Дела Тайной канцелярии

Князь едва заметно поморщился.

– Ах, не стоит такого говорить о новом фаворите, да еще и на такой должности, к тому же его подчиненному… Но я тебя хорошо знаю и буду откровенен: личность господина Шувалова симпатий у меня не вызывает. Падок на лесть и роскошь, а как попал в милость к государыне нашей благодаря стараниям своего братца, так и вовсе нос задрал. И ассамблею эту он затеял, чтобы вдоволь накичиться высочайшей милостью, желал показать себя со всех сторон. А мне не интересны его гордыня, сусальное золото и дутая роскошь. Ведь, ну сам же понимаешь, Андрею Ивановичу этот… индюк и в подметки не годится. Шпион и соглядатай ваш Шувалов хороший, не спорю. Но этого недостаточно, чтобы возглавлять государственный сыск. Дай бог, чтобы я ошибался, конечно, – добавил князь и прищурился, – но в восхвалениях я участвовать не буду.

– Что ж, благодарю за откровенность, – наклонил голову Афанасий.

– Я человек прямой и своих антипатий не скрываю. Граф Шувалов не на своем месте, но не мне это решать. Да и не убивать же его за это, в самом деле. – Куракин пожал плечами и указал на чашки: – А что же ты не пьешь? Не любишь кофий? А может, коньячку, а? Уже и время обеденное. Уважаешь коньячок, дружище?

Афанасий покосился на Владимира. Тот замер навытяжку и старательно смотрел в пол, но колдун знал, что черт изо всех сил нюхает и слушает.

Но даже Афанасий своим человеческим нюхом уловил знакомый по ассамблее запах коньяка. Видимо, князь успел угоститься еще до обеда.

– Не откажусь, – хлопнул себя по колену колдун, – я прежде пробовал, да не распробовал.

Князь позвонил в колокольчик, и графин появился на столике настолько быстро, будто слуга специально поджидал с ним за дверью.

– Так я удовлетворил твое любопытство? – проговорил князь, грея в руках свой бокал.

– Не совсем. – Афанасий сделал глоток и снова покосился на Владимира. – Еще я хотел о графе Шевелькове спросить. Как думаете, есть у него интерес графа Шувалова со свету сжить?

Князь заметно оживился:

– Прямого вроде и нету. Но Шевельков сам по себе дрянь человек, сплетник, игрок. И самое главное, завистник. Сам и мечтать не может ни о милости государыни, ни о должности хорошей, поэтому любой, кому сопутствует успех, почитай, его кровный враг. А как ему приглашение не пришло, то и обидеться мог крепко.

– Так крепко, что колдуна с чертом нанял обидчика кончить?

– Так, – князь скрестил пальцы. – Но лично я считаю, что ума бы у него на такое не хватило, разве что надоумил кто. И да… – протянул он, – если желаешь выслушать мой совет…

– Желаю, ваша светлость.

– Тогда сходи-ка лучше к князю Голицыну. Побеседуй с ним.

– А что такое? – Афанасий поднял брови. Голицыны – родственники Куракиных. Интересное дело.

– А такое, что собирались они с супругой и дочерью на ассамблею. Да в последний момент передумали. Будто бы заболели всей семьей. Но я их вчера в театре видел. Может, оно, конечно, и полегчало им. А может, их предупредил кто… что не надо к Шуваловым в гости являться.

Когда Афанасию наконец удалось покинуть гостеприимного князя, уже вечерело. На Петербург спускались сумерки, и колдун остановился в задумчивости. А потом велел черту:

– А ну-ка наклонись.

Тот послушно склонил башку, и Афанасий дыхнул ему в лицо.

– Чем пахнет?

– Коньяком, хозяин.

– Понятно, что коньяком, я не о том! Скажи, тот ли это коньяк, что был на ассамблее?

– Тот же, – уверенно подтвердил Владимир.

