Оскар

Мой «чеченец» присутствовал на трех фотографиях.

Одной была та, которую Карина использовала при изготовлении визитки. Ничего нового, только формат больше и полоски на соломинке можно без труда пересчитать.

На другой компания друзей была снята на улице, судя по всему, где-то в парке, поскольку фоном угадывались аттракционы. Это мог быть и парк Горького, и Сокольники. К аттракционам я не подходил с самого детства, а потому не берусь судить наверняка. «Чеченец» был явно частью компании, состоявшей из трех хохочущих девушек и четверых молодых людей. Он сидел сбоку, ближе как раз к Карине, которая показывала «ласточку» на железном разноцветном бочонке, смахивающем на обычный пень, и смотрел не то на ее расставленные в стороны руки, не то на полотнище неразборчивого флага, полощущегося на противоположном краю кадра. Никого, кроме этих двоих, я не узнал.

Третья фотография была сделана на берегу какого-то пруда, вероятно, в Подмосковье, потому что на переднем плане чернело пятно костра, вокруг которого кипела оживленная деятельность: кто-то ломал об колено сучья, кто-то помешивал в котелке, кто-то возился с магнитофоном и только Карина в этот момент решила позировать фотографу. Получилось опять-таки довольно неплохо, особенно ее стройные ноги в засученных выше щиколоток джинсах, испачканных и в нужных местах разодранных. «Чеченец» (которого я, похоже, скоро начну упоминать без кавычек) находился там, где ему и следовало быть – у костра. Сидел по дурацкой традиции тех, кого мы раньше называли «нацменами», на корточках и тыкал в угли ножом. Меня почему-то всегда раздражают мужчины, которые где угодно могут сидеть и сидят на корточках. Как будто справляют нужду. Им, кажется, предложи удобную лавку, они и на нее сначала встанут ногами, а потом присядут на корточки. Ни на снимающего, ни на Карину «чеченец» не смотрел, но зато был отчетливо виден его запоминающийся профиль.

Поскольку все фотографии были выложены на одну единственную страницу (непрофессионализм дизайнера сказался и в этом), мне не составило большого труда сравнить их персонажей и прийти к выводу, что, кроме самой Карины, одной из девушек (по-видимому, близкой подруги) и «чеченца», все остальные присутствуют от силы на двух снимках, а чаще – не повторяются вовсе. Это было тем более странно, что внешне «чеченец» был явно взрослее остальных и мог при других обстоятельствах сойти за эдакого пионервожатого в одном из старших отрядов. Что же между ним и Кариной общего?

На часах было еще только пол-одиннадцатого, так что мой звонок скорее всего разбудит девушку, ушедшую от меня каких-нибудь восемь часов назад. Я не думал, что ей именно сейчас угрожает опасность (фотографиям-то уже не меньше года, а она по-прежнему жива-здорова) и решил не торопиться. Вместо этого оставил дверь на балкон распахнутой и пошел заваривать кофе.

