Проект Тетис

Сны мне тоже больше не снились. И я радовалась: даже в самой плохой ситуации есть свои плюсы.

Наряды я отбывала теперь по очередности. Последний, дежурство на кухне, заканчивался поздно. Мой напарник из соседнего взвода, Левх, весь день был в приподнятом расположении духа, несмотря на то, что любил врубить по транслятору новостной канал и наслаждаться нагнетающей атмосферой репортажей. Сегодня особенно часто мелькали сообщения про пограничные конфликты с Мимасом, способные любому испортить и аппетит, и настроение. Я старалась не слушать, заткнув уши музыкой.

После вечернего приема пищи, расставляя вымытую посуду в боксы, краем глаза замечаю, как Левх возится в дальнем углу кухни, намешивая что-то в только что отчищенной кастрюле.

Мне спину аж сводит от усталости, и потому на меня накатывает раздражение, что Левх добавил нам работы. Подхожу, чтобы высказать ему.

– Ты что это делаешь?

– Дембельский пирог, – невозмутимо отвечает напарник, ссыпая в кастрюлю все, что осталось в холодильниках. Уж на что, но на пирог эта смесь явно не походила, – Мик завтра все, домой к отцу и матери. Надо уважить старшого.

На этих словах Левх зачерпывает ложкой получившуюся жижу, пробует на вкус, остается недоволен и лезет искать что-то в бокс с провизией.

– А не жирно ему будет? – я скептически наблюдаю как Левх щедро засыпает в кастрюлю сахар.

– Не ворчи, а? – отмахивает тот, – Кстати, приходи после дежурства, если хочешь. Старшина свалил куда-то сегодня по срочному вызову, а мы отмечаем. Симпатичные девчонки нам не помешают, – он облизывает ложку, и меня передергивает, – Ты – симпатичная.

– Нет уж, спасибо, – фыркаю я, возвращая наушники в уши, и отворачиваюсь, чтобы не видеть кулинарные потуги Левха.

Однако, когда поздно вечером я возвращаюсь в свой блок, чтобы, едва коснувшись подушки, провалиться в сон, мое внимание привлекает шум в соседнем блоке. Слышны веселые голоса и смех, и я иду, словно насекомое, на свет.

Соседний взвод кутит не скрываясь. Двери в казарму едва прикрыты, из щелей клубиться сигаретный дым. Интересно, как им удалось провести противопожарную систему? Поднимаю голову и вижу, что какой-то умелец воткнул в датчик отвертку. Понятно, как.

Осторожно заглядываю внутрь. От дыма слезятся глаза. Солдаты сдвинули койки в стороны, сидят в круге и делят нехитрую снедь, а центр импровизированного «стола» венчают несколько фляг.

Среди набившегося в казарму народа я замечаю Лену и Ви из моего отряда. Первая по-свойски обнимает виновника торжества, которого выдают новенькая, расстегнутая не по уставу форма и самодовольная рожа. Вторая валяется на одной из коек, затягиваясь сигареткой.

Осмелев, захожу внутрь. Сидящие ближе к выходу бегло скользят по мне взглядом, но в целом никто не обращает на мое присутствие внимания. Не начальство – и ладно.

Я протискиваюсь дальше в поисках местечка посвободнее.

– О, Тетис! Падай сюда.

Гавидон тянет меня за руку, и я плюхаюсь на пол рядом с ним.

– Так, посмотрим, что у нас тут, – хмурится он, вертя в руках синту (музыкальный инструмент), – Где ты только достал эту развалюху, Мик…

– Ты умеешь играть? – удивляюсь я.

– Умел что-то когда-то, – уклончиво отвечает Гавидон, но по его лицу я понимаю, что он рад возможности показать себя, – а кабы не эта железяка, – он кивает на свою механическую руку, но искусственные пальцы уже пробуют перебирать струны.

– Гав, – свешивается с койки Ви, обволакивая руками солдата, – сыграй нашу, «броневую», а?

Со всех сторон слышатся одобрительные выкрики, и Гав с усмешкой бьет по струнам. Нестройный хор голосов подхватывает его, веселье набирает новые обороты.

Сидящий по левую руку незнакомый мне солдат заставляет меня выпить содержимое колпачка одной из фляг, горло обжигает, я закашливаюсь.

– А где остальные из вашего отряда? Может, позовешь? – спрашивает он меня, – Но только не эту ваша Амми.

– Амми-шмамми, – ворчит Гавидон, не выпуская синт из рук.