– Во! Я сразу по запаху узнал, хотя у меня нюх обычный, человеческий. Понимаешь, что это значит?

– Никак нет.

– И я нет. Кроме того, что князь Куракин угощается тем же коньяком, что и граф Шувалов. Может, это и ничего не значит… Но спросить надо будет, откуда они его берут, коньяк этот. Вот что, время не позднее. Давай-ка к Голицыным наведаемся. Вдруг и примут. А то завтра еще три визита.

Князь Голицын на удивление появился почти сразу же, стоило Афанасию назваться. Но на его лице не было и намека на радушие, с каким казенного колдуна приветствовал князь Куракин. Впрочем, Афанасий и насчет последнего не слишком обольщался.

– У вас, господин Репин, есть ровно десять минут, чтобы задать свои вопросы, – без обиняков проговорил князь.

– Благодарствую, что уделили время, – вежливо поклонился Афанасий. – Тогда сразу и спрошу. Вы ведь собирались на ассамблею к его сиятельству графу Шувалову. Однако, сказавшись больным, не поехали. Не могли бы вы рассказать, чем же занедужили?

Лоб и щеки князя покраснели.

– Вот что, – тихо проговорил он. – Это никак не ваше дело, господин старший колдун Тайной канцелярии. Я, знаете ли, не люблю ищеек. И к начальнику вашему собирался исключительно из уважения к брату его. Но вам я уважения выказывать не обязан. И принял лишь потому, что имеете на руках приказ ее величества. Так что если вам есть что мне предъявить – приходите с солдатами. А коли нечего – так идите с богом и на порог ко мне более не являйтесь. Понятно?

– Да понятно, как тут не понять, – развел руками Афанасий, – тогда извините за беспокойство.

Он обернулся к Владимиру:

– Пойдем.

Они вышли на улицу. Уже совсем стемнело, и мороз крепчал.

– Ну что же? – спросил Афанасий черта. – Учуял что интересное?

– Ничего такого. Фамильяр сильный, весь дом им провонял. Не она.

– Не та чертовка?

– Никак нет. Та посильнее меня, конечно, но тут меня ажно к полу придавило.

– Вполне ожидаемо. А от князя чем пахло? Болезнью? Нет?

– Болезнью или лекарствами не пахло. Злостью пахло. И духами вонючими.

– Духи – это нам неинтересно. А от остальных пахло чем? Кого мы посетили.

– От его сиятельства графа Шевелькова – страхом. От его светлости князя Куракина – только коньяком. – Черт оскалился.

– Ну и как считаешь, кто из них подходит больше других на роль душегуба?

Владимир тут же проговорил:

– Его светлость князь Голицын.

– Почему так думаешь?

– Выгнал нас. Значит, скрывает что-то. И злится.

– Может, скрывает… а может, и правда нашего брата не любит. И не желает любезничать. Кто-то боится, кто-то заискивает… Эх, чертяка-чертяка, дело ясное, что дело темное. Нам еще кучу господ опросить надо будет, прежде чем выводы делать. Давай-ка так. Отвези меня к кабаку, а сам дуй домой, и все, что услышал сегодня, тщательно запиши. Я пропущу пару рюмок и приду, почитаю. И подумаю.

Любимый кабак Афанасия располагался совсем недалеко от нового дома, куда колдун переехал, получив повышение по службе. А что может быть приятнее после пары-тройки рюмок, чем прогулка по свежему снежку? Тем более что если идти через дворы, то промозглый сырой ветер с Невы не побеспокоит. Да и шуба у Афанасия была всем на зависть.

Эту шубу он купил в начале зимы и даже не торговался почти – уж больно она ему приглянулась. Добротный волчий мех, волосок к волоску, а ворот и вовсе отделан черной лисицей, отчего шуба смотрелась совсем по-богатому.

…Сначала Афанасий подумал, что обновка и привлекла внимание троих дюжих парней, перегородивших ему дорогу, едва он шагнул в подворотню.