Пристрастие к кофе у меня возникло довольно поздно. С детства я терпеть его не мог за горечь, предпочитая сладкий чай с тремя-четырьмя ложками сахара. На место все расставила Дания, где я однажды купил билет в задрипанный кинотеатрик, где в пяти или восьми зальчиках крутили порнофильмы. Причем билет этот давал мне право входить и выходить из помещения в течение целых суток с момента покупки. Дело было днем, фильмов показывалось море, и я понял, что для того, чтобы их пересмотреть все («все или ничего!» – чем не девиз?) мне нужно как минимум дня два. До вечера народу в залах было немного, но постепенно стало прибывать. За стойкой бара, через которую нельзя было не пройти, входя с улицы, появилась средних лет дама почему-то с голой грудью. Вероятно, для привлечения к стойке мужчин (женщин, кстати, среди публики почти не было, кроме двух-трех случайных немецких туристок, вероятно, лесбиянок). Между тем я чувствовал себя здесь уже совсем по-домашнему, контролеры меня узнавали и любезно кивали, когда я возвращался, перекусив чего-нибудь в соседних забегаловках или просто глотнув свежего воздуха, и постепенно мысль моя оформилась в план дальнейших действий. До утра я досижу, потом, благо жилище мое не слишком далеко (в Дании, а тем более в Копенгагене после Москвы – все под боком), схожу на несколько часов поспать, а днем, до окончания действия билета, последний раз пройду через контролеров, чтобы остаться до тех пор, пока ни сойду с ума, пока меня ни выгонят или пока фильмы ни станут повторяться. Первым резоном я просто бравировал, поскольку ни тематика фильмов, ни их количество не могли сказаться на моей тренированной психике; второй был маловероятен (иначе я не стал бы тратить время на сон и готовиться к последнему «погружению»), так как я заметил, что внутри залов посетители никогда не проверяются на наличие действующих билетов, а появление местного служки с маленьким фонариком связано исключительно с уборкой мусора; таким образом я настроился продержаться до последнего фильма. Печеньем и сладостями я запасся заранее, благо сумки не обыскивали и не отбирали, а питье в виде кофе из стоящего на стойке бара аппарате с одноразовыми пластмассовыми стаканчиками больше привлекало, чем отпугивало, поскольку предлагалось всем посетителями бесплатно и, как я быстро убедился, в любых количествах. Сахар из сахарницы-перевертыша тоже не учитывался. Как пошутил кто-то из моих тогдашних датских друзей, «В отличие от социализма, где есть не все, но все дешево, при капитализме есть все, а кое-что вообще бесплатно». Признаться, от первого же стаканчика кофе меня безудержно потянуло в сон. Глядя на пирамидки грудей маячившей за стойкой барышни (судя по внешности, дочки или внучки той, что была здесь вчера), я поспешил налить себе еще стаканчик, сдобрил его сахаром, выпил почти залпом и понял, что чудо свершилось: спать я больше не хотел. Не помню, сколько раз я возвращался к заветной кофеварке, сколько раз слегка осоловело пялился на прыгающие передо мною в накуренном полумраке соски, но когда во всех залах фильмы стали наконец повторяться и я в последний раз прошел мимо клюющей носом девицы, слабо кивнувшей на прощанье, мне было весело и хорошо. Теперь я знал способ продления жизни, пусть даже в ущерб сновидениям. Не знал я только о том, что кофеин тормозит пищеварение и препятствует правильному усвоению съеденного, о чем предупреждает на последних страницах второго тома Фрэнк Хэррис (скандально известный – или неизвестный – английский редактор, довольно близкий приятель Уайльда, Черчилля-старшего, Бернарда Шоу, и многих иных великих деятелей искусства и политики). На какое-то время я, действительно, был вынужден практически совершенно от кофе отказаться, поскольку начал ощущать, будто вся еда превращается во мне на долгое время в неперевариваемый кол (тогда я пил по шесть-восемь чашек заварного кофе в день, благо в офисе стоял опять-таки бесплатный аппарат), но впоследствии удачно перешел на растворимый вариант и остаюсь ему верен по сей день. Два больших стакана кофе – первый со сгущенным, второй просто с сахаром – с разницей в полтора часа утром пробуждают меня почти на весь день.

Кем бы мог приходиться Карине мой таинственный знакомый незнакомец? Друг, сват, муж, брат? Попасть на три кадра случайно обычный прохожий не может. Должна быть причина. Тем более, если остальные статисты постоянно меняются и почти не повторяются.

День обещал быть жарким. Я широко распахнул все окна все окна на кухне и в гостиной, но скоро понял, что это ничего не изменит: с улицы шел теплый воздух. К счастью, моя квартира выходит на восток только одним боком, который в свою очередь прикрывается соседним домом, так что летом солнце заглядывает в окна только с девяти до десяти – когда замедленным прыжком Джеки Чана преодолевает провал между нашими крышами. Остальные окна смотрят на север, и вечер всегда прохладен и неярок.

Я задернул занавески, мастеря иллюзию прохлады, а на самом деле не выпуская комнатную свежесть, создаваемую кирпичными стенами.

Что же мне ей сказать? Собирай вещи и срочно ко мне – за тобой охотится убийца? А если не охотится? А если не убийца? Да и если бы хотел ее поймать, возможностей, похоже, была у него масса. Почему-то не воспользовался. Почему? Выжидает? Чего? Боится? Кого? Если не выжидает и не боится, но до сих пор не воспользовался тем, что лично знаком, то может пойти на сближение в любой момент…

Я решительно набрал номер.

– Абонент отключен или временно недоступен.

Набрал еще раз. Кажется, соединился.

– Алло, – сказал после четвертого или пятого гудка не проснувшийся женский голос. – Я вас слушаю, говорите.