– Кстати, странное имя, – замечаю я, делая еще один глоток из фляги и беззаботно облокотившись на кровать с Ви, – на название лекарства похоже.

– В честь тетки, – голос Аммирин врезается в пространство, словно ножницы, рвущие ткань. Сама она высится надо мной подобно скале, – Бабка с дедом прибыли с Япета пятьдесят лет назад, бежали от ужасов войны, язык еще не знали, а новое словечко, встретившееся им в пункте помощи беженцам, показалось красивым. Вот и назвали своего первенца.

Голоса людей вокруг, привлеченных представлением, постепенно затихают. Я отставляю флягу, подбираюсь, готовая встать, но Аммирин как будто нет дела, она перешагивает через меня.

– Не надоело глотку драть, а, Гавви? Дай сюда.

Амми отнимает синт у Гавидона, садится рядышком и сосредоточенно склоняется над инструментом, водя пальцами по струнам. Она затягивает песню, печальную, родную в общечеловеческой тоске и чуждую в япетенианских словах. У нее, оказывается, красивый голос. Она качает коротко стриженной головой в такт, прикрыв лисьи глаза, словно на веках начертаны ноты.

Никто в комнате не знает слов, но многие стараются подпевать, улавливая мотив, другие слушают, затаив дыхание. Я ловлю себя на мысли, что сейчас мы все действительно похожи на одну семью. На стаю.

Когда затихает последний аккорд, Амми хитро улыбается:

– Ну что замолкли? Давайте нашу «броневую»? Только теперь уж как надо, не в обиду, Гавви…

Через день становится понятно, где отсутствовало начальство. Высшее руководство решило провести серию учений в полях, а им предшествовали согласования со службой управления купольной системой.

Выступаем взводами – один против другого. Сначала разбиваем лагерь, разворачивая портативные энергостанции, ремонтный и хирургический блоки, выставляем часовых. Затем, в установленное время совершаем «нападение» на вражескую базу. Сражение идет до последнего выведенного из строя солдата. Солдаты выводятся «из строя» с помощью энерго-пушек, очень похожих на плазматоры, но действующих исключительно на электронику учебных броников. После трех выстрелов броня отключается, оставляя рабочими лишь базовые системы жизнеобеспечения и запуская маячок, сигнализирующий о необходимости транспортировки солдата с поля. Очередность нападения определяется жребием, бросаемым непосредственно перед началом атаки.

– У обороняющегося взвода есть около пятнадцати минут на подготовку, – еще раз проговаривает Амми, пока мы спускаемся в шахту, чтобы затем выйти на открытую поверхность, – В любой непонятной, спорной ситуации слушаем меня.

В подземном шлюзе закрепляем шлемы. Выходим наружу. Автоброня должна была защищать нас не хуже скафандров, но при одном только виде льдов Дионы, по коже пробегал морозец.

За пятнадцать минут достигаем назначенной нам точки на карте и спешно приступаем к обустройству лагеря. У каждого своя известная роль, каждый отряд должен действовать как единый отлаженный механизм.

Еще через двадцать известны результаты жеребьевки. Лейтенант Гаров объявляет его по общей связи: мы обороняемся. Амми отдает указания согласно приказам Гарова. От противника нас отделяет двухсотметровый хребет, если они решает преодолевать его, у нас будет больше времени на подготовку, но сложности с защитой. Также противник может пойти на преодоление южной впадины, тогда нам тяжелее будет обороняться, если мы не остановим его именно там. Наш отряд Гаров отправляет на южную впадину.

Мы двигаемся цепочкой вдоль хребта: Зетта и Нанэт впереди, Ви и Амми по центру, дальше я, Лена замыкает.

– Что там у тебя? – спрашивает Амми у разведки, когда наша база скрывается из поля видения приборов.

– Чисто. Чертовщина какая-то. По идее должны уже появиться.

– Всем стоять на месте, – велит Амми.

Мы замираем как вкопанные, сканируя местность, но она отвечает холодным молчанием, пока Амми не взрывает ее приказом:

– Все в укрытие! Рассредоточиться!

– Цель на восемьдесят и сто десять градусов к югу, – подтверждает Зетта.

– Шесть-ноль, прием. Они здесь. Ждите с юга. Мы задержим, – сообщает на общей частоте Амми.

Вот где в ход пошли полигонные тренировки. Мы заняли укрытия и готовимся к отстрелу нападающих. Противник тоже заметил нас. Его разведгруппа успевает занять противоположные позиции, у них значительный численный перевес. Нас покрывают сплошным огнем, пока основная масса противника просачивается через хребет к базе. Зетту выводят из строя первой.