Но, услышав сзади скрип снега, тут же, не оборачиваясь, выставил щит, и вовремя – удар тяжелой дубинкой пришелся прямо на него.

– Хитер, колдун… – прошипел кто-то за спиной.

– Тихо, – сзади раздался еще один голос.

Афанасий начал бочком осторожно отступать к стене. Его колдовское оружие, незаменимое при контроле чертей, совершенно не годилось для схваток с людьми. И хоть сам колдун был крепок телом и драться умел, против пятерых вооруженных разбойников ему придется нелегко. Главное – защитить спину. Эх, черт далековато, не досвистишься. Ну да ничего.

Однако лихие людишки поняли маневр. И немедленно окружили, замкнув кольцо.

Афанасий кинул Путы, но, не долетев до цели, сияющие нити рассыпались. На нападавших надеты сильные чародейские амулеты! Нет, не грабители это. Эти люди пришли по душу колдуна.

Вздохнув, Афанасий достал кинжал и поклялся впредь не выходить из дому без сабли. От парадной шпаги, надетой им для солидности перед визитом в знатные дома, сейчас вреда было больше, чем проку, – у троих из тех, кого видел перед собой Афанасий, в руках имелись увесистые дубинки. И еще у одного блеснуло длинное лезвие.

– Убери, – снова прошипел голос за спиной, – нельзя колдуну кровь пускать, дурак.

Думать времени не было, и Афанасий бросился на нападавших. Если удастся отобрать дубинку…

Но разбойники тоже оказались не лыком шиты, однозначно профессиональные наемники. От удара в челюсть один из них упал, но остальные заработали дубинками, ударяя по щиту, и тут же рассыпались по сторонам, а потом снова собрались, восстановив слегка поредевшее кольцо.

– Давай, – крикнул один и махнул рукой.

И тут же в воздух поднялся столб серебряной пыли. Она сверкнула в лунном свете, в нос ударил знакомый запах. От серебра щит растаял, и молодчики всем скопом кинулись на Афанасия.

Кто-то вскрикнул и выматерился – кинжал Афанасия достиг цели. Продержаться хоть немного – скоро, почуяв, что хозяин применил силу, появится чертяка.

Но додумать эту мысль колдун не успел. Сильный удар по голове, лишь отчасти смягченный шапкой, оглушил его. На миг свет померк перед глазами.

– Да брось ты эту шубу! – услышал он, спустя пару мгновений придя в себя. И почувствовал, что его обновку совершенно бесцеремонно стягивают, ухватив за рукава. И тут же задохнулся, получив удар под ребра.

Шапка куда-то подевалась: Афанасий затылком ощущал холод снега.

– Так велено же, чтобы как будто ограбили его…

– Велено быстро! А ты возишься. Ломай ему ноги, бестолочь!

Не дожидаясь нового удара, Афанасий откатился в сторону, и только снег взметнулся на том месте, где он только что лежал.

Снова послышался отборный мат. Афанасий метнул кинжал. Захлюпав собственной кровью, один детина упал, схватившись за горло. Колдун попытался вскочить, тем более что шуба больше не мешала ему, но лишь охнул, согнувшись от боли: что-то словно порвалось внутри его живота.

– Уйдет! – закричали из темноты, и на голову снова обрушился удар. Афанасий почти увернулся, дубинка скользнула по лбу, рассекая кожу. И что-то горячее потекло по лицу.

– Кровь! – испуганно завопил кто-то из оставшихся разбойников. – Бежим!

Послышались топот и скрип снега. И удаляющиеся крики:

– Болван! Дубина стоеросовая!

Зачерпнув рукой снег, Афанасий прижал его к рассеченному лбу и все силы вложил в знак затворения крови. Да что толку? Вот она… свежая, много ли чертяке надо… Колдун уже ощущал, как приближается почуявший кровь разъяренный Владимир. Неужели конец? Ну уж нет! Не бывать Афанасию чертячьим обедом!