А разве я выдержал такую длинную паузу? Может быть, кофе не успело подействовать?

– Карина, привет. Разбудил?

– Алло, кто это?

Я назвался. Последовал вздох. Я представил себе, как девушка откидывается на подушки и смотрит на часы сбоку, на тумбочке.

– Ты что, уже созрел?

– В каком смысле?

– Мы ведь совсем недавно расстались. Я еще сплю.

– Извини. Я тут зашел к тебе на сайт и подумал, что мне необходимо с тобой снова встретиться и кое о чем переговорить.

– Говори.

– Лучше, с глазу на глаз.

– Это меня пугает. – Она зевнула.

– Дело довольно срочное. Карина, в двух словах, речь идет о твоей безопасности.

– С каких это пор?

– У меня есть одно нехорошее подозрение на этот счет, только я не могу сейчас все тебе рассказать, поскольку сам еще ничего толком не знаю. Но происходят нехорошие вещи, и мне бы не хотелось держать тебя в неведении.

Говоря с ней, я понимал, что она не воспринимает меня серьезно и если и размышляет о причине моего поспешного звонка, то относит это на счет подыскивания повода для новой встречи. Признаюсь, подобная перспектива играла немалую роль в моем нынешнем правдоборческом настроении.

– Я никуда сейчас не поеду. У меня сегодня куча дел. Если есть что сказать, говори, не тяни резину.

– Хорошо. Тебя сейчас кто-нибудь слышит?

– Нет, я одна в квартире, если именно это тебя интересует. – Приготовилась выслушать мое сбивчивое признание в любви.

– У тебя есть брат?

Пауза свидетельствовала о том, что мой первый выпад оказался полной неожиданностью.

– Почему это тебя интересует?

– Есть или нет?

– Нет. К чему ты клонишь?

– Я уже сказал, что побывал у тебя на сайте и просмотрел твои фотографии. Там на некоторых запечатлен человек, который вызывает у меня некоторые подозрения.

Тут я подумал, что мне не хочется рассказывать ей раньше времени о том, в чем я его подозреваю. Намекни я ей, что знал о смерти Лолы, когда просил вчера дать мне ее телефон, и Карина может по меньшей мере обидеться, а то и решить, что я ее разыгрываю или, еще хуже, самого принять за маньяка. Это в мои планы не входило. Стоило попытаться выведать у нее максимум интересующей меня информации и при этом не сказать лишнего. Не оставляя Карине времени на собственные логические построения, я продолжал:

– Человек примерно лет тридцати, с бородкой и близко посаженными глазами. Он у тебя на трех фотографиях. Ты его знаешь?

– Это Юра, мой брат.

– Брат? Ты же только что меня уверяла, что братьев у тебя нет.

– Двоюродный. С ним что-то случилось?

Странно, с какой легкостью я угадал соединяющие их родственные узы. Теперь нужно было вести себя еще осторожнее. Для меня самого родственники ограничиваются кругом тех людей, с которыми я живу или жил с детства. Троюродные или двоюродные не в счет. Я знаю об их существовании, и этого вполне достаточно. Судя по голосу, Карина придерживалась иной точки зрения.

– Ровным счетом ничего. По крайней мере, насколько мне известно. Просто он очень похож внешне на одного человека, которого мне в последние несколько дней пришлось заподозрить в нехорошей махинации.

– Что случилось? – повторила она.

– Скажи пожалуйста, твой Юра знает, чем ты занимаешься?

– Шутишь что ли! Он бы меня убил.

В самое яблочко! Ножом. В такси. А потом выбросил бы на свалку.

– А ты его знаешь? – спохватилась Карина, смекнув, вероятно, что дала мне возможность себя шантажировать.

– Нет. Не беспокойся. Я даже не собираюсь с ним встречаться. Мне только нужно кое-что уточнить. Как ты думаешь, он мог быть знаком с твоими подругами по работе?

– То есть?

– Например, с Лолой.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– И все-таки…

– Нет, почему ты спрашиваешь?

Я дал припереть себя к стенке. Всячески этого избегал, но не сумел выкрутиться. Сказать сейчас правду значило почти наверняка потерять реальную ниточку к разгадке. Не сказать – то же самое, плюс лишние подозрения, которые могут обернуться против меня же.

