой жизни. Она надевала его только на подобные семейные праздники, которые они с Гленом устраивали. Под него она никогда не обувалась и, сейчас решила не уступать обычаю, хоть в доме присутствовал посторонний.

Однако делать вид, что пришельца нет, было весьма затруднительно. Проходя через гостиную в кухню, она увидела весьма забавную картину: Доминик лежал на тесном диванчике, а сползшее на пол одеяло открывало синие плавки в разноцветных летающих свинках. Одна нога была на спинке дивана, а вторая свешивалась с него. Та же проблема была и с руками. Энжел улыбнувшись, набросила на него валявшееся одеяло и уже собиралась уйти, как вдруг, повинуясь внезапному неосознанному импульсу, нагнулась и вдохнула его запах. Приятный, мужской, но не более. Легко подавив искорку голода, ведь ночью она хорошо покушала, она прикрыла глаза сделала ещё один вдох, ибо это было приятно – ощущать запах мужчины. Это настолько возмутило её саму, что она быстро выпрямившись, почти бегом отправилась на кухню готовить.

Доминик открыл глаза, провожая быстро удалявшуюся девушку поражённым взглядом, подумав, что она безумно странная. И, подумать только, она подстриглась!

Всё утро прошло в тягостном молчании. Энжел готовила на кухне любимые блюда Глена. Доминик же, зашёл лишь раз чтобы приготовить себе кофе и всё это время не скрываясь, нагло глазел на неё, что девушка стоически выдержала, не удостоив его ни единым взглядом. После полудня появился Глен и немного разрядил обстановку.

– О, Энжи, что случилось? – Воскликнул он, заходя на кухню.

– А что случилось? – С невиннейшим взглядом произнесла девушка, зная, что это реакция на стрижку.

– Неужели ты так близко к сердцу приняла слова Доминика?

– Я слышу обо мне речь идёт? – Сын Глена вошёл на кухню и присел на стол, очевидно ожидая спектакля.

Не обращая на него никакого внимания, Энжел достала из духовки последний корж для торта.

– Ничего подобного, Глен. У меня же сегодня день рождения, вот я и обновила причёску. – Ответила она и вызовом посмотрев Доминику в глаза, продолжила. – И совершенно не собираюсь обращать внимания на человека, который спит в плавках с летающими свинками.

Видно было, что её слова достигли цели, так как он тут же слез со стола и сделал шаг вперёд.

– А я думал, тебе понравилось. – С холодной улыбкой произнёс он.

«Наверняка понравилось. – Услышала Энжел его направленные мысли, даже прочувствовала их. – Но ты ведь никогда не признаешься, деточка? Ну давай, накинься на меня.»

Первым порывом действительно было вцепиться ему в лицо и расцарапать его, но после всего, что услышала, она изменила своё решение. Медленно сняв фартук, она подошла и, прижавшись к нему всем телом, ответила тем самым голосом, который пришёл к ней с кровью вампира и, который ей постоянно приходилось скрывать.

– Да, Мини, понравилось. А тебе?

Доминик, явно не ожидавший ничего подобного, а ещё более, не ожидавший такой реакции от собственного тела на её голос, резко оттолкнул девушку и выбежал из кухни, скрывшись в спальне Глена.

– Энжи, девочка, чего я не знаю? – Хохотнул тот. – Ну и хорошо же ты обломала его. Он весь в мать – слишком самонадеянный мальчик.

– Да уж, мальчик. – Девушка судорожно вздохнула, прогоняя собственное состояние, вызванное первым за два года таким тесным контактом с возбуждённым мужчиной. Мужчиной, чьё сердцебиение она слышала до сих пор, как и ругательства, сыпавшиеся в её адрес.

– Маленький, избалованный матерью ребёнок. – Добавил мужчина, бросив взгляд на запертую дверь.

Энжел вдруг уловила какие-то странные нотки в голосе Бошама, как будто он не решался её о чём-то попросить. Она развернулась к нему, сложив руки на груди.

– И что же ты мне предлагаешь, а Глен?

– Честно говоря, я хотел тебя попросить, чтоб ты помогла ему повзрослеть, Энжи. – Ничуть не удивился её проницательности редактор, уже давно смирившийся с тем, что она всегда знает, чего он хочет. Иногда даже ещё до того, как он сам об этом узнает.

– Это как? Ты говоришь странные вещи, как можно заставить повзрослеть?

– Не знаю, девочка. Но я видел эти, как ты говоришь «странные вещи» наяву, я видел тебя два года назад и я вижу тебя сейчас. – С жаром начал размышлять вслух тот. – Тогда ты была взбалмошной до тошнотворности девчонкой, без намёка на какую либо человечность и терпимость к другим людям. Ты же нашла в себе силы изменить себя. В тебе не осталось ни капельки той Эвы Лермонт, которую все знали, той бестолковой великосветской львицы!

– Глен, успокойся, чего это ты так разволновался? – Девушка видела, как во время этой пламенной речи у него на лбу выступила испарина и заставила его сесть на высокий табурет. – Тебе вредно так нервничать.

– Энжи, ты посмотри на себя! – Воскликнул он и слез со стула.

– А что со мной? – Девушка мрачно осмотрелась.

– Ты королева!

– О. Да у тебя по-моему бред. – Она демонстративно потрогала его голову.

– Только не надо эти свои штучки со мной проделывать, девочка. – Отмахнулся от её театральщины Глен. – Ты когда о себе вообще вспомнишь?

– Я всегда помню о себе. – Вспылила девушка. – И я прекрасно понимаю, что выгляжу как сбежавший из дому мальчишка. И не отрицай – сам так сказал два года назад. А я не изменилась ни на грамм, разве что сейчас в платье.

– Глядя, на то, как ты вела себя сейчас с Домиником, ни один человек не назвал бы тебя мальчишкой. Ты потрясающе красивая и сексуальная девушка. И я за всю свою жизнь таких не видел. Хоть ты и прячешься за эти свои нелепые шмотки, все кто с тобой общаются, чувствуют твоё обаяние, твою теплоту. Ты заражаешь своей жаждой жизни, малышка.

«Эх, милый Глен, если бы ты знал, о чём говоришь. Жажда жизни – это всего лишь жажда крови. Я самый обыкновенный убийца. Даже если и иногда убиваю тех, кому эта жизнь уже не нужна.» – Мысли в её голове путались и сменялись одна одной.

– Глен, неужели ты не понимаешь, если бы не эти нелепые шмотки, я бы не подружилась ни с одной женщиной. Они все видят во мне соперницу. Врага, которого надо уничтожить.

– Возможно, но это лишь поначалу. Ты тогда пыталась хоть раз заговорить с кем-то так, как ты сейчас разговариваешь с людьми?

Эти слова заставили девушку задуматься. Она сама об этом часто размышляла в последнее время. Раньше её красота шла впереди. Люди готовы видеть красоту по телевизору, в кино, но не готовы сталкиваться с ней в повседневной жизни, особенно когда она получала то, к чему некоторые стремились всю жизнь, всего лишь за «красивые глазки».