Он пополз туда, где снег был усыпан серебряным порошком, и начал старательно стирать кровь с лица и засыпать окровавленные льдинки посеребренным снегом. Серебро хоть немного отобьет запах, и тогда, возможно, черта удастся удержать Кровью колдуна.

Голова гудела и раскалывалась. Перед глазами стояло багровое марево. Где же Владимир? Афанасий все сильнее ощущал его ярость, но самого черта видно не было. Откуда-то издалека донеслись полные ужаса вопли, но Афанасий не обратил на них внимания. Холод пробирал до костей, но, может, это и к лучшему… кровь замерзнет… смешается со снегом и окажется под коркой льда… черти не любят воду и лед… и серебро…

Сознание плыло, звуки сливались в один невнятный гул. Но вдруг настала тишина, и в ней Афанасий услышал скрип снега. Он поднял голову.

Чертяка… это был он. Изображение двоилось, как у в стельку пьяного, и Афанасий отчетливо понял, что никакое оружие он применить не сможет: любое усилие – и он потеряет сознание. И тогда он сделал единственное, на что хватило сил, – выставил щит.

– Не… подходи… – прохрипел он.

Черт не двинулся с места. Неужели еще слушается приказа?

А может, это не Владимир?

Афанасий попытался сфокусировать взгляд, и это у него получилось.

Да, это был его чертяка. А в руках он сжимал треклятую шубу. Шубу…

Черт не собирается нападать…

Афанасий чему-то усмехнулся, и свет окончательно померк.

На лоб легло что-то холодное, и Афанасий очнулся. Осторожно приподнял веки и в тусклом свете масляной лампы увидел знакомое лицо. В голове вместе с болью всплыло имя. Петр Стригунов, канцелярский чародей. Лоб приятно холодила мокрая тряпица.

– Где мой черт? – хрипло спросил колдун, окончательно открывая глаза.

И увидел за спиной чародея знакомую дверь в гостиную. Выходит, он лежит в собственной спальне.

– Очнулись, Афанасий Васильевич, радость-то какая. За дровами ваш черт убег, печку натапливает. Тепло вам сейчас надобно, шутка ли, за окошком вороны на лету замерзают. Пусть вы и недолго на снегу пролежали…

– Не сожрал, значит… – пробормотал Афанасий, – домой принес.

– И не только принес, а сразу же за мной примчался. Стучал так, что едва дверь не вышиб, я уже и ложиться собирался. А тут он. Очень предан вам черт, цените его.

– Ценю. – Афанасий протянул руку к раскалывающейся голове. – Что там?

– Ссадина и огромный шишак сзади. Хороший я вам знак затворения поставил, а? – Петр подмигнул.

– Да… кровь-то… и правда мигом застыла.

– Ну-у… – протянул чародей, – еще повезло, что морозище такой. Хотя как сказать. Вам бы вот что сейчас, пить горячего побольше да лежать. А то не дай бог застудились. Давайте-ка мы вас еще посмотрим.

Чародей откинул одеяло и коснулся груди.

Афанасий поморщился.

– Я так и думал. Синяки. И ребра либо ушибли сильно, либо сломали. И живот… – чародей провел ладонью вниз, и Афанасий почувствовал сильное тепло, исходящее от его рук.

– Мне показалось, что там что-то лопнуло. – Колдун выдавил из себя вялую улыбку. Петр озабоченно кивнул.

– Велите этой ночью черту своему дежурить у постели, – сказал он. – А завтра по нужде сходите, и пусть он все мне принесет.

– Если не помру до утра, – усмехнулся Афанасий.

– Не помрете, – заверил чародей, – куда вам сейчас помирать. Полежите с недельку и будете как новенький.