– Карина, я не сыщик, не детектив, не кэгэбэшник…

– Надеюсь.

– … наша с тобой встреча была для меня, быть может, приятнее, чем для тебя, и я, как ты, наверное, чувствуешь, был бы не прочь, то есть, хотел бы ее продолжить. И уж конечно я заинтересован в том, чтобы у тебя все было, как говорится, нормально, без проблем. Мне почему-то кажется, что ты мне доверяешь…

– Немного.

– … и я бы хотел кое о чем тебе при случае рассказать. Чем раньше такая возможность представится, тем будет лучше. Тебе вовсе не обязательно снова приезжать ко мне, если не хочешь. Называй любое другое место. Кафе, ресторан – любое, где достаточно много народу, чтобы ты чувствовала себя со мной комфортно, если еще в чем-то подозреваешь. Ни один маньяк не сознается, что он маньяк, но я не маньяк, как ты выразилась, так что предлагаю тебе выбор места и времени. Желательно, сегодня.

– Немножко неожиданное предложение. У меня и в самом деле дел море. Я не знаю…

– Я не приглашаю тебя на свидание. Про ресторан или кафе я сказал к слову. Не хочешь там, скажи тогда где. Мне нужно не больше получаса.

– Дай подумать.

Кажется, она была слегка разочарована. Или мне только того хотелось?

– Что сегодня?

– С утра была пятница.

– Сейчас одиннадцать…

– Согласен.

– Значит, уже открыли…

– Ты о чем?

– Да нет, я тут просто прикидываю, куда кидаться.

Я представил, как она лежит голенькая под одеялом и потягивается, положив трубку возле уха на подушку. Или уже шлепает по спальне в домашних тапочках, отшатываясь от зеркал и направляясь в ванную.

– В общем слушай, я придумала. Тебе долго до метро «Проспект Мира» добираться?

– Пять минут – на кольцо сел и через четверть часа я там. Когда-то я там квартиру снимал.

– Значит, район знаешь? Знаешь забегаловку «Рокки II» возле выхода с кольцевой?

– Это та, что возле «Фламинго»?

– Нет, к «Фламинго» надо переходить через трамвайные пути на перекрестке, а «Рокки» по эту сторону, до путей. Представляешь себе?

– Вполне. Там еще ювелирный рядом.

– Именно. Значит, знаешь. Предлагаю там и встретиться.

– Когда?

– Скажем, через час, например. Кто приходит первым, занимает столик. Правда, в это время проблем быть не должно.

– О’кей. Узнаешь меня по цветку в петлице.

– Постараюсь. Ну все, до встречи. А то у меня уже батарейка садится.

Подбирая наиболее соответствующий моменту одеколон из затейливой батареи флаконов на старинном комоде, оставшемся мне в наследство от давно почтивших в славе предков, я подумал о том, как интересно, что за последнюю неделю мне удалось назначить свидание двум девушкам (женщинам) на следующий же день после мимолетного с ними знакомства. Если отбросить в сторону те обстоятельства, при которых оба знакомства имели место, со стороны могло показаться, что я набил на этом руку и успешно не волочусь за каждой юбкой, а заставляю каждую юбку волочиться за собой, во всяком случае, «клевать» на меня. Но в действительности это далеко не так. Звонку в агентство, после которого ко мне теперь уже давным-давно пожаловала Лола, то есть Елена Цесарева, предшествовало немало времени, когда не-то я обходил женщин стороной, не-то они чурались меня, но только засыпал и просыпался я всегда в одиночестве. Нет, мне не было грустно и уж тем более одиноко, иначе я без особого труда поменял бы размеренный ход своей, как принято называть беззаботное состояние счастливого мужчины, «холостяцкой» жизни, и что-нибудь бы да придумал. Затворничество в уютной компании собственных мыслей полезнее еженедельных походов по магазинам и ответов на не требующие их вопросы. Садясь за компьютер в предвкушении творческих флюидов, не нужно закрывать дверь (я ее, тем не менее, всегда закрываю плотно, до щелчка в замке), телефонные звонки предсказуемы, поток наличности легко прогнозируем, шкафы не пучит от лишних вещей, а в ванной пахнет только тем шампунем, которым пользуюсь я. Недостатки есть, но с ними привыкаешь не бороться, а обращать себе во благо: хотя особого разнообразия в тарелке изо дня в день не наблюдается, приготовление еды занимает минимум времени; посещение магазинов не избежать, но оно подгадывается под какой-нибудь более важный повод или сочетается с чем-нибудь более приятным; а главное – за моим бытием никто не наблюдает. Я могу позволить себе ходить, в чем попало, ложиться спать, когда хочу, не закрывать дверь в ванную и уж конечно – в уборную, ковырять до блаженного одурения в носу и делать еще массу приятных гадостей, без которых жизнь превращается в сценическое действо на глазах критических зрителей из переполненного партера.