– Ви, за меня здесь – говорит Амми, передавая позицию, – я в обход. Лена, Тет, оттяните их на себя, я зайду со спины.

С этими словами она перебежками скрывается из вида, пока мы при любой возможности отвечаем разрядом пушек в противника.

Система сигнализирует, что в меня попали уже два раза.

– Тет, Лена, какой остаток зарядов? – спрашивает Ви.

– Один, – отвечаю я.

– Два, – рапортует Лена.

– Тогда Лена сдвигается влево. Тет, ты следом, иначе не сможем обеспечить прикрытие.

Я жду когда Лена займет новую позицию. Под огнем противника это происходит не скоро, кажется, ее еще раз задели. Через пару минут пытаюсь пробраться за ней, но огонь противника усилился. Информационный дисплей рапортует, что Лена деактивирована, а ко мне приближается вражеский объект. Цифры 15-3 читаются в инфракрасном свете на его груди. Я стреляю, но он остается невредимым. Через секунду мы сцепляемся. Я бью по ногам, он – в голову. Я стреляю, но он отводит мои выстрелы бронированной рукой и разряжает залп мне в живот. Я падаю, мой маячок запускается.

Лежать в панцире посреди ледяной пустыни, не имея возможности пошевелиться, и наблюдать черное небо, половину которого занимает мрачно нависающий диск Сатурна – довольно тоскливо. Но какого черта этот говнюк меня сделал?! Долго ли еще я буду просто пушечным мясом??

Злость как кислота сжигает меня изнутри. Стараюсь все же дышать ровно, не отслеживать ежесекундно уровень кислорода, сатурацию и давление.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем меня забирают на транспортнике и отвозят на базу, где снимают блок с энергосистемы брони.

Учет уже проведен – мы победили. Амми принимает падших с транспортнике .

– А где Лена? – спрашивает она у оператора транспортника.

– Ничего не знаю, собрал всех, – отвечает тот.

– Ви?

– Ее уложили еще у хребта. Они были с Тетис.

– Тетис, срочно слей последние координаты! – кричит Амми, запрыгивая в транспортировщик и орет на оператора, – дави на газ, давай-давай!

Я выполняю приказ, отправляю Амми координаты, где «уничтожили» меня, и, как и все остальные, нервно жду результатов поиска.

– Такое уже бывало, – говорит Ви, но в ее голосе угадывается сильное волнение, – Маячок может отказать, ничего страшного, найдут без него.

Гаров раздает всем указания, чтобы не толпились без дела. Я помогаю разгрузить вражеский транспортировщик.

Через час привозят Лену, живую, но с последствиями продолжительной асфиксии – системы жизнеобеспечения, как и маячок, вышла из строя. Ее помещают в операционный блок до прибытия помощи.

Я провожаю взглядом, скрывающуяся в блоке капсулу с пострадавшей Леной.

Отворачиваюсь, и натыкаюсь на группу из троих солдат взвода противника. На одном из них красуется надпись 15-3. Уловив мое внимание, он выставляет вперед руку и делает вид, что стреляет в меня. Ему весело.

Гнев снова застилает глаза. Мои пальцы непроизвольно стискиваются в кулаки. В два шага преодолеваю расстояние до него и бью в голову.

– Эй, ты чего?? – кричит Морр, закрываясь.

– Получай, тварь! – ору я, добавляя пинков, пока меня оттаскивают его товарищи.

– Ополоумела что ли?

Мы привлекаем всеобщее внимание.

«Илина, возвращайся на базу», – командует Амми.

– Ты должен был проверить маячок! Ты не проверил ее маячок! – не унимаюсь я.

– Отвали, – огрызается он, – откуда мне было знать.

«Илина, если сейчас же не вернешься на базу, мытье сортиров станет твоей пожизненной обязанностью», – цедит Амми.

– Тет, идем, – ко мне подбегает Ви, оттаскивает от остальных и уводит в лагерь.

Лена выжила. А ко мне еще на месяц возвращаются наряды вне очереди.

Предательство

На очередном утреннем построении Аммирин обходит нашу шеренгу, зловеще улыбаясь. Ничего хорошего это не предвещает. Придраться не к чему: ни к нашей выправке, ни к нашей вычищенной и застегнутой по уставу форме. Смотрим в одну точку позади нее, ожидая приказа.