Афанасий нахмурился. «Неделя… за неделю начальника десять раз сожрать успеют, и следов не останется». Сомнений не было: те, кому «велели» напасть на следователя, связаны с делом. Несостоявшиеся убийцы – не колдуны, и с колдунами дела иметь не привыкли. Колдунов обычно душат удавкой, но это хлопотно – убить колдуна, особенно боевого, не так-то просто. Хотя эти ребята оказались весьма сноровистые и цели своей почти достигли. Если бы не случайность…

Чародей поднялся со стула.

– Оставлю вас, Афанасий Васильевич, время позднее.

– Сердечно благодарю… – Афанасий закашлялся.

Когда дверь захлопнулась, он едва слышно позвал:

– Чертяка!

Тот немедля появился возле кровати, опустился на колени и принялся озабоченно разглядывать хозяина. Нарушение правил, но у Афанасия не было ни сил, ни желания ругать черта.

– Велено вам повязку менять, как нагреется. И воды давать теплой, но не горячей. Я варю, скоро готово будет, – отчитался он.

Афанасий покосился на дверь в гостиную, а черт, неожиданно склонившись к самому полу, воскликнул:

– Шубу вашу, хозяин, я спас! Но пострадала она изрядно… за что готов понести заслуженное наказание…

– Шубу? – Афанасий рассмеялся, но снова закашлял. – Шубу? Ох, дурья твоя голова. Скажи лучше, почему не сожрал?

– Так сожрал же! – видя, что хозяин не сердится, радостно заверил его чертяка.

– Погоди… – Афанасий осекся, поняв, что за крики он слышал. – …А меня?

– А вас не успел. Вы кровь затворили, запах ослаб. Сперва-то, конечно, у меня все помутилось. Такой голод накатил, свет застил. Я уже совсем было к вам подлетал. Но вдруг стало легче, и я увидел, что бегут из подворотни людишки с дубинками, виду самого разбойничьего. И тащит один из них шубу вашего благородия. Тут меня снова ярость разобрала, и я сразу на них кинулся.

– И ты их всех сожрал?

– Всех, – черт посмотрел настороженно, испугался, что совершил какую-то ошибку, – и убегающих, и тех двоих, что вы порешили. Хоть они уже дохлые были. А потом к вам уже кинулся, хотел шубу показать.

– Далась тебе эта шуба…

– Так сами же сказали, хозяин, – тихо, словно оправдываясь, проговорил черт, – ежели что с шубой случится, порву ее или запачкаю, три шкуры с меня спустите. Дорога она вам, значит.

– Дорога, чертяка, ух как она мне дорога. – Афанасий протянул руку и потрепал склоненную голову. – За шубой, значится, ты кинулся, вместо того чтобы, пользуясь моей слабостью, сожрать и освободиться. Выходит… жизнь мне спас не только чародей Петр, а еще и шуба. Не зря я не торговался. – Он снова едва слышно рассмеялся. – Вот что. Неси воду и новую повязку. Да тащи свой тюфяк с одеялом. Лечить меня ночью будешь. А утром расскажешь, что узнал от этих… шубокрадов.

Глава 7

Заговор, часть 3. Виновный

К радости Афанасия, он не просто не помер к утру, но и, проснувшись, сумел сесть на кровати, пусть и не без помощи черта. Голова трещала нещадно, чертячья физиономия расплывалась перед глазами. Но вскоре прояснилось. Опустив ноги на пол, Афанасий глубоко вздохнул.

Черт исчез из поля видимости, но тут же появился, держа в руках ночной горшок.

– Это еще что? – недовольно вопросил Афанасий.

– Господин доктор велели. – В голосе черта появились суровые нотки, и Афанасий удивленно глянул на него.

Владимир прижимал к себе горшок с самым упрямым видом, и Афанасий понял: черт твердо намерен заставить хозяина выполнять рекомендации чародея и ни за что не отступится.

– Ладно, болею все же… – пробормотал он, после чего спросил: – Чем наш эскулап разрешил мне питаться?