Когда я через час вошел в «Рокки», никакой Карины там еще не было. Да и не только ее. Зал представлял собой улочку с расположившейся слева длинной стойкой бара и вольерами столиков – справа. Все деревянное, в стиле американского кантри. Даже с утра сонные официантки полулежат на стойке. Бравурная музыка в зале не соответствует картинке на экране работающего здесь же телевизора. Полный разброд и шатанье. Дойдя до конца «улицы», обратил внимание на щиток, преграждающий проход на лестницу вверх: «2-й этаж закрыто до 17:00». Не больно-то и хотелось. За неимением конкуренции долго решал, какой столик выбрать. Все столики огорожены подобием деревянного забора, выполняющего функцию спинок для сидений, то есть, таких же деревянных лавок, выставленных подковой. Выбрал столик у высокого окна, но так, чтобы видеть входящих.

Поверхность стола закрыта прожженным в некоторых местах сигаретой плексигласом, под который всунуты вырезки из модных журналов. Вероятно, лакированные бока машин, летающие пачки сигарет и голые спины ногастых моделей способствуют пищеварению. В этом мне еще предстояло убедиться.

Минут через пять, не раньше, подошла официантка, по виду – дочь солнечной Монголии. С широкого лица на меня, сквозь меня, за меня взирали лишенные выражения подкрашенные щелки глаз.

– Что будете заказывать?

– А меню у вас есть?

– Ах да, конечно.

На возвращение с коричневой папкой ушло еще минут пять.

– Когда выберете, подойду.

– Нас будет двое.

– Хорошо.

Почему двое – это хорошо, она уточнять не стала. Пожав плечами, я взялся за изучение меню, поглядывая в сторону входа.

Карина появилась с пятнадцатиминутным опозданием, что я считаю для девушек вполне приемлемым. Сегодня на ней было простенькое платье до колен, оставлявшее руки и плечи голыми. Я смело предположил, что под платьем на ней тоже ничего нет.

– Привет. Давно ждешь? Уже заказал что-нибудь?

Она села напротив, улыбнулась, достала из сумочки пачку «Вога», накрыла ее зажигалкой и посмотрела по сторонам.

– Не густо. По вечерам тут обычно не протолкнешься. Сплошная английская речь. Моя карьера в свое время здесь и началась – иностранцев множество.

– А братец твой Юра, значит, ни о чем не догадывается…

– Послушай, при чем тут он? Ты обещал рассказать…

Не успел я ответить, как нас отвлекло появление официантки.

– Что-нибудь выбрали?

При виде нее мне захотелось есть.

– Половину «Нежности», – сказал я, для убедительности тыкая пальцем в раздел «Салаты». – Делаете?

– Делаем.

– И половину «Сталлоне». Я правильно понял, что это из свинины?

– Правильно.

– А целая порция большая?

– Два куска, ну, вот, примерно так. – Нарисовала на столе периметр невидимой тарелки.

– Нет, тогда все-таки половину. Что ты будешь?

Этот вопрос я должен был задать, разумеется, в первую очередь. Карина сделала вид, будто не заметила моей бестактности. Заказала какой-то коктейль и турецкий кофе. Официантка забрала папку с меню, покосилась на мою спутницу, вероятно, узнавая ее, и горделиво удалилась.

– Пойду помою руки, – сказал я. – Не знаешь, где тут у них?

– Слева от стойки до конца по коридору.

Чтобы не терять время, она стала закуривать. Я задержался и подержал ей зажигалку – запоздалая галантность.

Туалет, действительно, оказался в конце коридора. По дороге путь мне пересек грустный негр со шваброй. Мне стало приятно: всегда хорошо, когда человек на своем месте.