Вы, наверное, слышали, – начинает командир, – что нашей армии приходится несладко в приграничных конфликтах с Мимасом…

Мы молчим. Ответа не требуется. Каждая затаила дыхание, ожидая, к чему она ведет.

… и это неудивительно, пока там задействованы слабаки из штурмовых и флота. Настало время показать всем, кто на самом деле является главной оборонной силой Рут. Командование приняло решение отправить несколько взводов автопехоты в зону конфликта, – Аммирин останавливается, оглядывая нас, – Поздравляю, девочки, вы в их числе.

Никто не дрогнул внешне, но я уверена, каждую обдало холодом. Об ужасах Мимаса слышали все.

Наконец-то у вас появился шанс доказать, что вы можете послужить Родине не только как домохозяйки. Но как сильные и отважные бойцы! Защитники! Славные герои! – продолжает Аммирин. Она снова проходит мимо шеренги, выкрикивая слова так, что звук пронзает тело от макушки до пят, – Я верю в вас! Верю, что вы не подведете и не ударите лицом в грязь! Верю, что послужите верой и правдой на благо Отечеству!

Аммирин делает значительную паузу, и мы отзываемся послушным хором:

– Служу Союзу Рут!

– Я вас не слышу!

– Служу Союзу Рут!!!

– Славно, – удовлетворенно заключает командир, – Сегодня физ подготовка по расписанию. Дополнительные занятия в свободное время приветствуются. Но вечером оторвитесь, так и быть, я разрешаю. Вылет завтра утром, – она кивает на выход, – Шуруйте на стрельбище.

– Есть!

Мы слаженно топаем на полигон. По дороге я неверными руками набираю на комме «Нам надо срочно встретиться и поговорить. Срочно! Пожалуйста!». Ответное сообщение приходит только в обед «Через полчаса в восьмом секторе».

Когда мне удается вырваться из череды рутины в распорядке дня, Гастан уже ждет меня у гейта, заметно нервничает.

– Ну, наконец, – говорит он, завидев меня на входе, – У меня немного времени. И по правде говоря, оно уже выходит.

– Гастан! – я хватаю его за запястья, – Наш отряд завтра отправляют на Мимас! – выражение лица Гастана не меняется, и я уточняю, чтобы он понял, – на боевое задание!

– Хм, – наконец выдавливает он, – Неудивительно. Показатели отряда Аммирин – одни из лучших…

– Тебе это было известно??

– Послушай, – говорит Гастан, отцепляя мои ладони от манжетов своей куртки и беря под локоть, – В предстоящем нет ничего такого уж страшного. Там куча народа. Дела сейчас там идут хорошо.

– Ты в своем уме?? – захлебываюсь негодованием я, – Гастан, там война! Все зашло слишком далеко! Послушай, забери меня отсюда. Давай бросим все, уедем, начнем заново. Не знаю… давай создадим семью! Я согласна на все. Давай…

– Тетис! На нас смотрят люди! – одергивает меня Гастан. Он отпускает мою руку. Смотрю на него глазами полными слез, и картинка расплывается, в горле застрял ком, – Тебе нужно было раньше задуматься, во что ты впутываешься.

– Что? Мы же вместе решили, что вступим в ряды обороны…

– Я не об этом, – резко говорит он.

– Тогда о чем?

– Ты сама знаешь, не надо больше таиться. Уже все известно.

– Я не понимаю…

– Ты ведь связалась с гиперионцами, ведь так? Я знаю, ты давно этого хотела. Мечтала даже. Что они тебе пообещали? Место в научной группе? Новый паспорт?

– Чего??? Что ты несешь? Какими гиперионцами?

– Тетис, – холодно вздыхает мой возлюбленный, – Мне удалось поразбираться в твоем деле. Есть что-то, что ты не договариваешь руководству. И даже мне. Подозрительно. И я только по старой памяти это говорю, из уважения к нашему прошлому, так сказать. На что ты вообще рассчитывала, родная?

– Гастан, я правда не понимаю…

– Давай посмотрим фактам в лицо. Ты осталась единственной уцелевшей из всего отряда, а записи с твоих камер магически стерты. Зачем ты их стерла, Тет? Что ты сделала на Энцеладе?

– Я ничего не стирала. Как вообще это можно сделать? Я…

– Вот что, – Гастан взмахивает рукой, прерывая мой невнятный лепет, – Прямых доказательств, конечно, нет. Но тебе нужно хорошенько выслужиться, чтобы всех переубедить.

– В чем переубедить?