– Куриным бульоном. Молодой петушок как раз варится, скоро подам, хозяин.

– Хорошее дело. – Афанасий и сам ощущал приятные запахи, доносящиеся из кухни, и с удовлетворением понял, что, несмотря на легкую тошноту, голоден.

Оправившись, он с подозрением посмотрел на черта. Черт воззрился на него.

– Ну чего? – спросил колдун. – Не появилось желание меня сожрать?

– Нет, ваше благородие. – Чертяка старательно замотал башкой. Афанасий через силу улыбнулся: все же досталось ему крепко, челюсть болела нещадно.

– Крови нет, значит. Нутро отбито, но без сильных повреждений. Видишь, я не чародей, но кое-что кумекаю. Подай супу, а сам беги к Петру, как велено. Пусть он посмотрит, что ему там надо.

И не успел он дохлебать бульон, как Владимир вернулся. Морда у чертяки выглядела донельзя довольной, а в руках он держал лукошко с яйцами.

– Господин чародей мочу вашу на свет смотрели и пробовали, – сияя, как масленый блин, доложил он, – и велели вас яйцами с сахаром кормить и порошки еще дали.

Он показал два небольших кулечка и пояснил:

– С водой теплой принимать. А чаю и кофию не пить, и вина нельзя никакого.

– Придется потерпеть. – Афанасий попытался зевнуть и схватился за голову обеими руками:

– Вот смотри, я вчера выпил, и какое знатное похмелье заполучил. Отнеси яйца на кухню, сделай мне воды с Петькиной отравой и поди сюда. Делом займемся. Времени у нас, чертяка, мало.

Вернувшись, черт подложил хозяину побольше подушек под спину и вручил кружку с лекарством. Глотнув горько-соленую жидкость, Афанасий скривился, после чего строго сказал чертяке:

– Сегодня думать будешь ты. А то у меня голова болит. Зря я тебя учил?

На чертячьей физиономии появилась презанятнейшая мина: смесь усердия, воодушевления и легкого страха. Однако взгляд выражал готовность к предстоящему тяжелому процессу.

– Вот что, – продолжил Афанасий, подавив улыбку, – ты вчера сожрал людишек этих разбойных. Узнал того, кто их нанял?

– Узнал, – обрадовался первому легкому заданию Владимир, – чертовка давешняя и наняла. Триста рублев дала, серебром. В прихожей они, в мешочке.

– Триста рублей, – подивился Афанасий, – ишь ты, а моя головушка подороже выходит, чем даже у его сиятельства. Ты деньги подобрал?

– А то, – довольно оскалился черт. – Там же, в снегу, где и выплюнул. Ночью слетал, пока вы спали. Не успел украсть никто.

– Это ты молодец… Это нам пригодится. А вот что скажи: понял ты, почему разбойничков наняли, а не чертовку послали, а?

Владимир замер, его глаза застыли. Он настолько старательно думал, что, казалось, слышно, как шевелятся мозги в его голове.

– Это все сила ваша, – наконец выпалил он, – с чертовкой вы бы управиться могли, и она бы хозяина выдала.

– Правильно, – одобрил Афанасий. – И? Что это может значить?

Воодушевленный успехом, черт поднял башку:

– Что злодей этот знал о вашей силе.

– А еще что знал?

– Что вам это дело поручено, – ответил Владимир, и вдруг его зрачки сузились в щели. – Это или кто-то, кого мы посетили вчера, или у преступника есть человек в Канцелярии.

– Верно, – отметил Афанасий и протянул руку. Чертяка тут же подскочил, и колдун потрепал его по макушке. – Молодец. И что же у нас выходит? Если не из наших кто доносит, то мы подобрались к мерзавцу совсем близко. А он и испугался. Велел порешить меня, чтобы не раскусил. Вот так, не думали не гадали, да нечаянно попали. Поэтому, Владимир, беги в Канцелярию, собери мне все мои бумаги по этому делу. Да передай Резникову, чтобы канцеляристов опросил. Не все ему зенки на его сиятельство таращить. Пусть прямо в приемную всех вызывает, при виде начальства струхнут и станут посговорчивее. Если сознается кто, что болтал про меня и дело это, то пусть Резников сразу бесенка пришлет. Слетаешь еще раз и допросишь с пристрастием. Ногами моими будешь и глазами с ушами, понял?