– Теперь давай поговорим серьезно, – сказал я, вернувшись и протискиваясь за стол, но котором уже стояли коктейль, салат и корзинка с хлебом. – Итак, ты думаешь, что твой брат не догадывается о том, чем ты занимаешься в свободное от учебы время и не вхож в круг твоих подруг?

– Ты обещал рассказать, что происходит. Что все это значит?

– Расскажу непременно. Это в наших с тобой общих интересах. Но только сначала я бы все-таки предпочел устроить тебе маленький допрос. Всегда остается надежда на то, что я ошибаюсь.

– Так ты не знаешь наверняка, о чем говоришь? – Она была разочарована.

– Если я выложу тебе мое видение ситуации, ты наверняка не поверишь, так что лучше нам сначала пофантазировать вместе.

– Да ладно, приступай. – Поднятая бровка означала крайний скептицизм.

– Насколько хорошо ты знаешь своего брата? Двоюродного, если не ошибаюсь?

– Честно говоря, сейчас не очень, хотя одно время мы были довольно близки.

– То есть?

– Он твой ровесник, старше меня намного, и в детстве – моем – у нас с ним не могло быть никаких общих интересов. Я только знала, что он женился, живет на другом конце Москвы, и видела его всего пару раз, когда он заезжал к своему дяде, то бишь моему отцу. Потом мы узнали, что он благополучно развелся, выгнал изменившую ему с другом жену и живет теперь один. Я к тому времени подросла – это было года два назад, – и он снова стал к нам наезжать, как считали мои родители, чтобы развеяться. Он придерживается довольно строгих правил, но очень добрый. Имей в виду, что я его люблю – как сестра, – так что всякой клеветы не потерплю.

– А откуда те фотографии, что я видел на твоем сайте? Те, на которых и он. Насколько я могу судить, в ресторане, в парке и возле какого-то пруда.

Карина рассмеялась, спохватилась, что кофе может остыть, и отхлебнула из крохотной чашечки. Поправила челку. Сладко затянулась и продолжала, выпуская струйку дыми из уголка губ:

– Это не пруда, а Москва-река. Мы всей компанией в прошлое лето ездили в Серебряный бор на шашлыки. В ресторане – это на моем прошлом дне рождении. Кстати, Юра платил за всех в пополаме с моими родителями. Мне эта фотка так понравилась, что я ее даже на визитку свою прилепила. Ну, ты видел.

– А парк?

– На теперешнем ВВЦ. На следующий день после дня рождения.

– Странно. Я думал, где-то в Сокольниках. ВВЦ я должен был бы узнать.

– Ну, теперь ты все знаешь, так что выкладывай свою историю.

Я доел «Нежность», вытер вилку салфеткой, демонстративно отставил тарелку в сторону и изобразил трубача, запрокинув горлышко холодной диетической колы. Из бутылки всегда получается вкуснее, чем из стакана.

– Значит, все фотографии годичной давности и сделаны примерно в одно и то же время. А сейчас ты с братом часто видишься?

– Последнее время нет. Раньше он к нам раза два в месяц заезжал. Не томи, выкладывай!

– А сам он где сейчас живет?

– Не скажу, пока не объяснишь, в чем дело.

– В районе Ленинского или поблизости от Американского посольства?

Она удивленно посмотрела на меня.

– На Новинском бульваре. Посольства из его квартиры не видно, но вообще-то да, рядом. А зачем спрашивать, если знаешь?

Оттягивать развязку дальше я не видел смысла. Подошедшая официантка забрала пустую тарелку, поставила передо мной аппетитную порцию свинины с жареной картошкой, заменила пепельницу, скомкала почти не использованную салфетку и поинтересовалась, не желаем ли мы чего-нибудь еще. Карина ответила, что нет, спасибо, и воззрилась на меня в ожидании ответа.

– Ты смотришь по вечерам криминальную хронику?

Она отрицательно мотнула головой, уже испуганная предчувствием.

– На днях там показали труп нашей с тобой общей знакомой Лолы. – Брови моей собеседницы пошли вверх одновременно. – И так получилось, что в толпе зевак я видел твоего брата.

– Лола? Убита? Что за ерунда! Кем? Зачем? Я что-то ничего не понимаю… При чем тут Юра?

– Не нервничай, пока мы говорим только о моих догадках.

– Каких еще догадках?!

– Тебе случайно не знакома женщина по имени Лана? – И я описал внешность моей знакомой.

Карина отрезала:

– У него никого нет.