Гастан хмыкает, и в этой усмешке, в этом взгляде я не узнаю человека, который до сего дня был самым дорогим для меня на всем белом свете. Впервые в жизни ощущаю себя мучительно, безысходно одинокой.

– Я не предатель, – тихо произношу я.

– Вот и докажи это, – его полуулыбка сменяется серьезным выражением лица штабного лейтенанта, – Servire populo1, – чеканит он стандартную речевку.

– Ipsa vita est2, – тихо отвечаю я, наблюдая как он удовлетворенно кивает, разворачивается и растворяется в толпе снующих по сектору людей.

Накануне вылета я не могу уснуть. Ворочаюсь в постели, пока она не превращается в мучительные тиски. Стараюсь никого не будить, хотя что-то мне подсказывает, что остальные тоже не спят – в комнате подозрительно тихо. Выхожу из коридор.

Ноги несут меня на тренировочный полигон. Только командир, то есть Аммирин, может запустить автоматику, но я встегиваюсь в первую попавшуюся броню и прохожу трассу без запуска учебной системы, в темноте, раз за разом отрабатывая все команды, пытаясь убедить свое сознание, что я все помню, что ничего не забыла.

Не знаю, сколько времени я там провела. Когда усилием воли заставляю себя снять броню и идти досыпать оставшиеся часы, вижу как заступает на смену дежурство соседнего взвода.

Повинуясь странному чувству, следую за двумя сменившимися солдатами. Наблюдаю издалека, как они переговариваются о чем-то, затем один из них сворачивает в санитарный блок. Я иду следом.

Когда я вхожу в помещение, он уже наполовину выстегнулся из брони. Стоит ко мне спиной, и я вижу какими страшными шрамами покрыты его правое плечо и спина.

– Тет? – тихо произносит он.

Я не отвечаю. Не знаю, как он понял. Все равно.

Гавидон оборачивается на мои шаги, я подхожу ближе. Смотрю как он стремится унять сбивчивое дыхание. Касаюсь ладонью его груди.

– Завтра нас отправляют на Мимас, – говорю я, не сводя взгляда с татуировок на его смуглой коже.

– Тет, ты не должна…

– Молчи! – резко обрываю его я, вскидывая голову, – Пожалуйста, молчи. Завтра мне нужно будет знать, что кто-то любил меня.

Он опускает руку на мое бедро, прижимая к себе, когда я обхватываю ладонями его виски, снимаю визир и целую глаза. То, что от них осталось.

– Если ты думаешь, что без этой цацки я не буду знать, как ты выглядишь, ты ошибаешься. Я всегда буду помнить.

– Я знаю, – выдыхаю шепотом, – Я знаю.

Итак. Вот он, возможно, последний день моей жизни.

Четвертый час полета. В голове ни одной позитивной мысли. Тревожность зашкаливает, хотя вначале все выглядело похожим на стандартные учения: облачились в броневые костюмы, спустились в шахту. Раз – и мы уже на корабле. Два – и мы в приграничной зоне с Мимасом.

– Флот расчистил дорогу, так что дел у нас немного, – говорит Амми, пока идет предбоевое тестирование автоматических систем брони, – Приземляемся, по координатам идем к цели, уничтожаем склад и возвращаемся к точке сбора.

Она обходит наш строй, приготовившийся к выходу в шлюзовую камеру, затем сама встает во главе, но продолжает говорить с нами по внутренней связи:

– Понимаю, скучновато. Вам бы хотелось поучаствовать в штурме Рибата. Но и на здесь большая ответственность. Цель – ключевое звено в снабжении врага боеприпасами. Вы справитесь на раз – в этом я уверена. Вернетесь героями.

Рядом снует инженер, тощий как жердь парень в комбинезоне и визире, младше меня. С каких пор в автопехоту берут таких молодых?.. Он собирает результаты тестов и дает отмашку по готовности.

– Эй, – окликаю его я, увидев желтый значок в своем отчете, – Это что?

Инженер подключается к системе моей брони.

– В пределах нормы, не обращай внимание. Программа имеет погрешности в определении скорости реакции, – он что-то бегло набирает на коме и перезапускает диагностику. Новый отчет содержит только зеленые отметки, – Все, готово.

– Илина, что у тебя там? – строго спрашивает Аммирин.

– Неоднозначные результаты теста, – отвечаю я.

– Дэн, какого?? – рычит командир, – Скоро высадка!

– Броня в норме, сержант, – оправдывается инженер, – Выход разрешен.

Аммирин едва заметно поворачивает голову в мою сторону. На ее шлеме появляется желтый отблеск сигнала готовности.