– Так точно, ваше благородие! – Черт вскочил и совершенно по-военному щелкнул сапогами. Афанасий еще по осени пожаловал ему свои старые, черт их мастерски подлатал, да и бегал в удовольствие. Все же хороший Афанасию достался чертяка: и умом удалой, и на все руки мастер. Чуть не уморили такого самородка, ироды.

– А я посплю чуток, – добавил колдун, – пока ты поручения выполняешь. Устал ужасно, все тело болит и ломит. Убери лишние подушки да помоги мне улечься.

Когда Афанасий проснулся, черт вовсю шуршал на кухне.

– Подь сюда, – позвал колдун и, как только Владимир появился, велел:

– С сахаром яйца мешать не смей. Сделай мне пашот с бульоном. Не тошнит меня вроде. А сахару побольше в отраву эту мерзкую насыпь, а то нутро все выворачивает от горечи. Бумаги принес?

– Принес, хозяин. Подать сейчас?

– Давай. А потом обед.

Почитав записанное чертом накануне и бумаги из Канцелярии, Афанасий откинулся на подушки. Хоть чертяка и башковит, но самостоятельно расследование провести не сможет. А арестовать злодея надо быстро. Может, и не убить он хотел, а попугать только и покалечить, чтобы нос свой не совали куда не следует. А если нет? Узнав, что беспомощный канцелярский следователь пролеживает постель, не подошлет ли убийц еще раз?

Владимир появился с обедом. Афанасий погонял ложкой по плошке вареное яйцо и вздохнул:

– Самого петушка-то небось сожрал, а?

– Сожрал, – заверил его черт, – мяса вам велено до завтра не давать, а завтра, если разрешат, так я свежего зарублю. – Птицу Владимир покупал живой, мяснику не доверял.

– Понятно, почему такой довольный от Петра вернулся, – хмыкнул Афанасий.

– И не потому вовсе… – обиженно пробормотал черт.

– Ладно, чертяка, шучу я… – примирительно сказал колдун, уныло посмотрел на содержимое миски и потянул ложку ко рту. Нутро болело поменьше, от еды не стошнило, значит, прав Петр, дело скоро пойдет на поправку.

«Ноги ломай», – вспомнил он. Значит ли это, что его не собирались убивать?

– А вот скажи мне, чертяка, что важнее сейчас, злыдня словить или меня защищать?

– Вас, конечно, хозяин, – удивленно воззрился на него Владимир.

– А вот и неправильно. Чему я тебя учил? Ты не мой слуга, а государев. Как и я. Да и сам подумай, прилетит чертовка меня, калечного, жрать, что делать будешь? Разве сладишь с ней один? Когда я бульон с трудом хлебаю. Кровушкой брызну раз да и окочурюсь. Верно?

– Верно, – согласно наклонил башку черт.

– Тогда слушай меня внимательно. Сейчас возьми медальон, что силу скрывает, и оденься неприметно. Пойдешь следить за господами, у которых мы вчера побывали. Посмотришь, куда ездят, кто к ним приезжает. Послушаешь, что слуги говорят, а там, глядишь, и самих хозяев удастся подслушать. Но не нарывайся, на глаза не попадайся. Ясно?

– Так точно, – ответил черт, но с места не двинулся.

– В чем дело? Недоволен заданием?

– Надолго отлучиться придется. Что, если на вас нападут? – спросил Владимир и зыркнул на хозяина из-под бровей. – Раз вы спросили, что важнее, значит, могут.