– До высадки три минуты, – объявляет она.

Я слышу свое шумное дыхание. Делаю глубокий вдох, еще и еще. Контролирую выдох, потому что, кажется, разучилась дышать.

Минута.

Открывается шлюзовой коридор, мы проходим к выходу. Меня пробивает дрожь.

Двадцать секунд… Десять… Вперед!

Вокруг мигают зеленые вспышки света.

Сначала выкидываются «куклы» – ложные цели для противника, но я этого не вижу.

Я вижу лишь гигантское око Сатурна и кратер Мимаса, в который мы летим. На тридцать градусов от нас купол и ангар полигонального типа – военный склад Рибата – одного из центральных куполов планеты. Нам необходимо прорваться через оборонительные заграждения, оставить взрывчатку в шахтах ангара и выбраться живыми.

Чуть дальше должны высадиться еще два отряда, в то время как основные силы сейчас штурмуют Рибат.

После относительно мягкого приземления Аммирин ведет нас к цели.

На внутреннем дисплее я вижу относительное положение всех своих сослуживцев. Ангар окружен кольцом малых кратеров, и нам приходится форсировать один из них. Гигантскими шагами мы преодолеваем около двух километров прежде, чем достигаем края. Здесь у нас есть небольшая передышка, но когда мы добираемся до его гребня, по равнине проносится череда взрывов, разбрасывая ледяные осколки Мимаса на сотни метров – нас ждут, и дело принимает серьезные обороты.

Амми останавливает нас и приказывает занять укрытия. Сканирование местности показывает, что ангар на первой линии защищают семь пушек и магнитный контур, способный вывести из строя броню.

Мы занимаем позиции, пока Амми переговаривается с командирами других отрядов. Отряд А-3-1 высадился в пределах кольца обороны врага. Он отвечает за выведение из строя магнитного контура.

В голову лихорадочно лезут обрывки бессвязных мыслей. О том, что я не смогу выбраться из кратера. О том, как не повезло А-3-1 и как чуть больше повезло нам не свариться заживо в своей броне. О том, что укрытие из скудного каменного грунта, за которым нахожусь я, – единственное безопасное место во всем космосе. В этот момент рядом со мной взрывом откалывает огромный кусок поверхности. Он падает в чашу кратера как в замедленной съемке, распыляя вокруг мириады ледяных брызг.

Мы не отстреливаемся – противник слишком далеко, и раскрывать свое местоположение мы не спешим.

«Как только отключат магнитный контур штурмуем пушки, задействуйте гравиконденсаторы», – говорит Амми, – «У нас около двух минут. Лена, Тет, заходите слева, остальные – за мной».

Все сигнализируют, что приняли команду, и теперь о том, чтобы остаться и переждать в кратере, не может быть даже мысли. Жизнь Лены зависит от меня, а моя жизнь зависит от Лены. И хотя кристально ясно, что это конец, вдвоем у нас чуть больше шансов, чем ноль.

Сканеры сигнализируют об отключении защитного контура противника. Я слышу команду Амми, голос Лены, и я бегу. Нет, не так. Мое тело бежит, прячется за естественными укрытиями, стреляет, целясь в шахты пушек… Но, наверное, плохо целясь, хотя это последнее, о чем я думаю.

В какой-то момент на внутреннем дисплее появляются маячки отряда А-2-6, и изображения транспортировщика противника, который выбрасывает на поверхность свой пехотный состав. На их солдатах новейшие комплекты автоброни гиперионского типа, сделанной по последнему слову техники.

«Ну надо же, как на параде,» – комментирует Лена по внутренней связи, – «Посмотрим, умеют ли они пользоваться этими жестянками».

Противник тут же подтверждает, что может и еще как.

«Ускоряемся, пока не подоспели остальные гоблины,» – добавляет Амми, – «Мы уже у цели».

Плотная стрельба идет со всех сторон, но мы с Леной каким-то чудом пробираемся дальше, и она подрывает одну из пушек. У нас все же численный перевес, количество маячков автопехоты Рут больше вражеских, и, может быть, в этом причина нашего везения. Я мельком отмечаю, что некоторые маячки гаснут, но у меня нет времени об этом задуматься как следует.

Мы проходим около километра прежде чем оказаться в непосредственной близости от ангара. Мои движения замедляются. Я списываю это на усталость и психологическую истощенность. Но Аммирин командует оставить взрывчатку в местах наибольшего урона и уходить на точку сбора. Значит, кому-то удалось прорваться к шахтам.